bannerbanner
Черный крестоносец
Черный крестоносец

Полная версия

Черный крестоносец

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 17

Вдоль всего трюма от носа до кормы на достаточном расстоянии друг от друга располагались тяжелые деревянные рейки, закрепленные сверху и снизу деревянными брусками. Всего четыре ряда таких реек. И за двумя рядами, ближайшими к левому и правому борту, были сложены коробки и ящики, которые поднимались до самого потолка и оставляли открытыми только вентиляционные люки. Между внутренними и внешними рядами реек на половину высоты трюма были сложены другие ящики и мешки. Между двумя внутренними рядами находился проход примерно в четыре фута шириной, который тянулся от машинного отсека к двум маленьким дверям в переборке в носовой части шхуны. Деревянный пол в этом проходе выглядел так, словно в последний раз его мыли еще во время коронации[3].

Я продолжал оглядываться по сторонам, чувствуя, как душа потихоньку уходит в пятки, но надеясь, что даже в полумраке Мари Хоупман разглядит на моем лице тщательно сбалансированное выражение безмятежности и отваги. Внезапно лампочка над головой померкла и стала тускло-красной, а с кормы раздался пронзительный вой. Через секунду все прояснилось: это ожил дизельный двигатель. Когда он завелся, все судно завибрировало, затем мотор чуть сбавил обороты, и я услышал над головой стук сандалий по палубе, – похоже, мы отплывали. Вскоре шум двигателя стал громче, после того как переключили передачу. А к тому моменту, когда шхуна слегка накренилась на правый борт, покидая причал, последние сомнения развеялись.

Я отвернулся от машинного отсека, натолкнулся в полумраке на Мари Хоупман и схватил ее за руку, чтобы поддержать. Рука была влажная, покрытая мурашками и слишком холодная. Я достал из коробка спичку, чиркнул ею и вгляделся в лицо Мари, которая тут же зажмурилась от яркого света. Ее мокрые волосы сбились набок и прилипли ко лбу и к щеке, шелковое платье промокло и облепило ее тело, как липкий кокон. Она вся дрожала. До этого момента я даже не осознавал, как холодно и влажно в этой душной дыре. Загасив спичку, я снял ботинок и принялся стучать им по переборке, а когда ответа не последовало, поднялся на несколько ступенек и стал колотить по люку.

– Что ты творишь? – спросила Мари Хоупман.

– Требую обслуживание в номер. Если нам не отдадут нашу одежду, для одного из нас все закончится пневмонией.

– Может, лучше поискать какое-нибудь оружие? – тихо сказала она. – Тебе не приходило в голову подумать о том, зачем нас сюда привезли?

– Чтобы прикончить нас здесь? Чушь! – Я постарался изобразить беспечный смех, но прозвучал он так глухо и неубедительно, что мне самому стало не по себе. – Разумеется, они не станут этого делать, по крайней мере пока. Сама посуди: стоило ли везти меня в такую даль, если можно было расправиться со мной еще в Англии? И если уж меня решили уничтожить, то тебя-то зачем надо было сюда тащить? Вся эта затея с кораблем тоже кажется слишком сложной. Пара тяжелых камней и тот грязный канал, который мы проезжали по дороге, вполне подошли бы для этих целей. И наконец, капитан Флек похож на бандита и жулика, но не на убийцу.

Последняя фраза показалась мне особенно удачной. Если бы я повторил ее раз сто, то и сам бы поверил. Мари Хоупман молчала, возможно обдумывая услышанное и надеясь найти в моих рассуждениях рациональное зерно.

Через пару минут я понял, что стучать в люк бесполезно, подошел к переборке в носовой части и повторил попытку. С другой стороны, вероятно, находилось помещение для экипажа, поскольку уже через полминуты на мой стук отреагировали. Люк открылся, и яркий фонарь осветил трюм.

– Может, хватит уже долбить как дятел? – прозвучал недовольный голос Генри. – Вы что, не можете уснуть?

– Где наши чемоданы? – требовательно спросил я. – Нам нужно переодеться в сухую одежду. Моя жена промокла до нитки.

– Сейчас, сейчас, – проворчал он. – Подойдите сюда.

Мы подчинились, он спустился на несколько ступенек и принял четыре наших чемодана у кого-то с палубы, после чего отодвинулся в сторону, пропуская еще одного человека. Капитан Флек, вооруженный фонариком и пистолетом, принес с собой крепкий аромат виски. По сравнению с пропитавшей трюм вонью этот запах показался мне особенно приятным.

