На всю жизнь и после

– Доброе утро, – ответил Виктор и пожал руку в ответ. – Начнем с самого главного – отношения к клиенту.

– Так, мы же остановились на том, что одержимых нужно мочить тем, чем придется.

– Ты же на работу пришел, вот и будем учиться работать. Все остальное после.

– Ручку и фирменный блокнот дадите?

Борис ухмыльнулся и поиграл бровями.

– Фирменный не обещаю, но когда полностью его забьешь, можно будет открывать свой салон, – ответил Виктор и положил на стойку оранжевую ручку с толстым стержнем и большой черный блокнот без картинок на обложке.

– Хм, круто. Хоть что-то не черное.

– Присаживайся, – мастер указал жестом на черный диван из кожзаменителя, который стоял в противоположном от стойки углу.

Борис со скрипом туда плюхнулся. Диван был очень мягким, юноша прямо утопал в нем, это и помогло ему расслабиться. Виктор бесшумно присел рядом, будто перышко на обивку упало.

– Начнем с самого важного правила, которое нужно записать и запомнить. Выдели его в рамку и поставь несколько восклицательных знаков. Итак: «Клиент – это Бог». То есть, тебе нужно, несмотря ни на что, спокойно воспринимать его или ее действия. Держи себя в узде. Если сложно, представь водную гладь и расслабься.

Борис записал это правило и вспомнил того верзилу. Его тело сразу напряглось от мысли, что придется пресмыкаться перед этим питекантропом и делать вид, что все нормально.

– Клиенты могут быть недовольны, причем недовольны чем угодно, – продолжал Виктор, – Главное научиться обтекать углы и не разжигать пламя еще сильнее. Клиент злится, грустит или просто чем-то раздражен – направь его в нужное тебе русло, пойми, чего он хочет или что имеет в виду, и используй это. Записал?

– Да. А что с тем вчерашним парнем? Может, разберем его?

– Как скажешь. Ответь, что он хотел от меня?

– Чтобы вы вернули деньги.

– Не особо познавательный пример, но все же. Советую следить за мной и анализировать каждый мой шаг. И еще запиши, что мы возвращаем оплату, если клиент этого требует. Людские деньги не особо важны в нашем мире.

– А что важно?

– Позже. Сейчас не об этом. Твой случай с этим парнем поинтереснее моего будет. Его и разберем. Что он хотел от тебя?

– Поиздеваться, – Борис опустил глаза.

– Он и поиздевался, а ты не допустил усугубления ситуации. В следующий раз, если не отстанет, сделай так, чтобы отстал, приведи его к этому, – Виктор встал и пошел в сторону стойки ресепшена. – Пошли со мной, я покажу тебе, как оформлять возврат.

Наставник передал ученику бланки, которые нужно заполнить, – клиент должен сделать это самостоятельно – и показал, где лежит специально приготовленная для него сумма.

– Ладно, оставляю тебя сидеть за стойкой, встречать посетителей. Мне нужно подготовить место для сеанса. Зови, если что, только осторожно, – Виктор подтянул закатанные рукава рубашки и скрылся в дверном проеме.

– И это все? А примеры какие-то будут? Как мне его направить-то? – юноша возмущался ему вслед.

– Посиди, подумай. Наверняка, что-то придет в голову.

Вот самая сложная задача для Бориса – не делать ничего до поры до времени. Он перелистал все журналы, перечитал договор несколько раз, менял местами и без того идеально сложенную канцелярию, нашел в интернете сайт клиники для помощи жертвам татуировок. Юноша пытался придумать, как поставит этого клиента на место, но в голову забредали другие мысли. Он решил пустить будущее на самотек, на практике проще будет. Все это время из кабинета доносились скрипучие и шуршащие звуки пищевой пленки, хрипение скотча и хруст пакетов.

Колокольчик зазвенел. К стойке ресепшена двигалась «огромная детина», которая смотрела прямо в глаза Бориса.

– Татуировщик свободен? Я раньше пришел, – сказал мужчина басовитым голосом.

