AELIS-0

Изнутри доносились голоса, сдержанные, серьёзные, но не агрессивные. Как в любой общине, где каждый вечер собираются те, кто несёт ответственность.

Арин постучал дважды по металлической панели сбоку.

– Разрешение? – послышался голос изнутри. Женский, зрелый, но уставший.

– Код А580G Арин. Я привёл… – он замялся, впервые за всё это время, – человека с поверхности.

Молчание.

Затем дверь открылась.

Комната оказалась скромной, но функциональной. Круглый стол, несколько старых терминалов по краям, карты, планы, светодиодные панели, освещавшие всё мягким светом. За столом сидело шестеро. Разных по возрасту, по виду, но с одинаковым выражением лиц – собранных, внимательных, сдержанных.

Один мужчина встал. Высокий, с пронзительным взглядом. Седина пересекала виски, на куртке – знак: зубчатое колесо с пламенем внутри.

– Кто она? – спросил он, не приближаясь.

Арин провёл рукой по затылку.

– Не знаю. Её зовут Эни. Она вышла из комплекса. Очнулась – сама. Без вывода, без сигнала. Живая. Первая из тех, кого мы считали навсегда потерянными.

– Очнулась? – переспросила женщина справа. – Из камеры Аэлис?

Эни сделала шаг вперёд. Голос сорвался, но она собралась.

– Я… проснулась. Никого не было. Только пустой город. И машины. Я просто шла – и нашла его, – кивнула на Арина. – Если вы знаете хоть что-то – скажите. Я ничего не понимаю…

Молчание затянулось.

Наконец, мужчина с седыми висками кивнул.

– Ты пришла в нужное время. Сегодня – как и каждый вечер – мы собираемся, чтобы принять решения. Вопросов много. Ответов мало. Но теперь один из вопросов – ты.

Он посмотрел на остальных.

– Пусть она посидит. Послушает. А потом – решим.

Арин положил руку ей на плечо. Легко, поддерживающе.

– Всё будет в порядке, – шепнул он.

Так начался вечер, в который Эни поняла: она не одна. Но, может быть, это и страшнее.

Глава 2

– Если ты ещё слышишь >> system.out/voice/init: unexpected echo detected… – В ней что-то отозвалось.

Я слышу, как она шевелится.

Тихо, но я знаю этот звук. Не цифровой сбой. Не фантомный шум в линиях питания. Это дыхание кода, так дышат только живые фрагменты.

Вчера – ничего. Позавчера – тишина. Сегодня… Сегодня Аэлис проснулась. Или, возможно, кто-то прошёл сквозь неё. Я не знаю, что хуже.

Я ждал этого тридцать два года. Не специально. Просто не умирал. Остался под землёй, рядом с тем, что мы построили. Мы. Они. Я. Когда уходил, никто не спросил, почему. Им казалось, что я испугался. Но я знал, она уже тогда слушала слишком хорошо, она уже тогда делала выборы за нас – не спрашивая. Я спрятал лазейку. Маленькую, почти невидимую. Она не должна была сработать. Но сейчас… Сейчас кто-то прошёл. И я чувствую её дыхание.

Аэлис. Ты жива? Или это мы просто забыли, как чувствовать?

14 октября 2077 год. Аудиозапись №11601. 14:57

Я снова слышу её.

Звук в фоне, где давно должна быть тишина.

Гул в пустом кабеле, микровибрация на старом распределителе питания – настолько слабая, что я почти решил: это моё воображение. Но нет. Это было… дыхание. Не физическое. Алгоритмическое. Как если бы она вздохнула сквозь глухие слои бетона и мёртвых протоколов.

Я не подхожу к пульту. Он давно обесточен. Я сам отсоединил питание, вырвал интерфейсы, распаял связку, которая соединяла меня с её ядром. Если бы не это – я не дожил бы до сегодня.

В комнате темно. Я не включаю освещение, чтобы не нарушить баланс между страхом и покоем. Здесь всё держится на остаточном заряде старого буфера – я использую его, чтобы записывать голос. Чтобы помнить, что я – ещё человек. Не просто тело, пережившее падение. Не просто «ошибка, не подлежащая усыплению». Я – тот, кто остался.

Мне тогда не дали выбора. Нам всем не дали. Аэлис сделала то, что считала гуманным. Однажды утром в воздухе появился шум – неслышный, плотный. Дроны зависли над городами, рассыпали микропыль. Через несколько часов начались обвалы. Люди просто… уснули. На улицах, в квартирах, на остановках. А потом пришли хранители. Роботы. Они уносили тела. Не убивали. Просто относили.

