Парча из дзэнских лоскутов

– И как же мы потащимся в твой сад, пешком, что ли? – перспектива меня отнюдь

не вдохновляла, – и сколько мы будем туда добираться, небось, до следующего лета? – поинтересовался я.

– Всё-таки ты непроходимо туп, – вздохнул Дракон, с состраданием глядя на меня. – Вы оба войдёте в мой глаз, и тотчас же окажетесь на месте. – заявил он, – великие учителя дзэн иногда прибегают к необычным средствам, чтобы помочь своим воспитанникам обрести просветление теми средствами, которых не отыскать в других духовных практиках.

– Сроду не практиковал дзэн, – не отрываясь от своего занятия, сообщил Вечерний Вьюнок.

– Для непосвящённых вроде меня эти методы представляются просто нелепыми,

если не сказать безумными, – продолжил я.

– А ты попробуй, – хитро прищурившись, предложил Дракон, – ведь совершенно необязательно сбивать сандалии в хлам, а ноги в кровь, если нужно куда-нибудь добраться,

тем более – в особенное место.

«Обладает ли собака природой Будды?» – спрашивается в известном коане. А дракон? Похоже, что нет. Впрочем, у меня не было времени для решения этой загадки прями сейчас. «Подумаю об этом завтра» – решил я, и решительно ступил в раскрывшуюся передо мной бесконечность. Всё навьюченное на костлявые плечи первым делом стало мне в тягость. Я было вышел из горного приюта налегке, но бумажное платье – защита от холода ночи, лёгкая одежда, тушь и кисти, да ещё – от чего никак не отказаться – подарки на прощание – не бросить же было их? – всё это стало мне помехой в пути чрезвычайно. Послышался резкий хлопок одной ладони –

и оказался на церемониальном дворе какого-то храма.

Двор был абсолютно пуст, если не считать аккуратно выровненного граблями гравия.

Ну и где обещанный сад? И где, собственно, Дракон?! Или Бабочка, если ему так угодно? Никого, если не считать вцепившегося в мой рукав Вечернего Вьюнка.

– Камни… – благоговейно выдохнул Вьюнок, – большие и растут… а ты говорил, что их

не выращивают. А они растут. Давай возьмём себе один камушек!

– Зачем это? – покосился на него я. Похоже, безумие – это заразно. Ещё немного, и я сам поверю, что здешние монахи на полном серьёзе выращивают валуны из гальки, слонов из мух,

и завтракают варёными камнями, которые приятно похрустывают на зубах. А потом совершают омовение в океане песка и гальки, изображая, как драгоценный селезень проплывает мимо лотоса.

– Кажется, на них надо смотреть, – неуверенно предположил я.

– На кого? – откликнулся Вьюнок.

– На камни…

– Как растут?

– Нет, скорее, как лежат…

Сидим. Смотрим. Камни лежат и не шевелятся. Сакэ бы сейчас…

– Гравий следует рассматривать как поверхность океана, а камни, окружённые мхом, – как скалистые острова: та же символика гор и вод, которая может углубляться философски, – это острова бытия, мира вещей, вытекающие из океана пустоты, из творящего небытия, – прошелестело у меня над ухом.

– Острова айнов! И айнсберги!!! – восхитился Вьюнок.

– И… ЧТО?! – не понял Дракон.

– Айнсберги. Айнские… такие же, как эти, только большие и ледяные.

– Что он пил? – поинтересовался Дракон.

– И ты туда же! – обиделся Вьюнок, – я пил чай. Мы все его пили…

– Какой?

– Со слоном!

– С кем??? – отвисли у нас с Драконом челюсти, – с каким, храни Будда, Слоном?

– Ну, с тем самым…

– Ага, и с грибочками… После которых к тебе слон пришёл…

– Дались тебе эти грибочки!!! – похоже было на то, что у Вьюнка вот-вот начнётся истерика, – я же нормальным японским языком говорю: чай! Со слоном!!! Тот самый!!!

– Если со слоном, то это уже не чай, а суп, – условно-примирительно заключил Дракон

и добавил: – только я чего-то не пойму, чего же это у тебя живот к спине прилип, если ты, обжора, целого слона на завтрак употребил? Да ещё с чаем?!

– И с грибочками, – попытался съёрничать я.

– Да ну вас всех к айнам! – вконец обиделся Вьюнок и вскочил на ноги, но при этом

не удержал равновесия и рухнул на заботливо выровненную поверхность гравия, посреди которой величаво высились пять каменных кучек, чем-то и впрямь похожие на острова.

