
Полная версия
Лакшми ищет Вишну
В тени высоких деревьев присаживаются на скамейки мамочки, качающие младенцев, склоняются над клетчатой доской с «игрушечными» фигурками двое пожилых мужчин. Пух, слетая с деревьев, беспардонно кружится в воздухе, набивается в нос, глаза, но отдыхающие не обращают на него внимания, как и на тянущий жилы скрип несмазанных колёс.
Серый человек рыскает глазами по сидящим людям, по шагающим вдоль аллеи. Чуть поодаль от него, как на буксировочном прицепе, прогуливается пара – атлет в открытой майке, выставляющей напоказ накачанные трицепсы-бицепсы и шатенка, коротко, по-спортивному постриженная, в просторной оранжевой рубахе, брюках, обтягивающих полные бёдра, вышагивающая с осанкой, претендующей на интеллигентность и голубую кровь.
Владелец скрипучей тележки остановился, достал из нагрудного кармана измятый носовой платок, вытер ручьи пота со лба и обратился к ковыляющей ему навстречу старушке в угольно-чёрном кружевном платке. Заикаясь, спрашивает, не подскажет ли старушка чего-то там – говорит этот странный тип невнятно, и, кроме заикания, ещё и картавит. Сердобольная старушка отодвинула платок, выставила поближе к незнакомцу одно ухо – другое, видать, давно уже оглохло. Человек в маске повторяет вопрос и нетактично суёт собеседнице в лицо, коснувшись кончика её носа, свои бумаги – то ли карту местности, то ли какую-то таблицу.
Старушка достала из кармана очки, вгляделась в бумагу, пожала плечами, отрицательно помотала головой. Сделав шага три-четыре, она, оседая, выронила из руки деревянную тросточку. Окончательно упасть старушке не дали – подскочила «парочка из прицепа», подхватили под белы рученьки, потащили.
– Готов подарок шефу! – усмехнулся мышцастый, проходя мимо качели. Он повёл жертву к обочине дороги.
Лакшми обратила внимание, как крепко шатенка впилась маникюром старушке в локоть. На фразу подельника она, вцепившись в локоть ещё крепче, отреагировала:
– Лишь бы коньки по дороге не отбросила, а то не видать нам бабулек, как своих…
– Гениталей, – перебил подельник, и сам ухмыльнулся своей неуместной шутке.
В то время, как Лакшми мысленно одобрила милосердие атлета и шатенки, не позволившее старушке упасть, жертву похищения запихнули в салон большого чёрного автомобиля. Дверцы захлопнулись, мотор рванул с места. Отдыхающие на аллее продолжили мирно отдыхать.
***
Малыш в панаме типа «грибочек» тянул маму за руку к домику-киоску, разрисованному узкокрылыми птицами среди сугробов пуха. Из окошка домика малышу выдали трубочку в обёртке. Едва откусив, всего-то пару раз, ребёнок споткнулся. Шмяк! Обронил угощение. Сморщилась мордашка, да как заревёт! Горько-горько, громко-громко! Включил оралку! Молоденькая мамочка подхватила плаксу на руки, прижала к себе, да и давай нацеловывать! Всего исцеловала!
– Лапочка моя, ну, не переживай так сильно! Дай поцелую, – чмок в щёчку, – дай ещё поцелую, – чмок в носик, чмок, чмок в глазки, – пойдём к зверушкам, яблоком мишку покормим!
Ловко она выключила малышовую оралку!
Стоило «лапочке» с мамой чуть отойти, две кошки метнулись к лакомству, быстро работая розовыми язычками.
Лакшми рассмотрела пушистых зверушек, убедилась в безопасности, – всё же кинулись они не на мальчика, а на лакомство из домика-киоска, – надела босоножки, спрыгнула с качели и вдоль по тополиной аллее увязалась за малышом-грибочком и его мамой – наблюдать, как кормят яблоками таинственного, пока неведомого ей, мишку.