Одет незнакомец был в черную футболку, которая обтягивала его выступающий живот, накаченные грудь и плечи, а также в синие спортивные штаны и белые кроссовки. Шея у мужчины отсутствовала, а из лысой головы торчали сломанные уши. Несмотря на пугающую внешность, лицо у него было доброе, но Борис все равно не терял бдительности.

– Я его сейчас позову.

– Не переживай, колокольчик слышно в любом уголке салона, – сказал Виктор, который стал в дверном проеме кабинета. – Мне нужно на подготовку еще десять-пятнадцать минут. Пожалуйста, присаживайтесь на диван.

Как только мужчина сел со скрипом страдающего под ним каркаса, снова раздался звон колокольчика. В салон вошел тот здоровяк в красной майке и джинсовых шортах. Когда он увидел за стойкой ресепшена Бориса, его выражение лица с хмурого сменилось на удивленное.

– Эй, Газон, че руку обоссал – не здороваешься?! – крикнул лысый мужчина, поднимаясь с дивана.

Мужчина в красной майке развернулся всем телом и с громким шлепком пожал руку своего знакомого.

– О-о-о, Каштан! А ты что тут забыл? Забиться решил?

– Ну, не за молоком пришел. А тебя каким ветром задуло? Хрень какую-то набили, теперь шифруешься? – указал Каштан на забинтованную руку.

– «Хрень» не то слово. Здешний чепушило набил, а она на следующий день покраснела, разбухла… Короче, лучше к другому сходи. Я вот за деньгами пришел и моральной компенсацией.

Не успел Каштан наморщить лоб, как в разговор вмешался Виктор, который слушал диалог, стоя в дверном проеме.

– Добрый день. Ваш вопрос решит мой подмастерье Борис, – обратился мастер к Газону и указал ладонью на юношу, а затем продолжил с Каштаном. – Прошу, пожалуйста, проходите в кабинет, я Вам все расскажу и персонально для Вас объясню шаг за шагом, как ухаживать за тату.

Борис почувствовал, что ему в нос начал бить запах сигарет и грязи, причем его с переменным успехом пытался замаскировать одеколон. Лицо Каштана совершенно ничего не выражало, молчание затянулось. Он посмотрел в глаза Газону, который посерьезнел, и двинулся в сторону кабинета со словами:

– Когда я от базара бежал, пусть даже гнилого, Газон? Может, и тебе надо было с ним так же перетереть?

Рядом с проемом, скрестив руки за спиной, стоял Виктор и провожал глазами Каштана. Напряженный Газон жамкал губами и смотрел на них, а когда мужчины пропали из виду, бросил острый взгляд на Бориса. У того похолодели лицо и ладони, а горло сдавил комок; он начал повторять про себя первое правило: «Клиент – лох, Клиент – лох, Клиент – лох… а блин, Бог, Бог, Бог…».

– А ты говорил, что он об тебя иглы не вытирает… ладно, давай мои деньги, я тороплюсь, – сказал Газон.

Подмастерье с небольшой заминкой положил на стойку два бланка и осторожно пододвинул их мужчине. Юноша старался не смотреть на него и перевел взгляд в сторону от переносицы Газона.

– Заполните, пожалуйста, бланки, – сказал Борис тихо, сдерживая дрожь в голосе.

Здоровяк с размаха ударил по бланкам раскрытой ладонью. Молодой человек вздрогнул и покосился на дверной проем кабинета.

– Быстро вернул мои деньги!

Все мышцы одеревенели от страха, глаза смотрели вниз, а во рту все пересохло.

– У Вас все получится, – прошептал зефирный голосок. – Верьте в себя, я вот в Вас верю. Просто вспомните, что говорил мастер, и используйте.

Воображение разыгралось, и картинка перед глазами затянулась ровной гладью кристально чистого озера. Мышцы размякли, а в голове зажглась идея, которую нашептало недалекое прошлое.

– Просто заполните бланки, и я все Вам отдам. Вы же принесли паспорт, как просил мастер вчера, – четко и услужливо сказал Борис.

