Гольфистка

Я посмотрела на алые розы. И подумала: Кто ты, друг или монстр? Но какой бы ни была истина – ты стал моим единственным выходом.

Антон стоял, глядя на догорающую в пепельнице бумагу, как будто она могла сама объяснить, кто её написал. Пламя отразилось в его зрачках – тускло, мрачно, точно в глазах палача.

– Кто это? – тихо, почти ласково спросил он. – Кто из твоих бывших так поэтично решил появиться?

Я сжала руки. Так сильно, что ногти врезались в ладони. Хотелось соврать. Хотелось сказать, что это ошибка. Но внутри всё колотилось, как пойманная в ловушку птица. Он читал между строк, но не то, что было на самом деле.

– Я не знаю, – прошептала я, не глядя на него.

– Не знаешь? – его голос стал холоднее. – Ты хочешь, чтобы я поверил, что кто-то был в нашем доме, рыскал по шкафам, оставил цветы и эту чушь… и ты «не знаешь», кто это?

– Я… – горло пересохло, слова застревали. – Это мог быть кто угодно. Я же не слежу за тем, кого ты сюда приводишь, пока меня нет…

Он застыл. Повисла тишина – глухая, липкая, будто воздух в комнате стал дымом, от которого начинало жечь глаза. Потом он сделал шаг. И ещё. И оказался вплотную. Я чувствовала его дыхание – медленное, тягучее, пропитанное угрозой.

Его лицо оставалось каменным, но в глазах пульсировало что-то ледяное и чужое. Не вспышка – нет. Холодное, выверенное бешенство, от которого кровь стыла в жилах.

– Ты перешла черту, Влада, – сказал он почти шепотом, и провёл пальцами по моему подбородку. Почти ласково. Почти. – Или это ты решила поиграть в грязные тайны, шлюшка?

Я замерла.

– Это ты так благодаришь меня? – продолжил он, голос стал резче. – Пускаешь кого-то в свою постель, в наш дом, а потом делаешь вид, будто ничего не случилось? Думаешь, я не замечу? Думаешь, я не почувствую?

Он усмехнулся, перекатывая челюсть, будто сдерживая себя.

– Или ты просто захотела проверить, насколько глубоко можно гадить мне в душу, пока я валяюсь в больнице?

Рука его сжалась на моей шее – не больно, но достаточно, чтобы я почувствовала, как дрожит кожа.

– Скажи мне, Влада, кому ты раздвигала ноги, пока я умирал?

Я смотрела на него, как на незнакомца. Как на нечто, что вылезло из темноты с моим прошлым лицом. Страх вязко застревал в горле, но я не позволила себе отшатнуться. Только губы дрогнули – и я ответила, хрипло:

– Я никогда тебе не изменяла. Но, знаешь… иногда жалею, что не сделала этого.

Он замер. Миг – и я увидела, как в его глазах что-то перещёлкнуло.

– Сука. – Он выдохнул это почти спокойно, с кривой усмешкой. – Тогда скажи спасибо, что я ещё разговариваю с тобой, а не разбил башку об стену.

Я напряглась. Его рука дрогнула, но он не ударил. Вместо этого резко развернулся – и со всей силы опрокинул вазу с розами. Та, что стояла на столе с вечера, полетела вниз, разбиваясь об пол с хрустом стекла и мокрым шлепком лепестков. Алые, почти чёрные цветы разлетелись, как капли крови.

Я вздрогнула. Плечи инстинктивно дёрнулись, как будто удар пришёлся по мне. Он не обернулся. Молча достал сигарету, закурил, выдохнул дым в сторону окна. И пошёл – прихрамывая, как всегда после больницы. В дверь. Прочь.

Я осталась в комнате. В осколках. В сыром запахе цветов и табака. Простыня – моя единственная защита – прилипла к телу, и я сильнее укуталась в неё, будто ткань могла заглушить ту дрожь, что пробиралась внутрь, до самых костей.

