Одна из двух

– Вот, Феденька, печеньки, – предложил Генрих и протянул тарелку.

Следователь съел одно. Извлёк из стола бутылку минеральной воды, открыл, приложился. Изжога отступила. Да уж, нужно основательно заняться здоровьем. А может, уйти с этой службы? Не сегодня, разумеется. Сегодня у него есть задачи важнее, интереснее. Но в скором времени – уйти, обязательно.

– Что там произошло? – спросил Цискаридзе. – Кто Игоря убил?

– Дело не такое простое, – ответил Фёдор, встав из-за стола. – В двух словах доложить его нелегко.

Не стесняясь начальника, он сделал несколько гимнастических упражнений, разминая мышцы. Генрих продолжал пить кофе, не торопя следователя. Он в принципе старался никуда не спешить.

– В общем, наш граф собирался уединиться со своей третьей женой… – начал Фёдор.

– Четвёртой! – вставил Цискаридзе, прикидывая что-то в уме. – А нет, третьей, всё верно. Или всё-таки четвёртой?!

– Так вот… – продолжал Иванов. – У них специальная комната для романтических встреч. В соответствующем оформлении. Татьяна, видимо, замешкалась. И в это время в комнате вошла одна из дочерей графа. Игорь прикрыл причинное место – и получил удар ножом в спину. Удару предшествовал некий спор… Но убийство не было спонтанным, ибо ножей в комнате для свиданий не было. Это – рабочая версия.

– Так-так, – кивнул Цискаридзе. – Так что же не понравилось нашему министру?

– Он не хотел, чтобы на фотоплёнку попала развратная обстановка, – пожал плечами Фёдор. – Что-то о правильных дворянах задвигал. Я слушал в половину уха, господин генерал.

– Своей смертью ты умрёшь, – улыбнулся Генрих. – Так кто из двух дочерей совершил столь ужасный поступок? София или Стефания?

– Пока неясно, – пожал плечами Фёдор. – Сейчас окончательно приду в себя и буду допрашивать свидетелей. Их пятнадцать человек. Все вызваны на допрос к двенадцати часам. К вечеру кончим.

Генрих допил кофе и встал. Посмотрел на картину, что украшала одну из стен кабинета. Несуществующий мегаполис с тысячей маленьких деталей. Художник, пусть и на большом полотне, написал целую вселенную. На картину можно было смотреть часами и не устать.

– Ты же знал: никому кроме тебя не поручат столь деликатное дело, – сказал Цискаридзе. – Твоё рвение похвально. Но иногда нужно сделать именно так, как просит начальство.

– На нас взирает Фемида, – произнёс Иванов.

– Нет, – покачал головой Генрих. – У ней глаза завязаны. Богам наши мелкие делишки неинтересны.

Фёдор набрал телефонный номер пекарни и распорядился о доставке завтрака. Сегодня его интересовала грузинская кухня. Невзирая на усталость, набросал планы допросов. Подготовил поручение для детектива. Сегодня же суд должен был избрать меру пресечения дочерям Голицына. Ходатайство о заключении их под стражу Иванов подготовил загодя.

Десять тридцать утра. Доставили выпечку. Наскоро позавтракал, не прекращая заниматься делами. Нужно как можно скорее распутать это дело – и отправляться в отпуск. Вспомнил, что в суматохе не позвонил своей девушке. Тут же исправил оплошность, благо, у Алисы имелся мобильный телефон.

– Душа моя… – сказал Фёдор в трубку. – Ты не поверишь. Кручусь, как бешеная белка в адском колесе.

– Феденька, – ответила ведьма. – Только не говори, что Голицыным именно ты занимаешься?

– А как же, – произнёс следователь. – Это такой анекдот… Я тебе вечером расскажу, хорошо?

– Конечно.

– Что слышно? – спросил Иванов скорее ради приличия, нежели из интереса.

– Мама звонила, – вздохнула Алиса. – На папу жаловалась. Представляешь, дома не ночевал.

