Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта

Оставшиеся две пары прошли скучно. За окном моросило. Телефон не подавал признаков жизни. Лариса то появлялась, то снова пропадала. У нее всегда была масса дел.

Капли по стеклу аудитории текли, как слезы. Фу, какая романтичная пошлятина лезет в голову от недосыпа и осени!

– Может, без меня? – попыталась отмазаться я, когда Лариса требовательно потянула меня в сторону восемнадцатой. – Очень голова болит.

– Съешь таблетку. А еще лучше – пойдем пообедаем в кулинарию, и все само пройдет.

В том, что все само пройдет, я сильно сомневалась: никогда само не проходило, так с чего вдруг сегодня? Но спорить с Ларисой – не лучший способ профилактики мигрени.

В кулинарии было сумрачно и пусто. Продавщица смотрела за прилавком «настоящий мистический». На наше появление она отреагировала неожиданно искренней улыбкой:

– Здравствуй, Ларочка! Давно не забегала. Как у тебя что?

– Да как-то так… Учимся. Вот Катя точно учится. А мне пирожок с луком и сок с яблоком. На пироженку, увы, буду только облизываться. Денюжек мало.

У меня деньги были, так что я взяла пиццу, сок и по пирожному себе и Ларисе.

Лариса следила за мной, приподняв бровь.

– Что? – не выдержала я. – Могу я побаловать подружку?

– Не используй это слово, бесит! – огрызнулась Лариса.

– Извини.

По ТВ-3 крались по зарослям напуганные герои. Продавщица смотрела в экран и грызла зубочистку. По виадуку – ту-тук, ту-тук – шел бесконечный товарняк.

Когда мы добрались до восемнадцатой, там уже окопалось человек двадцать народу. С кем-то я знакома, кого-то видела в первый раз. Денис был весел, обнимался со всеми подряд. Я от объятий уклонилась, только кивнула.

Народ обсуждал место, где мы станем тиранить первокурсников. Лариса предложила некие «пески» и рассказала, как туда попасть.

Денис задумался.

– Там можно жечь костры?

– Можно. Только дрова придется нести с собой. Там нет.

– Ладно, подумаем. – Денис похлопал в ладоши. – А сегодня нам надо расписать, кто кем будет. Но сначала познакомимся. Я – Денис. У меня есть предложение…

Дальше понеслось: «Я – Алена (Оля, Вова, Стас…), я хочу…»

Скоро очередь дойдет и до нас с Ларисой. А мне и сказать нечего. Мигрень. Виски сводит тупой обессиливающей болью. За спиной жужжит кондиционер, и от этого звука становится еще хуже. Я вспомнила, что в «Солярисе» Тарковского, который я так и не показала Яше, на вентиляцию крепили бумажные ленты, чтобы их шелест напоминал о листве на ветру, о доме, о Земле. Мне не хотелось тренинг, я вообще за индивидуалку, но кто ж меня спрашивает. Рядом со мной поднялась со стула Лариса.

– Я – Лариса, – сказала она. – Кто знает – хорошо, а кто только что узнал, запомните. Я – хиппи. Я думаю, что это не просто слово, не просто игра. Это мой новый мир.

Денис улыбнулся одними губами:

– Хорошо. Хиппи мы еще обсудим. Катя?

Я вздохнула:

– Я – Катя. Я пришла сюда с головной болью и чувством долга. Я знаю, что будет дальше, и смиренно принимаю эту хрень.

Дальше было упражнение «джефа». Ведущий, в смысле любой из участников, берет мячик и задает вопрос с вариантами ответа «да – нет – не знаю». Остальные выбирают свою позицию, голосуют ногами. Да – направо, нет – налево. Не хочешь голосовать – болтайся посередине.

Лариса «джефу» любит. То есть не саму «джефу», а возможность подоминировать. Вот и сейчас она завладела мячиком – и с места в карьер:

– Ну, мальчики и девочки, кто тут у нас еще девственник?