– А ты тут для чего сидишь? Бери и заполняй, – Газон пододвинул бумаги, а затем швырнул свой документ в руки подмастерью.

Борис аккуратно положил паспорт на бланки, водрузил на них оранжевую ручку и вернул все Газону. Теперь юноша смотрел прямо в его глаза и старался не моргать. Он слышал, что так можно сбить человека с толку, – своего рода способ гипноза.

«Теперь самое время обтекать углы», – подумал он.

– Прошу прощения, я не могу его заполнить. Нужно потом заверить у шефа, если будет написано моим почерком, он просто порвет бумаги.

– Так заполни другим почерком!

– Ох, если б я так умел, тут бы не сидел, – Борис повеселел, расправил плечи. Он сам не понимал, делает это, потому что немного нервничает или уже успокоился.

Каждый участок кожи на лице Газона демонстрировал, как он ненавидит молодого сотрудника салона. Но мужчина практически бесшумно положил ладонь на документы, скользящим движением стянул их со стола и пошел к дивану, сел на край и с деловым видом начал изучать бланки. После заполнения подмастерье отнес их на подпись Виктору, он не боялся его потревожить, ведь мастер точно не дрогнет. Татуировщик закреплял на внешней стороне внушительного бедра Каштана эскиз елового леса. Будущая татуировка, по оценке юноши, будет размером с две его ладони.

Подмастерье передал Газону деньги и его экземпляр бланка. Мужчина пересчитал купюры, а затем выпалил:

– А где моральная компенсация?!

Сердце неопытного администратора забилось чаще.

– Начальник… он-он не говорил, что нужно передать компенсацию, – его голос надломился. – И вчера вы об этом…

– Ты дурик что ли, или твой начальник? Что не ясно-то: за то, что у меня наколки нет, вы уже забашляли, – он сунул Борису под нос свою перебинтованную руку. – А за это кто башлять будет?

Юноша понимал, что забрался на вершину и сейчас с нее катится. Он и рад отдать свои кровные, лишь бы этот тип отстал, но его карманы оказались не готовы для подобных трат. И бежать некуда: без Виктора загрызут одержимые. Борис, конечно же, представил, как он сбивает Газона с ног и удирает на улицу. Ну, а дальше что? А сейчас что?

– Эй, але, не спать! – Газон шершавыми костяшками постучал по лбу юноши – не сильно, но больно.

– Мне нужно спросить.

Стоило Борису войти в кабинет, мастер прекратил жужжать машинкой и сказал:

– Зайди в соседнюю комнату, там…

– Газон, – перебил его мощный голос Каштана, – Газон, иди сюда. Ты что не уходишь? Они тебе деньги не отдают?

– Что я им дал – вернули, только вот моральную компенсацию зажимают.

Каштан немного помолчал и затем сказал:

– Уговор был, что они тебе ее дадут?

– Так ежу понятно… они же накосячили, вот теперь пусть… эта… компенсируют.

– Так был уговор или не был?

– Каштан, че ты завелся? Это ж мне плохо сделали.

– Иди отсюда, Газон. Меня тут обслуживают, а ты беспределишь.

Оба мужчины выглядели спокойными, но их лица были одинаково серьезными. Глядя на них, Борис чувствовал, как растет напряжение в воздухе – эти двое наверняка сейчас друг на друга набросятся. Газон надменно улыбнулся, запрокинув голову, развернулся и пошел к выходу. Борис смотрел ему вслед: хотел убедиться, что он не сломает ничего по пути. В этот раз колокольчик только слабо зашуршал.

– Можешь возвращаться, мне надо закончить, – сказал Виктор, тем самым вывел молодого человека из остолбенения.

Подмастерье сел за стойку и заметил, что на ней лежала копия бланка, а оранжевой ручки – той самой, которую он передал Газону, – нигде не было. «Скотина алчная, но не продуманная; листком, когда приспичит, и подтереться можно», – подумал Борис и улыбнулся.

