Лакшми ищет Вишну

«Давным-давно жили на нашей планете много всяких разных животных – и маленькие мусики, и большие куземоки, и певчие чулабрены. Вот, смотри – на стенах нашей пещеры нарисованы. Но однажды от далёких звёзд прибыл корабль-вимана – огромный, как Оранжевая Луна. И был этот корабль-вимана полон чудищ-юдищ».

И снятся ей и чудища-юдища, и мусики, и куземоки, и певчие чулабрены – все по пещере прыгают, а потом выходят танцевать в парк под раскидистые деревья.

***

Сергеев тарабанил в бронированную блестящую дверь. Сначала долго и упорно звонил, потом настойчиво стучал. Птица звонка щебетала китайскую мелодию, но от хозяина квартиры ни ответа, ни привета. С размаху долбанул ногой, ладно носок на ботинке стальной, иначе бы пальцы переломал. Кореш Сергеева подозрительно, пугающе долго не отзывался. А время поджимало: пора возвращать красотку на базу, успеть до начала рабочей смены. Когда до Сергеева дошло, что в дверь долбиться бесполезно, он решил зайти с тыла. Окно! Окно оказалось распахнутым. Штора, высунувшись наружу, трепыхалась раненой птицей на свежем ветру.

Запрыгнув на подоконник, благо первый этаж, оглядел гнёздышко. Хозяин в хате. Антон, казалось, дремал на кровати. В несколько странной позе. Что ж, с влюблёнными и не такое бывает. Ну, ситуация!

– Антоха, хорош эротикой баловать!

Антоха молчит, умаялся, бедный!

– Э, братан, вставай, а то посечёт нас шеф, некрасиво поимеет!

Антон открыл глаза, яростно замотал головой.

– Где принцесса-то, в ванной что ли?

Сергей спрыгнул с подоконника на пол, и, будто не замечая беспомощность друга, привязанного к дужкам кровати, с шарфиком во рту, посыпанного пеплом по обнажённому телу, прошёлся по комнате, рассматривая картины. Пепел лежал и на картинах. Подобрав то, что искал, протёр рукавом, прижал к груди. Засунул за пазуху.

– О, братан, вот они, одуванчики! Были ваши, стали Ксюхины. Согласно договору, ты ж не против? Ну, я пошёл.

Сделав вид, что уходит, послал воздушный поцелуй.

– Кстати, красотку сам могу отвезти на базу, не возражаешь? Где она, кстати?

Прошоркал коваными ботинками в ванную, полюбовался в зеркало своей трёхдневной щетиной и волосами, захваченными резинкой в длинный «хвост», новенькой футболкой в чёрно-белую полосу. Заглянул в кухню, запнулся о ножку шкафа и опять поздравил себя с покупкой удачной обуви, и вдруг, как громом, его оглушила догадка – дело швах, хуже некуда: «принцесса» исчезла.

– Э, друган, ты чё сразу не сказал?

Дрожащими руками бросился развязывать кореша.

– Как думаешь, нас не аннулируют? Давно она сбежала? Ну ты лопух! Чо делать-то, самим догонять или…

Антон освободившейся рукой вырвал кляп изо рта и заорал:

– Чёрт, чёрт! Брось придуривать! На ней браслет! Где твоя навигалка?

Сергей остановился, уставился на друга, проморгался.

– Так, это, в бункере, навигация… аппаратура слежения в конторе, кто её вывезти позволит?

– Поздравляю, и дубля нет?

Оба продолжали сражаться с узлами.

– Хреновы завязки, просто какие-то Гордиевы узлы. Не дрейфь. Мой друг – паяльник, сообщницы – микросхемы. Давай ко мне, Антоха, пока не хватились! Да одеться не забудь, Адам тантрический, из пепла возрождённый!

Глава 2

Чуть поднялось солнце над горизонтом, осветило тополиную аллею – и распелись, растрезвонились птахи, приветствуя древнее светило. Трясогузки затрясли хвостами, бегая по клумбам среди разноцветных конусов цветков.

Проснулись машины, помчались гуськом по длинным дорогам. Много машин, стая. Виманы с крыльями орлов полетели в вышине. Выбежали из подъездов дети, мяч пинают.

К качели-лавочке приближается худощавый человек неопределённого возраста в маске небесного цвета, прикрывающей рот и нос, в мышастом пиджачном костюме. Он громыхает по дорожке сумкой на скрипучих колёсах. Одной рукой уцепившись за ручку своей сумки-тележки, другой удерживает какие-то бумаги.