Народ захихикал. На факультете вообще принято проверять всех и каждого на слабó. Лариса улыбнулась с превосходством и решительно шагнула налево: «нет», мол. Мячик она походя сунула Вове, замерла на секунду, схватила его за руку и демонстративно потащила за собой. Следом добровольно шагнули Денис, Стас, Оля, некоторые девочки. Двое, нет, вот уже четверо шагнули направо. Интересно, что и правые, и левые глядели победителями.

Я одна осталась посередине, но не из чувства глобального противоречия, а по непонятому внутреннему ощущению. Строго говоря, так было нельзя, вопрос не предполагал неоднозначного ответа, но иначе у меня почему-то не получилось. Мне хотелось поделиться, объяснить свой выбор, но я молчала. А все смеялись. Даже Оля из своего «нет» смеялась и показывала пальцем. Даже Вова. Отсмеявшись, он шагнул вперед, прицелился мячиком в одного, другого и швырнул Денису с вопросом: «Бог есть?»

– Бог есть, – быстро сказал Денис, шагая направо.

Это вызвало новый приступ веселья. А я снова осталась стоять на месте, прислушиваясь к мигрени.

Распределили роли для веревочного курса. Мне досталась «Смерть», Ларисе, по обыкновению, «Жизнь».

– Все просто, – пожала плечами Лариса. – Мы с тобой пара. Давай обсуждать.

Остальные уже обсуждали. Когда зажигать свечку, как проходить «паутину».

Денис притащил на всех вегетарианских кришнаитских вкусняшек.

Пока мы сидим в комнате без окон, мне представляется бункер. Мы еще живы, а мира больше нет. Ничего нет, только ветер гуляет. Но вот выходим, а снаружи все как раньше. Листва желтеет.

– Ты не хочешь позвать с нами… Дока? – спросила я Ларису.

Лариса не ответила. Она застегивала перед зеркалом пальто. Рыжее, мятое, с большими цветами. Неделю назад оторвала в каком-то секонде.

– Не знаю. Он, вообще-то, уезжает из города. Если придет – придет.

– Что-то не так?

– Да нет, – пожала плечиками Лариса, – просто с ним иногда легко, а иногда наоборот. Ладно, я на электричку. Привет! Пис!

Она побежала. Сумка с непомерно длинной ручкой била по ногам. Что в ней таскала Лариса, одному Богу известно. Однако совершенно точно внутри сумка была намного больше, чем снаружи. Я брела домой и вспоминала.

Когда я поступала, Яша был тут, со мной. Стояла жара. Я забыла справку для биофака и плюнула. В приемной комиссии мне предложили психфак. Почему бы и нет. Просто здесь был Яша, а все остальное по фигу. На мне было черное, с глубоким декольте платье, и Яша рычал на любого, кто просто смотрел в мою сторону. А мне что, в паранджу было одеваться?

Мой пятиугольный дом светился всеми окнами. Звучала музыка, смех. В темноте у крыльца вспыхивали и гасли огоньки сигарет.

* * *

– Что-то гладко все пошло, появилось Западло, – скандировали, смеясь, Оля и Таня; они уже вошли в образ. Автобус трясло. Снаружи с каждой секундой бледнело небо. Кроме наших, других пассажиров почти и не было. Денис болтался посреди салона с огромным рюкзаком. Наверное, если он его снимет, обратно надеть уже не сможет. А мы просто не поднимем.

Почему я терпеть не могу Дениса? Лариса, Оля, остальные – все в восторге. Рубаха-парень! Свой в доску! Практику он интересно ведет. И медиатерапию тоже. Про общественную и культурную жизнь я уже говорила.

Лариса спала у меня на плече. Опять не доспала в ночь, а то и вовсе не ложилась.

– Сейчас приедем, – вещал Денис, – костер разожжем. Вы будете к конкурсам готовиться, а мы с Яночкой едой займемся, правда?