Под приглушенное жужжание машинки он сидел, смотрел на дверь и фантазировал, как можно было поступить иначе в уже случившейся ситуации. Ему на ум приходили идеи, переполняющие досадой, потому что попали в его голову слишком поздно. Они могли все поменять. Кто знает, какое раскаяние это вызвало бы у Газона.

Когда Борис почувствовал, что седалище уже неприятно затекло, из кабинета вышли мастер и Каштан.

– Рекомендации мы проговорили, – Виктор взял со стойки брошюру. – Тут все напоминания и мои контакты.

Каштан ничего не ответил, а только протянул татуировщику руку, которую он пожал аккуратно, по-деловому. Клиент смотрел на мастера, а затем перевел взгляд на Бориса.

– С такими, как Газон, нужно сохранять хладнокровие – спокойным быть. Иначе вцепится в горло, с мясом придется выдирать. Раз ты решил тут работать, контролировать себя – это первое, чему ты должен научиться. Иначе таких дней станет больше.

«Как будто я не знаю», – подумал юноша, но виду не подал и сразу затараторил:

– Хорошо. Большое спасибо! Буду стараться! Еще раз благодарю за помощь.

Как только он закончил, Каштан пошел на выход.

– Ты же знаешь, что у каждой татуировки есть свое значение? Как ты думаешь, что значит его тату? – спросил Виктор, когда они остались одни.

– Лес? Хм, – лицо Бориса стало сосредоточенным, – судя по внешности… не знаю… лес валил.

Виктор поднял уголки губ и больше ни одной лицевой мышцей не повел, развернулся и, двигаясь в сторону кабинета, сказал:

– Нет, к лесоповалу он отношения не имеет и в тюрьме не сидел. Все не так очевидно, нужно смотреть глубже, – Виктор зашел в кабинет, но продолжил говорить. – В конце дня скажешь, что надумал.

– Рабочего?

Однако в ответ подмастерье услышал только хруст и шелест пищевой пленки, которую отдирал Виктор. Юноша встал со стула и сделал пару неестественных шагов – ягодицы болели, причем правая сильнее левой. Казалось, что они превратились в мозоли, которые давят прямо на снабжающую мозг артерию. Борис несколько раз обошел приемную вдоль и поперек, но ничего внятного ему в голову так и не пришло.

В тот день клиентов больше не было, хотя Виктор ожидал одного по записи. Из-за частой смены мест трудоустройства юноша привык к слабой загруженности в первые рабочие дни, недели, иногда даже месяцы, но от такого начала он чувствовал себя неуютно. По редким звукам из кабинета юноша понимал, что Виктор чем-то занят. От мыслей, что ему не доверяют даже помочь, чувствовал себя беспомощным и бесполезным. Но все-таки делал то, о чем его попросили. Нашел в интернете значения татуировки в виде леса. Оказалось, что толкований очень много, и смотря еще, какой лес изображен: еловый, ивовый, дубовый, густой или там всего пара стволов, листья только на макушке или обильно кустятся на ветвях, и много других вариантов, у которых тоже были свои смыслы. Только проблема в том, что Борис забыл, как выглядел лес на бедре Каштана.

Перед закрытием Виктор подошел к помощнику и сказал:

– На сегодня мы закончили. Собирайся, нужно кое-кого навестить.

– Насчет леса…

– Позже. Не задерживайся, опаздывать нельзя, через пять минут выходим.

Вечер воскресенья напоминал вечер субботы, только улицы заметно опустели. Борис и Виктор прошли всего два квартала, но этого было достаточно, чтобы заметить, как внешне изменились прохожие. Все чаще мягкие и ухоженные лица сменялись на жесткие и недолюбленные жизнью. Все в этом месте, от асфальта под ногами до многоэтажных зданий, было потрепано временем и ни разу не обновлялось, иногда замазывалось, но не больше. Эти хмурые высотки окружали прохожих, следили за ними своими впалыми черными глазами окон и осуждали за безразличие. Местами валялся мусор, а водяные стоки окружали островки окурков.

