Одна из двух

Григорий Грошев

Одна из двух

Глава 1

Фёдор Иванов мог бесконечно смотреть на огонь, воду и красивых женщин. Пожалуй, именно созерцание русских дам доставляло ему искреннее наслаждение. Вот и сейчас – он готов был взирать на эту красоту бесконечно. Особенно в рабочее время. Ибо Татьяна была прекрасна.

– Сделайте уже что-нибудь! – вскричала она. – Что-нибудь!

Очаровательный бюст нависал над латексным корсетом. Бёдра её были совершенны. Ярко-рыжие волосы собраны в хвост – несколько вульгарный, по мнению следователя. Она стояла перед Фёдором, уперев руки в бока. Но в глазах вместо вызова, вместо провокации – отчаяние. И, чёрт возьми, что там болтается у неё за спиной? Смущённый, Фёдор перевёл взгляд на хозяина этого роскошного дома.

На особняке стоило бы остановиться подробнее. Настоящий замок, а не коттедж! Бастион. Таковые строили лишь дворяне старой школы. Молодая аристократия стремилась к шведскому минимализму. Под этим в Российской Империи 1989-го года понимался двухэтажный особняк для господ, домик для слуг, отдельный гараж на четыре машины максимум. Парная, купель, бильярдная – по вкусу.

Игорь Голицын был не таков. К чёрту минимализм! В его особняке можно было расквартировать небольшой пехотный полк, безопасно сложив оружие в бесконечных погребах и подземных убежищах. Ежели занять оборону на стенах массивного ограждения и отражать нападение Прибалтийского корпуса, успех битвы оказался бы неочевидным.

Гараж Голицына больше напоминал Франкфуртский автосалон. Чего тут только не было! Мощные внедорожники, представительские седаны, хулиганские родстеры. Мотоциклы. Несколько бронетранспортёров – на случай тяжёлых времён. А времена в России разными бывают.

Огромный пруд с рукотворным островом, посреди которого – что бы вы думали? Правильно, домик для лебедя! Компактная вертолётная площадка. Сейчас она пустовала, ибо на летательном аппарате совершал очередной вояж старший сын Игоря. Собственный бассейн на три дорожки по двадцать метров. Банный комплекс.

Фёдор с Татьяной находились в основном здании. Если быть точным – в секретной его части. В Красной комнате, куда был вход лишь у двух людей. И одна из них явно была недовольна неторопливостью детектива.

– Вы так и будете глазеть? – вскричала Татьяна в нетерпении. – Господи, наша полиция способна хоть на что-нибудь?!

– Сударыня, не сердитесь, – попросил Иванов. – В этом деле не до спешки. Я не просто смотрю – я отмечаю все детали.

Сам проезд на территорию комплекса Голицына был сродни прохождению таможни между Соединёнными Штатами Европы и Османской империей. Фёдору повезло: дворянское происхождение и мундир уберегли от унизительных досмотровых процедур. Не все были столь везучи. А где же глава семейства? Где же виновник этого ночного визита?

Игорь Голицын, князь, полный кавалер ордена Петра Великого, Герой Империи, основатель Общества понимания… выглядел самым неподобающим образом. Он лежал на полу, на животе, и голова была повёрнута аккурат в сторону следователя. Брови приподняты – будто он извинялся, что не мог встать и поприветствовать визитёра лично.

На старом, но тренированном теле Игоря была надета одна лишь портупея в её парадном исполнении. Бёдра обнажены, а на лице застыло удивлённое выражение. Из могучей спины торчал нож. Крови совсем чуть-чуть: удар нанесён мастерски, прямо в сердце, но с минимальным повреждением тканей. «Приятно иметь дело с профессионалом» – отметил про себя Фёдор.

– Я последний раз спрашиваю… Вы так и будете стоять? – возмутилась Татьяна: гнев ей был к лицу. А какие губы!

– Прошу прощения, мадам, – ответил Иванов. – Но я произвожу осмотр. Спешка ни к чему. Увы, господину Голицыну мы помочь уже не в состоянии. Однако поспешные действия помешают сохранить улики, которые…

– Его нужно надеть! – перебила его женщина. – Я настаиваю, что моего супруга нужно надеть немедля!

– Одеть, – поправил её Фёдор и смерил недовольным взглядом.

Голицыны – одна из богатейших фамилий Москвы, России, да чего там – всего мира. Ходили слухи, что сам Рокфеллер порой лазил в карман этого могучего семейства. Всё у них было: деревни, заводы, туристические лайнеры и самолёты… И на тебе, тоже плачут. Стенания третьей супруги покойника Фёдор хотел бы проигнорировать, но это было затруднительно. Ибо кричала она по-настоящему громко. А голосок её был манящим, что вкупе с силой связок отвлекало ещё больше.

– Оденьте, я приказываю! – прокричала она. Грудь едва не вывалилась из корсета. Шёлковые тесёмки умирали под натиском могучего бюста, но не сдавались.

– Это невозможно, – вздохнул следователь. – Я не могу изменять следовую картину. Мне надлежит осмотреть тело, изъять улики. Судебный хирург в пути. Вы сможете облачить князя Игоря лишь при его погребении. Уверяю вас, фотоснимки обстановки будут храниться в тайне.

Что, впрочем, не исключает утечки данных… По крайней мере, в газетах такое не опубликуют. Цензура не пропустит. Конечно, российский народ сделал широкий шаг в сторону свободы нравов… Но именно от созерцания фотографий Красной комнаты Игоря Голицына рисковал растянуться, разъехаться на шпагат.

– Но это же позор! – продолжала дама. – Мой дорогой супруг – и в таком виде. Я буду жаловаться всюду. Мы богаты и влиятельны, а вы – третьесортный полицейский. Нет, не так. Вы – пересортица. Вас разжалуют и отправят для дальнейшей службы в Брест.

Кто его разжалует и за что, почему именно Брест – история молчала. Но молчала красиво, и Фёдор против силы это признал. Иванов пытался заполнять протокол, однако стенания вновь испечённой вдовы раздражали и отвлекали. Глубокая ночь, а он так спешил, что не взял с собой табака. Без никотина голова отказывалась работать.

Тогда Фёдор осмотрел третью жену Голицына внимательнее. Одежды на ней, конечно, было побольше, чем на виновнике торжества. Латексные шорты с молнией на самом интересном месте, корсет, сапоги на высоком каблуке. Броский макияж. Какие-то знаки нарисованы по всему телу…

Воистину, её внешний вид и формы отвлекали от осмотра места преступления. А ещё больше смущал хвост, болтавшийся позади жены Голицына, когда она кричала и двигала тазом. Угрожала ссылкой в Брест. В этот момент она почему-то напоминала животное, превращённое в человека. И судя по цвету хвоста, исходным материалом была лисица.

– Я сей же час позвонила в полицию, сей же час! – кричала она, вытирая слёзы. – Едва обнаружила Игорюшу. И я надеялась на понимание. Поймите, мы должны, мы обязаны переодеть его! Если вы отклоните мои требования, горько пожалеете об этом. Страшная кара ждёт вас… господин!

– Мадам, у вас горячка, – произнёс Иванов. – Я приношу вам глубочайшие соболезнования от лица Её Величества полицейского корпуса. Однако же, есть правовые нормы. К сожалению, мы вынуждены сохранять неизменность обстановки до окончания осмотра. Ну или хотя бы до прибытия судебного хирурга.

Женщина продолжала угрожать всеми муками ада, демонстрируя недюжинные познания географии Российской Империи. К потенциальным местам ссылок добавился Харьков, Дальний, остров Сахалин и – внезапно – Бологое. Против ссылки в этот замечательный городок хотя бы на полгодика Фёдор не имел никаких возражений. Желательно – в компании Алисы.

– Я требую, слышите? – продолжала Татьяна. – Вы не смеете мне отказать, вы, мистер клоп! Оденьте моего супруга немедленно!

– Вам бы самой не мешало привести себя в порядок, – произнёс Фёдор, потеряв терпение. Кроме того, он душил предательский смешок, представляя себе дамочку в образе лисы. – И не совершайте движений тазом, ибо ваш рыжий хвост меня страшно смущает!

Настал черёд женщины покраснеть. Пятясь задом, будто рак, она покинула комнату. Фёдор остался один. Осмотрелся. Достал фотоаппарат и сделал несколько снимков, обращая внимание на детали. В газетах порой использовали своеобразный штамп. Что-то вроде: открывшаяся картина поразила даже опытных следователей.

Здесь подошёл бы другой. Вроде… «Помещение вогнало в краску знающего толк извращенца». На стенах были картины, писаные маслом, с изображением римских оргий. Сексуальные сцены в японских банях, и в русских полях. Ангелы и демоны, животные и мифические существа, мультяшные персонажи и герои комиксов – совокуплялись все. Анатомические детали были выведены с поразительной достоверностью.

О предназначении объектов, которые были расставлены по комнате, догадаться было нетрудно. Плети и стеки, скамьи с мягкими наручниками, разного рода крюки, пробки (не винные), цепи, свисающие с потолка… Бусы, которым бы позавидовали коренные африканские племена, сохранившие идентичность. Разнообразные маски, что сделали бы честь и Венецианскому фестивалю, и карнавалу в Рио-де-Жанейро.

Стены драпированы красным бархатом, на полу – любопытный материал, похожий на чёрную кожу. В углу – бар, которым сей же час хотелось воспользоваться. Дорогая кофе-машина. Да уж, Голицыны, пусть и девианты, но с поразительным вкусом. Следователь подумал, что едва ли смог бы отказаться от приглашения в такую комнату – в другое время, при других обстоятельствах.

– Раскрыть сие преступление будет нетрудно, – сказал Фёдор. – А вот сфотографировать помещение так, чтобы судей и прокуроров не бросало в краску – решительно невозможно.

На миг он застыл – и вдруг услышал шорох. Крадучись – двинулся в его сторону. И на миг, по непонятной причине, в сердце его поселился ужас.

Глава 2. Странный звонок

Куда же попал дорогой читатель? 1989-й год в Российской Империи близился к своему закату. Октябрь вышел тёплым, бабье лето исчерпало все разумные и неразумные лимиты. Но по ночам уже вредил лёгкий морозец. Он пытался рисовать узоры на стекле и больно кусал за пальцы тех, кто игнорировал рукавицы.

Тихий запад Москвы, фамильные особняки с огромными участками. Роскошь, изыск… и охрана, готовая размазать любого, кто посмеет сунуться без приглашения. Даже весьма состоятельный дворянин мог испытать здесь чувство финансовой неловкости. Роскошь давила, будто толща воды на дне Марианской впадины. Говорил ли я о том, что именно русские учёные спустились на эту глубину первыми?

По странному стечению обстоятельств, финансировал ту судьбоносную экспедицию виновник ночного торжества. Его имение встречало Фёдора Иванова не очень радушно. Двигаясь по этой части Москвы, старший следователь будто слышал раскаты Царь-Пушки. Это стреляли громкие имена и фамилии, с которыми он некогда имел честь знаться.

Сильные России, сильные мира сего. Если бы вы задумали приблизиться сюда на расстояние половины версты, тишину бы размазал по стенке громогласный возглас.

– Приватная территория! – издали вскричал бы частный гвардеец.

И от этого возгласа тут же пропадало желание двигаться дальше. Ибо въезд в поселение охранялся несколько строже, чем большая часть государственной границы. По периметру – дорогостоящие камеры видеонаблюдения. Вот почему, заслышав шум, следователь испытал нечто похожее на страх.

Кто здесь? Как этот гость прошёл мимо двух рубежей охраны? Времени на раздумья и страхи не было. Фёдор двинулся в сторону шума. Портьера колыхалась совсем чуть-чуть. У него было не так много вариантов. Первый – сбежать, позвать на помощь. Второй – нанести превентивный удар, а лучше – выстрелить.

Третий – попытаться задержать предполагаемого преступника. Иванов решил сыграть на самом сложном уровне. Он одёрнул штору – и удивлению его не было предела. Человека, вышедшего из тени, он ожидал увидеть тут меньше всего. Вот это фокусы! Просто в голове не укладывалось, что…

Пока Фёдор сражается со своими чувствами, вылетим за пределы роскошного особняка. Охрана пересматривала каждый дюйм, каждый отсек саквояжей судебных хирургов. Дама и вовсе пошла пятнами, ибо один из гвардейцев обыскал её самым непристойным образом. Грубиян полагал, что естественные полости тела вполне подходили для переноса опасных предметов.

– А ежели вы решите пистолет пронести? – назидательно говорил охранник. – А разрешения нет.

– Ты думаешь, у меня там пистолет пометится? Где ж это видано? – вскричала несчастная. Она даже не знала, что оскорбило её больше: чужие пальцы на запретном месте или предположение о его безразмерности.

– Видал я и не такое, – оскалился охранник со скучающим видом. Разумеется, только видом, ибо сердце его стало биться чуть чаще.

– Известно ли тебе, как я скальпелем работаю?! – спросила женщина-хирург. – Сейчас продемонстрирую…

Она потянулась к саквояжу, но обстановку разрядил начальник службы охраны. Ему уже было известно, какое ужасное происшествие произошло на территории поселения. И битва между старшим охранником и хирургом совершенно не входила в планы. Более того, могла лишь усугубить проблемы.

– Полно вам ругаться, сударыня, – сказал начальник. – Мы все обескуражены смертью нашего покровителя. И с ужасом смотрим в тьму будущего. Приношу вам искренние извинения в связи с его длинным языком и пальцами. Ежели позволите, я лично укорочу какой-нибудь бесполезный для него орган – но не прямо сейчас.

Пока служба охраны разбиралась с судебными хирургами, удивлённый Фёдор взирал на своего старого знакомца. Они расстались буквально пару месяцев тому назад. Но какова перемена! Святослав выглядел собранным, серьёзным и… Надменным? Костюм прекрасного кроя. Шикарный галстук. Он взирал на своего бывшего начальника без страха, а с усмешкой.

– Ты как здесь оказался? – спросил Иванов.

– Забрёл случайно, – пожал плечами частный детектив. – Хотел предложить новоиспечённой вдове свои услуги по поиску убийцы…

– Святослав, – вздохнул следователь. – Неужто ты не знаешь, какая ответственность предусмотрена за проникновение в частные владения? Полагаешь, Липов тебя спасёт от суда?

– Не понимаю, о чём речь, – улыбнулся Святослав. – Сие есть недоразумение.

– И что я должен сделать с тобою, как представитель власти? – спросил следователь.

Бывший полицейский детектив молчал. Фёдор протянул ладонь, и Святослав безропотно вложил в неё камеру. Новейшая модель! Иванов нажал на кнопку, включив автоматическую перемотку плёнки. Дёрнул затвор. Аккуратно извлёк. Надо будет проявить и ознакомиться. Потрогал камеру: она была тёплой. Хороший инструмент: можно сделать серию снимков без задержки, а высокая светочувствительность позволяла работать и в затемнённом помещении. Максимальная автоматизация.

– Тебя кто-то видел? – спросил следователь.

– Только охрана, – буркнул Святослав. – Они и пропустили на территорию за пятьдесят целковых. Под условием, что я лишь сделаю фото дома и уйду.

– Ну так сделай фото дома снаружи и уходи, – разрешил Фёдор. – Пока хозяйка не вернулась. Я с тобой позже поговорю.

Частный детектив развернулся и аккуратно пошагал к выходу. Несмотря на каменное выражение лица, он испытал облегчение. И азарт. В тот же момент Фёдор заметил, как боковой карман брюк Святослава топорщится. И явно была не коробочка с какими-то медикаментами.

– Стой! Готовую плёнку, – потребовал Иванов и вмиг догнал наглеца.

Святослав развернулся и вздохнул. Смерил взглядом бывшего начальника. И с явной неохотой достал из бокового кармана брюк плёнку. Передал её Иванову, но так, чтобы тому пришлось тянуть руку.

– Свободен, – буркнул Фёдор. – Будешь должен. Липову привет.

Хозяйки не было ещё минут двадцать, не меньше. Иванов неспешно и деловито оформил протокол осмотра. Изобразил помещение, вымерял расположение тела с точностью до сантиметра. Зарисовал его. Не то, чтобы это было так уж необходимо для следствия. Просто если он брался за какое-то дело, то стремился справиться с ним лучше всех.

– Такая охрана! – вслух рассуждал Фёдор и ухмылялся. – Мышь не проскочит. Ну, только если у неё нет пятидесяти рублей… Но мыши обычно бегают с пустыми карманами.

Нетрудно догадаться, что убийца не был пришлым. Он находился тут давно. Не исключено, что и сейчас он был рядом. В девяти случаях из десяти убийцей оказывался член семьи. Всё же, императорская Россия была довольно спокойным местом для жизни. Это не Соединённые Государства Америки, где тамошние граждане считали возможным решать конфликты оружием.

И не Османская империя с её буйными нравами. И не Япония, где до сих пор живы предрассудки прошлого. Как-то раз Фёдор всерьёз увлёкся культурой Поднебесной. И на некоторое время считал сепукку прекрасным способом уйти достойно… Пока не понял, что достойно уйти невозможно в принципе.

Иванов услышал шаги на лестнице. В проёме возникла высокая и тощая фигура детектива Марека Мичмана. Его сопровождал оперуполномоченный Соловьёв. Эти ребята тоже прошли на охраняемый периметр относительно легко и непринуждённо. Сказался авторитет полиции.

А вот судебным хирургам пришлось сложнее – они застряли на блокпосте основательно. Марек достал казённый фотоаппарат и принялся делать снимки. Плёнка двигалась натужно. Марек тихонько ругался, перематывая её вручную. Соловьёв взглянул на протокол осмотра Иванова и расстроился:

– Недостижимая величина, – со вздохом признал оперуполномоченный.

– Ты тоже так сможешь, – напутствовал Фёдор. – Просто не спеши никуда. Все цифры и буквы выводи аккуратно и тщательно.

– Не-а, – ответил Соловьёв. – Вона у вас какие вензеля! Моими каракулями только зубную боль заговаривать.

Прошло ещё несколько минут, и на место преступления прибыли хирурги. Женщина лет тридцати, Савелия Лапина, завидев внутренности помещения, пошла красными пятнами. Её крайне удивили раскованные картины на стенах, а ещё – вид покойника. Впрочем, она хотя бы постаралась сохранить невозмутимость на лице. Её коллега, Василий Свекольников, оказался менее сдержанным.

– Вот это вертеп! – громогласно объявил он. – Быть может, сие не убийство? А часть какой-то неизвестной сексуальной игры? Быть может, наш покойничек просто проиграл, а вместо ножа в него надлежало воткнуть другое приспособление?

– Василий, – одёрнула его Савелия. – Своими неуместными шутками вы позорите честь наших мундиров!

– Осмелюсь не согласиться, – продолжал хирург. – Как по-вашему, этот аристократ в портупее дискредитирует честь вооружённых сил империи?

Раздались смешки. Подобную статью в середине двадцатого века собирались внести в Криминальный кодекс. Однако государь тогда возразил: позор либо забывают, либо смывают кровью. Пожалуй, армейская портупея на обнажённом теле Голицына действительно образовывала состав преступление. Игривое настроение служащих улетучилось в один миг, когда…

– Как вы смеете позорить память моего мужа? Есть ли у вас честь и совесть, жалкие черви?

Хозяйка имения, Татьяна, подкралась незаметно. Вместо кожаного корсета и латексных шорт на ней были чёрные брюки и аккуратная блузка. Рыжие волосы она собрала в хвост, но уже другой по форме и содержанию. Вульгарный макияж был смыт. Неудивительно, что облачение в костюм приличной женщины отняло у неё столько времени.

– Прошу простить службу медицинских хирургов, – произнёс Иванов. – Они в основном проводят своё время с трупами и отвыкли скрывать свои пошлые мысли от окружающих. Я сделаю строжайшее внушение наглецам наедине.

– Извинения приняты, – произнесла Татьяна. – Ответьте мне, господа, когда мы сможем… сменить платье моему супругу?

Она держалась стойко, но Фёдор заметил признаки отчаяния. Губы вдовы дрожали, а в уголках глаз стояли слёзы, которые она не позволяла себе пролить. Фёдор не просто видел её страх, но и чувствовал его. Голицын был офицером. В юности тот поучаствовал в военных операциях в Африке и Азии, где показал недюжинную доблесть.

Порой его рвение было неуместным и даже глупым. За это он получил немало медалей и орденов. А ещё кличку – Всадник без головы. Игорь, впрочем, находил в этом прозвище уважение. Потом он ушёл на гражданскую жизнь, где свои капиталы стремился нарастить и приумножить.

Иванов не интересовался чужими финансами. Однако о деловой удали Игоря был наслышан. Голицын первым во всей России додумался строить огромные торговые лавки. Их называли по-разному: мега-рынки, гипермаркеты, универсумы. А ещё – именно капиталы Голицына использовались для возведения вертикальных деревень в Москве и других мегаполисах России, куда переселяли бывших крестьян.

Бывший офицер, бизнесмен, миллионщик… Но при этом – весьма открытый и приятный человек. Два или три раза Фёдор видел его в общих компаниях. Пусть мельком, пусть совсем чуть-чуть. Не так давно ему даже довелось участвовать в спасении Голицына: он подавился в ресторане. В жизни и на экране Игорь производил впечатление человека, готового к любым неожиданностям. Как же он пропустил удар ножом в спину?

– Кого вы подозреваете, Татьяна? – спросил следователь.

– Его шлюх, – ответила она.

– Уточните, – потребовал Фёдор. Хозяйка лишь поджала губы.

Что он знал о хозяине дома? О его супруге? О дочерях? Все они – любимцы публики, газет и журналов. Многое, что знал о них Иванов, он знал против своей воли. Скандалы. Блеск роскошной жизни. Победы на соревнованиях, проекты и контракты. Кроме того, Игорь Голицын знал толк в развлечениях.

– Соловьёв, Мичман, – распорядился Фёдор. – Опросите дочерей графа. Где их покои?

– На третьем этаже, – буркнула Татьяна. – Софа – налево, Стефи – направо.

– Слышали? – спросил Иванов. – Выполнять.

– Как же я буду без него, – прошептала Татьяна. – Нужно всё отменить. Должен быть траур. Траур всероссийского масштаба… Все, все должны рыдать.

Голицын любил активный отдых. Гольф, конную езду, виндсёрфинг, прыжки с парашютом. Он ходил в горы, стоял лагерем в лесах, переплывал бурные реки на вёсельных лодках. То, что увидел Фёдор в особняке, очевидно, оказалось тёмной стороной. Особенно упоминание супругой покойника женщин лёгкого поведения. Пока судебные хирурги осматривали тело убиенного, в красный зал вбежал слуга. Лицо его тоже было красным – настолько спешил.

– Звонок! – объявил он. – Звонок, не терпящий отлагательства!

– Пошли звонящего к чёрту, – буркнула Татьяна. – И сам проваливай.

– Интересуются не вами, графиня… – произнёс слуга. – К трубке просят позвать иного человека.

Глава 3. Разрешите представить Прохора Шаляпина

Хотя весь мир утверждал, что сословное общество безнадёжно устарело, Екатерина Третья не спешила упразднять институт аристократии. Или хотя бы реформировать… Ибо «голубая кровь» – основа величия и благополучия монархии. Дворян в России было немного, не больше десятой части от всего населения. Плодились аристократы отвратительно, не в пример горожанам, рабочим и сельчанам.

В руках дворян были сосредоточены ключевые богатства Империи. Пропорция была обратной: на десять процентов привилегированного населения приходилось девяносто процентов всех благ. И это не только земля, но и полезные ископаемые, недра, технологии. Разрыв разрастался, но, казалось, Екатерину это не беспокоило совершенно.

Получить заветное звание можно было по наследству или по вступлению в брак, а ещё – с высочайшего дозволения Императрицы. Аристократы держались обособленно. Даже обедневший дворянин никогда в жизни не согласился бы поселиться в вертикальных деревнях, где в крохотных квартирках ютились десятки людей. Будто в издёвку этот вид жилья называли «студиями». Слово совершенно не отражало сути такой недвижимости. К студиям мы ещё вернёмся, а сейчас – поговорим о сливках аристократического общества.

Итак, Игорь Голицын располагался на другом полюсе российской жизни. Именно его капитал был вложен всюду, в том числе в строительство новых районов и кварталов в местах, некогда бывших безлюдными. Быстрее всех разрасталась Москва. В Санкт-Петербурге Императрица не позволяла возводить вертикальные громадины. Но оставались и другие мегаполисы: Волгоград, Омск, Владивосток…

– Слушаю, – произнёс Иванов в чужую трубку.

Телефон был оформлен под старину. Дорогие материалы, использованные для производства, делали трубку невероятно тяжёлой. Стильно и красиво, но неудобно. А самое главное – совершенно бесполезно.

– Феденька! – раздался знакомый голос. – Игорь… Мёртв?

– Так точно, господин генерал, – вздохнул Фёдор. – Убит точным ударом в сердце. Со спины.

– Какая трагедия… – вздохнул Генрих Цискаридзе. – Я тоже хотел выбыть туда. Но… Видишь ли, мы немного не в ладах с Татьяной. Знойная женщина, ты не находишь?

– Пока нет, – буркнул Иванов. Кто о чём, а Генрих – о бабах.

– Феденька, не покидай особняк, пока всех не допросишь, – продолжал Цискаридзе. – Чует моё сердце, что завтра начнётся вертеп. Вертеп! Как бы нам с тобой не попасть под раздачу.

– Как скажете.

– Не уезжай, пока не допросишь каждую мышь! – не унимался Генрих. – Чую костями, убийца там… Убийца внутри.

– Я тут только один! – начал спорить Иванов. – Марек ещё не опробован в серьёзном деле. А Соловьёв… Вы всё сами понимаете про Соловьёва.