3 глава

Она

Что-то внутри меня не умолкало. Глухой, отчаянный зов, словно чей-то голос, застрявший между сном и явью, шептал: тот мужчина из гольф-клуба… он неслучаен. Его взгляд, манера держать себя, холодная ухмылка – всё в нём оставляло послевкусие, как от недопитого бокала вина, в котором что-то растворено. Я не знала, что именно меня цепляло, но чувствовала кожей: он связан с тем, что происходит.

Поэтому я не могла позволить себе пропустить сегодняшний день. Что бы ни случилось – я должна была быть там. Хоть чуть-чуть приоткрыть завесу.

Антон с тех пор не устраивал сцен. Он будто стер из памяти тот вечер, перевернул и сжёг страницу. Снова стал безразличным, снова перестал меня замечать. Ходил по дому, как тень, не глядя в глаза, не задавая лишних вопросов. Мы говорили только по делу. По утрам – пара слов, вечером – тишина.

А потом он и вовсе начал исчезать. Исчезать из дома, из жизни, из моего пространства. Возвращался поздно, тихо, скользя в квартиру, как вор. Его шаги были неуверенными, движения – ленивыми, но от него ощутимо тянуло алкоголем и женским парфюмом. Слишком сладким, вызывающе дешёвым – чужим.

Я слышала, как он заходил в спальню, думал, что я сплю, и, не раздеваясь, ложился рядом. Но я не спала. Я лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок, где отражались красные огоньки от сигнализации. Казалось, они мигали мне в такт сердцу. Ты ещё здесь, ты ещё дышишь… пока.

Между нами была не просто пропасть – пустота, которую уже ничем не заполнить. Мы жили в одной коробке из бетона, но находились в разных мирах. И если раньше я всё ещё пыталась вернуть нас, то теперь… теперь я просто ждала.

Ждала ответа. Ждала знака. Ждала – его. Того, с кем встретилась на поле, где под ногами хрустела утренняя роса и звучали чужие советы, а в груди зреет предчувствие, как удар грома перед бурей.

Сегодня я должна узнать. Что-то. Хоть что-то. Иначе – я сойду с ума.

Я вновь приехала на площадку, всё так же притворяясь, будто гольф – просто хобби. Будто я здесь ради расслабления, ради ударов по мячам, ради свежего воздуха и пустоты в голове. На деле – я искала его.

Каждое утро здесь начиналось одинаково: лёгкий ветер треплет флаги, солнце слепит глаза, коротко стриженая трава будто шелестит под ногами. Но сегодня утро было другим. В воздухе стояла особенная, электрическая тишина. Такая, которая бывает перед грозой. Или перед откровением.

Я стояла у клубхауса, сжимая перчатки и нервно оглядывая поле. Сердце стучало в груди не от волнения перед игрой – от ожидания. Он появится? Или всё это – игра моего воображения? Может, я приписала ему слишком многое? Может, просто отчаянно нуждалась в том, кто напомнит, что я ещё жива?

Я медленно пошла по знакомой дорожке к дальнему участку поля. Те же кусты, та же тень от навеса. И… та же фигура.

Новичок.

Он снова был там. Тот же светловолосый парень с открытым лицом и мягкими глазами. Но на этот раз – он уже не казался таким беспомощным. Его движения стали увереннее, замах точнее, даже осанка – прямее. Клюшка ложилась в его руки, как продолжение тела. Он больше не напоминал «вафельку», как я мысленно окрестила его в первый день. Он – учился. И кто-то явно учил его хорошо.

Я остановилась, наблюдая издали. Его снова окружали те же трое – двое мужчин и женщина, возможно, тренеры, а может, охрана, или… кто-то ещё. Но главное – среди них его не было. Того самого. Таинственного.

Я чувствовала разочарование. Как будто пришла на свидание, на которое забыли прийти. Или не собирались вовсе. Но внутренний голос не умолкал. Это не просто так. Что-то в этой картине было слишком упорядоченным, слишком выстроенным. Новичок был ключом. Или пешкой?