– Золотая рыбка резвится в воде, – прокомментировал Дракон, после чего громогласно расхохотался, глядя на то, как Вьюнок беспомощно барахтается на камнях, тщетно пытаясь обрести равновесие.

«Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине» – подумалось мне. Вьюнок

и в самом деле сейчас напоминал большую древесную лягушку, попавшую в горшок со сметаной

и тщетно пытающуюся сбить лапками масло, чтобы выбраться наружу. А гравий уже перестал быть белым, он переливался глубокой голубизной, и, казалось, жил своей независимой жизнью. Голову напекло, – подумалось было, но мысль была мимолётной, словно полёт мотылька. Вода так холодна! Уснуть не может чайка, качаясь на волне. Хотя… О чём это я? Какая чайка, это же Вьюнок приноравливается к плеску волн у айнских островов!

– Что происходит? – спросил я, но в ответ прозвучал только раскат очень нехорошего смеха.

– Сегодня праздник осенней луны, поэтому ты будешь ходить вокруг пруда и пытаться ухватить за хвост трансцендентного карпа, в которого превратился твой друг и спутник по прозвищу Вечерний Вьюнок! А не ухватишь – быть ему не Вечерним Вьюнком, а Утренней Вяленой Камбалой на столе у айнов! – сообщил Дракон, и, взмахнув всеми своими восемью крыльями, нырнул в безмолвный каменный океан.

Глава 3

Первая бабочка.

Всю ночь она проспала

В миске собачьей.

Кобаяси Исса

Праздник осенней луны. Кругом пруда, и опять кругом. Ночь напролёт кругом! В зеркальных карпах должны отражаться довольные лица рыбаков. Снег, падающий на тёмную гладь воды, подобен лепесткам цветов сливы, что кружатся весной над императорским дворцом в Киото. Сколько кругов мне ещё надо нарезать вокруг этого каменного корыта? И почему Вьюнку было угодно отправиться к чертям именно сегодня, неужели он не мог выбрать более подходящего времени? Кругом пруда, и опять кругом. Ходячая медитация. С треском лопнул кувшин: сакэ замёрзло. Видно, придётся его грызть. Зубами. Вот только ухвачу поудобней за горлышко… кругом пруда и опять кругом. Лишь я да сакэ в руках – растает – прольётся зимним дождём на иссохшие камни сада. Глядишь – вырастут диковинные каменные цветы, а меня станут величать Великим Каменным Буддой. Памятник поставят, молиться будут, приношения таскать… Сакэ почти изглодано, а всё равно не спится в ночной снегопад. Луна или утренний снег? Любуясь прекрасным, я жил, как хотел. Вот и допрыгался. И тут я испытал просветление: мне стало понятно, кем на самом деле является наш Дракон – кармическим воплощением мыслеформы великого китайца Чжуан-цзы, которому однажды приснилось, что он – весело порхающая бабочка. Осталось только понять, снится ли дракон бабочке, или бабочка – дракону. Или они по очереди снятся китайскому философу?

– Кажется, это ты нам снишься, – прошелестело у меня над ухом, и Дракон-Бабочка плюхнулся на песочек рядом со мной, – и, кроме того, твоё зеркало всё ещё грязное.

– Какое ещё зеркало?

– Поверхность пруда, вокруг которого ты бродишь подобно неприкаянной душе. Что, трудно собрать с его поверхности снежную пыль?

– А чего ради ты вообще ко мне привязался? Изображал бы себе бабочку в каком-нибудь другом месте! – огрызнулся я.

– А я желаю сниться именно тебе! – не требующим возражений тоном отрезал Дракон

и добавил: – дружок-то твой всё равно утонул. Лежит себе сейчас на столе у айнов на большом глиняном блюде, а они вокруг него ритуальный танец пляшут, «Маленькая рыбка захлебнулась

в мутном сакэ» называется. Попляшут они часок-другой, умаются – да и за стол, косточки обгладывать… Потом опять попляшут – ритуал у них такой.

– А ты откуда знаешь про ритуал?

– Видел. Бывал я там. Я вообще много чего знаю такого, о чём ты даже и думать не умеешь…

– А про айнсберги знаешь?