В тени высоких деревьев присаживаются на скамейки мамочки, качающие младенцев, склоняются над клетчатой доской с «игрушечными» фигурками двое пожилых мужчин. Пух, слетая с деревьев, беспардонно кружится в воздухе, набивается в нос, глаза, но отдыхающие не обращают на него внимания, как и на тянущий жилы скрип несмазанных колёс.

Серый человек рыщет глазами по сидящим людям, по шагающим вдоль аллеи. Чуть поодаль от него, как на буксировочном тросике, прогуливается пара – атлет в открытой майке, выставляющей напоказ накачанные трицепсы-бицепсы и шатенка, коротко, по-спортивному постриженная, в короткой оранжевой рубахе, не прикрывающей пупок с пирсингом, в брюках, обтягивающих полные бёдра, вышагивающая с осанкой, претендующей на интеллигентность и голубую кровь.

Владелец скрипучей тележки остановился, достал из нагрудного кармана измятый носовой платок, вытер ручьи пота со лба и обратился к ковыляющей ему навстречу старушке в чёрном кружевном платке. Заикаясь, спрашивает, не подскажет ли старушка чего-то там – говорит этот странный тип невнятно, и, кроме заикания, ещё и картавит. Сердобольная старушка отодвинула платок, выставила поближе к незнакомцу одно ухо – другое, скорее всего, давно уже оглохло. Человек в маске повторяет вопрос и нетактично суёт собеседнице в лицо, коснувшись кончика её носа, свои бумаги – то ли карту местности, то ли какую-то таблицу. Старушка достала из кармана очки, вгляделась в бумагу, пожала плечами, отрицательно помотала головой.

Сделав шага три-четыре, она, оседая, выронила из руки деревянную тросточку. Окончательно упасть старушке не дали – подскочила «парочка из прицепа», подхватили под белы рученьки, потащили.

– Готов подарок шефу! – усмехнулся мышцастый, проходя мимо качели. Он повёл старушку к обочине дороги.

Лакшми обратила внимание, как крепко шатенка впилась маникюром старушке в локоть. На фразу подельника она, вцепившись в локоть ещё крепче, отреагировала:

– Лишь бы коньки по дороге не отбросила, а то не видать нам бабулек, как своих…

– Гениталей, – перебил подельник, и сам ухмыльнулся своей неуместной шутке.

В то время, как Лакшми мысленно одобрила милосердие атлета и шатенки, не позволившее старушке упасть, жертву похищения запихнули в салон большого чёрного автомобиля. Дверцы захлопнулись, мотор рванул с места. Отдыхающие на аллее продолжили мирно отдыхать.

***

Как известно, начальства можно бояться, можно не бояться, но уважать – обязательно. Мистера Снайдерса невозможно было ни не уважать, ни не бояться. Все жизненные надежды и планы Захара Марковича крепким морским узлом были привязаны к Снайдерсу. Как к человеку влиятельному в хитромудрой политике, в современной упрощённой, расчеловеченной культуре, а главное, как к спонсору незарегистрированной лаборатории по исследованию геронтологии и необычных находок.

Захар Маркович, как ему казалось, давно раскусил мечту шефа – мечту о вечной молодости. Сам же начальник лаборатории мечтал о славе и о долларах Нобелевки.

– Итак, вы утверждаете – система безопасности дала сбой, отчего исчез, испарился бесценный экземпляр, добытый с таким трудом и огромными затратами? Вы, голубчик, хотите меня разорить?

Узкие глаза шефа лазером прожигали начлаба. Шеф – мистер Снайдерс – вёл допрос, развалившись в уютном кожаном кресле, постукивая толстыми пальцами по книге, лежащей на подлокотнике. Сзади кресла у стены выстроились кадки с пальмами, создавая иллюзию южного пейзажа. И, хотя голос он не повышал, между словами делал внушительные паузы, а в кабинете витал приятный запах душистого табака, сидевший на краешке стула Захар Маркович, сгорбился, еле сдерживал дрожь в коленях и теребил пуговицу твидового пиджака.

– Аспирант. Кто мог предположить… Картина… Оживляет… Вернуть, – пытался оправдаться, как школьный двоечник перед директором, солидный, наглаженный учёный, щуря и так-то подслеповатые глаза от направленного ему в лицо прожектора.