До зоопарка, так юная мамочка назвала мишкин дом, было недалеко – рукой подать, ногой ступить, полпирожка съесть (какая-то добрая душа оставила полпирожка на столике у кофейни, будто специально для похищенных принцесс).
Белый мишка жил за прочной решёткой. Плавал в бассейне, ловил яблоки, брошенные людьми, рвал большое резиновое колесо – силой кичился. С ним в одном вольере жили ещё и другие мишки – один огромного, великанского роста, другие – малыши медвежата. А в вольере рядом – узкокрылые птицы с рисунка на киоске лакомств, пингвины. Лакшми никогда не видела такого разнообразия животных. Не было здесь только дино, к которым она привыкла в своей прошлой, досаркофаговой жизни.
***
Очень давно, можно правдиво сказать, миллионы лет назад, бабушка рассказывала маленькой Лакшми историю, послужившую началом краха древней цивилизации: «Задолго до твоего, да и моего, рождения, на земле жили очень многие виды животных, несчётное количество разной живности – и маленьких мусиков, и больших куземоков, и чулабренов. Вот, смотри – на стенах нарисованы. Но однажды из далёкой галактики прибыла вимана размером с одну из наших лун, с целой толпою дино. Капитан корабля-виманы запросил посадку. Земные правители заспорили: дино – это вредные захватчики или полезные друзья?
Пока спорили, инопланетные, иногалактные космонавты потихоньку, малыми десантами высадились. Построили свои поселения в пустынях, на безлюдных плато. Ни на кого не нападали, трудолюбиво сеяли привезённые из неведомого мира семена. Дружелюбные с аборигенами, приветливые. Поначалу.
Всемирно известный учёный Биол Огнеев, ты, внученька, должна знать его, в своей энциклопедии описал всевозможных дино: и разумных прямоходящих, и ездовых, и пригодных для сельского хозяйства, а ты их знаешь, которых доят по ведру напитка за раз. Прямоходящих прилетели два вида – светло-зелёные и шоколадно-бардовые.
Люди из ближайших селений подружились с прибывшими «со звёзд», ездовых дино обменивали на лошадей, дойных не доили, а – что? Да, брали в домашние питомцы, вот как мы своего пикусика, ну иди, иди ко мне, пикусичек, поглажу тебя».
Лакшми видела в подпольных хранилищах огромную коллекцию каменных и глиняных фигурок. Это было распространённое увлечение – лепить композиции дружбы, сотрудничества землян с дино. Вот мальчик-всадник на трёхголовом дино, вот бородатый дед подкидывает хвостатых зелёных малышей, вот скульптура в обнимку трёх друзей-рыбаков – белого, зелёного и бордового. Детям всегда разрешалось играть любимыми фигурками из коллекции.
Бабушка ласково гладила пупырчатого пикусика, совала ему в пасть кусочек рымсоньи и продолжала: «Кто-то даже рискнул выдать дочерей замуж за дино… Ну, это не для детских ушей история. Так вот, внученька, со временем обнаружилось: инопланетные семена прорастали и превращались в злобных монстров, во-первых, они кусали и царапали земных жителей. От их ядовитых укусов вымерли почти все животные. Во-вторых, эти паразиты сами рассеивались, занимали плодородные земли, губили привычные людям культуры. Земляне из-за этого голодают и могут все-все умереть.
И в-третьих, когда эти гадины созревают, из них выходит особый газ. Этот газ поднимается к небу, в атмосферу, накапливается, загорается, и льёт огненный дождь. Сжигает плодородные поля, леса, наши жилища. Люди переселяются в землянки, в пещеры, под основания пирамид. Как наша семья.
В такое время, эпоху огненных ливней, ты и родилась моя славная внученька Лакшми.
Недавно правители велели дино убраться с земли, всем до одного! Куда – не наша, мол, забота, хоть к чёрту на куличики! А дино в ответ на требования пообещали взорвать одно из трёх наших ночных светил. Вот такая нынче «дружба!»».
