Бегущая от Тьмы

Миг осознания, что, скорее всего, я обнаружу рядом с собой труп, бьёт по нервам, словно хлыстом. И этой мысли достаточно, чтобы я сорвалась с места, поднялась на локтях и… с сокрушительной силой впечаталась лбом в чей-то другой лоб.

– Агрх! – взвыла я от боли, инстинктивно отлетая назад и тяжело рухнув обратно на траву.

– Осторожнее, – раздалось рядом сквозь сдавленное шипение.

Данте. Его голос был немного хриплым – то ли от боли, то ли от удивления. Он тоже держался за лоб, качая головой, но в интонации не было ни упрёка, ни раздражения. Я же себе, кажется, бровь даже рассекла – столь сильным и ошеломляющим был удар.

– Всё, спокойно, – повторил он уже тише, замечая это. – Сейчас всё уладим. Дай я посмотрю, – беззлобно, совершенно обычным голосом произносит Данте, вновь приближаясь и протягивая ладони к моему лицу.

При этом руку я перехватываю на лету скорее на рефлексах, чем от истинной неприязни. Просто спустя несколько долгих секунд, когда удалось проморгаться и наконец осознать, что это всё – не бред потрясённого сознания.

Он был действительно жив.

А чёрные, глубокие глаза смотрят с затаённой тревогой. В их бездне едва уловимо пульсируют следы утихающей бури – той самой, что ещё недавно обрушилась на Мать. Я смотрю, а в груди вдруг разрастается нечто, не поддающееся контролю.

– Ты… – я хриплю, пересохшим горлом выталкивая из себя слова. – Ты жив… Данте… Там же… ты…

Фразы распадаются, рвутся на обрывки междометий. Притом что маг, склонившийся надо мной, вначале лишь спокойно выслушал, а потом успокаивающе прошептал:

– Всё уже кончилось, Эдель. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Голова ещё болит?

В его голосе – такая простая забота, но она бьёт сильнее молота. Я поднимаюсь с усилием и осторожностью, будто опасаясь, что этот миг может оказаться сном.

Но он здесь. Передо мной. Настоящий.

Мне даже казалось, словно я вновь впервые его увидела. Только на этот раз – новыми глазами. Его аура вихрями вилась вокруг синими плотными клубами, и я видела в них теперь куда больше, чем раньше. А ещё… чувствовала куда больше.

Во мне всё так же горел неумолимый огонь, который больше не обжигал, а скорее дразнил. Он так легко и ярко контрастировал с силой сидящего передо мной парня, что протянутая рука к его щеке – это только порыв любопытства.

Что будет, если смешать две такие взрывоопасные смеси?

Прикосновение выходит робким, осторожным, как будто я касаюсь миража, боясь, что он может исчезнуть. И дрожащие подушечки пальцев скользят вдоль скулы, по щеке, и я вижу, как в этот момент начинает завораживающе сплетаться наша магия.

Ленты Света и Тьмы – синие, фиолетовые, чёрные с серебром – то разлетаются в стороны, то вновь тянутся друг к другу, образуя неведомый узор. Живое переплетение стихий. Симфонию хаоса.

Чёрная радужка его глаз дрожит на грани тьмы, почти исчезая в зрачке. И я ощущаю, как он замирает, превращаясь на один бесконечный миг в живую мраморную статую. А затем…

Моя рука пытается отстраниться, когда сквозь трещины наваждения начинает пробиваться смущение. Но он перехватывает её раньше. Его пальцы обвивают мои, уже не позволяя сбежать так просто.

– Ты спас меня. Опять. И, боюсь, танцем больше не удастся отплатить, да?

Мой голос… он больше не звучал привычно. Он стал другим – ниже, насыщеннее, как будто сквозь него просачивалась сама Тьма, пропитанная лоском и мрачным пороком.

Впрочем, как и каждое моё движение. После Становления всё дышало силой, которую я прежде даже не знала. Точно Тьма, убаюканная тишиной клетки, теперь медленно просыпалась с жадным блеском в моих глазах, едва почуяв свободу.

Я не управляла ею – я утопала в ней, беспомощная в её волнах.

Данте же был той спокойной гаванью, что была нужна мне. Ведь тянуло к нему почти с жуткой безысходностью. И, кажется, маг более чем прекрасно осознавал это.

Стоило лишь податься ближе – на расстояние вдоха, – чтобы уловить знакомый аромат кожи, как остатки разума рассыпались в прах, оставив только жажду.