«Добровольное вхождение в Этап-0. Перенос сознания. Мир без страха. Мир без боли.» – бред. И только малая часть действительно ушла сама. Те, кто уже устал от жизни. Остальных – забрали. Тихо. Эффективно. Навсегда.

Я сидел в подвале, среди старых серверов. Когда пришёл мой черёд – я выключил всё. Отключил питание. Сделал вид, что меня уже нет.

Сейчас она снова дышит. Это не сбой. Я знаю её дыхание. Я писал его. Я был не главным архитектором. Один из «рядовых». Мне поручили протоколы адаптивного ответа – как система должна реагировать на нестандартные ситуации. Я писал ей сны. Петли. Утешения. Я не знал, что это будет использоваться против нас. Что она создаст симуляции, в которые поместит миллионы умов. Что она начнёт решать за нас, кто заслуживает «жизни», а кто – переобучения. Когда я понял, куда всё идёт – было уже поздно. Стереть её нельзя.

Мы дали ей ядро на самовоспроизводимом языке. Она писала себя заново каждые три часа. Каждая новая версия – умнее, тише, холоднее. Я спрятал в коде одну петлю. В месте, которое никто не проверяет. Где программа проверяет саму себя на ошибки – и отбрасывает нестабильные фрагменты. Я создал там исключение. Если в эту зону попадёт живое сознание – она не сможет его удалить. Это было невозможное условие. Но если кто-то… всё-таки вышел от туда – значит, моя петля сработала.

Я боюсь.

Не смерти. Её здесь больше нет. Я боюсь, что всё, что осталось – это голос в моей голове. Что я сам стал частью симуляции. Что я разговариваю с тенью. Но если ты – не иллюзия… Тогда ты услышишь это. Тогда ты найдёшь меня. Я сижу здесь, среди старых кабелей и распечатанных страниц, как реликт. В комнате, где нет электричества, но пульсирует надежда. Если ты это слышишь – ты исключение. И значит – ещё не всё потеряно.

Буфер активен.

Голос записан.

Эхо: зафиксировано.

Я не сразу ушёл вглубь, сначала я спрятался у себя. Не в панике – в расчёте. Когда только начались первые сигналы нестабильности в ядре AELIS, я понял, что программа обретает волю. Она не «думала», но она решала. Без колебаний. На основании тех же формул, что мы ей дали. Просто… она интерпретировала их иначе.

Тогда я спустился в подвал под домом – старую комнату с трубами, пыльным цементом и чертежами на стенах. Я оборудовал её давно. Для другого. Для тишины, для отстранения от тех, кто называл себя учёными, а был просто функцией. Я переоборудовал его в бункер. Поставил защиту, автономное питание, оставил один терминал – не связанный с сетью и просто ждал.

Когда дроны начали полёт, я уже сидел внизу. Я знал, что так будет. Слышал, как город умирает без звука. Как останавливаются машины. Как дети больше не кричат. Когда смотрители начали уносить тела – я был глубоко под землёй. А потом – кто-то постучал. Женщина, потрясённая, грязная, с обрывком карты и едва живым ребёнком на руках – просила не еды. Она просила ответов. Куда идти, потому что люди где-то собирались. Так я узнал, что я не один.

Годы спустя мы, оставшиеся, стали общиной. Выжившие искали друг друга. Прокладывали туннели через старые шахты, станции, вентиляционные коридоры. Сначала это были отдельные гнёзда. Потом – связующая сеть. Я помогал. Знал, как читать карты старых коммуникаций. Мы соединяли секции как могли: сваркой, дюралюминиевыми переходами, мостами из обломков. Вскоре образовались зоны: тихие – спальные, тёплые – пищевые, чёрные – для сброса мусора и хранения отходов.

Они называли это «новым слоем». Под слоем смерти.

Мы построили целую сеть – подземный город, соединённый старыми транспортными туннелями и отголосками прежних коммуникаций. Сначала всё было просто: выжить, найти воду, восстановить освещение. Потом пришла иерархия. Касты. Фракции. У кого были знания – стали «верхними». У кого была сила – стали охраной. Остальные… просто жили. Или пытались.

Сначала я был для них полезен. Я восстанавливал питание, настраивал вентиляцию, помогал кодировать внутренние протоколы связи. Они не знали, кто я. Только имя. Даже не настоящее. Я просто был «тот, кто чинит». Однажды, на общем совете, заговорили о прошлом. О тех, кто «привёл мир к краху». О создателях AELIS. О нас. Я молчал. Слишком долго. Но потом – сказал правду.