***
В зоопарк посетители прибывали волнами, на пике каждой волны птицы и звери нервничали: волки принимались бегать из угла в угол клетки, пантера грозилась выскочить и дать всем подряд нагоняй, обезьяны показывали ярко-красные зады человеческим малышам и взрослым.
Лакшми удивилась: никогда, ни один её современник, и даже ни один дино не содержались в клетках. Любое живое существо достойно свободы! Кто исправит несправедливость? Неужели все посетители – трусы? Нормальный, честный человек должен исправлять несправедливость. Надо действовать, а значит – долой крючки и щеколды!
Легче всего, без препятствий открывались замки птичьих вольеров. Пара белоголовых орланов быстро сообразили, к чему клонит освободительница гордых обитателей поднебесья: не колеблясь, дружно выпорхнули они из места заточения, разминая крылья, всё выше нарезали круги над зоопарком. А вот белые совы почему-то не спешили покидать насестов; их, мол, и тут неплохо кормят. От сов Лакшми перешла к клетке с глазастыми лемурами.
Только прикоснулась она к щеколде калитки первой линии охраны, как тяжёлая рука легла на её плечо и низкий мужской голос спросил:
– Не желает ли «тисульская принцесса» вернуться в бункер?
Глава 3
Сергеев тарабанил в бронированную блестящую дверь. Сначала звонил, звонил, потом настойчиво стучал. Птица звонка щебетала китайскую мелодию, но от хозяина квартиры ни ответа, ни привета. С психу долбанул ногой, ладно носок на ботинке стальной, иначе бы пальцы переломал. Кореш Сергеева подозрительно, пугающе долго не отзывался. А время поджимало: пора возвращать красотку на базу, успеть до начала рабочей смены. Когда до Сергеева дошло, что в дверь долбиться бесполезно, он решил зайти с тыла. Окно! Окно оказалось распахнутым. Штора, высунувшись наружу, трепыхалась раненой птицей на свежем ветру.
Запрыгнув на подоконник, благо первый этаж, оглядел гнёздышко. Хозяин в хате. Антон, казалось, дремал на кровати. В несколько странной позе. Что ж, с влюблёнными и не такое бывает. Ну, ситуация!
– Антоха, хорош эротикой баловать!
Антон молчит, умаялся, бедный!
– Э, братан, вставай, а то посечёт нас шеф, некрасиво поимеет!
Антоха открыл глаза, яростно замотал головой.
– Где принцесса-то, в ванной что ли?
Сергей спрыгнул на пол, и, будто не замечая беспомощность друга, привязанного к кровати, с шарфиком во рту, посыпанного пеплом по обнажённому телу, прошёлся по комнате, рассматривая картины. Пепел лежал и на картинах. Подобрав то, что искал, протёр рукавом, прижал к груди. Засунул за пазуху.
– О, братан, вот они, одуванчики! Были ваши, стали Ксюхины. Согласно договору, ты ж не против? Ну, я пошёл.
Сделав вид, что уходит, послал воздушный поцелуй.
– Кстати, красотку сам могу отвезти на базу, не возражаешь? Где она, кстати?
Протопал коваными ботинками в ванную, полюбовался в зеркало своей трёхдневной щетиной и причёской ёжиком, заглянул в кухню, запнулся о ножку шкафа и опять поздравил себя с покупкой удачной обуви, и вот с задержкой до него дошло – дело швах, хуже некуда: «принцесса» исчезла.
– Э, друган, ты чё сразу не сказал?
Сергеев дрожащими руками бросился развязывать кореша.
– Как думаешь, нас не аннулируют? Давно она сбежала? Ну ты лопух! Чо делать-то, самим догонять или…
Антон освободившейся рукой вырвал кляп изо рта и заорал:
– Чёрт, чёрт! Брось придуривать! На ней браслет! Где твоя навигалка?
Сергей остановился, уставился на друга, проморгался.
– Так, это, в бункере, навигация… аппаратура слежения в конторе, кто её вывезти позволит?