– Извините, что заставил вас ждать, – весело прогрохотал он. – Замки на ваших чемоданах попались заковыристые. Получается, ты не взял с собой оружия, Бентолл?

– Разумеется, – сухо ответил я. На самом деле пистолет у меня был, и он все еще лежал под матрасом моей кровати в отеле «Гранд-Пасифик». – Чем это здесь так мерзко пахнет?

– Мерзко? Мерзко? – Флек втянул зловонный воздух с блаженным видом тонкого ценителя хороших коньяков, склонившегося над бокалом «Наполеона». – Копра и акульи плавники. Но в основном копра. Говорят, очень полезная штука.

– Куда уж полезнее, – с горечью сказал я. – И сколько нам еще торчать в этой дыре?

– Да такой хорошей шхуны еще поискать… – Голос Флека прозвучал раздраженно, но он тут же осекся. – Посмотрим. Еще несколько часов, точно не знаю. В восемь принесут завтрак. – Он посветил в трюм фонариком и продолжил виноватым голосом: – У нас на борту редко бывают женщины, мадам, тем более такие, как вы. Надо было получше прибраться. Главное, не снимайте обувь перед сном.

– Почему? – спросил я.

– Тараканы, – коротко ответил он. – Особенно любят щипать за пятки.

Он быстро повернул фонарик в сторону, и его луч высветил пару чудовищных коричневых насекомых не меньше двух дюймов длиной, которые тут же скрылись из виду.

– Такие… такие огромные? – прошептала Мари Хоупман.

– Это из-за копры и дизельного масла, – мрачно объяснил Генри. – Их любимая еда, если не считать дуста. А его мы им галлонами скармливаем. И это только детки, взрослые-то поумнее, не выходят, когда вокруг столько народа.

– Хватит, – оборвал его Флек и сунул мне в руку фонарь. – Возьми это. Пригодится. Увидимся утром.

Генри подождал, пока голова Флека исчезнет в люке, после чего отодвинул в сторону несколько реек, отгораживавших центральный проход, и кивнул на платформу в четыре фута высотой, состоящую из больших ящиков.

– Спать будете здесь, – коротко объявил он. – Другого места нет. Увидимся утром.

С этими словами он ушел, и вскоре люк за ним захлопнулся.

И поскольку другого места не было, мы уснули плечом к плечу прямо на ящиках. По крайней мере, уснула Мари. Мне же предстояло многое обдумать.

Глава 2

Вторник, 08:30–19:00

Три часа она спала безмятежно, как убитая, я едва слышал ее дыхание. Спустя какое-то время шхуну стало качать сильнее, и наконец от одного особенно резкого рывка Мари проснулась. В ее глазах отразилось недоумение и, возможно, легкий страх. Потом она вспомнила, что произошло, и села.

– Привет, – сказала она.

– Доброе утро. Тебе лучше?

– Угу. – Она ухватилась за рейку, когда шхуну снова тряхнуло и несколько незакрепленных ящиков поползли по полу. – Но это ненадолго, если качка продолжится. Морская болезнь, ничего не могу с собой поделать. Который теперь час? На твоих часах – половина девятого. Наверное, уже рассвело. Интересно, куда мы плывем?

– На север или на юг. Нас не подбрасывает и не закручивает, значит волна точно перпендикулярна курсу судна. С географией у меня не очень хорошо, но я точно помню, что в это время года пассаты постоянно дуют с востока на запад. Так что мы плывем либо на север, либо на юг.

Чтобы размять затекшие ноги, я прошел по центральному проходу к тому месту, где с двух сторон ящики поднимались почти до потолка, оставляя немного свободного пространства для вентиляционных люков. Я по очереди обследовал каждый из люков по левому и по правому борту шхуны, ощупал их. Тот, что находился по левому борту, оказался теплее. Это означало, что мы, вероятнее всего, движемся на юг. Ближайшая земля в этом направлении – Новая Зеландия, плыть до нее примерно тысячу миль. Я отложил в долгий ящик эту ценную информацию и уже собирался отойти от переборки, когда сверху донеслись голоса, тихие, но вполне различимые. Я вытащил из-за реек ящик, забрался на него и прижался щекой к основанию вентиляционного люка.