Я стиснула зубы, надевая перчатку и направилась к свободному участку поля. Я не отступлю. Не сейчас. Пока я не узнаю правду – я не остановлюсь. Пока не пойму, зачем он появился – буду возвращаться. Пока не услышу его голос – буду искать глазами каждого, кто смотрит чуть дольше, чем положено.

И вдруг я почувствовала взгляд. Не новичка. Не тренера. Другой. Из-за спины. Из тени. Из глубины деревьев, отделяющих гольф-поле от служебной части. Мурашки пробежали по позвоночнику, и рука дрогнула на рукоятке клюшки. Он здесь. Я чувствую. Я выпрямилась и медленно обернулась.

Он стоял в тени, чуть поодаль от поля, возле декоративных елей, там, где обычно никого не бывает. Чёрная водолазка, тёмные брюки, перчатки. Он выглядел не как человек – как тень, материализовавшаяся на фоне золотого солнца. Черты – вырезанные, словно из камня. Взгляд – пронзительный.

Глаза… голубые, но холодные, глубокие, будто могли видеть сквозь кожу и не отводились даже тогда, когда хотелось отступить. Он не улыбался. Но во всём его облике было что-то… магнитное. Опасное. Живое в своей тишине.

Я медленно пошла к нему. Ни одного слова. Только мои шаги по идеально подстриженному газону. Клюшка в руке – не аксессуар, оружие.

– Ты следишь за мной? – голос был твёрдым, но внутри всё скручивалось в тугой узел.

Он посмотрел так, будто уже знал этот вопрос. Как будто ждал его.

– А если да? – его голос был тихим, почти обволакивающим. Вязкий, как дым, в который можно вдыхать яд.

Я остановилась в нескольких шагах, чувствуя, как клюшка дрожит в руке. Где-то совсем рядом, не к месту, щёлкнул мяч новичка – резко, звонко, как выстрел. Я вздрогнула. Он – улыбнулся. Уголком рта. Почти лениво. Почти с насмешкой.

– Ты получаешь цветы… записки… А теперь – приходишь сюда. Опять. Значит, ты тоже ищешь.

– Ты был у меня дома? – Я шагнула ближе, слова вырвались резко, как удар. – Что ты там искал? Кто тебе позволил вообще прикасаться к моим вещам?!

Он не ответил сразу. Ветер качнул еловые ветви за его спиной, и на миг он стал похож на статую, вырезанную из тени. А потом, спокойно, почти ласково, сказал:

– Ты не запираешь дверь. Только мысли. А я умею открывать и то, и другое.

У меня похолодели пальцы. Я сжала клюшку крепче. Если бы он сделал шаг – я не уверена, что удержалась бы.

– Кто ты? – прошептала я.

Он молчал.

Потом медленно подошёл ближе, не касаясь, но оставляя ощущение, что расстояния, между нами, больше нет.

– Не бойся меня, Влада.

Он знал моё имя. Это было не удивление – это был удар.

– Кто тебе рассказал обо мне?

– Ты сама. Точнее – всё, что ты не говоришь. Твой взгляд. Твои шаги. Твои шрамы.

Он чуть склонил голову, и взгляд скользнул по моему запястью – именно там был старый, почти исчезнувший след от той ночи.

– Я видел таких, как ты. Слишком сильных, чтобы просить помощи. Слишком одиноких, чтобы позволить себе быть слабой.

Моя грудь сжалась. Он говорил так, будто… будто знал, каково это – жить в страхе, но улыбаться. Держаться на плаву, когда всё внутри тонет.

– Ты не ответил. Кто ты?

Он сделал ещё шаг. И теперь между нами была лишь тень.

– Тот, кто пришёл, когда всё остальное отвернулось. Ты ещё не знаешь, что это значит. Но узнаешь.

С этими словами он развернулся и исчез за елями, как будто растворился в воздухе. А я… я стояла, стиснув клюшку, с бешено бьющимся сердцем, и не могла понять, что страшнее – его появление… или его исчезновение.

