Лакшми ищет Вишну

Он уложил её в контейнер, головой на расшитую золотой нитью думочку, повернул вентиль наполнения консервантом, закрыл прозрачной крышкой. Она засыпала с улыбкой на устах. «Я найду тебя. Наполню благо…»

Внезапно особо мощный взрыв подломил ножки шкафа с реагентами, посыпались со звоном ёмкости, оборвались шланги, на пол полилась жидкость, обрушился потолок лаборатории. Пол провалился, увлекая Вишну и контейнер с Лакшми в глубокую шахту. «Я сотворю для тебя Вселе…»

***

– Принцесса, проснитесь! Мы приехали.

Васильковый автомобиль остановился на стоянке у магазина.

– Голодная? Зайдём за продуктами.

В кармане Вадима заиграл бравый марш.

– Постой тут, на входе. Я скоро.

Прислонил к уху ладонь и вошёл внутрь. За стеклянными стенами среди длинных полок с разноцветными пакетами бродили люди, набирали пакеты и выстраивались в очередь на выходе. Вадим отнял руку от уха и тоже набрал пакетов. Где же продукты –овощи, ягоды, орехи, – удивилась Лакшми. Одни пакеты в виде параллелепипедов. Неужели вкусные?

К ноге ластился полосатый кот. Лакшми погладила пушистого. Откуда ни возьмись, другой, помельче тоже об ноги трётся. Вадим вышел, поставил на пол полную пакетиков сумку, из большой упаковки насыпал котам хрустящих шариков.

– Это Пират и Разбойник. Всем домом подкармливаем. Они у нас крысоловы!

В нескольких метрах от магазина огромные мусорные баки лежали на боку, напоминая бегемотов из зоопарка. Какие-то оборванцы копались в горе выпавшего содержимого «бегемотов». Один из этой неприятно пахнущей компании поймал дворнягу и у всего двора на виду пытался почистить ей зубы.

– Не обращай внимания, – велел Вадим, – идём домой.

Из подъезда серой пятиэтажки вышла дама, едва удерживая на поводке крупного рыжего пса с отвислыми щеками. Нравятся же кому-то толстомордые! Никакого изящества.

Поднялись на этаж. На входной двери квартиры Вадима висела табличка: «Осторожно! Злюкен собакен! Яицен клац, клац!»

Глава 4

– Добренький день! Вы сегодня не поведёте меня к хихиатру? – улыбнулась старушка Антону, входящему в палату с тарелкой куриного супа-лапши для пациентки.

Она откинула покрывало, осторожно села на краешек железной кровати. Скульптура, похожая на Лаокоон, слепленная ею из хлебных мякишей, стояла на тумбочке у изголовья. Слепила за ночь.

Антон улыбнулся в ответ: это была самая адекватная из всех его подопечных. Конечно, диссертацию на этих, таинственно исчезающих после курса уколов, старичках не напишешь; но нынче ему, как говорят, не до жиру – быть бы живу; хоть не аннулировали после потери "тисульской волшебницы", как он переименовал про себя Лакшми. Не лишили жизни, и даже оставили при делах.

Старушка дотянулась до дужки кровати, стащила полотенце, аккуратно постелила его на колени, взяла с тумбы чашку и ложку.

– Приятного аппетита, – пожелал Антон.

– Дороже ложки к обеду – только зубы, – прозвучал актуальный ответ.

Зубов у подопечной, действительно, раз, два и обчёлся – никаких протезов. Да и, вообще, никаких вещей. И это не исключение, Шато и Атлет привозили абсолютно всех именно таким, бесприданным образом.

После пропажи Лакшми Антон лишился квартиры, пришлось перебраться жить в этот неофициальный дом престарелых, в одну из палат. Сами обитатели – старички – подозревали, что их используют «для опытов», и, наверное, так оно и было. Антону главврач ничего не объяснял, лишь требовал тщательного ухода за подопечными, не уставая повторять: «Чистота –залог успешного опыта, почаще меняйте памперсы».