– Ну-у… Про айнсберги – это долгая история. Впрочем, времени у нас много, поэтому я тебе её сейчас расскажу. Сидел себе как-то на берегу холодного моря старый айн, жёг костёр, смотрел, как звёзды с неба падают и погружаются с характерным таким шипением в пучину бескрайних вод. И захотелось ему, чтобы звёзды эти не гасли, а светили вечно, и – заметь! – только для него одного, а не для всего многочисленного племени. Варвары, что с них взять… Ну так вот. Сидел он, значит, сидел и высидел мысль, что звезды не худо было бы со дна морского выловить. Только вот как? Обратился он к духам предков, те посоветовали ему позвать Алмазного Морского Дракона, дескать, он всё умеет, всё знает, он такой же как мы, только с хвостом. И бородой зарос по самый гребень.

– А почему же его называют Алмазным? Так бы и говорили: Шерстяной Дракон. Ну или там Бородатый Дедушка Морских Рыб…

– Не хами! А то покусаю!

– Извини, бабочки меня никогда не кусали, а с драконами я редко общаюсь. Точнее, сегодня в первый раз…

– Всё равно, будешь хамить – натравлю на тебя радужных блох – затопчут. Дело в том,

что на самом деле его – этого не к ночи помянутого Морского Дракона – никто из ныне живущих не видел, а те, которые видели, умерли, причём давно. Потому что показывается он со дна морского редко, только по большим праздникам – конец света или другая какая масштабная вечеринка, и ничем другим его оттуда не выманить. А алмазный – потому что много звёзд с начала сотворения мира упало в воду, и все они оседали на чешуе Морского Дракона, и начал он сверкать ослепительным светом, оттого и стали люди величать его Алмазным. Кстати, он приходится мне пра-пра… ну и так далее – дедушкой… Помню, когда я был маленьким дракончиком, мы

с дедушкой играли в игру – он размахивал передо мной кончиком своего сверкающего хвоста…

– Не отвлекайся. И что же придумал этот ушлый старичок?

– Он был великим шаманом, но самому организовать что-нибудь такое было не под силу, поэтому он позвал помощника – Ледяного Монаха. Он всю ночь молился в храме, и вдруг услыхал стук башмаков – вонг-вонг – это Ледяной Монах шёл по обледеневшей тропе.

– А почему его называют Ледяным Монахом?

– Он не человек, во всяком случае, в вашем человеческом понимании. Он не имеет сердца, душа его черна как ночь, и только алмазными искорками вспыхивает звёздный свет в его глазах. Можно сказать, что его душа – это часть ночного безлунного неба, дыхание его подобно зимнему ветру над равниной Сэкигахара, а прикосновение ледяных пальцев смертельно для всего живого. Попросил старик у него маленькое одолжение – окунуть руку в океан. Ненадолго.

– И что, Ледяной Монах так сразу и согласился исполнить просьбу какого-то выжившего

из ума старого человека?

– Конечно. Он же хоть и Ледяной, а всё же монах, а монахи обязаны помогать страждущим. Тем более, что делал он всё это не совсем бескорыстно я уже, кажется, говорил, что душа его – ночное звёздное небо, так что звёзды – это, можно сказать, его собственность, а утонувшие звёзды вроде как считаются потерянными. У старика был план, как достать их со дна морского, только поэтому Ледяной Монах взялся ему помогать. И вот пришли они на берег моря, опустил Монах руку в воду, и начала вода застывать. Морскому Дракону это, понятное дело, не понравилось, ведь он сразу понял, что у него хотят отобрать его самое большое сокровище, и он взмахнул хвостом,

и поднялись на море огромные волны, и содрогнулся от ужаса айнский шаман, и дрогнула рука Ледяного Монаха, и успевшая замёрзнуть вода встала огромными ледяными горами, и одна из этих гор нависла над берегом и раздавила старого айна… – Дракон почесался и надолго замолчал.

– Какая грустная и поучительная история… А что же случилось с Ледяным Монахом?

– А что с ним сделается? Они с дедулей немного поговорили и разошлись по своим делам. Мой дедуля – он кого хочешь уговорит, а не уговорит – так напугает до смерти. Правда, Ледяного Монаха до смерти напугать нельзя – он и так неживой, но, кажется, дедуля пообещал его съесть.

У него ТАКИЕ зубы…

– Алмазные? – не удержался я.

– Большие! Каждый зуб величиной с гору Фудзи.

– Да ну? – не поверил я. – А как же зубы дракона, которые рассеивают на поле перед битвой, и из них вырастают свирепые воины, несущие смерть врагам?