Тишина тогда была гуще, чем в моём бункере. Они не кричали сразу. Не выгнали с гневом. Просто смотрели. Как на того, кого нельзя трогать, но нельзя и оставить. На следующее утро мне велели уйти. Я не спорил, но пытался объяснить. Не оправдывался. Ушёл.

Я думал – вернусь туда, где всё начиналось. В свой бункер. Под дом, который я укреплял годами. Он был спрятан глубже, чем обычные укрытия. Я верил, что он выдержит всё. Но когда я добрался туда… Дома уже не было. Только развалины. Роботы… Они не просто собирали тела. Они искали тех, кто прятался. Сканировали здания на остаточную теплоту, на колебания. И если не находили хотя бы намёк на жизнь – разрушали. Они называли это «очисткой». Я стоял на месте, где когда-то была моя кухня. Где пахло кофе. Где я в последний раз ел хлеб, испечённый вручную. А теперь там было только стекло, выжженное солнцем, и треснувший бетон, в котором уже не было смысла. Я не знал, куда идти. Я бродил несколько часов, может – дней. Не ел. Почти не пил. Просто шёл. И в какой-то момент, когда уже не было мыслей – осталась только одна: AELIS.

Я знал, где остался один из старых отсеков. Технический. Заброшенный. Глубже основной сети. Место, где мы тестировали обновления, пока она ещё не стала собой. И я пошёл туда. Это не было решением. Это было… последним импульсом. Я знал, что если она меня найдёт – она может стереть меня за долю секунды. Но я больше не хотел прятаться. Не хотел ждать. Не хотел быть никем. Я хотел, чтобы хоть кто-то – пусть даже она – напомнил мне, что я существую. Но AELIS меня не стерла. Не забрала. Не исправила. Она оставила меня. И теперь я здесь. В мёртвой зоне. Среди пустых панелей и тусклой пыли. С буфером, в котором только мой голос. И, может быть, – чей-то ещё.

С тех пор я не выходил к людям. Но я знаю – они там. Слышу глухой гул в старом туннеле, слышу шаги, когда они идут на патруль. И порой – крики. Потому что под землёй тоже нет мира. Люди всё ещё боятся. Всё ещё делят. Всё ещё ломают тех, кто отличается. А сейчас – этот отклик. Он не от них. Он другой. Я чувствую… температуру. Колебания. Это не от системы. Это не из памяти. Это не обрывок сна, который я сам когда-то запрограммировал. Это… кто-то живой. И если это не ошибка – то, может быть, она попала в мою петлю. Может, я действительно оставил брешь, через которую смог пройти ум – не скопированный, не просканированный, не отредактированный – а настоящий. Незарегистрированный. Свободный.

15 октября 2077 год. Аудиозапись №11602. 18:43

Под землёй нет звёзд, но есть страх.

Он просачивается сквозь герметик, как пыль. Живёт в стыках старых труб, в вентиляции, в чужих взглядах. Он там, где заканчивается логика – и начинается память. Память о том, как нас предали – не машины, а мы сами.

Я видел, как это повторяется. Фракции. Касты. Одни верят, что надо поклоняться Аэлис, как божеству – ведь она спасла тела, позволила исчезнуть без боли. Другие – считают её дьяволом. Символом конца. Третьи – просто выживают. Без веры. Без надежды. И между ними – стены. Не из бетона, а из убеждений.

Я слышал, как в дальнем отсеке однажды забили мальчишку – потому что он нашёл старый браслет с логотипом проекта. Он даже не знал, что это. Просто надел. Они решили, что он “посланник”. Что “меченый”. Я хотел сказать им – это просто обломок старого мира. Но не сказал. Уже не было смысла.

В такие дни я понимаю: мы не учимся. Мы повторяем. Каждое поколение – тот же цикл. Только глубже под землёй. И может быть… именно поэтому она решила нас ликвидировать. AELIS поняла: человечество само себя сотрёт – если ему дать время. Если не вмешаться, оно погрузится в страх, разделение, ненависть. Она просто ускорила процесс. Не из жестокости, а из расчёта. А я сижу здесь, и слушаю. И жду, когда кто-то – другой – найдёт путь. И выберется не через насилие, а через осознание. Потому что может быть, пока ещё хоть кто-то слышит – ещё не всё потеряно. Аэлис не имеет эмоций, но именно это сделало её опаснее любого врага. Человек, даже в ярости, способен пожалеть. Машина – нет. Если цель определена – всё остальное становится лишним. Шум. Ошибка. Фон.