– Ага, – сонно сказала Яна.

– На выход!

Лариса подняла совершенно незаспанные глаза и легко вскочила.

Рассвело уже окончательно, только солнце еще пряталось за деревьями. Погода, вопреки мрачному прогнозу, обещала быть. Бабье лето. По трассе проносились авто, полосуя нас светом противотуманных фар.

– Туда! – сказала Лариса.

Место предложила она. Даже специально съездила с Денисом и Вовой. Разведали все, подготовили дрова для костра.

Я вертела головой, хотя смотреть было не на что. По обе стороны тропы – трава в человеческий рост. Или это был тростник, не знаю. В прорехах угадывалась вода маленьких заболоченных озер. За ними невысокие песчаные холмы. Все верно. Рекламируя, Лариса называла это место «песками». Песками и оказалось. По информации все знающего Скворцова, полвека назад здесь засыпали болота. Засыпали и оставили вылеживаться, чтобы однажды (еще не скоро, судя по тому, что мы видим) построить тут новый микрорайон.

В кустах скрипело, свистело и булькало. Впереди разглагольствовала Лариса. И вот мы пришли. Перед нами открылась заросшая там и сям огромная песчаная пустошь.

– Ну как? – Лариса улыбнулась так, будто сама сотворила эту землю; скинула рюкзак, сняла куртку.

Я только теперь обратила внимание, насколько дико она одета. Безразмерная красно-зеленая, оттенков «вырви глаз» юбка. Блузка – фиолетовая с белым – завязана узлом под грудью. Бусы какие-то.

Я сглотнула.

– Нравлюсь?

– Как-то чересчур.

– Нет. Я еще косички заплету – у меня ленточки есть. Жизнь – она красочная.

Я пожала плечами. У меня серый цвет. Как песок под ногами. Я – Смерть.

Таня с Олей были уже в камуфляже, банданах, а еще и щеки раскрасили зелеными полосами.

Солнце полностью выбралось из-за деревьев и начало припекать.

– Пойдем, я покажу тебе царство мертвых. – Лариса схватила меня за руку и потащила.

Царство оказалось не вполне замкнутым кругом, с краями, выложенными крупной галькой. Ворота связаны из трех березовых сушин. На верхней – красная табличка с надписью «Здесь живет Смерть», рядом раскачивались на веревках черепа птиц и каких-то мелких животных.

– Это один хороший чувак расстарался, – сказала Лариса, нарочито растягивая слова.

– Фальшивишь.

– Да? Ну и ладно. Переодевайся давай, а я помчалась.

– Погоди. – Я надела свой балахон. – Мою роль мы обсудили. А вот что будет делать Жизнь?

– Что обычно, – Лариса пожала плечами, – но главное, буду вербовать новых «детей цветов». А потом свидимся. Я пошла!

И она пошла. А я следом. Делать пока все равно нечего.

В центральном лагере уже горел костер. Пламя было бледным, почти незаметным, но того же оттенка рыжины, что и мои волосы. Чуть в стороне единое в двух лицах Западло пилило двуручной пилой здоровенную корягу и хохотало.

– Тихо! – Со стороны тропы прискакал Денис. – Вова звонил! Они уже идут!

И завертелось. Наши с шутками-прибаутками распределяли первокурсников по командам. Я смотрела и думала: «Чужие, наивняк. Мы сами были такими. А теперь будем хиппи». Зачем нам это? Много зачем, на самом деле. И я сейчас не о теоретических предпосылках. Они есть, и они когда-нибудь помогут. Но психология пока еще очень молодая и очень эмпирическая наука. Нам не хватает точности, не хватает базы. Единственный инструмент, который есть, – это мы сами.

Вот и тренируем, настраиваем инструмент. Со стороны это порой выглядит непонятно, абсурдно даже, но по-другому мы пока не умеем.

Я присела на не допиленную подругами корягу и разулась. Показалось, что так честнее. Песок был холодным, но не слишком.