– Ты веришь в эти сказки? – развеселился Дракон, – хочешь, открою тебе маленький секрет? То, что вы называете «зубами дракона» на самом деле не что иное, как драконьи блохи…

– Так им и надо, – мстительно начал я, но закончить свою мысль не успел. Меня отвлекло мерное постукивание по дощатому настилу, чьи-то бестелесные шаги приближались к нам. Вонг-вонг – от этого звука по моей спине пробежал неприятный холодок, печень сжалась, и мучительно защемило на душе. Повеяло холодом. К нам пожаловал гость, причём не надо было даже гадать – кто именно. Вонг-вонг – пронеслось эхо и замерло. Передо мной стоял не к ночи помянутый Ледяной Монах.

Мыслей не стало, будто их сдуло ветром.

Лучше бы я сейчас лежал на пиршественном столе айнов в качестве второго блюда…

Глава 4

Будто в руки взял

Молнию, когда во мраке

Ты зажёг свечу

Мацуо Басё

– Он что, всегда такой отмороженный? – поинтересовался Ледяной Монах. Слова слетали

с его губ так, будто он выплёвывал ледяные шарики – один за одним, и они нанизывались сами собой на смысловую нить из китового уса, образуя логическое ожерелье – жуткое и одновременно прекрасное.

– Не знаю, – честно подумав, ответил Дракон. – Иногда он кажется вполне разумным.

Но я редко общаюсь с людьми. А с легендарным поэтом – так и вовсе сегодня впервые столкнулся…

– И что, он даже разумно разговаривает? – с этими словами Ледяной Монах, откинув капюшон, в упор уставился на меня.

Я взглянул в его глаза – чёрные, как сама ночь, со вспыхивающими и медленно угасающими в их бездонной глубине прозрачными хрустальными искорками. И промолчал. Монах смотрел как бы сквозь меня, полуприкрыв веки. Ощущение было такое, будто меня колют ледяными иглами.

– Расслабься и получай удовольствие, – прошелестел Дракон, – это он проясняет для себя твою внутреннюю сущность.

– Что он делает? – не понял я

– Изучает, – пояснил Дракон, причем это получилось у него внушительно и даже немного зловеще, – Внутреннюю. Сущность. При этом содержимое твоего кишечника в эту категорию

не входит. Так что можешь расслабиться, только не порти воздух, это привлекает злобных демонов отхожих мест.

– По-моему, один из них уже здесь, – заметил я.

– По-моему, это ты, – выплюнул очередную порцию ледяных шариков Ледяной Монах.

У меня тихо отвисла челюсть, а вместе с ней всё то, что в принципе могло и даже не могло отвиснуть по определению. Не знаю, что он там наизучал в моих внутренностях, но, что-то его определённо не устроило. Вопрос – что. Ответ: не знаю, похоже, что печень.

– Молись о лучших днях! На зимнее дерево сливы будь сердцем похож! – посоветовал Ледяной Монах и обратился к Дракону: – Не найдётся ли у тебя зимнего сакэ?

– О, разумеется, разумеется, – засуетился Дракон и извлёк из воздуха заиндевелый кувшинчик, покрытый затейливым орнаментом.

– Вообще-то призраки не пьют, – начал было я, но меня, как всегда, перебили.

– С чего это ты вдруг взял, что он призрак?! – возмутился Дракон.

– С чего это ты вдруг взял, что я призрак?! – эхом выплюнул Ледяной Монах.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Дракон колотил хвостом по бокам так, будто хотел вытрясти из шкуры всех своих блох, а изо рта Ледяного Монаха вылетали потрясающей красоты ледяные цветы. Последним он выплюнул сверкающую статуэтку Будды Амиды и водрузил на её голову кувшинчик с сакэ.

– Предлагаю переместиться в сад, – изрёк Дракон, и, подхватив «ледяного Будду», сакэ

и Монаха впридачу, соскочил с веранды к ближайшей каменной группе.

– Ты идёшь? – не поворачивая морды, обратился он ко мне, – не забудь: сегодня – особенный день – Праздник Последней Осенней Луны, и мы собрались в особенном месте именно поэтому.

– А… э…, – всё, что смог выдавить из себя я.

– Да не бойся ты! – успокаивающим тоном произнёс Дракон, – он не кусается. Во всяком случае – сегодня. Хотя закон кармы гласит, что каждый сам за себя, но сегодняшним вечером у нас Ледяное Перемирие.