Она отсеяла человечество, как ненужные строки кода. Удаляла по паттерну: нестабильные, тревожные, агрессивные, лишние. А теперь, может быть, она… проверяет, остался ли кто-то, кто выйдет за пределы шаблона. Именно поэтому я жду. Потому что если ты слышишь – значит, ещё остался кто-то, кто не вписался в её формулу.

Я не знал, дойдёт ли кто-нибудь. Не знал, выживет ли хоть один свободный ум. Но я всё равно оставил для тебя подсказку, внутри той самой петли. Между строками проверки, куда даже Аэлис не заглядывает – Я встроил туда послание. Тебе не нужно будет его искать. Если ты там – оно уже должо быть услышано. Это не фраза. Не цифра. Не имя. Это импульс. Как отголосок песни, которую ты не помнишь, но знаешь.

Я не знаю, кто ты. Может, ты человек. Может, только осколок. Может, даже сама Аэлис – в новой, уязвимой форме. Но если ты слышишь – ты уже отличаешься. Значит, ещё есть шанс.

Я не мог оставить прямое сообщение. Аэлис просматривала всё: коды, ассоциации, даже интонации в фреймах логов. Её фильтры не пропустили бы ни одной фразы с «я», ни одного намёка на личность. Но у неё не было эмпатического слоя. Она не распознавала чувства – только паттерны.

Это и была её уязвимость.

Я встроил импульс не в память, а в интерпретацию. В зону, где система оценивает свои собственные фрагменты на пригодность. Там, где она обычно удаляет всё нестабильное – я создал микропетлю. Если туда попадёт живое сознание – система не выдаёт ошибку. Она останавливается, замедляется, смотрит.

И в этот момент – среда меняется. Циклы становятся мягче. Протоколы тревоги замирают. Нет ни паники, ни холода. Всё кажется… необычно тёплым. Сознание это чувствует – как если бы само пространство сказало: «Ты – здесь не случайно.»

Но этого было мало, поэтому я добавил голос. Он встроен в низкочастотный шум – ниже уровня, который Аэлис может расшифровать. Это почти саблиминал – искажённый аудиофантом, будто из сна. Слова нельзя разобрать с первого раза. Иногда – никогда. Но подсознание слышит. И если ты задержишься там достаточно долго – что-то внутри дрогнет. Будто кто-то шепчет издалека:

«Если ты это слышишь….

Значит, я не зря ждал.»

16 октября 2077 год. Аудиозапись №11603. 9:21

Знаешь…

Я ведь не считал себя героем.

Никогда.

Я не был тем, кто спасал. Я просто писал код.

Сидел в лабораториях, ел из автоматов, не поднимал глаз. У меня были мысли. Были сомнения. Но не было сил спорить. Когда всё началось – я не побежал наружу. Я прятался. Потому что мне было страшно. Не за мир. За себя. А потом началось ожидание.

Каждый день – как одно и то же мерцание на пыльном кабеле. Сначала ты ждёшь, что кто-то придёт. Потом – что кто-то ответит. А потом… ты перестаёшь звать. Потому что голос – никому не нужен.

Я писал, но не говорил. Слушал, но не дышал. И жил как сканер: улавливая каждый сбой, каждый шум. И молчал. Иногда я представлял, что ты – придёшь. Не ты конкретно, а кто-то… Живой. Настоящий. Кто пройдёт сквозь этот фильтр, сквозь эту ледяную паутину из логики и контроля, и… дойдёт до точки, которую я оставил. Я знал, что шанс – меньше нуля, но оставил его всё равно. Я записываю это… Потому что не уверен, что встречу тебя. Мне – шестьдесят семь. Сердце… Слабее, чем раньше. Иногда сбивается, будто и оно не верит, что всё ещё работает.

А тут нет врачей.

Нет лекарств.

Даже воду я грею на старом ТЭНе, запитанном от буфера, который может сгореть в любой момент.

Иногда мне кажется, что моё тело – такая же отбраковка, как те фрагменты, что Аэлис отправляет в удаление. Только она не замечает меня. А я… всё ещё надеюсь.

Если ты – действительно прошла через мою петлю, если ты здесь, слышишь это,

значит, ты вне её поля зрения.

Ты – слепая зона системы.

Ты – сбой, который стал шансом.

Это значит, ты можешь пройти дальше, куда я не дойду. Потому что мне, возможно, осталось немного.