Звякнула о столешницу пустая тарелка.

– Неплохой случился супчик. Малой, а куда девалась прекрасная картина? После Вашего ухода она растаяла.

Старушка указала на зарешёченное окно.

В первую секунду Антон не понял о чём речь, потом дошло: пациентка Номер Триста Пять имела в виду нарисованную им на запотевшем от дождя стекле композицию, состоящую из мультяшных героев –зрелого волка и грудастой девочки с букетом ромашек в руках, навеянную просмотром телевизора – в холле этого заведения крутили только детские передачи да тягомотный сериал "Два мамы, три папы", не только по содержанию, но даже по названию совершенно не свойственный местным этносам.

Триста Пятая молодец – не унывала, не стонала, а продолжала хохмить:

– Говорят, когда Красная Шапочка продала свою почку, её стали звать просто Красная Ша.

В обязанности Антонова входило не только принести еду, но и по необходимости помочь пациенту донести ложку до рта. Триста Пятая в этом не нуждалась, оставалось просто подождать окончания неспешного прихлёбывания. В конце трапезы, не доев всего несколько ложек бульона, старушка закатила глаза к уфо-лампе под потолком и принялась читать стихи. Ничего так себе стихи, с рифмой и ритмом.

– Нравится? Это мои. У меня и сборники собственные были, но они дома. Принесёшь мне, малой? Адрес только не помню… на проспекте, первый подъезд, второй этаж… а номер не помню. Это рядом с Союзом Писателей, я туда частенько заглядывала. Слушай, а ведь ты отлично рисуешь! Сходи в Союз, там моя подруга… э…ну, в общем, детская писательница. Ей край нужен иллюстратор, уверена, у тебя получится. И от меня привет передашь. Сходи, будь ласков, а?

***

Высокие окна прикрывала ажурная тюль, словно огромная фата колыхаясь под дуновениями из фрамуг. В середине помещения змеился стол заседаний (не только рабочих, но и праздничных). Стеклянные книжные шкафы величественно возвышались вдоль стен, наполненные трудами прозаиков и поэтов. С картин, развешанных по стенам, внимательно наблюдали за заседанием «Пушкин в Болдино», «Толстой среди детей», фотопортреты современных писателей.

Заседание творческого объединения при союзе писателей началось по традиции с представления новичков.

– Сегодня у нас впервые Антон Антонов. Расскажите о себе, пожалуйста. Почитайте стихи или прозу. Что-нибудь из Вашего творчества, – сказал председатель.

Вот так неожиданность, почти шок: ты пришёл на людей посмотреть, а сначала должен себя показать! Антон в волнении разложил на столе фотографии своих картин с садовыми и полевыми цветами, а также несколько набросков мультяшных героев.

– О, так вы художник!

Писатели пустили представленное по рукам вдоль длинного стола. Шуршание бумаги, подбадривающие замечания вполголоса. Кто-то даже выбрал себе натюрморт для обложки стихотворного сборника.

– На ловца и зверь бежит: Людвиг Григорьевич, вам, наверно, стоит обсудить с Антоном иллюстрации к Вашей книге – пьесе для кукольного театра?

Антон не поверил своим ушам – вот так сразу, и в художники, в иллюстраторы? Мечты сбываются? Из-за стола уже поднимался автор книги и пересаживался на свободный стул, поближе к Антону.

***

Наверно, так ощущают себя шизофреники. Голоса появились сначала в наушниках, подключённых к радиоприёмнику, ничего, вроде бы, особенного: в ночной тишине слушать музыку, песни на иностранном языке, причём, в медленном, колыбельном ритме, и Лакшми постепенно, без переводчика начала понимать смысл песен. Потом, уже днями, два голоса – мужской и женский – по радио принялись комментировать действия Лакшми: что она ест, как одевается, куда идёт. Дальше ещё более странно – голоса стали сопровождать и внушать помимо радио, мысленно. Одно время пытались запретить далёкие поездки, каким-то образом ломая нужный общественный транспорт. В дальнейшем, в какой-то из дней, ей сообщили, что состоялось её космическое взросление, можно передвигаться свободно.