Вентиляционная труба, судя по всему, вела в радиорубку, а воронкообразное отверстие люка прекрасно принимало и усиливало звуковые сигналы. Я четко слышал дробный стук морзянки и голоса двух человек, звучавшие так четко, словно они находились всего в трех футах от меня. О чем они говорили, я так и не понял, потому что никогда прежде не слышал этого языка. Через пару минут я спрыгнул с ящика, убрал его на место и вернулся к Мари.

– Почему ты так долго? – с упреком спросила она.

Похоже, ей совсем не нравился этот темный, отвратительно пахнущий трюм. Как, впрочем, и мне.

– Извини. Но не переживай, я даром времени не терял. Выяснил, что мы все-таки плывем на юг. Но это не самое главное. Я узнал, что мы можем слышать, о чем говорят люди на верхней палубе.

И я рассказал ей о своем открытии. Она выслушала меня и кивнула:

– Это может оказаться весьма полезным.

– Более чем, – поддержал я ее. – Проголодалась?

– Ну… – Она поморщилась и потерла ладонью живот. – Дело не в том, что я плохой моряк, просто здесь такой ужасный запах.

– Да, от вентиляторов никакого толка, – согласился я. – Но может, немного чая?

Я подошел к переборке в носовой части трюма и привлек к себе внимание так же, как и в предыдущий раз, с силой постучав по ней. Затем отступил к корме, и через минуту люк открылся.

Я заморгал от ослепительного света, хлынувшего в трюм, и отошел немного назад, когда кто-то начал спускаться по трапу. Человек со впалыми щеками, худым морщинистым лицом и печальным взглядом.

– Что за шум? – устало спросил Генри.

– Вы обещали принести нам завтрак, – напомнил я ему.

– Принесем. Завтрак будет через десять минут.

С этими словами Генри ушел и закрыл за собой люк.

Не прошло и десяти минут, как люк открылся, и приземистый молодой парень с копной кудрявых темно-каштановых волос ловко сбежал по трапу, держа в одной руке обшарпанный деревянный поднос. Весело улыбнувшись мне, он подошел к Мари и поставил поднос на ящик рядом с ней, а затем с видом Эскофье[4], демонстрирующего почтенной публике свое последнее творение, снял с блюда помятую оловянную крышку. Я взглянул на бурую клейкую массу. Она напоминала рис с кусочками кокосового ореха.

– Что это? – спросил я. – Объедки, оставшиеся с прошлой недели?

– Пудинг с дало[5]. Очень вкусно, сэр. – Парень указал на обшарпанный эмалированный кофейник. – Здесь кофе. Тоже очень хороший.

Он поклонился Мари и удалился так же проворно, разумеется закрыв за собой люк.

Пудинг оказался неудобоваримой желеобразной массой, на вкус напоминавшей запеченный белковый клей. Совершенно несъедобный, он все равно не шел ни в какое сравнение с ужасным кофе, а точнее, чуть тепленькой трюмной водой, процеженной через старый мешок из-под цемента.

– Они хотят нас отравить? – предположила Мари.

– Это невозможно. Для начала, никто не станет это есть. По крайней мере, ни один европеец. Хотя, наверное, для полинезийца это настоящий деликатес. Ну вот и позавтракали. – Я вдруг осекся и внимательно посмотрел на ящик, стоящий за подносом. – Черт побери! Как же я сразу не заметил! Я ведь лежал на этом ящике целых четыре часа!

– Но у тебя же нет глаз на затылке, – рассудительно заметила Мари.

Я ничего не ответил. Достал фонарик и посветил им в пространство между досками ящика.

– Похоже на бутылки с лимонадом или что-то в этом роде.

– Мне тоже так кажется. И что, совесть позволит тебе нанести ущерб собственности капитана Флека? – мягко поинтересовалась она.

Я усмехнулся, просунул в ящик палку, приготовленную на случай, если придется отбиваться от крыс, отодрал верхнюю доску и передал бутылку Мари:

– Только осторожно. Вдруг там неразбавленный джин, который они контрабандой продают местным?

Но это был не джин, а лимонный сок, причем отличного качества. Он прекрасно утолял жажду, но не мог заменить полноценного завтрака. Поэтому я снял пиджак и принялся обследовать содержимое трюма.

Похоже, что капитан Флек занимался вполне безобидным бизнесом и перевозил продовольствие. В пространстве между двумя рядами реек, которое было заполнено только на половину высоты, находились ящики с провизией. Там было мясо, фрукты, безалкогольные напитки. Вероятно, Флек загрузил все это на одном из больших островов, перед тем как поплыть за копрой. Скорее всего, именно так и обстояло дело. Но с другой стороны, Флек не производил впечатление безобидного человека.