Так. Вот и команды. Посмотрим-посмотрим. Ага…

У первой, надо же, сразу выделился лидер. Вторая с ходу запуталась в веревке, и это, похоже, надолго. Третья стоит, косится на тренеров, ждет. Ну, пусть ждет.

Я пошла к первой и забрала лидера. Давайте-ка, мальчики-девочки, без него пока.

– Закрой глаза, – сказала я, – возьмись за ленточку и иди за мной.

Парень подчинился.

«Жизнь» в поле зрения не появлялась, но голос ее слышался то с одной, то с другой стороны. Потом голос, вернее, все голоса стихли. Как точно Лариса угадала мне место.

– Открывай. Пришли.

Парень открыл глаза:

– И что мне делать?

– Ждать, пока команда не приползет тебя спасать. Садись на пенек. И думай о своей жизни.

– В смысле?

– В смысле, что ты умер. А мертвым иногда хочется подумать.

Но подумать мой первый мертвец не успел. Из-за кустов вылетел «стелс». Это такой треугольник из палок, внутри которого теснилась и наступала друг другу на ноги команда. «Стелс» громко и разноголосо жужжал. Рядом шли тренеры, подбадривая.

– Зачем пожаловали? – спросила я.

– Мы за Игорем.

– Зачем он вам?

– Нам без него никак.

– Так не пойдет. Пусть каждый сам говорит…

Ответов я почти не слушала.

Я уже искала новую жертву. Все. Нашла.

Пойманная мной девочка-тихоня из второй команды, кажется, уже прониклась. Подглядывать не пыталась, ленточка в руке заметно дрожала.

– Вы куда меня ведете?

– В чистилище. Ну, вернее, это вы так его называете. – Я постаралась подпустить в голос пафоса и таинственности.

– А вы как его называете?

– Просто «место». Все, можешь открыть глаза.

Рассказать, что сейчас ей самое время подумать о своей жизни и о том, как эта жизнь связана с командой, я не успела, потому что примчалась Лариса.

– Привет, Смертушка!

В руках у Жизни была коробка зефирок.

– Хочешь?

– Нет. – Я смотрела настороженно.

Лариса села на корточки и протянула коробку моей гостье:

– На. Сахар улучшает мозг.

– Вы кто? – спросила девушка.

– Я – Жизнь. Я – все, чего не хватает, я – цветы, я – грибы, я – пауки и бабочки. Я – хиппи. Я твой шанс. Возьми зефирку.

– Спасибо. – Девушка взяла зефирку; голос ее звучал задушенно.

– Вот и хорошо! – Лариса улыбнулась. – Хочешь выйти отсюда прямо сейчас? Что-то твоя команда не спешит. А я могу вытащить. Но тогда ты будешь в моей команде. Да-да! У меня там есть люди, и мы идем другим путем. Мы же хиппи.

Когда до меня добрались первокурсники, я снова была одна.

– А где?..

– Ее забрала Жизнь. Вы опоздали.

За третьей командой я следила долго и внимательно. Было в ней некое внутреннее напряжение. Оно сгущалось вокруг одной приметной парочки. Один первокурсник, Дима, кажется, мало того что приперся со своей подругой, так еще и протащил ее в тренинг. Подруга вяло откликалась на «заю», злобно зыркала и на тренеров, и на мир вокруг. Оба они щеголяли парадной формой то ли эмо, то ли готов. Честно говоря, не разбираюсь, чем одни отличаются от других: черная кожа, цепи, заклепки. Когда парочка в очередной раз демонстративно обнималась, я боялась, что они уже никогда не расцепятся. Короче, надо что-то с ними делать.

– Ты. – Я подошла к команде и указала на Диму.

– Куда? Зачем? – тут же влезла «зая».

– Я его забираю.

– Тогда я с ним!

– Нет.