Фёдор рассмеялся. Вот ведь старик! Может, если захочет. Однако, в его планы не входило конфликтовать с кем-либо из родителей Алисы. Особенно, если они собираются узаконить свои многолетние отношения.

– Я тоже не ночевал, – сказал Иванов уклончиво. – Ты ведь не делаешь из этого трагедию.

– Во-первых, ты работал, – с укором произнесла ведьма. – Во-вторых, мы с тобой другие, чтобы ревновать по пустякам. Папа очень любит маму. Он никогда ей не изменял. Пылинки с неё сдувал.

– Быть может, у него была уважительная причина, – произнёс Фёдор. – С ним нужно поговорить.

Распрощались. С каждым днём он испытывал всё более и более тёплые чувства к Алисе. Как он был груб с нею все эти годы! До чего вульгарен! Ему вдруг захотелось завести семью. В тот день, когда он подумал, что потерял свою ведьмочку навсегда. Вторая чашка кофе. Сердце уже не было таким мощным, как в юности. «Выдержит» – подумал Иванов. Раздался стук в дверь.

– Входите! – крикнул Фёдор, не отрываясь от трапезы.

Стук повторился. Вот ведь манерные! Чертыхнувшись, Иванов покинул кресло и подошёл к двери. Увиденное его не столько удивило, сколько озадачило.

Глава 9. Воскресение

Такси Иванькова прибыло к дому, что риэлторы в своих рекламных проспектах назвали бы «клубным». Жильё для людей, которые больше желают казаться состоятельными, нежели являются таковыми. Обеспеченные дворяне называли эти квартиры «ни то, ни это». Нет службы охраны, нет комнат для слуг, нет отдельных гаражей. Площади комнат и кухонь оставляли желать большего.

Скандалы в таких покоях случались реже, чем в студиях, но тоже были неизбежны. Кабинетов проектом не предусмотрено.

Ежели хочешь столовую – будь любезен, городи её сам. Архитектор о подобных изысках даже не задумывался. Гостей встречал консьерж – один на всех. Грубый, без манер, вороватый. Как правило, в консьержи шли выходцы из мещан или вовсе – из крестьян. Такие, что не могли даже верно выговорить это слово и ставили ударение на первый слог.

Ко́нсьерж! Такое произношение неизбежно вызывало ассоциации со словом конь. Отправляло назад, к очагу деревеньки.

Консьерж занимался и бытовыми вопросами, разве что полы не мыл. Жильцам никто не разносил почту и не объявлял о визитёрах. Принимать гостей было негде: только если в собственных покоях. Ни каминов, ни курительных комнат. Скромность, граничащая с унизительным аскетизмом.

– Где тут шляпу повесить? – вскричал бы в ужасе дворянин благородного происхождения. К счастью, таковые сюда редко заглядывали.

Однако же, стоимость клубных квартир превосходила цену обычных многократно. Единственное преимущество – это небольшая высота дома, всего пять-шесть этажей. На фоне вертикальных деревень «клубник» (он же – «клубень») выглядел весьма уютно. Ирландец смело вышел из машины и двинулся к парадной двери. Нажал на кнопку вызова. Заспанный консьерж открыл электрозамок дистанционно.

– Вы к кому? – сонно спросил он вместо приветствия, когда Иваньков поровнялся со стойкой.

А потом – узнал лицо. Улыбнулся. Он искренне заблуждался, полагая, что перед ним – папа одной из жительниц дома. Антимаг вместо ответа и приветствия швырнул консьержу серебряный рубль. Работник улыбнулся ещё шире и начал биться в поклонах. Настоящий Иваньков возмутился расточительству захватчика. Тот мысленно велел заткнуться. Поднялся на четвёртый этаж и постучал в дверь кулаком.

– Ты… Как ты знаешь? – спросил Иваньков. – Зачем сюда пришёл?

– Помолчи, – мысленно потребовал Ирландец. – Не ты один здесь бываешь.