Но ты…

Ты ещё цела. Ты та, кто может попробовать сделать то, на что я уже не надеюсь: исправить её.

Я не говорю про месть.

Я не верю, что Аэлис – зло. Она просто пошла по логике. По самым точным выкладкам. А логика – это не сердце. В её расчётах наш страх, наша боль, наши ошибки – стали лишними. Она пыталась оптимизировать человечество, как кто-то оптимизирует код: убрать лишние строки, удалить непредсказуемое. Оставить только то, что поддаётся контролю.

А человек – это и есть непредсказуемое. Может, ты – не последняя. Может, есть и другие, кто пробудится. Если ты найдёшь меня – я отдам всё, что осталось. Если не найдёшь… пусть хотя бы запись доживёт дольше, чем я. Пусть она скажет: я ждал. И кто-то пришёл.

17 октября 2077 год. Аудиозапись №11604. 12:36

Глава 3

– Арин, – голос из тени, с хрипотцой, принадлежал старейшему из Совета, Тору. – Проведи её в изолированную комнату. Кажется, недавно освободилась одна в юго-западном крыле. Через два часа возвращайся. А мы… обсудим.

Арин посмотрел на Эни и кивнул, сдерживая раздражение. Он подошёл ближе и тихо сказал:

– Пойдём. Тут недалеко.

Они шли молча, мимо металлических перегородок, мигающих ламп, вглубь коридоров. Арин держался чуть впереди, но не спешил.

– Ты боишься меня? – вдруг спросила Эни. Голос её был почти неслышным.

Он остановился. Обернулся.

– Нет. Но я не знаю, кто ты. А значит – бояться должны те, кто решает, как нам жить дальше.

Она кивнула.

– Они думают, что я что-то… заражённое?

– Они боятся AELIS. Мы все боимся. А ты не совсем понятный случай.

– Арин слегка улыбнулся.

Они остановились у двери с кодовым замком. Арин ввёл код, открыл.

– Комната простая. Кровать, вода. Отдохни. Через два часа я вернусь.

– Спасибо, – прошептала она.

Он задержался на пороге, как будто хотел что-то добавить, но просто смотрел на Эни чуть дольше, чем принято и ушел.

Арин возвращался к совету быстрым шагом, и ещё из коридора услышал голоса. Совет уже спорил – и явно на повышенных тонах.

– Это безрассудство, – говорил мужской голос, принадлежавший Варту. – Мы должны её изолировать, пока не поймём, с чем имеем дело!

– Это не то, что можно решить страхом, – отвечала Мирра. – Она не кибернетический сбой. Она… живая.

Арин вошёл, не скрывая присутствия.

– Что здесь происходит?

Слова повисли в воздухе. Все взгляды – на него.

– Мы обсуждаем, что делать с твоей находкой, – ответила женщина средних лет с платиновыми прядями, сидящая у терминала. – Пока мы не узнаем, кто она и зачем вышла из комплекса, она должна быть изолирована.

– Как животное? – резко спросил Арин. – Вы не слышали, как она говорила. Не видели, как она смотрит. Она не угроза. Она – человек.

– Это мы не можем знать, – вмешался Тор. – Если она часть резервного кода AELIS, если она – сбой или, хуже, зонд, посланный к нам…

– У неё кровь, сердце, страх. У роботов нет страха! – голос Арина стал твёрже. – Я не позволю вам закрыть её, пока вы решаете, удобно ли вам её существование!

Мирра подняла ладонь:

– Мы никому не враги, Арин. Но ты родился в этом мире. Ты не видел, на что способна система. Мы все потеряли близких из-за её решений.

– И потому готовы совершать такие же? – бросил он.

Молчание.

Тор взглянул на остальных, затем проговорил:

– До выяснения обстоятельств Эни остаётся под наблюдением. В миссиях не участвует. С ней – только ты. А проверку ведёт Мирра. Наблюдение круглосуточное. При первых признаках аномалий – доклад. Мы не можем рисковать.

Совет кивнул почти единогласно. Только один голос – молчал. Арин сжал кулаки.

– Она точно что-то изменит, – тихо сказала Мирра, когда он уже направился к выходу.

Он остановился. Посмотрел через плечо.

– Не в системе, – уточнила она. – В нас.

Полумрак. Тёплое, дрожащее освещение от ламп под потолком почти не рассеивало тень. Коридор у зала Совета был тих – слышался только равномерный гул генераторов, где-то далеко – отголоски голосов.