– Подожди! – выкрикнула я, когда его силуэт начал растворяться между елями.

Голос сорвался с губ сам, без обдумывания, почти с отчаянием. Я шагнула вперёд, затем быстрее – побежала. Под ногами мягко хрустела трава, листья цеплялись за обувь, волосы выбились из укладки, но я не останавливалась.

– Эй! Кто ты, чёрт возьми?! – закричала я, голос эхом отозвался в тишине парка.

Я свернула за деревья – он должен был быть здесь. Прямо здесь. Но… пусто. Как будто его и не было вовсе. Ни шагов, ни звука, ни движения – только тень, оседавшая на землю.

– Где ты?! – прошептала я, крутясь на месте, стараясь пробиться взглядом сквозь густую зелень. Всё замерло.

И тогда я услышала – шорох.

Легкий, почти невесомый, но чужой. За спиной. Я резко обернулась, сердце вбилось под горло, и в тот же миг кто-то схватил меня за руку. Сильно. Грубо. Рывок – и я едва удержалась на ногах, выронив клюшку.

– Ах! – вырвалось из груди, но крик захлебнулся.

Передо мной не было лица. Только капюшон, маска, только черное и пугающе бесшумное присутствие. Меня потянули назад, резко, как куклу. Пальцы сдавили запястье, как тиски.

– Отпусти! – я ударила свободной рукой в грудь нападавшего, но тот не отреагировал.

Я дернулась, еще раз, сильнее – ногой в пах. Он отшатнулся, на миг отпустил. Этого было достаточно. Я вырвалась, в панике схватила клюшку и отпрыгнула назад.

– Кто ты?! – закричала я, грудь сотрясалась от паники.

Человек в маске стоял в тени деревьев, молча. Как призрак. Потом, не произнеся ни слова, он исчез в густой тени, как будто стал её частью.

Я осталась одна. Листва чуть колыхалась. Воздух стал холодным, липким. Грудь сдавило, дыхание сбилось. Мои пальцы дрожали на клюшке, и я чувствовала – где-то между страхом и адреналином родилось новое чувство. Инстинкт. Что-то внутри подсказывало: это не случайность. Это – предупреждение.

И в ту же секунду я заметила: у моих ног, аккуратно под веткой ели, лежал новый алый бутон розы. Один. Как метка. Как след. Как вызов.

Когда я добралась до машины, вся трясущаяся, на экране телефона мигало уведомление. От него.

Антон:

«Надеюсь, подарок понравился. И… ты правда думаешь, что я не замечаю, когда ты начинаешь искать чего-то на стороне? Не делай глупостей, Влада. Второго предупреждения не будет».

И тогда всё встало на свои места. Нападение. Не просто совпадение. Это был он. Он знал, куда я поехала. Он следил. Он подослал кого-то… Или это был он сам?

Меня сотряс озноб. Мир медленно трескался, как тонкое стекло под сапогом. Он больше не просто опасен. Он контролирует даже мои страхи.

Внутри бушевал хаос. Сердце колотилось так яростно, будто хотело вырваться из груди. Пальцы дрожали, как листья на ветру, а дыхание было рваным, прерывистым – словно я пробежала марафон, хотя просто стояла, сжимая в ладони телефон, на экране которого горели строки от Антона.

Страх. Острый, леденящий, глубинный – не просто за себя. За разум. За остатки контроля, который ускользал, как песок сквозь пальцы. Моя кожа покрылась мурашками, не от холода – от осознания. Он знал. Он следил. Он предупреждал. И я больше не могла убеждать себя, что это случайность, паранойя, выдумка.

Боль. Не физическая – нет, мое тело привыкло к боли. А внутренняя. Сильная, как волна, которая сбивает с ног и тянет на дно. Всё, что я считала своей опорой, – рушилось. Он манипулировал, играл, вытягивал её душу по капле.