Вероятно, психиатры скажут – такое бывает от недосыпа. Утверждение вполне имеет право претендовать на правду: Лакшми, действительно, мало удавалось спать. Обычно вечером, после ужина, Вадим гасил в кухне верхний свет, а вместо него включал ночную настольную лампу робких интимных люменов. В наступившей полутьме наставало время вопросов-ответов.

– Как тебе удалось оживить картину? – спрашивал «всего лишь лингвист».

– Само так получается, я просто посылаю благость. Из ладони луч, – и Лакшми показывала пальцем в центр ладони.

Помнила она не так уж и много: детство, рассказ бабушки о нашествии Дино, расставание с Вишну. Рассказала, например, как видела в подпольных хранилищах огромную коллекцию каменных и глиняных фигурок. Это было распространённое увлечение – лепить композиции дружбы, сотрудничества землян с Дино. Вот мальчик-всадник на трёхголовом Дино, вот бородатый дед подкидывает хвостатых зелёных малышей, вот скульптура в обнимку трёх друзей-рыбаков – белого, зелёного и бордового. Детям всегда разрешалось играть любимыми фигурками из коллекции.

После опроса-допроса, шли в спальню, и здесь разгоралась бурная битва, перемежающаяся множеством поз Кама сутры. В финале хозяин вскакивал, кричал: «Для внутреннего пользования!», включал на полную мощь громкости любимый сериал про сыщиков, а сам удалялся курить на балкон. Потом он под телевизор засыпал со свистящим храпом, а она вырубала передачи, но сон всё не шёл. Утром Вадим бодро вставал на работу, Лакшми прибирала, наводила порядок в довольно запущенной холостяцкой квартире. На третьей неделе такого графика у неё от недосыпа обострился слух и появились «голоса».

Лакшми вытирала пыль в книжном шкафу, здесь стояла занятная книга. Она принялась рассматривать иллюстрации и читать про современные военные самолёты, их скоростные и другие характеристики. В это время кто-то позвонил Вадиму, он ушёл разговаривать в кухню. Лакшми из комнаты непроизвольно слышала отрывки разговора:

–Да, ничего страшного… пусть читает… мы тоже не лыком шиты… имеем и ракеты, и невидимки. Пусть знают наши достижения.

– Кто тебе звонил, если не секрет? – спросила Лакшми, поставила книгу на место, достала другую – «Теория и практика редакционной деятельности для студентов педагогических ВУЗов».

– Это мама, мы с ней всегда по вечерам в одно и то же время созваниваемся, она про здоровье своё рассказывает, болеет понемногу. Девяносто стукнуло.

В другой раз во время приборки среди вещей в шкафу обнаружился офицерский мундир.

– Ты военный? – удивилась Лакшми.

–Так точно. Я разве не говорил? Служил безопасником, но уволился после путча, то есть нас просто разогнали. Я чекист в третьем поколении – и дед, и отец.

Он повсюду брал Лакшми с собой: к родителям, на выставку ножей, в оперный театр, на выступления хора, в кукольный театр.

***

Кое-кто из плебеев думает, что быть руководителем – значит всего лишь сидеть, развалившись в мягком кресле, и портить настроение подчинённым. А быть богатым – значит развлекаться в казино и прохлаждаться на яхтах. И потому, наверно, плебеи ненавидят начальников и богачей. И невдомёк «простым людям из толпы», сколько километров нервов надо измотать, сколько тонн серого вещества измохратить, прежде чем наладишь достойное дело с достойной прибылью.

Мистер Снайдерс завершал разнос управляющему студии ТВ.