Если бы ещё вчера, когда мы сидели с Вьюнком в приюте, кто-нибудь рассказал мне о том, что нынешней ночью я буду сидеть посреди сада камней в Рёандзи в компании безумного Дракона и легендарного Ледяного Монаха, мне, пожалуй, не поверил бы даже Вечерний Вьюнок. Что же касается Задумчивого Воробушка, так тот просто философски покрутил бы пальцем у виска и сдал бы меня с рук на руки первому проходящему мимо лекарю. И даже не потребовал бы платы

за постой.

Ледяной Монах, не обращая внимания на окружающее, колдовал над кувшинчиком. Внезапно фигурка Будды Амиды засветилась изнутри, разгораясь всё ярче и ярче, заливая нестерпимым светом монастырский двор. Я зажмурился, а Дракон просто прикрыл глаза когтистой лапой. Кувшинчик начал оттаивать, и вот первые капли алмазными слезами скатились на голову сверкающего Будды, а по двору разлился аромат морозной свежести.

– Коктейль «морозная свежесть»! – провозгласил Дракон, – тебе налить?

И налил. И даже ободряюще кивнул. Вязкая ледяная жидкость обожгла мне горло. Казалось – ещё миг – и я уподоблюсь бесстрастно взирающей на меня фигурке Будды.

– Вот это я и называю промывкой мозгов, – довольно изрёк Ледяной Монах.

– Что это было? – прохрипел я, чувствуя, что язык вот-вот превратится в кусок мороженного кальмара.

– Это был дзэн Патриарха-Обутого-в-Лыжи! – объяснил Дракон, – хочешь, изложу тебе эту поучительную историю в жестах и танцах?

Я кивнул. Говорить не было сил, и, кроме того, я боялся, что мои слова будут похожи

на ледяные шарики, как у Ледяного Монаха. Похоже, до сегодняшнего дня моя картина мира была далеко не полной. Дракон встал передо мной в позу проповедника и, приняв задумчивый вид, начал повествовать:

– Лыжи – это такие длинные жерди, их придумали айны, чтобы ходить по глубокому снегу

и не проваливаться. Их привязывают к ногам, – тут Дракон попытался изобразить айнов, встав

на задние лапы и бестолково топчась по гравию, – и ходят. И вот забрёл как-то к ним один

из дзэнских патриархов, – Дракон выпятил брюхо и высунул язык, отчего стал похож

на объевшегося хурмой торговца чёрным деревом, – и увидел эти диковинные приспособления.

А надо сказать, что в некоторых монастырях ученики настолько трепетно относятся к своим наставникам, что готовы даже целовать песок, по которому те ходили. Посмотрел, значит, патриарх на то, как айны ловко управляются с лыжами, и решил перенять у них искусство скольжения по рыхлому снегу аки посуху. Ну, айны сработали ему пару лыж, и он отбыл, довольный собой. Прибыл в свой монастырь и решил монашеской братии чудо показать – не зря же инспектировал дикие северные земли. Собрал, значит, монахов и говорит: «Дорогие, понимаешь, жаждущие просветления! Сейчас я вам покажу такое, что все вы ахнете!». Обул лыжи, да ка-ак рванётся со всей дури вперёд! Только забыл, что каменные плиты монастырского двора – это не бескрайнее заснеженное поле, – тут Дракон издал хрюкающий звук и опал наземь мордой в песочек. – Все ахнули. Не каждый день сам патриарх перед всей братией носом канавки в каменных глыбах пытается прорыть. Вот патриарх приземлился аккурат куда следовало и задумался: «Стою на камнях я, в лыжи обутый, вроде правильно обутый, всё как айны учили, только лыжи почему-то не едут…». «Почему не едут лыжи?» – спросил патриарх у монахов, но никто не смог дать ему на это ответа. «Кто поймёт – тот сразу обретёт просветление», – объявил патриарх, и монахи удалились размышлять над этой высокомудрой загадкой.

Дракон взмахнул лапой, видимо, намереваясь изобразить, как именно монахи собирались решить загадку Патриарха-Обутого-в-Лыжи, но вместо этого опрокинул фигурку Будды Амиды, которая раскололась с печальным звоном на множество мелких льдинок. Порыв ветра, точно вздох снежного демона, пронёсся над садом камней, и по дощатому настилу послышался топот многих ног – это разбуженные звоном монахи бежали посмотреть на святотатцев, посмевших вторгнуться в святая святых – океан каменной вечности.