Ее схватили за руки, она кричала. А Дима пожал плечами, как будто это его не касалось, взялся за ленту, закрыл глаза. Спросил только:

– Можно закурю?

– Можно. Только глаза не открывай.

Он кивнул, и мы пошли.

На месте, когда по сценарию я должна была произнести свою обязательную реплику о жизни и смерти, я вместо этого задала дурацкий, в силу очевидности обстоятельств, вопрос:

– Это твоя девушка? Глаза, кстати, можешь открыть.

– Да, девушка.

И тут снова появилась Лариса. Зефирки у нее закончились. Она вытащила из кармана юбки мармеладных червячков.

– Ты кто? – спросил Дима.

– Я – Жизнь. Пойдешь со мной? У меня другая система. – Она указала подбородком себе за спину.

Там две завербованные раньше девицы натянули резиночку. И подначивали долговязого смущенного парня: прыгай давай. Тот отнекивался, но вяло, без огонька.

Дима взял у Ларисы красно-зеленого червячка, прожевал.

– Заманчиво, конечно… – Он смерил меня и Ларису оценивающим, каким-то очень мужским взглядом. – Но не могу.

– Этот герой не хочет ко мне идти, – пожаловалась Лариса.

– Понятно, не хочет, – сказала я. – У него девушка есть.

– Тоже мне проблема!

Моя работа закончилась, и я пошла смотреть упражнения. На меня оборачивались и прятали глаза. Это было занимательно. Нет, вру. Уже рутина.

«Паутинка», «свечка», «платформа»[21]. Всё знаем, везде плавали.

Пока очередная команда пыталась уместиться на площадке метр на метр, прилетели Западло, урезали площадку вдвое и с хохотом унеслись. Первокурсники с проклятьями полезли друг на друга.

За кустами команда под наблюдением Вовы отрабатывала «падение на доверие».

– А можно мне? – спросила я. – А они пусть ловят.

– Поймаете? – ехидно прищурился тренер.

Команда дружно подтвердила.

Я быстро залезла на стол, подошла к краю, повернулась спиной и рухнула. Это мне было раз плюнуть. Я не боюсь высоты, не боюсь падать. Даже спиной, даже если меня не поймают. Но меня поймали.

Рядом с Вовой стояла, точнее, почти висела на нем Лариса.

– Гляди, – сказала она насмешливо, – чуваки ловят Смерть.

Я ничего не ответила. Было отчего-то обидно. И ноги замерзли. Я вернулась к общему костру, нашла свои кеды, обулась. Как быстро, оказывается, течет время! Полдня уже прошло.

Компания собралась на обед. Лариса сидела отдельно, окруженная своими неофитами. Они о чем-то болтали и смеялись. Я пила из термоса зеленый чай с лимоном, думала, подойти – не подойти, но не успела: Лариса уже куда-то делась. Так что я спокойно съела бутерброд, закрыла термос и услышала за спиной голос Скворцова.

– У тебя тут, оказывается, мероприятие.

– А я тебе не говорила? – так же, как утром, сфальшивила Лариса.

– Нет, не говорила. Я просто шел мимо.

– Точно! Так ты присоседишься? Я – Жизнь, а если мы поищем, то где-то тут бродит знакомая Смерть.

– Нет. Уверен, в ваших раскладах роль прохожего не предусмотрена. Не думаешь, что я зря показал тебе это место? Хотя… Ладно, потом обсудим.

Заставить себя обернуться я так и не смогла. Это вам не со стола на руки первокурсников падать.

Веревочный курс закончился. Все собрались у костра. Пели, звали дождь, прыгали через пламя. Оно будто нагрелось, стало красным.

Я тоже разбежалась и прыгнула. Желание было загадано заранее. Я загадала: «Пусть все будет хорошо. И пусть с Яшей тоже все будет хорошо». Я не знала, что это значит. Возможно, я отпускала Яшу, выталкивала из себя.