Обида. За себя – ту наивную, что когда-то верила, что его можно полюбить. За ту девушку, что когда-то восхищалась его вниманием, гордилась его улыбкой. И сейчас… презирала себя за это.

Гнев. Не сразу, не резко, но он начинал тлеть где-то глубоко, как искра в сухой траве. Ещё не пламя, но уже не безмолвие. Я стиснула зубы, почувствовав, как лицо заливает жар. В его сообщении не было любви. Там была угроза. А я так устала бояться. И где-то, под всем этим, затаилась решимость. Не яркая. Не героическая. Уставшая. Но настоящая.

Он хочет, чтобы я сломалась? Он не знает, как долго я училась терпеть. Но и не знает, на что способна та, что больше не хочет терпеть.

Я подняла глаза. Отражение в зеркале машины смотрело на неё с новой холодной тенью в зрачках. Во мне ещё жила боль – но рядом со мной вставала тишина. Такая, из которой рождается действие.

Дорога домой в этот вечер казалась особенно долгой. За окнами автомобиля сгущались сумерки, небо затягивалось тяжелыми тучами, словно что-то надвигалось – не просто дождь. Что-то другое. Неспокойное.

Я держала руль крепко, даже слишком – пальцы побелели от напряжения. Радио молчало. Музыка в такие моменты казалась издевкой над внутренним напряжением, которое вибрировало в каждом нерве. Я старалась дышать ровно, переключая внимание на дорогу.

Но что-то не давало покоя. Необъяснимое ощущение, будто кто-то рядом. Где-то позади. Как холодный взгляд в затылок. Я мельком глянула в зеркало заднего вида. Чёрная машина. Та же, что была за мной ещё у выезда с гольф-клуба. Совпадение? Возможно. Но я свернула, и машина – за мной. Не ускорилась, не приблизилась – просто ехала. Слишком ровно. Слишком тихо.

Сердце стало стучать чаще. Я ускорилась – и он ускорился. Я сбавила ход – и он сбавил.

– Нет, – выдохнула я, чувствуя, как по позвоночнику пробегает дрожь. – Нет, нет, нет…

На перекрёстке я резко повернула – не по привычному пути, а в сторону старого микрорайона. Сердце гулко бухало в груди. За мной. Он всё ещё был за мной.

Это не Антон. Или… это он? Он знает, где я была. Может, следит. Может, хочет…

Паника начала душить, как руки на горле. Я попыталась не думать, не терять контроль. Ещё один поворот – машина осталась на месте. Исчезла.

Я остановилась, резко выдохнула и сжала руль. – Прекрати… Это просто совпадение. Просто… игра разума…

Но тело не верило. Ни капли. Грудь сдавило. Плечи поднялись от напряжения. Я почувствовала, что всё внутри натянуто как струна. В этот момент мой телефон завибрировал на пассажирском сиденье. На экране мигало имя: Антон.

Я замерла. Потом, медленно, дрожащей рукой, взяла трубку.

– Да? – мой голос прозвучал чужим, как будто говорила не я. Словно издалека, сквозь вату.

– Где ты? – его голос резанул, как лезвие. Холодный, натянутый, как струна. – Я жду. Ужин остынет. Или ты решила поиграть в прятки? Надеюсь, ты не заблудилась по дороге в собственный дом?

Каждое слово – как капля кислоты. Голос был сдержанным, но за этой сталью чувствовалась дрожащая злость, будто он вот-вот взорвётся.

– Или ты думаешь, что можешь вытирать об меня ноги и всё сойдёт с рук? – добавил он, и в его тоне что-то треснуло. Почти незаметно. Но я услышала.

Я сглотнула. Не ответила. Просто сбросила вызов. Пальцы дрожали, будто в них пульсировало электричество. Телефон обжигал ладонь, как раскалённый металл.

И тогда я снова посмотрела в зеркало.

На углу квартала, прямо под фонарём, который тускло мерцал в полумраке – она всё ещё была там. Та же машина. Та же тень. Слишком неподвижная, слишком тихая. Словно часть пейзажа. Словно кто-то хотел, чтобы я перестала замечать.