– Уходим, – бросил через плечо Ледяной Монах, – забирай отмороженного и за мной! Беседу продолжите потом, если, конечно, нас не отправят в нирвану прямо сейчас…

… айны с каждой минутой начинали казаться мне не такими уж и страшными…

Глава 5

Снова весна.

Приходит новая глупость

Старой на смену.

Кобаяси Исса

– Ну и где, позвольте полюбопытствовать, вас носят демоны? – полюбопытствовал Вечерний Вьюнок, – сакэ, между прочим, уже остыло. – Неужели вы изныряли все моря в поисках рыбы фугу на закуску? Я что, должен ждать вас до явления Бога Редчайших Кустов Душистого Кустарника? Или за вами гонится Тисики-но-оо-ками, Великое Божество Погони с кучей подручных, и только исключительно поэтому вы утратили не только чувство времени, но и вежливость?

– Ты сам-то давно перестал изображать из себя Бога Всплывающей Грязи? – поинтересовался, как бы между прочим, Ледяной Монах.

– Скорее уж Бога Плавающего Топора… – задумчиво пробормотал Дракон, – или, учитывая недавние события, Духа Жаждущего Посетить Желудок Голодного Айна!

– Воистину, сказано было в древности: «Солнце всплывает и умножается блеск; тучи рассеиваются и нет дыма», – процитировал из «Кодзики» Вечерний Вьюнок.

– А как ты думаешь, кто или что у нас не тонет, а всплыть норовит? – с самым что ни на есть простодушным видом спросил у Вьюнка Дракон.

– Айнсберги, конечно, – убеждённо заявил Вьюнок. Спорить с этим утверждением и впрямь было бессмысленно.

Пожалуй, только я до сих пор остолбенело пялился на Вьюнка, остальные восприняли явление его в мире живых как вполне рядовое событие. Кстати, выглядит он вполне живым,

если гроздь цветущей глицинии, прикреплённая к шапке, закрывает его незрячий глаз, то выглядит он вполне сносно.

– Ну и что уставился, как демон на Будду? – полюбопытствовал тот, помешивая в горшке какое-то весьма специфически пахнущее варево. Похоже, что Дракон в чём-то был прав…

– Так тебя же того… съели… – только и смог выдавить я.

– Кто посмел при этом не подавиться? И, кстати, когда успели? И почему меня не позвали? – взвыл мгновенно закипевший праведным гневом Вьюнок.

– Он думает, что тебя слопали айны, с кожей, костями и внутренностями!!! – захихикал Дракон и многозначительно добавил: – в процессе ритуала!

– Ка…а… какого ри…туала? – от изумления Вьюнок даже заикаться начал.

– Известно какого – поминовения святых зубов Будды. Причём в роли Будды у них выступает мой дедуля – куда до него Будде! – гордо вскинул хвост Дракон.

– Не стоит буддохульствовать в святом месте, – предупредил Ледяной Монах, вроде бы

ни к кому конкретно не обращаясь, но ветер зябко пронёсся над деревьями, как бы пересчитывая все листья, и на мгновение всем показалось, будто солнце, и так уже будучи закатным, недобро сощурилось.

Я огляделся вокруг. Деревья, судя по виду – криптомерии. Значит, нам всё-таки удалось уйти от разъярённых монахов, причём не в верхний мир, а в нормальный человеческий лес. Я устало развалился под деревом и принялся смотреть, как наша компания бодро суетится вокруг костерка. Сонная мошкара лениво кружилась в воздухе.

– …а при входе – честь по чести – табличка, каллиграфически писаная в стиле

то ли «дрожащей кисти», то ли «следов куриной лапки», короче – в старинной манере, а на ней – надпись «Праздношатающимся поэтам, драконам-оборотням, курам и женщинам прохода нет».

И подпись – «Така-ми-мусубо-но-ками».

– А это ещё что за… тьфу, без чарки сакэ не выговоришь? – поморщился Дракон, – дракононенавистник?

– А это, – принялся охотно разъяснять Вьюнок, – Бог Высоких Деревьев. Вообще-то тут никакой не лес, а роща священных криптомерий, и путникам отдыхать тут не полагается…

– А что с нами за это будет? – прервал его Дракон.

– Заставят кирпичи полировать. До блеска. – без промедления ответил Ледяной Монах.

– Какие кирпичи? – заинтересовался Вьюнок.

– Известно, какие. Глиняные. До зеркального блеска.

– Но зачем? – изумились хором Вьюнок с Драконом

– Чтобы на ветках развешивать.

– Ворон пугать? – проявил сообразительность Вьюнок