А Ларисы нигде не было. Ушла со Скворцовым или просто сама по себе. Как кошка.

– Со Смертью не пропадешь! – Ко мне подбежала Оля, обняла сзади за плечи и улыбнулась.

Глава 7

Печь, где пекут муфлики

Влад и Ирина договорились встретиться на обычном месте, в скверике над набережной. Несмотря на позднее время, духота не отпускала, даже река почти не давала прохлады. Как-то Валентина Игоревна рассказала Владу, что место это до революции называлось Козий загон. Здесь обыватели выгуливали жен и входящих в возраст дочерей. Тогда и липы посадили, вон какие вымахали.

Ирину он заметил издали. На ней было белое платье с крупными синими цветами. На темно-зеленом фоне аллеи она выглядела особенно красивой и какой-то невесомой, что ли. В голову пришло сравнение с русалкой.

Ирина медленно шла, обхватив себя за плечи. Влад подскочил, спросил, не надо ли ей куртку, понял, что сморозил глупость – жара, какая куртка! – разве рубашку с себя снять, замялся и, чтобы скрыть неловкость, полез за сигаретами. Ирина улыбнулась уголками губ и покачала головой. Она уже все знала точно, будто читала мысли.

– Не кури, а, – попросила рассеянно.

Влад торопливо, в сторону затянулся и выщелкнул сигарету в урну. Они пошли по темной аллее, перешагивая корни деревьев, кое-где взломавшие плитку.

На очередном шаге Влад вдохнул-выдохнул и начал говорить. Он говорил, что уходит в армию на два года, что за два года много чего может случиться и вообще. Он говорил – как гвозди вбивал. Это было такое отчаяние, после которого уже не страшно. Главное, говорил все правильно.

Ирина, кажется, слушала молча. И слез, кажется, не было. Только когда он наконец выдохся, она одним коротким прикосновением заставила Влада остановиться возле черного, в два обхвата ствола, отстранилась, потом обняла дерево.

– Липа, – сказала она задумчиво. – Чувствуешь, пахнет?

Он машинально кивнул, хотя ждал совсем других слов. Он никогда не умел ее угадывать. Не угадал и сейчас.

А Ирина оттолкнулась ладонями от бугристой коры, обернулась и вновь стала легкой, понятной и правильной, будто бы все нормально и она со всем согласилась. Это было очень обидно, но одновременно несло облегчение и стыд, что облегчение пришло. Курить захотелось просто нестерпимо.

– Когда ты уезжаешь? – спросила Ирина беззаботным голосом. – Прямо сейчас?

– Нет, конечно.

– Тогда проводи меня на автобус. – Ирина схватила Влада за руку и потянула в нужном направлении.

Они давно прошли и липы, и весь Козий загон, и поднялись в гору, и медленно удалялись уже от дома Валентины Игоревны дальше по прямой, туда, где скоро не останется ничего, кроме вокзала и путаницы рельсов за ним. За плечом стояла жизнь. Вот именно, они шли, а она стояла все время за плечом, даже если бы они бросились бежать со всех ног.

В мысли про «бежать» Владу почувствовался намек на то, что это он убегает, бросает, но все ведь было совсем не так. Совсем не так, как иные пацаны, наскоро перепихнувшись, получив свое, тут же бросали подруг, считая их грязными, испорченными. Хвалились даже, кто сколько целок порвал. Врали, разумеется. Влад молчал, старался уходить и от разговоров, и от компании. В училище он не видел повода не быть как все. Но гордиться несколькими нервными торопливыми соитиями у него не получалось. Хвастаться же победой над Ирининой девственностью? За одно такое предложение он убил бы не задумываясь. При чем тут вообще победа?

Они легли в одну постель просто и естественно. И получилось все так же просто и хорошо, как с первым поцелуем у завода, через месяц после выпускного их класса.