– Какого недоношенного негра вы заменяете очередную серию «Три папы, трое мам» на какой-то кукольный спектакль «Три медведя»? Реклама проплачена, деньги освоены! Что творите, твари? Запла́тите из своего скудного кармана! Последний раз предупреждаю, никаких накладок быть не должно! Идите уже, работайте!

Управляющего после слов шефа словно торнадо унесло.

Снайдерс постучал кончиком авторучки по письменному столу, и немедленно, вняв условному сигналу, отворилась потайная дверь, вошёл Сергей.

– Так, так, молодой человек. Вы, надеюсь, вникли в нашу проблему? Надеюсь, Вам придёт в голову какой-нибудь план насолить зарвавшемуся кукольнику. Особо не усердствуйте, достаточно слегка пощекотать ему нервы. Я ясно выражаюсь?

– Понял.

– Идите уже, надеюсь на Ваше рвение. Должок по исчезнувшей принцессе ещё не покрыт.

***

Вадим пел в известном на всю страну хоре – вторым голосом, и не раз брал Лакшми на репетиции и выступления. Особенно Лакшми понравилось одно из выступлений – в церковном храме. Голоса звучали чисто, звонко, божественно! Руководитель попросил Лакшми снять выступление на камеру. И она снимала: то плавно, то резко взмахивающий палочкой длинноволосый, рыхлотелый, с крупными, благородными чертами лица, во фраке, дирижёр, старинные и современные иконы, лица поющих крупным планом, церковный свод.

Вадиму нравилось петь, но он частенько приходил с репетиции расстроенным – руководитель недооценивает его голос, оставляет на вторых, третьих ролях. И вот однажды Вадима вместе с двумя товарищами пригласили выступить в составе небольшого ансамбля, состоящем из семи-одиннадцати престарелых, но ещё ого-го как бодрящихся певиц. Очень не хватало мужских голосов, вот и пригласили.

Лакшми нагладила Вадиму малиновую рубашку, навела стрелки на брюках. Эх, знать бы чем обернётся выступление, так не старалась бы. А получилось то, что получилось – товарищи где-то заблудились, перепутали время, в итоге- не отвечали на звонки и не пришли к началу выступления.

– Смешно, девять баб и я – первый парень на деревне. Ну, нафиг, надо уносить отсюда ноги.

– Вадимчик, ты ведь мечтал стать солистом.

– Не в бабской компании! Где Вовка с Владом? Попробуй прозвониться к ним ещё. Что за …

– Ну, прошу тебя, может, попробуешь выступить, убежать успеется.

В переодевалку заглянула руководитель, к тому же, по совместительству – аккомпаниатор. Тоже женщина немолодая, с шишечкой серых волос на затылке, в концертном чёрно-малиновом платье. Такая бодрая, задорная, сразу видно – влюблённая в свою профессию.

– Готовы? Пойдёмте, Вадим, порепетируем.

– Секундочку, – попросила Лакшми.

Руководитель удалилась в коридор, созывая остальных участниц на репетицию. Лакшми обвела ладонями силуэт Вадим, совершая священнодейство. Особо задержалась возле шеи. В тот момент горячий шар прокатился по его горлу, очищая от хриплых, неверно взятых нот, придавая голосу особое очарование. Шишечка на затылке вновь заглянула и увела с собой будущую «звезду» сцены.

***

Прошло не больше месяца со дня первого сольного выступления в составе ансамбля «Пенсионерочка», как Вадим забросил большой хор. В нём раскрылся талант не только прекрасного тенора, но и задорного конферансье – ведущего концерта. В новом составе ансамбль набирал популярность: поступали приглашения выступать на открытых городских площадках в парках и в городских стационарах отдыха. Примерно в это же время «допрос под ночником» «тисульской принцессы» уже не вызнавал ничего нового. «Принцесса» рассказала практически все воспоминания, и лампа-ночник исчезла с кухни.