Свет фар был потушен. Окна – чёрные.

Но я чувствовала… чей-то взгляд.

Как будто в темноте кто-то дышал в унисон с моим страхом. Как будто внутри салона кто-то сидел, не мигая, не двигаясь, просто ждал.

Наблюдатель. Не курьер. Не случайный водитель. Кто-то, кто знал, что я посмотрю.

Шея онемела от напряжения. Я резко отпрянула от стекла, будто само его прикосновение обожгло. Руки дрожали. Салон машины внезапно стал тесным, как клетка. Ремень давил на грудь. Панель приборов, зеркала, даже сиденья казались бумажными. Хрупкими. Беспомощными.

Как и я – запертая внутри металла, под взглядом, которого не было видно, но он был.

Я вдавила педаль газа, как будто это могло стереть страх, который уже прочно поселился в груди. Шины взвизгнули, автомобиль рванул вперёд, как испуганный зверь, но разум отказывался подчиняться – мысли прыгали, спотыкались, мешались одна с другой. Меня трясло. Я не помнила, как именно повернула к дому – ехала на инстинктах, как загнанная лань, у которой на хвосте охотник.

За спиной темнота становилась плотнее, будто сама ночь знала, что я в опасности. Всё вокруг выглядело чужим. Даже знакомые улицы, тусклый свет фонарей, серые фасады домов – всё казалось ненастоящим. Искривлённым. В этом мире что-то сломалось. И я была в самом эпицентре.

На повороте к дому я снова глянула в зеркало. Машины не было. Пусто. Но от этого стало только хуже. Он мог выйти. Он мог быть уже рядом.

Я резко свернула к своему подъезду, не глуша мотор. Взяла телефон, дрожащими пальцами активировала камеру и направила её на заднее стекло, будто глупая иллюзия экрана могла её защитить. Ничего.

Пусто.

Но сердце кричало: не доверяй глазам.

Я выскочила из машины, не запирая дверь, и почти бегом кинулась к подъезду. В руке всё ещё сжимала розу – зачем-то схватила её, прежде чем выбежать, будто она могла чем-то помочь, защитить, напомнить, что всё это – не сон.

Дверь захлопнулась за спиной с гулким щелчком. Пальцы не слушались, когда я пыталась набрать код на домофоне. Раз. Два. Три попытки.

Наконец, замок щёлкнул. Я ворвалась внутрь, побежала вверх.

И тогда раздался щелчок.

Словно кто-то только что тоже захлопнул дверь за собой. В подъезде повисла зловещая тишина. Только мое тяжёлое дыхание и гул крови в ушах.

– Кто здесь? – мой голос был сорванным, чужим.

Шаги снизу становились всё ближе. Гулкие, настойчивые, как пульс, бьющий в висках. Я поднималась по лестнице – ступень за ступенью, сжимая в ладони алую розу. Ту самую, что оставили мне в гольф-клубе в день, когда всё изменилось.

Лепестки мялись в кулаке, но я не отпускала. Она казалась единственным, что связывало меня с ответами. Или хотя бы с логикой.

Шаги приближались. Он тоже поднимался. Быстро. Торопливо. Гнался.

Я почти бежала – по скрипящим ступеням, через затхлый воздух подъезда, в сторону спасения или ловушки – я ещё не знала. Добралась до этажа. Заколотила в дверь.

Щёлкнул замок. Антон открыл.

Я бросилась внутрь – инстинктивно, как зверёк, спасаясь от пожара. Вжалась в него, дрожа, как будто он мог защитить. Но уже в следующую секунду меня ободрало изнутри: я знала, кто он есть.

Знала, что всё это – цветы, записки, чужой взгляд в темноте – его рук дело. Или, по крайней мере, часть его игры. Но… была ещё другая тень. Кто-то, кто наблюдал. Ждал. Двигался сквозь мою жизнь тише, чем Антон. И эта неизвестность пугала сильнее, чем даже его ярость.