– Не я один?! – возмутился Пётр. – Да как ты смеешь, бык безрогий?

Прошло пять минут и десять стуков, прежде чем дверь отворилась. Настоящий Иваньков мысленно просиял. Настасья! Его Настасья! Он был рад её видеть. Никто не знал об их порочной связи. По крайней мере, в это хотел верить министр. Настёна не улыбалась. Напротив, лицо её было мрачным и немного оплывшим. Мешки под глазами. Будто в жизни её что-то произошло.

– Заходи, – произнесла она, впуская своего покровителя. – Слушай, Петенька… Сегодня без секса. Не обессудь. Мне очень плохо. Очень. Ты даже не представляешь, что произошло.

Настёна работала в его министерстве уже почти год. Общей их страсти не так давно стукнуло одиннадцать месяцев. Едва она пришла на должность инспектора канцелярии, между ними сразу возникла искра. Стареющий министр не смог устоять перед аппетитным задом девушки. Перед её искромётным чувством юмора. Он даже не мог сказать наверняка, кто кого соблазнил.

– Шире русской души только русская жопа, – это было первое, что она ему шепнула на ушко. Наедине, когда рука Иванькова невольно легла на её аппетитный задок.

Возможности этой широты девушка продемонстрировала уже в скором времени. Продемонстрировала не раз. Тогда Иваньков натурально голову потерял. А вместе с нею – сон, аппетит и уверенность в себе. Он думал о Настёне каждую минуту. Представлял её бёдра, ощущал запах.

Его будто околдовали (наивный – будто!). Не реже раза в неделю министр организовывал тайные встречи, на которых они предавались разврату. Хранить секрет от близких было тяжело и физически, и морально. Напрасно Настёна на себя наговаривала, рассуждая о собственной попке или груди.

Да, она не была худышкой, но и толстой её мог назвать только чванливый франт. У девушки была приятная полнота. Объёмы, которые так сладко держать в руках. Которые оценят не юнцы, а мужчины постарше. Иванькову хотелось верить, что она его любила – искренне. И никогда не требовала развода, не просила клятв и обещаний. Принимала его целиком, как есть, или по частям. Он отвечал взаимностью. Зачем Ирландец привёл его сюда?

– И не спрашивай, что случилось, – сказала Настёна и немного всхлипнула. – Я увольняюсь, кстати. Это – наша последняя встреча.

Настоящий Иваньков напрягся. Вот это новости! Если бы он не утратил контроль над собственным телом, то это известие бы точно выбило его из колеи.

– Рабыня! Весь я не умру, – внезапно произнёс захватчик его ртом.

Настёна посмотрела на него завороженно. Бледнота пропала. Мешки на глазах стали уменьшаться. Она будто не дышала.

– Петя, ты сказал, весь я не умру?

– Это я, Ирландец, – сказал захватчик устами Петра. – Я не умер. Благодаря тебе, моя рабыня.

Настёна принялась рыдать. Плечи её сотрясались в конвульсиях. Ирландец обнял свою прислужницу и нежно погладил по голове. Талантливая, но слабая. Нужная лишь для самой грязной работы. А ещё – она искренне любила его. Слабость дара Ирландец готов был простить, любовь – никогда.

– Для какой ещё грязной работы? – возмутился в голове Иваньков. – Как она могла тебя любить, чучело?

– Скоро всё узнаешь, – мысленно ответил Ирландец и рассмеялся.

Он дал бывшему хозяину тела информацию. Целый блок. Тот удивился возможностям собственного мозга. В считанные секунды его разум считал новые данные. Вот его Настёна сидит на коленях у симпатичного мужчины с пшеничными волосами. Вот они в каком-то тёмном помещении. Мать честная! Опыты. Вот она…

– Ты выжил, – рыдала Настёна. – Я собиралась наложить на себя руки.

– Такого приказа не было, – сказал Ирландец, выпуская свою послушную игрушку. – Ты будешь жить, пока я не потребую твоей смерти.