Однажды Вадим предложил пообедать на балконе. Приготовили в скороварке куриные «крылья родины», открыли розовое «шато-нето». На балконе второго этажа, под сенью вяза, потягивали вино из хрустальных бокалов. Наблюдали внизу, близ гаражей, прогуливающихся яркого петуха и двух наседок – беленькую и пёструю. Вадим указал на курочек:

– Вон та троица живёт в гараже у соседа.

Помолчали, потягивая из бокалов.

– Хорошая новость, мне и Володьке дали путёвки в санаторий, на той неделе отчаливаем. Комната на две кровати. Будем и выступать в процессе отдыха.

Сердце принцессы сжалось в маленький трепыхающийся комочек.

– Лакшми останется одна в квартире?

– Нет, одной нельзя, придётся отвезти тебя обратно в бункер.

В этот момент солнце скрылось за облаком. Громыхнуло, словно собралась гроза.

– Бункер –нет! Возьми с собой! Можно поставить раскладушку.

– Прости, тебе придётся вернуться. Ну, ну, не плачь, может и не в бункер, что-нибудь за неделю придумаем.

Его ладони нежно стёрли с её милых щёк солёные ручейки. Губы коснулись губ. Кама-сутра? Ага. «Для внутреннего пользования!»

***

Голоса шептали: «Он уедет, квартира достанется тебе. Гараж и машина ему, твоя часть – жилище». Голоса настаивали: «Возьми ключи от дома, он не вернётся». Голоса будили молодую женщину. Этой лунной ночью они вели её к комоду, велели достать ключи и уходить, скрыться до его отъезда.

Ящик легко выдвинулся, выбросив на пол из своего нутра какой-то белый, в свете Луны казавшийся желтоватым, квадратик. «Подними, это для тебя», – шептали голоса.

Не поверив первому взгляду, она поднесла изображение ближе к глазам. В квадратике Вадим обнимал… да, да, ту даму с серой шишкой волос на макушке – аккомпаниатора и руководителя «Пенсионерочек».

Звякнули связки ключей, вынутые из комода. Хозяин проснулся, а, может, и не спал вовсе, ожидая чего-то подобного; мгновенно осознал кражу ключей, вскочил с кровати, догнал её в коридоре. Первый удар сбил Лакшми с ног, она упала, не сопротивляясь, лишь сжалась в комочек, а он в ярости всё бил и бил её ногой. Ботинки, кроссовки сапоги, стоящие под обувной полкой, мелькали перед взором, а он всё бил.

– Вадим, очнись, это я, Лакшми! Вадим, проснись!

Он остановился, подобрал одну из отлетевших в сторону связок, ушёл в комнату.

Лакшми не спешила подниматься, лежала, растянувшись возле входной двери, в истерике рыдала и всё повторяла:

– Это я, я, твоя Лакшми!

…

Раннее утро разбудило знакомыми внутренними голосами: «Беги, беги! Пока не проснулся, беги!»

Тихо, очень тихо, она поднялась с пола, взяла в руки свои туфли, купленные Вадимом. Дверь не предала, отворилась бесшумно, так же бесшумно и закрылась. Лакшми пока не знала, куда бежать, главное – подальше, чтобы не догнал, не вернул в бункер, в безысходное одиночество.

***

Лакшми сидела в парковой беседке, увитой виноградом. «Крылья родины» давно уже без остатка переварились, голод давал знать тихим внутриутробным урчанием. Куда она теперь?

Вадим, теперь стало ясно, – не Вишну. Не создатель. В военной фирме. Военные не создают миры, они их разрушают. Ошиблась, опять ошиблась. Предатель! Благодати не достоин! Певец – трындец. Но сделанного не воротишь, мечта Вадима сбылась. Лакшми дала благодать, и – ? Изменщик! В бункер хотел упрятать. Достоин наказания! Или – нет? Ведь Вадим приютил её, купил ей платье, нижнее бельё, туфли. Сам! Сначала сантиметром измерил, потом сам купил. И ведь всё подошло по размеру, всё впору. А зачем выспрашивал про её прошлое? Почему выспрашивал дома, а не в лаборатории? Использовал и выбросил…

В беседку заглянули мальчишки, хихикнули и убежали. Мимо идёт непонятного возраста горбящийся человек в серой рубахе и тоже серых бесформенных брюках, тянущий за собой жутко скрипучую тележку. От скрипа её колёс даже сильнее захотелось чего-нибудь съесть. Да вот же ягоды! Виноград оказался спелым и сладким.