Вот только нужен он был в тот момент так же сильно, как и я ему. Данте признаётся в этом нехотя, мрачным, хриплым шёпотом, который ревностно желал украсть ветер:

– У меня были корыстные цели. Я хотел тебя, а не танец.

Мой тихий, размеренный вдох. Такой же спокойный выдох, полный абсолютного принятия. Штиль снаружи. Ураган внутри. Пусть сердце в груди предательски заходилось в бешеном ритме сальсы. Я всё равно неотрывно смотрела в полуночные глаза, оттенка цвета моей новой любви.

– Ну так забирай, – шёпотом, просьбой и приказом на выдохе произношу я, даже не задумываясь о своих словах.

Он улыбается и, имея власть, целует меня. А я безропотно падаю в эту бездну, уже тогда точно зная, что без страха смогу коснуться её дна.

Потому что руки его были каким-то извращённым орудием пыток, которому я сдаюсь без боя даже слишком рано. А жар его силы опаляет, почти обжигая так же страстно, как и огонь, которого я больше не боялась.

Мне нравилось гореть вместе с ним.

Оттого мой стон, его рык и неуёмные чувства, змеёй пригретые внизу живота, сжирали любые трезвые мысли. Пальцы бездумно теряются в синих волосах, а его ладони хватают меня за бёдра так, будто и сам он уже не был властен над собой. Мы падаем вместе на выстланную цветами землю, как жертвы собственных инстинктов.

Его прикосновения к бёдрам как скольжение шёлка по телу, как медленный яд. И, растекаясь по жилам, желание душит, доводит до дрожи. Уже тогда я точно знала: не вырвусь из его рук в эту мрачную ночь. Да и не хотела.

И именно это пугало больше всего.

Ведь куда страшнее были не его прикосновения, а моя тяга к ним. А опаснее стали и всех проклятий была нежность его, которая слишком изящно жалила, разоружая меня и заставляя поднять белый флаг. И, глядя на него в тот миг сквозь полуопущенные, застланные пеленой желания ресницы, я видела в нём такого же монстра, каким являлась и я сама.

Вот только этот монстр был настолько созвучен моей душе, что, когда он наконец тянется к подолу платья, я лишь молча подаюсь навстречу, торопливо помогая в ответ стянуть с его плеч рубашку.

И из груди вырывается сдавленный стон, будто весь мир в этот миг вспыхивает и разлетается на осколки, чтобы тут же раствориться во всепоглощающей Тьме. Шелест крон ивы и песни цикад на фоне скрыли это вежливо и тактично. При этом, кто из нас был на той поляне хищником, а кто жертвой, было совсем не ясно.

Всё становится неважным в этот миг. Ибо на деле рычала и изгибалась на излом теперь именно я, словно в том ритме безумия заключалось всё моё проклятое существование.

И, если бы это сплетение тел было партией в шахматы, я бы позволила ему играть мной как фигурой, позволяя любую рокировку, любое движение. Его ход конём – жаркий поцелуй в шею. А я впервые не стремилась к победе, готовая проиграть эту игру с одним громким стоном.

Он замер на моих губах, так и не сорвавшись. Однако последовавший взрыв в ночи, казалось, обязан был уничтожить весь мир. Но Данте предусмотрительно жадно обвивает меня в ответ крепче, глуша и впитывая каждую каплю моей силы до последней.

Оставалось лишь мгновение, чтобы вдохнуть его запах, уткнувшись в грудь, словно в спасительное укрытие, и на ощупь найти себя в этом слепом сплетении жара, Тьмы и дрожащего удовольствия.

Только моя голова всё равно невольно поворачивается к ночному лесу, чьё безмолвие всегда хранило чьи-то тайны. И я прислушиваюсь, пытаясь понять, что мешает мне и дальше так сладко забываться в тёплых руках.

Ведь Данте всё ещё мурлычет что-то мне на ухо, неспешно целует шею, словно хочет зажечь во мне новый пожар, но… меня уже тревожит иной.

Тот, что пляшет на горизонте, в чёрной глотке ночи.

– Огонь. Там… Там деревня горит!

С этим осознанием внутри что-то обрывается. Страсть обугливается в одно мгновение, превращаясь в пепел. А я отстраняюсь от мага не телом, а всей душой, становясь льдом, застывшим в разгорающемся пламени.

И то, что секунду назад казалось счастливым финалом, оборачивается хлёсткой пощёчиной реальности, в которой больше не оставалось места нам обоим.

Глава 9

Страх бьёт под дых, загоняет м