– Поздравляю, и дубля нет?
Оба продолжали сражаться с узлами.
– Хреновы узлы, каждый как гордиев. Не дрейфь. Мой друг – паяльник, микросхемы-сообщницы, давай ко мне, Антоха, пока не хватились! Да одеться не забудь, адам тантрический, из пепла возрождённый!
****
Как известно, начальства можно бояться, можно не бояться, но уважать – обязательно. Мистера Снайдерса невозможно было ни не уважать, ни не бояться. Все жизненные надежды и планы Захара Марковича крепким морским узлом были привязаны к Снайдерсу. Как к человеку влиятельному в хитромудрой политике, в современной упрощённой, расчеловеченной культуре, а главное, как к спонсору лаборатории по исследованию геронтологии и необычных находок. Захар Маркович давно раскусил мечту шефа – мечту о вечной жизни, ну, по крайней мере, об омоложении. Сам же начальник лаборатории мечтал о славе и о долларах Нобелевки.
– Итак, вы утверждаете – система безопасности дала сбой, отчего исчез, испарился бесценный экземпляр, добытый с таким трудом и огромными затратами? Вы, голубчик, хотите меня разорить?
Узкие глаза шефа лазерным взглядом прожигали начлаба. Мистер Снайдерс вёл допрос, развалившись в уютном кожаном кресле, постукивая толстыми пальцами по книге, лежащей на подлокотнике. Сзади кресла у стены выстроились кадки с пальмами, создавая иллюзию южного пейзажа. И, хотя голос он не повышал, между словами делал внушительные паузы, а в кабинете витал приятный запах душистого табака, сгорбившийся Захар Маркович еле сдерживал дрожь в коленях и крепко сжимал зубы.
– Аспирант. Кто мог предположить… Картина… Оживляет… Вернуть, – пытался оправдаться, как школьный двоечник перед директором, солидный, наглаженный учёный, стоя посреди персидского ковра, щуря и так-то подслеповатые глаза от направленного ему в лицо прожектора.
– Да уж, мне доложили надёжные люди. Аспирантишко ваш со своей надувной курвой объегорил всю лабораторию, нанёс лично мне серьёзный ущерб и, можно сказать, глубокое оскорбление. Что там есть у него из имущества? Квартирка, авто? Ах, авто нет, и, видимо, никогда и не будет с такими талантами. А платить за самодеятельность надо… Да, голубчик, надо?
Завлаб печально сдвинул брови, согласно кивнул.
– Квартирку-то заберём, заберём. В покрытие ущерба. Пусть ума поднаберётся. Уволить не уволим, слишком много знает, а вот переведём… Пусть-ка поработает в нашей ЭКО, так сказать, «Экспериментальной Клинике Омолаживания». Заодно, там и поживёт, под присмотром, поухаживает за испытуемыми, памперсы поменяет. Кстати, в клинику поступил новый экземплярчик. Ваш очередной эликсир готов?
– На неделе будет. Коррекция по полу?
– Женского пола, 84 года. Рискнём скинуть с десяток?
– Риск благородное дело.
– Так, так. А как с анализами сбежавшей «принцессы»?
– В её крови обнаружены микроэлементы, способствующие регенерации, чего нет у нас, смертных.
– То, что нужно! Вечная жизнь, говоришь? И мне не доложили?
– Час назад получили результат.
– Искать, искать, найти девчонку!!! Кстати, этот ваш электронщик, автор координатного отслеживающего браслета, Сергеев, кажется – поощрить не успели, ну и аннулировать его пока не будем. Хотя наказать хорошенько следовало бы. Так, голубчик? Отправим его пока к моим истребителям и поисковикам, пусть вливается. Хоть пользу какую выжать.