Где-то Лакшми уже видела этого серого. Вслед за скрипучим прошаркал высокий парень. Холодок пробежал по спине, под шёлковым модным платьем: шаркающий был жутко похож на однажды виденного там, в лаборатории. Тот, из бункера прикреплял ей на запястье красивый зелёный браслет. Да это он – как хищно глянул на неё! Узнал? Прошёл мимо. Вернётся?

Лучший способ скрыться – выйти чёрным ходом. Гибкое тело «принцессы» поднялось на перила, спустилось, раздвинув лозу, с обратной стороны от входа и с грацией лани, быстротой ягуара понеслось прочь.

Глава 5

Глава 5

Пройти знакомым маршрутом: пересечь двор с мусоркой – «бегемотом», спортивную площадку с искуроченными тренажёрами, потом до продуктового киоска по дороге, усеянной лужами, полными склизкой грязи. За забором жмутся друг к другу гаражи. И один из них – Вадима, с тополёнком слева от ворот. Замок кое-как, со скрипом соизволил отвориться, гаражная дверь подалась внутрь. Хоть какое-то убежище.

Лакшми включила освещение, притворила дверь, защёлкнула щеколду, огляделась. Весь центр гаража занимала васильковая Рено, чистая, помытая. Потолок выбелен, по периметру на стенах развешаны полки со всякими вещицами, навроде промасленных тряпок, запчастей к авто, пустых и вполовину заполненных канистр. Здесь же полный чистой воды умывальник, сделанный из пластиковой бутылки. Под днищем машины – смотровая яма, ещё глубже – ларь для овощей, заполненный картошкой. Вот вам и еда, дорогая принцесса.

Живя у Вадима, она поняла большую ценность бумажек с названием «деньги». Жители могли не выращивать растения, не разводить живность, не шить одежду, а просто пойти в магазин и обменять всё необходимое на деньги. Но эту ценность её бывший покровитель и, как недавно выяснилось – изменщик, не давал Лакшми никогда; он просто дарил ей одежду, спрашивал, чего ей хочется из еды и сам прекрасно готовил. Вот бы сейчас полакомиться «крыльями родины» или жареным красным окунем!

Здесь, в гараже, на полке среди прочего, обнаружились очень полезные ковшик, плитка, газовый баллончик. Лакшми спустилась в ларь за картошкой. Стала набирать, одна картофелина укатилась. Лакшми нагнулась подобрать непослушайку, а под ногами – денежка. Ух ты, повезло! Она видела, готовку Вадима и сейчас постаралась повторить его действия: картошку вымыть, положить в ковш, залить водой, включить газ на полную мощность. Пока закипает и выарится, можно сходить в киоск за хлебом и орешками…

***

Полноводной многоцветной рекой по дороге несутся двух-, трёх- и четырехколёсные велосипеды. Полиция срочно созванивается по рации, перекрывает движение. Водители удивлённо пропускают детей-велосипедистов. Дети спешат в обновлённый после ремонта кукольный театр.