Я резко оттолкнулась от него. Сделала шаг назад.

Он не удивился. Только усмехнулся. И, увидев розу в моей руке, склонил голову набок – как хищник, играющий с добычей.

– Ах, ты всё-таки забрала её. Цветок. А я уж думал, тебе не до сентиментальностей. Но нет, смотри-ка – прижала, как сердце.

Он сделал шаг ближе, глядя на меня с мерзким удовольствием.

– Тебе ведь нравится, да? Этот холод по спине. Это чувство, когда тебя ищут, трогают, читают. Как будто кто-то смотрит, даже когда ты спишь.

Он наклонился чуть ближе, его голос стал почти шёпотом:

– Ты дрожишь, но не уходишь. Может, потому что внутри ты такая же, как я? Может, тебе это даже… нравится?

Я застыла. Не от слов. От пустоты за ними. От того, как спокойно он это говорил, будто речь шла не обо мне – а о предмете в витрине.

И всё же… даже сейчас, даже в этом аду, я чувствовала: кто-то ещё есть. Кто-то, кто смотрит иначе. Без звука. Без запаха. Без следов. И именно это – пугало меня до онемения.

Антон был монстром, но понятным. А тот, кто крался в тени – был вопросом без ответа.

4 Глава

Он

Он пришёл тихо. Почти бесшумно, как хищник, крадущийся в сумраке. Дверь в квартиру скользнула за ним, будто сама боялась нарушить тишину. Снаружи был день, но в его жилище всегда царила ночь – плотные, тяжёлые шторы не пропускали ни одного луча. Свет раздражал его, будто оголял то, что должно было оставаться в тени.

Он прошёл внутрь, размеренно, почти церемониально. Его шаги были мягкими, как у фчеловека, который слишком долго жил в напряжении – или слишком многое скрывал. На секунду он замер, прислушиваясь, будто ощущал что-то в воздухе: слабое дыхание, дрожь в пространстве, след чужого присутствия. Но, не найдя ничего, продолжил путь.

Комната, в которую он вошёл, находилась в самом конце коридора. Серая дверь, ничем не выделяющаяся, кроме одного – массивного замка, который он всегда запирал на ключ. Ключ хранился при нём – на цепочке, спрятанной под рубашкой, прямо у сердца.

Он вытащил его, словно выполняя ритуал. Щелчок. Запах пыли и чего-то железного, чуть сладковатого – как у запёкшейся крови. Комната не имела окон. Только стены, полки, и воздух, наполненный невыносимой тишиной. Здесь никогда не звучала музыка, не смеялись, не дышали свободно.

Он вошёл и закрыл за собой дверь. Щелчок – теперь он снова один, наедине с тем, что прятал от мира. На полке лежала фотография. Женщина. Каштановые волосы, взгляд – как у загнанного зверя. Пальцем он медленно провёл по стеклу.

Щелчок выключателя не дал света – лампа в комнате горела тускло, словно и она боялась освещать то, что пряталось внутри. Когда глаза привыкли к полумраку, стало видно: одна из стен… была вся в фотографиях.

Десятки. Сотни.

Каждая из них – Влада. Разные ракурсы, разное время. Где-то она идёт по улице, держа кофе с мятным сиропом. Где-то стоит в лифте, на телефонном звонке. Где-то выходит из душного офиса – уставшая, хрупкая, но с натянутой улыбкой. Были и более личные кадры – моменты, которые она считала своими, сокровенными. Снятые с расстояния, через окна, с камеры, спрятанной в тени.

Некоторые фото были чёрно-белыми, на них Влада казалась ещё более отстранённой, как призрак, застывший в своей реальности. У других – края были обожжены, словно кто-то не смог сдержать эмоций. На одной из центральных – она в гольф-клубе, замахивается для удара. Лицо сосредоточенное, сильное. Рядом приколота записка, вырезанная буквами из журналов: