Одна из двух

– Вы пришли вовремя, леди Нэсти, – произнёс Фёдор. – Ибо вчера произошло убийство, которое мне надлежит расследовать в кратчайшие сроки. Своим поручением я допущу вас в состав следственной группы… И буду давать поручения. Нам предстоит немало труда. Вы готовы?

– Ой, как интересно! – всплеснула руками девушка, и в глазах её вспыхнул неподдельный интерес. – Когда начинаем?

Рвение Нэсти Фёдору понравилось. Как и её звонкий голос. И это – после не самого приятного первого впечатления. Она даже не спросила чашку кофе. Или сигарету. Или конфетку. Не стала выяснять, в какой ресторан он поведёт её обедать. Определённо, из такой союзницы мог получиться толк.

– Раз вы так голодны до работы, то приступим к делу прямо сейчас, – ответил Фёдор. – Единственный нюанс… Уточните о своём происхождении.

– Я – мещанка, – скромно сказала Нэсти.

– Прошу прощения за этот вопрос, – произнёс Иванов, слегка склонив голову. – Я лишь хотел довести до вашего сведения, что работать нам доведётся в иной части отделения. Там, где допрашивают крестьян, мещан, рабочих и прочий люд. Мы называем её – простая.

– Спасибо, что предупредили, – улыбнулась девушка. – Но для меня это не имеет никакого значения.

В Соединённых Государствах Америки медленно, но верно боролись с сегрегацией и расизмом. Фёдора ещё в детстве впечатляли рассказы о том, как гражданам негроидной расы приходилось уступать места в транспорте белокожим. И что за нарушение этого правила аж до семидесятых годов даже практиковались штрафы… Но к концу 20-го века СГА сделали мощный рывок навстречу равноправию.

В России 1989-го года классовость не просто жила, а жила припеваючи. Фёдор трудился в той части полицейского отделения, что была создана и обустроена для аристократов. Высокие потолки, хрустальные люстры, богатая отделка, просторные кабинеты. Даже камеры для дворян были весьма удобны и комфортабельны – если сравнить их с обычными казематами для узников без длинной родословной.

Тут же была и другая сторона отделения, «простая». Там – и отделка попроще, и кабинеты поменьше. Генрих Цискаридзе, начальник отделения, был человеком обходительным. Он старался сглаживать классовые углы, обращая внимание не столько на происхождение человека, сколько на его благосостояние. Он терпеть не мог бедных и нищих, независимо от степени их благородства, и преклонялся перед людьми богатыми.

Так вот, Генрих дозволял разночинцам работать в любой части отделения. И Соловьёв, например, располагал неплохим кабинетом неподалёку от Фёдора – пусть и в самом углу… Однако же, дворяне могли трудиться на своей стороне, что было закреплено в уставе. Аристократы в основной своей массе служили неважно, и без простого люда работа отделения была бы просто парализована.

– Нам надлежит пройти по казематам, – предупредил Иванова. – Но не беспокойтесь. Я буду рядом.

Они спустились по лестнице, прошли через роскошный кабинет для допросов. Тут же – огромная стальная дверь, которую перед следователем услужливо распахнул полицейский. В коридоре было сыро, бедно, но чисто. Каблуки девушки звонко цокали по плитке, а попка – аппетитно вздрагивала. Иванов силой мысли заставил себя сосредоточиться на деле, а не на теле.

– Фёдор Михайлович, разрешите вопрос… – сказала Нэсти, пока они двигались по длинному подземному коридору.

– Разумеется, – кивнул следователь.

– Отчего, скажем так… Разночинцев нельзя было вызвать в ваш кабинет? Зачем такой путь?

– Четырнадцать простолюдинов! – воскликнул Фёдор. – Я имел в виду, разночинцев. Ну что вы, многие коллеги не будут впечатлены таким соседством. Не беспокойтесь, нам предоставили один из лучших следственных кабинетов обычной части. Скажите мне, Анастасия, хорошо ли вы владеете печатной машинкой?

– Ну так, умею немного, – скромно ответила девушка. – Могу набирать протокол, покуда вы будете пытать своих клиентов.

Спустя три допроса, глядя на проворные пальчики Нэсти, Фёдор пытался понять, почему он скромничала, говоря о своих навыках. Девушка печатала так, словно ей был доступен квантовый переход в другое измерение. Это выглядело настолько экстраординарно, что вводило в транс всех фигурантов. Трель клавиш звучала, как замысловатая зарубежная музыка.

– Вы знаете, – приговорил Лёва Стекольный спустя несколько минут допроса, – этот мерный стук меня сбивает. Немного.

– Перетерпите, – сказал Иванов. – Ибо вы не единственный приглашены на допрос, и мы вынуждены экономить время.

– И вообще, с такими способностями нужно в цирке выступать, – продолжал шеф-повар, глядя на Нэсти. – Спрос будет бешеный. Я лично вскричу: браво, бис!