***
После ухода завлаба Снайдерс прошёлся по мягкому ковру, разминая опухшие от варикоза ноги. Поясница «стреляла», шея затекла –голову не повернуть. Эх, поздно занялся своим здоровьем, надо было бы ещё с юности йогой, что ли, заниматься. Всё бизнес да бизнес, а что ни полезные связи, то постоянно выпивка, да под жирную закусь, да частые разъезды с гостиничным бытом. Нервы как струны: то отчётность меняется не лучше настроений продажной девки, то конкуренты поджимают, опять же, на каналах – идеология под запретом, всякое западное дерьмо для плебеев закупать приходится.
Одна отрада – книги.
Он погладил по обложке новенькое приобретение – один из двух томов популярного автора – путешественника по самым загадочным местам планеты. Так вот и узнаёшь о шагающих фигурах острова Пасхи, о живом и мёртвом озерах близ загадочной горы Кайлас. Автор утверждает: никому из людей не удавалось ни разу взобраться на её вершину; только начнут восхождение, а будто голос какой неслышно внушает: не ходи, мол, на эту гору, силы иссякают, ни шагу вверх не шагнуть. Местные легенды уверяют, там обитель бога Шивы, того самого Натараджа, танцующего, придумавшего йогу, очищающего мир от скверны. Вот он, якобы, и не пускает к себе на гору, зато йогам, сидящим в позе лотоса, является. Где-то поблизости и вход в Шамбалу, в пещеру с представителями прошлых цивилизаций. Они в медитации сидят. Самые древние – просто великаны, чем ближе к современности, тем меньше рост. Охраняют пещеры монахи-буддисты. У этих буддистов священные тексты имеются с тайными знаниями. А кто бы не хотел тайных знаний? Все хотят. И ещё пишет автор, Рифат Эрнстов: кто обходит Кайлас кругом, попадает под влияние «чёрных зеркал», может за неделю состариться лет на тридцать. Прекрасно написано, увлекательно!
Но Сайдерс не был бы Сайдерсом, если бы читал книги просто для развлечения. Отнюдь. Автор был интересен и, возможно, полезен бизнесмену, мечтающему о вечной жизни и молодости, не столько описанием малодоступных обычному обывателю мест, сколько своей профессией. В предисловии приводилась краткая биография, из которой становилось ясно – автор-врач, офтальмолог, в студенческие годы изобрёл препарат, прекрасно применимый в разных областях медицины для регенерации, то есть восстановления поражённых тканей и органов. Тут вспоминается известный пример – ящерка, отращивающая оторванный хищником хвост. Однажды, сразу после экспедиции на Тибет, автору, на удивление учёному миру, удалось вырастить пациентке глаз! И этот глаз мог различать цвета и смутные очертания предметов. Гениально – регенерировать глаз! Но вот повторить подобную операцию почему-то не получалось.
Во время написания книги у Рифата Эрнстова уже был построен свой медицинский центр, где изготавливали и успешно применяли чудо-средство. Вот на чём и на ком мистеру Снайдерсу можно построить новый, дополнительный бизнес, а главное – омолодиться.
Снайдерс набрал номер телефона, указанный в конце книги, и приготовил первую фразу:
– Алло, это центр Рифата Эрнстова? Запишите меня на приём.
***
Орланы набирали высоту. Клёкотом прощались с зоопарком, с кормившим их биологом, с уборщиком клеток, со странным стариком, который частенько, как и сейчас, возле орлиной клетки, держит за верёвочки маленьких кукол и собирает возле себя целую стаю смеющихся человеческих птенцов.
Лакшми очарована полётом могучих птиц. Свободны! Но пора позаботиться об освобождении других животных. В один ряд с птичьими вольерами виднелись загоны оленей, зубров, бегемотов. Ближе всех – клетка с лемурами. Лемуры замерли при виде молодой женщины, отпирающей первую линию ограждения. Глазастики удивлены и готовы познакомиться с новой сотрудницей зоопарка, наверно, она принесла им чего-то вкусненького. Но стоило Лакшми прикоснуться к нагретой солнцем щеколде, как тяжёлая рука легла на её плечо и низкий мужской голос спросил на санскрите:
– Не желает ли «тисульская принцесса» вернуться в бункер?