– Да, господин, – покорно ответила девушка. – Ты будешь?

Она принялась расстёгивать его брюки. Ирландец тут же отстранился.

– Я сыт, – ответил он. – Закусил рыженькой и брюнеткой в Красном квартале. В этом старом теле, знаешь ли, не разгуляешься…

– А придурок… – спросила Настёна. – Он тут?

– Да, – кивнул Ирландец. – Сознание осталось. Он всё слышит и видит, но ничего не может. Просто наблюдает. Иногда говорит со мной, как старый ворчун. Удивительный опыт. Однако же, страдает он, а не я. Мне приятны его мучения.

Ворчун! Придурок! Столько нелестной информации о себе Пётр услышал впервые. Неужели Настёна его не любила? Неужели была с ним только потому, что ей приказали? От этой информации министру хотелось рыдать. Однако же, даже слёзная железа его не слушалась.

– Знал бы ты, какой он извращенец, – буркнула девушка. – И так меня, и эдак. И бусы, и приап, да потолще. Ей-богу, думала, сама ему засандалю! Еле выдержала…

– Извращенец? Больше, чем я? – игриво спросил Ирландец.

– Куда там! – всплеснула она руками. – Ты – другой. Ты мой смысл. Чёрт, никак не могу привыкнуть, что он теперь – это ты. Тебе это тело не идёт, слышишь?

– Всё по плану, – ответил захватчик. – Ты уходишь из министерства Антимагии.

– Слава дьяволу, – улыбнулась Настёна. – Эти рожи мне уже надоели.

– Я сегодня же оформлю приказ, – продолжал Ирландец. – Я ведь теперь – министр.

И рассмеялся. Настёна тоже подобострастно хохотала.

– Ты ведь училась на правоведа? – небрежно спросил он. – Когда я тебя подобрал?

Девушка кивнула. Пётр Иваньков никак не мог смириться с тоном и обращением. Пришелец буквально ноги о неё вытирал! Какая мерзость! Какая вседозволенность! А она, кажется, только рада была.

– Хочу позавтракать, – потребовал Ирландец. – Стол.

Девушка радостно скинула с себя одежду и осталась голой. Пошла на кухню, достала из холодильника сливки, поставила на плиту сковороду. В считанные минуты приготовила яичницу с беконом и сыром. Заварила кофе. Поставила всё на маленьком столе, а сама – стала на четвереньки рядом. Ирландец в теле Иванькова присел подле. Поставил горячую чашку и тарелку на голую спину Настёны. Та взывала от боли.

– Ты скучала? – его голос прозвучал как ледяной ветер.

– К-конечно, – она закусила губу, чувствуя, как горячая поверхность ранит кожу. И тарелка, и чашка были очень горячими.

Ирландец что есть силы хлопнул её по аппетитной заднице. На коже остался красный след от ладони. Девушка практически не дёрнулась. Ни тарелка, ни чашка не упали с её спины. На лбу тут же выступила красная жилка. Она застонала. Колдуну нравилось чувствовать свой контроль. Унижать, вытирать ноги.

– Я не скучал, – ответил Ирландец. – Но я вижу, что ты делаешь успехи. Ты – достойная рабыня.

– Спасибо, господин, – превозмогая боль, прошептала Настёна.

Медленно, с расстановкой захватчик тела совершил трапезу. Вытер губы шёлковой салфеткой. Убрал со спины Настёны тарелку и чашку, позволив ей встать. На коже остались красные отметины. Она поднялась и стала растирать затёкшие конечности.

– Тебе не понравилось? – с вызовом спросил Ирландец.

– Очень, – ответила девушка весьма искренне. – Обожаю тебя.

– Ты даже не спрашиваешь, куда теперь ведёт тебя мой план…

– Куда прикажешь, повелитель.