Дети оставляют транспорт на стоянке у входа, показывают контролёршам сиреневые и розовые билетики, входят в холл. Здесь на возвышениях в домиках при распахнутых дверях отдыхают куклы-актёры, среди них дети узнают Петрушку, Мальвину, Злого Волшебника, Бабу Ягу. Но некоторые места пусты. На них висят таблички «сегодня Машенька (Михайло Потапыч, Дарья Петровна, Мишутка) работает в спектакле». Вот так! В буфете Три Толстяка угощают маленьких зрителей шариками мороженого. Здесь же Кот Учёный предлагает приобрести книгу с яркими иллюстрациями «Маша и Медведь». На центральных картонных страницах книги изображены герои спектакля, их можно вырезать, склеить и играть спектакль дома с родителями и друзьями.

Антон вошёл в кукольный театр со служебного входа и не обнаружил никакой охраны – ни вахтёра, ни вахтёрши. В закулисье царили беготня с суетой. Из разговоров актёров и монтировщиков сцены, пробегающих мимо, он узнал: когда режиссёр и автор книги Людвиг проверял готовность к спектаклю, то застал в слезах актрису – кукловода главной героини Машеньки. Внезапно обнаружилось: у всех марионеток обрезаны кукловодные нити, а охранника буквально за час до начала действа непонятно за что арестовала полиция. Надо срочно вызывать мастера по изготовлению реквизита, но успеет ли он добраться из дома и починить всех до начала спектакля? Вряд ли. Что предпринять? Спектакль горит!

Антон, маневрируя между спешащими актёрами, прошёл в кабинет к режиссёру. На столе, кроме старинного телефона, лежали стопки бумаги, частью исписанные от руки, частью напечатанные на машинке – сценарии спектаклей. Здесь же стоял пузатый бокал с изображением серпа и молота.

Людвиг заметил, как Антон заинтересовался бокалом и объяснил:

– Подарок от моего учителя Сергея Образцова, а он получил эту вещицу на память о званом обеде у Сталина.

Жестом предложил присаживаться на стул, обитый красным бархатом. Стул стоял рядом со шкафом, из-за стеклянных дверок которого выглядывали куклы уже снятых с репертуара спектаклей, фотографии актёрских трупп, афишки с фестивалей и какие-то игрушечные конструкции из верёвочек, спичечных коробков, брусочков.

– Что это? – поинтересовался Антон.

– Модели! Ребята актёры, к примеру, предлагают усовершенствовать театр – поднять подиум, установить подъёмник, запустить через зал полёт дракона; по этим задумкам мы с ними сначала строим модель, вот такую, миниатюрную. Потом, конечно, исполняем в натуральном виде. Строителям всего не объяснишь, вот сами и…

Заглянул молоденький актёр, пробасил:

– Виктору позвонили, но он на даче у тёщи, за городом. Такси ему заказывать?

Людвиг кивнул актёру. Антон приподнялся со стула.

– Я могу чем-то помочь?

Людвиг внимательно, с прищуром оглядел иллюстратора своей книги, медленно поднялся с кресла.

– Эврика! Знаете, Антоша, а ведь только вы можете спасти спектакль. Идёмте в фойе!

***

Лакшми, после того, как вернулась из киоска и обнаружила бушующее пламя, охватившее гараж Вадима, не осталась, как некоторые зеваки, наблюдать за пожарной командой. Разумнее оказалось рвануть куда глаза глядят.

Бежала долго, петляла дворами, а когда чуть не упала от усталости, прислонилась рядом с какой-то дверью. Отдышавшись, осмотрелась: под ногами валялась часть какой-то вывески-таблички, другая часть висела над входом и гласила: «Посторонним в…». Дверь скрипнула, озорной ветерок приоткрыл её, приветливо приглашая внутрь.

За порогом у входа стоял массивный стол и обшарпанное просиженное кресло. Судя по недопитой бутылке кефира и лежащему рядом обломанному с одного края батону, вахтёр, видимо, недавно отлучился по неотложным делам. Вот тихое местечко для отдыха! Лакшми нашла в длинном коридоре со множеством открытых дверей неприметный закуток и спряталась там за шторкой, зарывшись в занавеси от несегодняшних спектаклей. В закутке можно было сидеть, прислонившись к стене, и даже немного вздремнуть.