Смотрел Лёва не только на пальцы, но и на аппетитную грудь девушки. От физической активности Нэсти разгорячилась и расстегнула две верхние пуговицы рубашки. Теперь пышные наливные яблочки явили миру свои совершенные формы… И если Иванов мог держать себя в руках, то повару было трудно.

– Вернёмся к сути, – потребовал следователь, пощёлкав пальцами перед лицом Лёвы. – Как вы считаете, кто из дочерей Голицына имел мотив для его убийства?

– Вопрос хороший, – улыбнулся Стекольный, с трудом отрываясь от созерцания груди стажёрки. – О покойниках, как говорится… А, к чёрту! К своей старшей дочери он проявлял интерес. И, верите ли, не отцовский.

– Уточните.

– Я лично, своими распутными глазами видел, как он обнимает Софочку! – вздохнул повар. – И это не было похоже на объятья любящего отца…

Фёдор бросил взгляд на Нэсти. Та покраснела. Надо же, до чего неиспорченная девушка, подумал Иванов. Конечно, интимная сторона жизни жертвы никогда не вызывала у следователя интереса. А ежели выяснится, что папочка не только обнимал свою дочь… Мерзость! Но ничего не поделаешь, работа такова: задавать гадкие вопросы. И получать на них мерзкие ответы.

– Ох, господин следователь, – продолжал Лёва. – Игорь ведь был мне товарищем. Знаете, как трудно плохо говорить про друга? Особенно – правду.

– Догадываюсь, – кивнул Фёдор.

– Так вот… – вздохнул повар. – Ежели правда может помочь найти убийцу… что ж, пусть она будет грязной. Ходили упорные слухи, что Игорь любил свою старшую дочь сильно. Безумно. И не только платонически, но и телесно. Чем вызывал крайнее раздражение у Татьяны. Я едва не назвал её змеюкой, но вовремя сдержался. Об одном прошу, господа правоохранители: не пишите это в протоколе, ибо меня съедят без соуса.

Иванов призадумался. Да, пожалуй, сексуальное насилие могло быть достаточным мотивом для убийства. Увы, как часто ему доводилось видеть доведённую до отчаяния русскую женщину! Ведь защититься от насилия супруга, дяди, брата или даже отца в императорской России почти невозможно. Особенно, если ты – в зависимости от преступника. Увы, криминальное законодательство на сей счёт не делало для женщин никаких скидок.

– А что по поводу второй дочери? – осведомился Фёдор.

– Тут – ничего не скажу, – вздохнул Стекольный. – Я и слухам о старшей отказывался верить. До вчера.

Допросы шли беспрерывно до шести часов вечера. Нэсти показала себя не просто старательной стажёркой, а настоящим специалистом. Она не допустила ни единой ошибки в протоколах – и это несмотря на феноменальную скорость печати. Ни разу не показала ни словом, ни жестом усталость. Конечно, возраст к этому располагал – ей было двадцать пять лет. Но и рвение нельзя не отметить.

– Остался ещё один человек… – вздохнул Фёдор. – Некто Роман Друзь, садовник.

– Ха-ха, – улыбнулась девушка. – В дамских романах, знаете ли, именно представители этой профессии чаще всего оказываются убийцами.

Фёдор против воли улыбнулся: шутить после шести часов интенсивной работы – это сила духа. Нэсти ему понравилась. Не как девушка, нет. Иванов предпочитал брюнеток, а у стажёрки были светлые волосы. Да и овал лица, и фигура – всё против вкусов следователя. Так он убеждал себя в голове. Но глаза… Такие чистые, голубые глаза! И аккуратные пальчики – тоже весьма красивые.

– Ежели вы устали, – произнёс Иванов. – Я могу вас отпустить. Вы ведь и без обеда, и без отдыха…

– Я устала, – кивнула Нэсти. – Но страстно желаю продолжить нашу работу. За эти часы я получила больше знаний, чем за годы в университете. Вы – профессионал экстра-класса, господин Фёдор.

Иванов улыбнулся. После бессонной ночи в углах его глаз появились морщинки, но взгляд стал озорным и добрым.

– Ну что ж, – сказал следователь. – Думаю, что допрос садовника не отнимет у нас много времени… Что он мог видеть? Как топчут его безупречный газон?

Сразу скажу, чтобы читатель не расслаблялся: Фёдор ошибся. Собственно, в этой истории данная ошибка стала первой, но не последней.

Глава 12. Побеги и побег

Заседание о мере пресечения назначили на девятнадцать тридцать. Как говорится, работа в стране дураков начиналась вечером. Фёдор за долгие годы службы так и не смог понять, почему судьи готовы разбирать сложные дела на закате дня. Сидеть в мантиях без обеда до ночи, зачитывать решения…