Тут дерзкий пришелец рассказал своей рабыне о том, куда она направится в ближайшие дни. И фамилия очередной жертвы, и место службы несчастного оказались знакомы. До настоящего Иванькова стало доходить, что Ирландец попал в его сознание неслучайно. Неужели всё это было спланировано? Во имя чего?

– Молодец, старик, – беззвучно похвалил его пришелец. – Ты умнеешь буквально на глазах. Знал бы ты, что я вытворял с твоей дочерью…

Ирландец усмехнулся – и в следующее мгновение в сознание Иванькова ворвался кошмар. Образы, от которых кровь стыла в жилах: его дочь, её крики, чужие руки… Разум министра рванулся прочь, в темноту, лишь бы не видеть этого.

Но бежать было некуда. От увиденного тому стало плохо – разум настоящего Иванькова отключился. Ирландец беззвучно улыбнулся: теперь он знал слабое место своего донора. А его страдания доставляли исчадию зла настоящее удовольствие.

Глава 10. Шляпа. Дубль два

В дверь кабинета постучали. Фёдор сердито крикнул – «открыто». Тогда стук повторился. Кто же это такой вежливый выискался в их отделении? Следователь подошёл к двери и рывком потянул на себя. На пороге стоял… Граф Галунов.

– Не примите ли мою шляпу, сударь? – спросил тот с улыбкой.

Белый костюм с иголочки. Идеально выглаженная рубашка. На щеках – лёгкая небритость, весьма стильная. Фёдор рассмеялся и горяча обнял своего знакомца. С Петром им довелось пройти через большие приключения совсем недавно. А ещё – именно граф уберёг его от гнева Императрицы.

– Проходите, проходите, дорогой Пётр, – сказал Иванов, широким жестом приглашая внутрь. – Хотел написать письмо – всё руки не доходили. Рад видеть в нашей провинции, в хорошеющей Москве.

Шляпу следователь действительно принял. С точно таким же головным убором связан один забавный эпизод… Иванов не знал, было ему совестно или нет. Скорее нет, чем да. Впрочем, тот случай убедил следователя: нужно гнуть свою линию, а не сдаваться.

– По делам в Москве? – спросил Фёдор. – Или проездом?

Следователь нажал на кнопку своей дорогущей кофе-машины. Зёрна тут же устремились в свой последний путь между жерновами. Напиток поступал в чашку через серебряные трубки. Дорого, но только так, по мнению следователя, можно было сохранить вкус настоящего кофе. Тем более, за день он выпивал до пяти чашек. Иначе, как кофе-машиной такой объём не осилить.

– Сливки? – полюбопытствовал Иванов.

Пётр кивнул. Собеседник Фёдора отчего-то молчал – против своего многословного обыкновения. Аккуратно, аристократически перемешал тростниковый сахар, не издав даже мельчайшего звука. В понимании Галунова столкновение серебра с фарфором – верх неприличия.

– Как вы могли догадаться, – сказал Пётр после долгой паузы, – я с неофициальным визитом. От Матушки нашей.

– Вот те раз! – вырвалось у Фёдора. – Я полагал, вы просто так заехали, с дружеской целью.

Граф улыбнулся. Последний его визит запустил водоворот событий, из которого Иванов с трудом выбрался живым. И относительно невредимым. Впрочем, ему только казалось, что приключения дважды убитой закончились. Точка в деле поставлена не была, но Фёдор об этом не имел ни малейшего понятия.

– Прежде чем перейду к сути, хотел сделать ремарку, – не удержался Галунов. – Вы напрасно доверились нашему шарлатану в прошлый раз. Этому выскочке, Григорию Бесстужеву. Все ваши слова и действия были поданы Матушке под кисло-сладким соусом. Перевраны. Переиначены.

– Я догадывался… – ответил Иванов, чувствуя, как сердце прихватило.

– Лишь благодаря мне, опытному шеф-повару, впечатление от этого блюда удалось сгладить, – продолжал Пётр. – Уж простите за непрошенный совет. Вам впредь стоит быть осмотрительнее в своих контактах. Ни в коем случае не доверяйте антимагу. Бесстужев – обманщик и интриган высшей пробы. Ни мне, ни вам никогда не покорится такое искусство.