– Да уж, мне доложили надёжные люди. Аспирантишко ваш со своей надувной курвой объегорил охрану, нанёс лично мне серьёзный ущерб и, можно сказать, глубокое оскорбление. Что там есть у него из имущества? Квартирка? Вот и будет чем заплатить за самодеятельность. Да, голубчик?

Завлаб печально сдвинул брови, обречённо кивнул.

– Квартирку-то заберём, заберём. В покрытие ущерба. Ну, или временно заблокируем доступ, пока не исправит «ошибку». Пусть ума поднаберётся. Уволить не уволим, слишком много знает, а вот переведём… Переведём… Пусть-ка поработает в нашей ЭКО, так сказать, «Экспериментальной Клинике Омолаживания». Заодно, там и поживёт, главным по памперсам… Кстати, в клинику поступила новенькая. Ваш эликсир для испытания готов?

– На неделе будет готов.

– Подробности новенькой?

– Примерно восемьдесят лет.

– Рискнём скинуть с десяток?

– Риск благородное дело.

– Так, так. А что с анализами сбежавшей «принцессы»?

– В её крови обнаружены микроэлементы для регенерации, чего абсолютно нет у современных людей.

– То, что нужно! Регенерация, говоришь? И мне не доложили?

– Час назад получили результат.

Мистер Снайдерс отложил книгу на стол, поднялся с кресла, подошёл к завлабу, положил руку ему на плечо.

– Чудненько! И каким образом …? Процедуры, сыворотка, вытяжка?

– Самое эффективное, пожалуй, прямое переливание крови.

– Чудненько! Искать! Найти девчонку!!!

Снайдерс резко оттолкнул завлаба, отошёл к окну. Посреди двора лежала белая догиня, вокруг неё резвилось щенки, один, самый маленький, гонялся за кончиком хвоста матери, а она то поддаваясь, то легко увиливая, любовалась малышом.

– Кстати, этот ваш электронщик, автор отслеживающего браслета, Сергеев, кажется. Сообщник. Поощрить не успели, ну, и обнулять его пока не будем. Хотя, наказать хорошенько тоже следовало бы. Так, голубчик? Отправим-ка его пока к моим истребителям и поисковикам. Проверим, на что ещё, кроме электроники, хлопец способен.

***

После ухода завлаба Снайдерс прошёлся по мягкому ковру, разминая опухшие от варикоза ноги. Поясница «стреляла», шея затекла – голову не повернуть. Эх, поздно занялся своим здоровьем, надо было бы ещё с юности – йогой, что ли, – заниматься. Всё бизнес да бизнес, а что ни полезные связи, то постоянно выпивка, да под жирную закусь, да частые разъезды с гостиничным бытом. Нервы как струны: то отчётность меняется не лучше настроений продажной девки, то конкуренты поджимают, то опять же, на каналах – идеология под запретом, всякое западное дерьмо для плебеев транслировать приходится. И лишь две отрады в жизни мистера Снайдерса – юный наследник да книги.

Он подошёл к столу, погладил по обложке новенькое приобретение – двухтомник популярного автора Рифата Эрнстова – путешественника по самым загадочным местам планеты. Вот кто замечательно описывает шагающие фигуры острова Пасхи, повествует о живом и мёртвом озерах близ загадочной горы Кайлас. Автор утверждает: никому из людей не удавалось ни разу взобраться на её вершину; только начнут восхождение, а будто голос какой неслышно внушает: не ходи, мол, на эту гору; в результате силы иссякают, ни шагу вверх не ступить.

Местные легенды уверяют, на Кайласе обитель бога Шивы, того самого Натараджа, танцующего, придумавшего йогу, очищающего мир от скверны. Вот он, якобы, и не пускает к себе на гору, зато йогам, сидящим в позе лотоса, является. Где-то поблизости и вход в Шамбалу, в пещеру с представителями прошлых цивилизаций. Они в медитации сидят. Самые древние – просто великаны, чем ближе к современности, тем меньше рост. У монахов-буддистов, охраняющих пещеры, имеются священные тексты с тайными знаниями. А кто бы не хотел тайных знаний? Все хотят. И ещё пишет автор: кто обходит Кайлас кругом, попадает под влияние «чёрных зеркал», может за неделю состариться лет на тридцать. Прекрасно написано, увлекательно!