***
Сложно узнать с первого взгляда человека, превратившегося из очкастого, вечно в мешковатых штанах и простенькой футболке лингвиста Вадима – в осанистого лысоватого военного. Военный, пресекая незаконную попытку освободить глазастых животных, цепко схватил «принцессу» за руку, украшенную браслетом с изумрудными вставками.
Лакшми дёрнулась, желая вырваться. Напрасно. Она повторила попытку ещё и ещё, но силы были явно неравны.
– Нет! Бункер – нет! – сражаться до последнего, не сдаваться, вырваться.
– Тише, тише, это я, Вадим. Сейчас прибежит охрана и заберут тебя. Птиц из зоопарка выпускать нельзя. Могут в тюрьму тебя, могут в психушку упрятать. Поверь, там хуже, чем у нас.
Узнав по голосу в военном лингвиста, она перестала вырываться, умоляюще подняла брови. Вадим заговорил скороговоркой, быстро:
– Ладно, уговорила, не в бункер. В хорошее место. Тише, тут везде камеры, охранники нас выследят. Будешь дёргаться, мигом догонят. Сейчас отпущу, но ты не убегай. Поняла?
Лакшми кивнула.
Вадим осторожно отпустил руку, обнял голову Лакшми своими ладонями, посмотрел внимательно в глаза. Он старался убедить её, пусть не словами, но хотя бы взглядом.
– Не беги, просто иди быстро, успеем скрыться. Не в бункер, нет. Веришь мне?
Беглянка поверила, на этот раз сама взяла лингвиста под локоть.
Миновали лемуров, лам, клетку с бегемотами. Неприметная с первого взгляда тропинка за пингвинами, минуя обзоры всевидящих камер, вела к металлическому забору с контурами слонов, жирафов, верблюдов. Возле забора сидел и громко мяукал голодный котёнок. Лакшми наклонилась погладить малыша, а Вадим удержал её, достал из кармана небольшой металлический инструмент, навроде ключа, пощёлкал в браслете Лакшми, снял с руки и надел на котёнка.
– Не волнуйся за него, хозяин появится. С таким-то браслетом.
Вадим подтолкнул Лакшми к раздвинутым прутьям, оба протиснулась и поспешили к стоящему невдалеке, за постриженными кустовыми посадками, Рено василькового цвета.
***
Автомобиль с Вадимом за рулём пробирался по лабиринтам городских запруженных, дорог. Светофоры не давали разогнаться, дорога казалась Лакшми тягучей, чересчур долгой. Так бывает, когда продвигаешься по незнакомому прежде пути, но, проходя или проезжая в десятый, сотый, тысячный раз, время неумолимо сокращается и уже не кажется таким безразмерно-резиновым.
Лакшми вначале рассматривала легковушки и грузовики, мотоциклы и велосипеды, но потом, перенасытившись новыми впечатлениями, укачанная длительной поездкой, сомкнула веки. Вспомнилась птица на цветочном лугу – трясогузка среди одуванчиков. Память вспыхнула воспоминаниями.
Птица. Похожая пара птиц, но не единственная, спасённая Вишну, свила в его подземном логове гнездо, а однажды Лакшми обнаружила в гнезде парочку сиреневых в чёрную крапину яиц. Вывелись ли птенчики, какого вида, и что с ними стало, узнать было не суждено – пришла очередь покидать гибнущую родную планету, отправляться к ближайшей, но всё же очень далёкой, звёздной системе, имеющей планеты с подходящими для жизни атмосферой, климатом, флорой, фауной.
Лакшми помнила, как тяжёлая крышка люка с натужным гудением сдвинулась в сторону. Вслед за Вишну, прижавшись к его руке, по узким ступеням выбралась она из кабины лифта. В нос ударил резкий запах консерванта. Люк выхода располагался в самом центре круглой центральной каюты – тёмной, слегка подсвеченной тусклыми полосками по краю саркофагов. Контейнеры «бессмертных» стояли в виде многолучевой звезды. К каждому «лучу» подползали провода и трубы системы жизнеобеспечения.