Я позавтракал солониной и грушами (Мэри с дрожью омерзения отвергла эту пищу) и решил обследовать содержимое ящиков и коробок, которые громоздились до потолка между двумя внешними рядами реек и бортами шхуны. Но у меня мало что вышло. Рейки здесь не отодвигались в сторону, как во внутренних рядах, а крепились к потолку на петлях и могли подниматься вперед и назад. Но снизу их прижимали ящики внутреннего ряда, и сдвинуть рейки с места не представлялось возможным. И все же две рейки за ящиком с лимонадом свободно болтались. Я посветил наверх фонариком и не обнаружил петель, которыми они крепились бы к потолку. Судя по состоянию дерева, сорвали их совсем недавно. Я раздвинул эти рейки насколько возможно, снял верхний ящик, стараясь не свернуть себе при этом шею, – это было не так-то просто сделать, поскольку ящик был тяжелым, а качка усилилась, – и отнес его на платформу, на которой мы провели ночь.

Ящик из промасленных сосновых досок был примерно два фута длиной, восемнадцать дюймов шириной и около фута высотой. Во всех четырех углах крышки были изображены широкие стрелки – фирменный знак Королевского военно-морского флота Великобритании. Сверху трафаретными буквами надпись «Морская авиация», наполовину зачеркнутая жирной черной линией. Под ней еще одна: «Спиртовые компасы», а еще ниже: «Излишки. Подлежит утилизации». И внизу – корона. Выглядело очень официально. Я не без труда оторвал верхнюю доску, и надпись не обманула: в ящике лежали шесть спиртовых компасов без маркировки, завернутые в бумагу и солому.

– По-моему, неплохо, – сказал я. – Мне уже приходилось видеть подобные надписи. «Излишки» – это такой старый добрый морской термин для обозначения устаревшего оборудования. Так можно подороже продать его гражданским. Возможно, капитан Флек на вполне законных основаниях торгует списанными армейскими товарами.

– А может, у капитана Флека припасены трафареты на все случаи жизни? – скептически предположила Мари. – Что в другом ящике?

Я достал следующий. На нем было написано: «Бинокли», именно они и оказались внутри. На третьем снова красовался наполовину стертый значок морской авиации и выведенная через трафарет надпись «Надувные спасательные жилеты (для самолетов)». И снова никакого обмана: ярко-красные жилеты с баллонами СО2 и желтыми цилиндрами с надписью «Для отпугивания акул».

– Мы зря теряем время, – сказал я. Из-за сильной качки приходилось все время держать равновесие, поэтому таскать и открывать ящики в таких обстоятельствах оказалось довольно тяжело. К тому же с восходом солнца трюм начал прогреваться, и у меня по лицу пот катился градом. – Он самый заурядный продавец подержанных товаров.

– Продавцы подержанных товаров не похищают людей, – язвительно заметила она. – Открой еще один, пожалуйста. Мы обязательно что-нибудь найдем. У меня предчувствие.

Я подавил желание ответить, что хорошо иметь предчувствие, когда тяжелую работу выполняет кто-то другой, стащил четвертый, довольно тяжелый ящик с постепенно уменьшающегося штабеля и поставил его рядом с остальными. Все та же трафаретная надпись о том, что перед нами излишки, и под ней: «Запальные свечи „Чемпион“. 24 дюжины».

Я потратил около пяти минут и сильно расцарапал руку, прежде чем мне удалось сорвать крышку. Мари избегала моего взгляда, – возможно, она умела читать мысли или у нее опять весьма кстати разыгралась морская болезнь. Но когда я снял крышку, она повернулась и заглянула внутрь ящика, а затем посмотрела на меня.

– Должно быть, у капитана Флека и правда имеются трафареты на все случаи жизни, – тихо проговорила она.

– Не исключено, – согласился я.

Ящик был заполнен жестяными контейнерами, но в них оказались не запальные свечи, а пулеметные ленты – такого количества вполне хватило бы для организации полноценной революции.

– Вот это уже интересно.

– А это не опасно? Вдруг капитан Флек…

– Что он мне сделает? Пусть приходит, если захочет.