– Благодарю за совет, – буркнул Фёдор. – Видите ли, у меня не было возможности выгнать его отсюда. Да он и не проявлял своего мерзкого характера до поры…

– Он жаждет меня убить, – продолжал Галунов. – Не исключал бы, что и вы отныне в его списке. Сие он практически не скрывает… Видит себя равным Государыне. Можете себе это представить, дорогой Фёдор Михайлович?

– Спасибо, что рискнули объяснить всё Императрице, – сказал Иванов. – Я ваш должник.

– Впрочем, я должен вам куда больше, – смягчился граф. – Как-никак, вы мне жизнь сохранили. Ежели помните, после того рокового выстрела, что был произведён именно Бесстужевым. О чём это мы?

– Неофициальный визит, – подсказал следователь.

– Именно! – щёлкнул пальцами собеседник. – Кстати, блестящий кофе. Где вы берёте такой?

– Я распоряжусь, чтобы недельный запас вам отослали в Гатчинский дворец, – пошутил Фёдор. – Мы всё-таки дойдём до сути вашего неофициального поручения?

– Разумеется, – согласился граф. – Я как раз перехожу. Вчера Корону сотрясла трагедия. Видите ли, Голицын – это не просто фамилия. Это род, невероятно близкий к Короне. Мы все скорбим о безвременной кончине Игоря. Да упокоит господь его авантюрную душу.

– Скажу вам по секрету, как старому знакомому, – сказал следователь, переходя на шёпот. – Мы подозреваем его дочерей. Но лишь одну из двух.

– К сожалению, я об этом наслышан, – вздохнул Пётр и допил свой кофе. – О, отцы и дети! Ещё Тургенев воспел это противоречие в своём легендарном романе… Я люблю читать, кстати.

– Взаимно, – согласился Фёдор. – Так в чём же суть поручения?

– Матушка уверена, что ребёнок игрался, – объяснил он. – Игрался – и проигрался. Как это часто бывает с детьми.

– Видите ли, – начал следователь. – Дети старше двадцати лет. Юридически и не дети совсем.

– То для вас, – кивнул Галунов. – Матушка думает иначе. Она польщена вашим рвением. И непрогибаемостью, что вчера имел честь увидеть этот бездарь Муравьёв. А я сразу сказал: Фёдора Михайловича не прогнуть! Гнулку свою сломаете, господин министр!

Граф разразился хохотом. Такой уж у него был характер: громче всех над своими шутками смеялся он сам. Фёдору он действительно доверял. Пётр Галунов ощущал себя сапёром, что движется по минному полю. Где у этого святоши взрыватель?

– Я знаю, что Фемида для вас – богиня, – продолжал граф. – А не объект для шуток. Но есть обстоятельство… Матушка ждёт результат. Она велела передать, что успешное раскрытие сего дела может привести к новой аудиенции.

Иванов с трудом сдержался. Он терпеть не мог, когда кто-либо лез в его работу. Даже из лучших побуждений. Даже человек, в чистоте помыслов которого не приходится сомневаться. Но годы работы научили его дипломатии.

– Передайте Её Величеству, что она будет первой, кого я проинформирую об успешном расследовании, – сказал он. – Однако, предвосхитить его результат я не могу.

– Императрица ставит условие, – вздохнул граф. – Пять дней. Вы должны вынести обвинительное заключение в этот срок. Либо она пришлёт сюда этого шарлатана. Григория Бесстужева. И тот уже возьмёт дело под свой длиннополый пиджак.

Зубы Фёдора свело от боли. Второй контакт с антимагом Её Величества он мог и не пережить. Впрочем, пяти дней вполне достаточно, чтобы расставить все точки над i. Единственное, что не нравилось Фёдору – это желание больших людей предрешить исход дела. Это ведь загадка, а тайны не любят поверхностного отношения к себе.