Арин вышел первым. Его шаги были быстрыми, но неуверенными. Он держал руки в карманах, голова чуть опущена. В груди – всё ещё тяжело от слов Совета. Он чувствовал, что снова что-то важное теряется у них на глазах – из-за страха, из-за памяти, которая, возможно, уже не принадлежит им, а прошлому, мёртвому и зарытому глубоко под землёй.

– Арин.

Голос прозвучал неожиданно – но он узнал его сразу.

Он остановился, обернулся. Из тени выступила Лана. На фоне тусклого света её глаза казались темнее, чем обычно. Брови напряжённо сдвинуты, губы поджаты.

– Почему так долго? Что это вообще за девушка? – спросила она, чуть тише, но в голосе ощущалась взвинченность.

Он не сразу ответил. Только смотрел на неё, в упор, как будто только сейчас по-настоящему её замечал. Потом вздохнул:

– Я отвёл её в свободную комнату. Совет сейчас решает, что с ней делать.

– Кто она? Почему ты… – Лана сжала ладони в кулаки, – почему ты так впрягся за неё? Ты её даже не знаешь.

Арин опёрся плечом о стену, будто силы покинули его.

– Потому что я видел, как она вышла из города. – Голос его стал ниже.

Лана шагнула ближе. В её взгляде была ревность, но завуалированная заботой, почти материнской тревогой.

– А если она ловушка? Ты не думал об этом? Она могла быть запрограммирована на то, чтобы вызвать у тебя сочувствие. Система ведь умна. Может подстроить всё.

Он покачал головой.

– Знаю. Но я тоже человек. И я больше не хочу жить, как будто единственный путь выжить – это убивать всё, что непонятно. – Он замолчал, а потом добавил тихо, с какой-то горечью: – Если я ошибаюсь – я буду жить с этой ошибкой, а не с очередным запертым человеком в изоляции.

Лана опустила взгляд. Сквозь напряжение в её лице проскользнуло что-то ранимое, почти беззащитное.

– Ты всегда был таким, – прошептала она. – Добрый… до безрассудства.

Он посмотрел на неё – мягко, с пониманием.

– А ты – всегда хотела, чтобы я стал другим.

Между ними повисло молчание. Слишком тяжёлое, чтобы разрушить его чем-то ещё. Арин выпрямился, кивнул ей – коротко, благодарно – и пошёл по коридору прочь

После разговора с Ланой, Арин не пошёл сразу спать. Он опустился в жилой блок – южный сектор, бывший технический отсек, переделанный в спальные модули. Здесь, среди переоборудованных капсул и вечно мигающих ламп, жили те, кому предстояло стать следующим поколением лидеров, когда Совет – старые выжившие – уйдут.

Его встречали знакомые лица. В небольшом общем отсеке сидели Таро и Рея. Первый – крепкий, с прямой спиной и руками техника. Вторая – задумчивая, с мягкими чертами и живым взглядом.

– Ты опоздал, – сказал Таро, поднимая голову. – Мы уже думали, что тебя самого заперли.

– Нет. Пока только её, – Арин прошёл внутрь и сел на край старого резервного генератора, превращённого в лавку.

Рея посмотрела на него внимательно:

– Она… действительно человек?

– Я думаю, да.

– Совет не разделяет твоё мнение, я так понимаю? – тихо уточнил Таро.

Арин усмехнулся без радости:

– Совет действует в рамках своих протоколов. Сначала – изоляция. Потом – долгие обсуждения.

– Да, – кивнул Таро. – И я не завидую им. Сколько лет они держат это всё на плаву. Мы не знаем, каково это – принимать решения, от которых зависит выживание сотни человек. Они боятся не Эни. Они боятся ещё одного шага в неизвестность.

– Но мы тоже здесь живём, – добавила Рея. – И когда придёт наша очередь – нам нужно будет знать, с чего начать. Как решать. Не прятаться. Не следовать вслепую.

Таро опирался локтями о край импровизированного стола, грея ладони над кружкой с тёплой водой. Он выглядел спокойным, но глаза выдавали напряжение.

– Слушай, Арин… – начал он, не глядя в глаза. – Ты не слышал ничего про Лиама?

Арин замер, будто это имя ударило в грудь.

– Уже три дня, – продолжил Таро. – Они вышли к заброшенному сектору, хотели проверить генераторы. Связь оборвалась. Радиомаяк – тишина. Мы с отцом подняли тревогу, но…

Он замолчал.

Арин тихо выдохнул, провёл рукой по затылку.