Я достал пятый ящик, усмехнулся при виде трафарета «Запальные свечи», сорвал крышку путем комбинации рычага и нескольких точно рассчитанных пинков и уставился на надпись на плотной синей бумаге, в которую было обернуто содержимое. Потом закрыл крышку с нежностью и благоговейной заботой, с какими чикагский гангстер возлагает венок на могилу своей последней жертвы.

– «Аммонал. Двадцатипятипроцентный порошок алюминия». – Мари тоже прочитала надпись. – Это еще что такое?

– Очень мощное взрывчатое вещество. Его вполне хватит, чтобы запустить на орбиту эту шхуну и всех, кто находится на борту. – Я с превеликой осторожностью поставил ящик на место, и на моем лице снова выступил пот, когда я вспомнил, с каким пылом только что молотил по этому ящику. – Очень хитрая штука. Неподходящая температура, неаккуратное обращение, излишняя влажность… и взрыв будет мощным. Что-то мне совсем разонравился этот трюм.

Я взял ящик с патронами и также вернул его на место. После предыдущего, со взрывчаткой, он показался мне легким как пушинка.

Мари слегка нахмурила брови:

– Собираешься все поставить на место?

– А ты как думаешь?

– Испугался?

– Не испугался. Я в ужасе. В следующем ящике может оказаться нитроглицерин или что-то в этом роде. Вот тогда станет совсем весело.

Я поставил на место все ящики и рейки, взял фонарь и пошел посмотреть, что еще мне удастся обнаружить. Но ничего особенно интересного не нашел. У левого борта стояло шесть канистр с дизельным топливом, все полные, а еще керосин, дуст и несколько канистр с водой объемом по пять галлонов каждая, с ремнями, чтобы можно было нести их на спине. Вероятно, Флек вез их на отдаленные острова, где были сложности с пресной водой и отсутствовало погрузочное оборудование. У правого борта находились два прямоугольных металлических ящика, в которых валялся разный проржавевший хлам: гайки, болты разной формы и размера, бруски, такелажные снасти, отвертки, даже пара такелажных сваек. На свайки я посмотрел с большим интересом, но предпочел оставить их на месте. Капитан Флек наверняка предвидел такую возможность, да и в любом случае пуля намного быстрее достигнет цели, чем такелажная свайка. Тем более что ее не так-то просто спрятать.

Я вернулся к Мари Хоупман. Она выглядела очень бледной.

– Больше ничего не нашел. Что будем делать дальше?

– Можешь делать что хочешь, – равнодушно сказала она. – А меня сейчас стошнит.

– О боже!

Я подбежал к переборке, отделявшей нас от каюты экипажа, и замолотил по ней, а затем, когда люк открылся, бросился к трапу.

На этот раз явился капитан Флек собственной персоной. Отдохнувший, только что побрившийся, с ясными глазами и в белых парусиновых штанах. Перед тем как обратиться к нам, он учтиво вытащил сигару изо рта:

– Чудесное утро, Бентолл. Надеюсь, ты…

– Моей жене плохо, – перебил я его. – Ей нужен свежий воздух. Она может подняться на палубу?

– Плохо? – Его тон сразу изменился. – У нее лихорадка?

– Морская болезнь! – крикнул я.

– Это в такой-то день? – Флек распрямился и оглянулся, вероятно, на океан, где, по его мнению, стоял мертвый штиль. – Минуточку.

Он щелкнул пальцами, что-то сказал, чего я не смог разобрать, и к нему подбежал с биноклем юноша, приносивший нам завтрак. Флек медленно развернулся вокруг своей оси, изучая горизонт, после чего опустил бинокль:

– Она может подняться. Ты тоже, если хочешь.

Я окликнул Мари и следом за ней поднялся по трапу. Флек протянул ей руку, помогая перешагнуть через край люка, и произнес заботливым тоном:

– Как жаль, что вам нездоровится, миссис Бентолл. Выглядите вы и правда неважно.

– Вы так любезны, капитан Флек.

От такого тона и взгляда я бы весь съежился в комок, но на Флека ее слова совсем не подействовали. Он снова щелкнул пальцами, и юноша принес два складных кресла с прикрепленными к ним навесами от солнца.

– Можете оставаться здесь, сколько пожелаете. Но если вам скажут вернуться, спускайтесь немедленно. Ясно?

Я молча кивнул.

– Вот и славно. Вы же не настолько глупы, чтобы выкинуть какую-нибудь глупость. Наш друг Рабат, конечно, не Энни Оукли[6], но с такого расстояния вряд ли промажет.