Но Сайдерс не был бы Сайдерсом, если бы читал книги просто для развлечения. Отнюдь. Автор был интересен и, возможно, полезен бизнесмену не столько описанием малодоступных обычному обывателю мест, сколько своей профессией. В предисловии приводилась краткая биография, из которой выяснилось – автор – врач, офтальмолог, в студенческие годы изобрёл препарат, прекрасно применимый в разных областях медицины для регенерации, то есть восстановления поражённых тканей и органов.

Вспомнилось из детства: друзья мальчишки поймали ящерку с оторванным котом хвостом и посадили в самодельный террариум, кормили мухами. К их изумлению, хвост отрос, правда, значительно короче изначального.

Однажды, сразу после экспедиции на Тибет, Эрнстову удалось вырастить пациентке глаз из остаточных после травмы тканей! Удивился весь учёный мир! И этот глаз мог различать цвета и смутные очертания предметов. Гениально – регенерировать глаз! Однако, с той поры повторить подобную операцию никому не удавалось.

Вот на чём и на ком мистеру Снайдерсу можно построить новый, дополнительный бизнес, да и неплохо бы использовать наработки доктора.

Снайдерс набрал номер телефона, указанный в конце книги, и приготовил первую фразу:

– Алло, это центр Рифата Эрнстова? Будьте любезны, запишите меня на приём.

***

Малыш в панаме типа «грибочек» тянул маму за руку к домику-киоску, разрисованному узкокрылыми птицами среди сугробов пуха. Из окошка домика малышу выдали трубочку в обёртке. Едва откусив, всего-то пару раз, ребёнок споткнулся. Шмяк! Обронил угощение. Сморщилась мордашка, да как заревёт! Горько-горько, громко-громко! Включил оралку! Молоденькая мамочка подхватила плаксу на руки, прижала к себе, да и давай нацеловывать! Всего исцеловала!

– Лапочка моя, ну, не переживай так сильно! Дай поцелую, – чмок в щёчку, – дай ещё поцелую, – чмок в носик, чмок, чмок в глазки, – пойдём к зверушкам, яблоком мишку покормим!

Ловко она выключила малышовую оралку!

Стоило «лапочке» с мамой чуть отойти, две кошки метнулись к обронённому лакомству, быстро работая розовыми язычками.

Лакшми рассмотрела пушистых зверушек, убедилась в безопасности, – всё же кинулись они не на мальчика, а на лакомство из домика-киоска, – надела босоножки, спрыгнула с качели и вдоль по тополиной аллее увязалась за малышом-грибочком и его мамой – наблюдать, как кормят яблоками таинственного, пока неведомого ей, мишку.

До зоопарка, так юная мамочка назвала мишкин дом, было недалеко – рукой подать, ногой ступить, полпирожка съесть (какая-то добрая душа оставила полпирожка на столике у кофейни, будто специально для похищенных принцесс).

Белый мишка жил за прочной решёткой. Плавал в бассейне, ловил яблоки, брошенные людьми, рвал большое резиновое колесо – силой кичился. С ним в одном вольере жили ещё и другие мишки: один огромного, великанского роста, другие – малыши медвежата. В вольере рядом – узкокрылые птицы с рисунка на киоске лакомств, пингвины. Лакшми никогда не видела такого разнообразия животных. Не было здесь только дино, к которым она привыкла в своей прошлой, досаркофаговой жизни и которых так правдоподобно вылепил – целую коллекцию – её Вишну.

***

Лакшми была способной ученицей, и сейчас умение читать, чему обучил её лингвист Вадим, очень пригодилось. Можно было никого не спрашивать, а прочесть имена зверей на табличках возле клеток зоопарка. Волк, лиса, орлы, верблюд, гиппопотам, лемуры…

Посетители прибывали волнами, и, обладая хоть чуточкой внимания, можно было заметить – на пике каждой такой волны птицы и звери нервничали: волки принимались бегать из угла в угол клетки, пантера грозилась выскочить и дать всем подряд нагоняй, обезьяны показывали ярко-красные зады человеческим малышам и взрослым.

Лакшми удивилась: никогда, ни один её современник, и даже ни один дино не жили в клетках, ведь космический закон гласит: любое живое существо достойно свободы!

И кто исправит несправедливость? Нормальный, честный человек должен исправлять нарушения законов космоса. Не верится, что среди милых посетителей зоопарка, подкармливающих обитателей клеток, все сплошь трусы и нечестные люди. По-видимому, истина проста: древние законы забылись, сгорели в пожарищах давних веков. Придётся действовать Лакшми, а значит – долой крючки и щеколды!