Сколько времени им предстоит путешествовать по просторам галактики, среди тьмы и метеоритных потоков, безжалостно –попадись им на пути – пробивающих обшивку, это знали лишь звездочёты, положившиеся на древние легенды и изображения на стенах пирамид, в зашифрованном виде направляющих к пригодным для жизни планетам.
Лакшми вглядывалась в лица «бессмертных, избранных», многие были ей знакомы, это единомышленники отца, они и создали комплекс отправки элиты к различным звёздным системам.
Большинство кораблей с «избранными» уже отчалили от вершин пирамид. Разлетелись по разным сторонам, и вряд ли когда встретятся. А сами создатели комплекса спасения цивилизации, как и полагается праведным, улетали последним рейсом. Лакшми нашла капсулу-контейнер отца, выглядел он бодро, словно всего на мгновение прилёг отдохнуть. Она провела ладонью по гладкой, прохладной, прозрачной крышке контейнера. Прощай, отец, будущее покрыто густым туманом неизвестности, увидимся ли ещё?
Вимана была почти готова к отправлению, в «звезде» оставалось лишь одно незанятое место. Для Лакшми. Вишну нежно тронул её за плечо, выводя из задумчивости.
– Пора, любовь моя, расчётное время близится к пределу.
Она прижалась к нему дрожащим телом.
– Не полечу, останусь с тобой, мой сокол.
Он сжал объятия, глубоко вздохнул и медленно-медленно выдохнул.
– Ты навсегда со мной. Даже когда улетишь… Там, в густонаселённом созвездии прекрасная Лакшми родит чудесных маленьких лакшми и забавных вишну. И, знаешь, души бессмертны, обещаю, найду тебя в будущем воплощении, на какой бы планете ты не обитала.
– Да, да, – высокий голос её звучал гулко, отдавался эхом от металлических стен, пола, потолка, – мы узнаем друг друга. Береги наших птиц.
Вишну отвечал шёпотом, в самое ухо, тем самым щекоча его:
– Конечно, любовь моя, буду кормить их самыми сладкими зёрнами, найду нетронутые войной поля, может, даже найду нетронутое взрывами поле и выпущу их на волю.
– Ты оптимист, любимый.
– Пора!
Он увлёк Лакшми обратно на выход. Тяжёлый люк загудел, захлопнулся. Лифт помчал одних из последних живых людей погибшей цивилизации к подземной камере подготовки гроба-капсулы к полёту.
Непрекращающиеся взрывы оружейных складов сотрясали блок консервации. Никто из оставшихся в живых уже не решался тушить на поверхности родной планеты ни самовоспламеняющиеся заводы, ни конвейерные линии, ни хранилища. Выжившие прятались в горных пещерах, в подземных многоуровневках, остатки «особых, избранных» – в пирамидах. От пирамид время от времени отчаливали виманы, разнося «биоматериал», то есть здоровых людей репродуктивного возраста, законсервированных в контейнерах, по бескрайнему космосу…
Пустой контейнер дрожал и подпрыгивал в трепетном ожидании человека. Вимана готова стартовать, погрузив последнего спящего пассажира. Лакшми не отрывала взгляда от Вишну, не отрывала рук, она не спешила погрузиться в вечность. Вишну, не отрывая взгляда, целовал её нежные пальцы, он знал, что найдёт возлюбленную в любой спирали времени, в любом перерождённом теле, в любой галактике. Невидимые нити соединяли их разумы, сердца, лингам и йони, наполняя сладостной сомой. Незримый мост кармы вновь и вновь направлял их стопы на бесконечно повторяющиеся встречи. «Я найду тебя, сотворю для тебя новую Вселенную», – без слов клялся Вишну. «Я наполню твою Вселенную благодатью и найду тебя, любимый», – отвечала беззвучно Лакшми.