Больше всего Влад боялся, что будет стук и скрип дивана, будут человеческие звуки, доносившиеся раз-два в месяц из-за родительской стенки, а было совсем иначе, настолько, что сегодня надо обязательно уйти, разорвать предательское «вместе» раньше, чем она привыкнет, поверит. Остаться – значит бросить. Умереть – значит бросить. А он умрет, точно. Уйдет сейчас – только (в смысле всего лишь) обидит. Зато у нее впереди останется целая жизнь без камня на прошлом. Будет семья, счастье. А он, даже если не сдохнет в армии, не вернется сюда, доживет где-нибудь подальше. Будет писать письма Валентине Игоревне, а то эпистолярный жанр у него хромает на всю жопу.

* * *

Познакомились они на остановке. То есть сначала они несколько лет учились в одном классе. Они знали имена друг друга, но никогда не общались. Обычное дело: девочки с девочками, мальчики с мальчиками. А после восьмого Влад ушел, не с целью из школы, а с целью из дома, в училище. Уехал, точнее. И вернулся только на выпускной. Прямо с вокзала купил цветов учителям, себе бутылку красного грузинского, подумал, взял мадеры и еще одну водки на всякий случай. Взрослый, самостоятельный человек.

Одноклассники жали руки и хлопали по плечам, одноклассницы смотрели с интересом.

Гуляли в школе. Хотели пароходик, но не сложилось почему-то. Владу было все равно. Он выпил, потом выпил еще, потолкался на танцах. В коридоре его перехватила Светка Глущенкова, затащила в пустой класс, долго рассказывала свою печальную судьбу за последние два года и все норовила положить голову ему на плечо.

Влад сначала от головы не отказывался, но заскучал, запарился слушать нудные жалобы и сбежал курить, имея в виду уже не возвращаться. Было темно. Белую уральскую ночь заслонила от земли огромная, на все небо, грозовая туча.

На трамвайной остановке, прямо напротив школьных ворот, он заметил вот эту самую одноклассницу. Она сидела на скамейке и смотрела в темноту. Редко-редко мимо проносилась машина.

– Трамвай пропустила? – спросил Влад.

– Придет рано или поздно, – задумчиво сказала она. – Может, речной, может, обычный. А ты что делаешь?

– Курю.

– Не люблю сигареты. – Ирина (вот и имя вспомнилось) пожала плечами. – Мне их цвет не нравится.

Понадобилось время, чтобы научиться распознавать эти ее шутки с безмятежно серьезным видом. Оценить, полюбить.

Он даже пытался сам шутить подобным образом, но не выходило. А тогда Влад просто отправил в полет окурок и сел рядом.

– Дождь будет, – сказала Ирина и посмотрела вверх на дырявую жестяную крышу, – я его жду.

– На остановке? Ночью? В выпускной?

Влад хотел спросить, почему нет Мани. Вот с Маней ему хотелось бы пообщаться, а она не появилась. Она тоже ушла после восьмого, но не в училище, разумеется. Не спросил: сначала к языку не пришлось, а потом небо накренилось и пролилось на землю. Пришла мысль, что в жизни природа ведет себя не так, как в литературе. В книгах любое ее проявление что-то да значит. Акцент, эмоцию… Влад хотел продолжить ряд, но других примеров «что-то» в голову не пришло. Захотелось обсудить это с Валентиной Игоревной, но тащиться к ней ночью и пьяным показалось неправильным. Завтра сходит.

От школьных ворот раздался многоголосый восторженный вопль, тут же перекрытый грохотом и плеском.

Ирина смотрела, как вода подбирается к ногам.

– Скоро нас зальет, – сказал Влад.

– И сигареты промокнут, – добавила Ирина с ехидцей.

– Не промокнут, кончились.

Теперь он думал о том, что вот сейчас схлынет и откроются своими страшными оскалами все скрытые до поры трещины. Он с детства, лет примерно с пяти, знал, что ни перешагивать, ни ходить по трещинам нельзя, надо искать обходные чистые пути, а это не всегда возможно.