Я повернулся и посмотрел на маленького индийца. По-прежнему во всем черном, только уже без куртки, он сидел с другой стороны люка со своим обрезом на коленях. Оружие было направлено мне в голову, и во взгляде индийца ясно читалось нетерпеливое предвкушение, на которое я решил не обращать внимания.

– А теперь я вынужден вас покинуть, – продолжил Флек с улыбкой, демонстрируя кривые коричневые зубы. – Нам, капитанам, нужно заниматься своими делами. Еще увидимся.

Пока мы раскладывали кресла, он удалился в рулевую рубку, находившуюся за радиорубкой. Мари со вздохом растянулась в кресле, закрыла газа, и через пять минуту румянец снова заиграл на ее щеках. Через десять она уснула. Я бы с радостью последовал ее примеру, но полковнику Рейну это не понравилось бы. «Никогда не теряйте бдительности, мой мальчик», – любил повторять он, поэтому я огляделся по сторонам со всей возможной бдительностью. Но вокруг не было ничего такого, что заслуживало бы моего бдения.

Сверху – раскаленное добела солнце на бледно-голубом, вылинявшем небе. На западе – зеленовато-синее море, на востоке, на солнечной стороне, темно-зеленая сверкающая вода вздымалась невысокой длинной волной под теплым ветром в двенадцать узлов. На юго-востоке ближе к горизонту виднелась какая-то размытая багряная полоса. Может, острова, а может, просто мое воображение. И ни одного корабля или лодки. Даже ни одной летающей рыбы. Пришлось наблюдать за тем, что происходит на шхуне.

Возможно, это было не самое грязное судно на море – признаюсь, я видел их не так много, – но редкий претендент смог бы потеснить его с пьедестала почета. Шхуна оказалась больше, намного больше, чем я думал, – около ста футов в длину, вся грязная, захламленная, облезлая. Хотя, наверное, изначально она была покрашена, но краска облупилась под ярким солнцем. Две мачты со всеми снастями, но без парусов, на самом верху между ними виднелась радиоантенна, провод от которой шел в радиорубку, находившуюся примерно в двадцати футах от того места, где сидел я. За открытой дверью рубки я разглядел ржавый вентилятор. Дальше, скорее всего, располагалась штурманская рубка Флека или его каюта, а может, и то и другое, а за ней, на возвышении, капитанский мостик. Каюта для экипажа, вероятно, находилась внизу. Минут пять я задумчиво рассматривал корабельные надстройки и носовую часть шхуны, и у меня возникло смутное ощущение, словно что-то здесь не так. Словно творится что-то неладное. Наверное, полковник Рейн сразу бы догадался, что именно, но у меня не получалось. Я решил, что выполнил свой долг перед полковником и особого толка от дальнейшего бдения не будет. Не важно, засну я или останусь бодрствовать, при желании они могли выбросить меня за борт в любой момент. К тому же за последние сорок восемь часов я спал не больше трех. Поэтому я закрыл глаза и уснул.

Проснулся я уже в полдень. Солнце светило почти над головой, но навесы над креслами оказались достаточно широкими, а ветер – прохладным. Капитан Флек сидел около люка. Вероятно, он закончил со своими делами. Догадаться о природе этих дел не составило труда: капитан только что завершил долгую и непростую беседу с бутылкой виски. Глаза его слегка остекленели, и даже с расстояния трех футов я чувствовал, как сильно от него разит спиртным. Но угрызения совести, а может, что-то еще заставило его принести поднос со стаканами, бутылкой хереса и маленьким керамическим кувшином.

– Совсем скоро мы принесем вам перекусить. – Его голос звучал почти виновато. – Может, для начала пропустите по стаканчику?

– Угу. – Я взглянул на кувшин. – Что там? Цианистый калий?

– Виски, – коротко ответил капитан, налил нам по стакану, залпом осушил свой и кивнул в сторону Мари, лицо которой было почти полностью скрыто растрепавшимися от ветра волосами. – А что насчет миссис Бентолл?

– Пусть поспит. Ей нужно отдохнуть. Кто отдал вам приказ сделать это, Флек?

– Хм? – Вопрос застал его врасплох, но он тут же сосредоточился. Судя по всему, его организм очень хорошо переносил алкоголь. – Приказ? Какой приказ? Чей приказ?

– Что вы собираетесь с нами делать?

– Не терпится узнать, да, Бентолл?

На страницу:
3 из 17