Легче всего, без препятствий открывались замки птичьих вольеров. Белые совы почему-то не спешили покидать насестов. Зато два белоголовых орлана быстро сообразили, к чему клонит освободительница гордых обитателей поднебесья: не колеблясь, размяв крылья, дружно выпорхнули они из места заточения, всё выше нарезали круги над бывшим приютом, намечая направление в родные места.

Орланы набирали высоту. Клёкотом прощались с зоопарком, с кормившим их биологом, с уборщиком клеток, со странным стариком, который частенько, как и сейчас, держит за верёвочки маленьких кукол и собирает возле себя целую стаю смеющихся человеческих птенцов. Прощались с двумя незнакомцами, быстрее прочих посетителей передвигающихся по дорожке мимо мороженщицы, причём один из них с хвостом на голове, полосатый, высотой чуть не с жирафа, с выставленной перед собой чёрной штукой, другой – широкоплечий, в белом, с походкой пингвина.

Очарователен полёт могучих птиц. Свободны! Но пора позаботиться об остальных затворниках. В один ряд с птичьими вольерами в просторных загонах вольно разгуливали олени, верблюды, зубры. С другой стороны – аллигаторы. Зубастые замерли при виде молодой женщины, отпирающей первую линию ограждения, очень удивились, приготовились познакомиться с новой сотрудницей. Наверно, она принесла им вкусного мяса. Повылазили на деревянный настил, бьют по нему хвостами от нетерпения. Но стоило Лакшми прикоснуться к нагретой солнцем щеколде, как тяжёлая рука легла на её плечо и мягкий серебристый тенор певуче спросил на санскрите:

– Не желает ли «тисульская принцесса» вернуться в бункер?

***

Сложно узнать с первого взгляда человека, превратившегося из лысоватого, вечно в серых брюках и простенькой футболке с принтом двуглавого орла, лингвиста – в осанистого военного в форме, с орденскими планками на груди. Военный, пресекая незаконную попытку освободить крокодилью братию, сначала отдал честь – рукой к козырьку, а затем цепко схватил «принцессу» за запястье, украшенное серебряным браслетом с изумрудными вставками. Лакшми дёрнулась, желая вырваться. Напрасно. Она повторила попытку, но силы были неравны.

– Нет! Бункер – нет! – хрипела она, намереваясь сражаться до последнего, не сдаваться, вырваться.

– Тише, тише. Это я, Вадим. Нельзя зверей и птиц из зоопарка выпускать. Прибежит охрана и заберут тебя. Упрячут в тюрьму или в психушку. Поверь, там хуже, чем…

Узнав по голосу в военном лингвиста, она перестала вырываться, умоляюще подняла брови. Вадим заговорил скороговоркой, быстро:

– Ладно, уговорила. Не в бункер. В хорошее место. Тише, тут везде камеры. Будешь дёргаться, мигом охрана догонит. Тогда век свободы не видать. Сейчас руку отпущу, а ты не убегай. Поняла?

Лакшми кивнула. Вадим осторожно разжал пальцы, обнял голову Лакшми своими ладонями, посмотрел внимательно в лицо. Он старался убедить её, пусть не словами, но хотя бы взглядом.

– Не беги, Солнце. Просто иди быстро. Успеем скрыться. Не в бункер, нет. Веришь мне?

Беглянка с минуту не отводила напряжённого взгляда, будто бурила намеренье «спасителя». Наконец, расслабилась, поверила, на этот раз сама взяла лингвиста под локоть.

Миновали лемуров. Возле бегемота Лакшми приостановилась, засмотрелась на огромную, широко разинутую пасть. Служитель бросал в эту пропасть целые булки, а зверю всё мало.

Выпусти бегемота на волю, предположила беглянка, он мог бы столько уничтожить всяческого добра: затоптать, проглотить! Волосы дыбом!

Вадим подтолкнул спутницу к неприметной с первого взгляда тропинке, ведущей, минуя всевидящие камеры, к металлическому забору с контурами жирафов и кроликов. Возле забора пискливо мяукнул рыжий котёнок.

– Лапочка, голодный, наверно, – Лакшми хотела наклониться погладить милашку.

Вадим удержал её, достал из кармана складную отвёртку, пощёлкал в браслете Лакшми, снял драгоценный аксессуар с запястья и – в виде ошейника надел на котёнка.