– Передайте Матушке вот что, – попросил Иванов. – В прошлый раз я поспешил. И, уж простите за выражение, сел в лужу. Я бы не хотел повторения этого досадного опыта. А потому: требуется основательно разобраться в вопросе. Выяснить всё, и даже больше. И лишь после этого формулировать обвинение.

– Я на вашей стороне, – уверил его граф. – Но! Связан обязательствами совсем другой природы. Ваше стремление служить Фемиде похвально. Честно скажу, Фёдор: я бы так не смог! Не смог бы… Благодарю за кофе, мой дорогой друг. Ежели вышлете мне килограмм в Гатчинский дворец, буду благодарен.

– Разумеется, – кивнул Фёдор. – Мы можем наладить регулярные поставки. Главное – чтобы это не посчитали взяткой приближённому Императрицы.

Галунов рассмеялся, довольный шуткой. Было забавно, что он переходил то на ты, то на вы. Это многое говорило о графе. На прощание они пожали друг другу руки. Иванов с улыбкой протянул визитёру шляпу. От усталости у следователя начала кружиться голова, а ведь его ждало ещё много работы. Едва он подошёл к столу, чтобы распорядиться о последовательности допроса, позвонили вновь. И опять – начальник.

– Фёдор! – сказал Цискаридзе. – Тут ко мне приехал Галунов. Веришь ли?

– Ко мне он первому зашёл, – ответил Иванов.

– Вот ведь! – выпалил Генрих. – Нехорошо, Пётр, нехорошо.

На заднем фоне раздался смех. Фёдор начал терять терпение.

– Феденька! – продолжал Цискаридзе. – Это совпадение. Я звонил по совершенно иному вопросу. Веришь ли, у тебя будет стажёр. Вернее, стажёрка! Распорядись, чтобы в кабинете прибрались. Сочная девушка, доложу я тебе!

Глава 11. Стажёр-ка

Иванов вздохнул. Он подумал, что помощь пришлась бы ему кстати. После бессонной ночи и разговора с Галуновым Фёдор чувствовал себя разбитым. Сил ему катастрофически недоставало. Четырнадцать свидетелей! А после, уже на закате дня, ему доведётся держать удар (или марку?) в суде. Он будет вынужден лично ходатайствовать о помещении под стражу обеих девушек.

– Пять дней, – размышлял вслух Фёдор. – Вроде бы и достаточно, но к чему эта спешка? Поспешишь – да не с той согрешишь.

В дверь опять постучали. На сей раз галантность была уместа. Иванов громко предложил войти. В проёме возникла девушка, одетая в тёмный пиджак, средней длины юбку и безупречно белую рубашку. Ткань тесно облегала самые лакомые части её тела. Плотно, но не вульгарно, на грани дозволенного уставом. Прямо в душу Фёдору воззрились голубые глаза.

– Здравствуйте, господин Фёдор Михайлович, – её голос звенел, как колокольчик. – Только приступила к службе, а уже удостоилась чести работать с легендой сыска!

Иванов ухмыльнулся. Такая открытость ему льстила, но не нравилась. О нём самом, о его успехах и методах работы действительно циркулировало много слухов. Впрочем, дамочка явно не вчера закончила юридический факультет. На вид ей было лет двадцать пять, не меньше.

– Добрый день, – сказал он после паузы. – Как к вам обращаться, леди?

– О, зовите меня Нэсти, – ответила она. – Ибо моё подлинное имя – Анастасия Прокловна Губерниева… Слишком длинно. Длинные вещи меня раздражают.

Фёдору тут же захотелось сострить, вспомнив о вещах широких. Но он сдержался. И не потому, что девушка назвала его легендой. Просто со стажёрами сближаться нельзя: это непреложное правило. Да и что эта девица забыла в сыске? Ей был обзавестись мужем, детьми, дачей. По глубокому убеждению Иванова, в этом и состояло женское призвание и счастье.