По пути Борис и Виктор обсуждали сегодняшний случай с Газоном. Татуировщик сводил все к тому, что его подмастерью просто нужно больше тренироваться с такими вот индивидуумами. Юноша, в свою очередь, пытался разузнать что-то не связанное с людской рутиной, но мастер, несмотря на свое обещание, постоянно менял тему, делая вид, что не слышит вопросов. Когда Борис сдался, они продолжили идти молча.

Наконец, коллеги остановились напротив белой вывески, на которой располагалась надпись оранжевыми буквами: «ЛИСИЙ ДЫМОК». Она висела над входом в торговое помещение на первом этаже блеклой пятиэтажки из белого кирпича. Виктор, не дав никаких наставлений, просто начал подниматься по железным ступенькам, а Борис последовал за ним. Они оказались в тесном, но хорошо освещенном помещении, вдоль всех стен заставленного шкафами, витринами и стеллажами. Заведение предлагало широкий ассортимент табаков, махорок, машинок для самокруток, сигаретных фильтров, папиросной бумаги, углей для кальяна и прочих приспособлений и расходных материалов для курения. Здесь ничем не пахло, ссылаясь на опыт Бориса, этот факт роднил между собой все табачки. Лысый мужчина лет сорока стоял за стойкой, которая служила по совместительству стеклянной витриной и располагалась напротив входа. На незнакомце была черная футболка, а в зубах он держал деревянную трубку, глядя на которую вспоминаешь матерых капитанов дальнего плавания.

– Добрый вечер, Виктор! И тебе, молодой человек, – сказал мужчина и широко улыбнулся.

В ответ губы татуировщика ровной линией расплылись по лицу.

– И тебе доброго вечера, Джон, – сказал мастер и поспешил пожать его руку.

– Слышал, что с парикмахерской Цирюльника сделали?

– Конечно, слышал. В салоне полный разгром, его паренька убили, а сам пропал. Я думаю, в деревню подался.

– Эх, без Цирюльника трудно придется. Иногда казалось, что ему любая задача нипочем, что ни попросишь, будет сделано. Помню, он мне раскрошенный зуб заново собрал, стал, прям как молочный. Еще и камень в желчном испарил…

– Впредь будешь есть правильно и за зубами следить, – перебил его Виктор.

– Полжизни летал, а теперь обратно ползать?

– Кто летал? Ты? Это тебя Цирюльник в небо подкидывал, а ты парил, расправив ручки, пока не грохался и землю не пропахивал своими зубами, молочными.

Борис стоял рядом, будто маленький ребенок, который ждет, когда взрослые договорятся и его представят незнакомому дяденьке. Джон, когда молчал, гонял трубку из одного уголка рта к другому и при каждой остановке крепко сжимал ее зубами. В отличие от Виктора с его безжизненным и бесцветным тоном, Джон говорил задорно, с легкой шутливой ноткой в голосе, по которой сразу было понятно, что он далеко не зануда.

– А это твой блудный? – спросил хозяин табачки, указывая на юношу мундштуком. – Сразу видно, необычный паренек, – постукал он себя им же по лысине и тепло улыбнулся. – Только без обид, молодой человек.

Но Борис и не думал обижаться: привык пропускать мимо ушей подобные колкости в адрес своей особенности. Оскорблений было немало и будет еще больше. Он не видел смысла в ругани или драках с теми, кто его задевал, да и, честно говоря, не умел это делать.

Юноша молчал, но все-таки решил показать легкой улыбкой, что все нормально. Джон, глядя на него, ответил кивком и продолжил:

– Хороший паренек, необидчивый. Как он к тебе забрел? Все как обычно, все как у всех?

– Набил ему тату на лопатке, он вернулся домой, а потом той же ночью… нет, под утро пришел ко мне в салон.

Джон, не спуская глаз с Бориса, крутил острый кончик своего черного уса с редкой проседью.

– Но я не сам вернулся, – выпалил юноша.

– О как! И как же это?

Виктор и Джон смотрели на него, ожидая историю, которую услышат в первый раз. Борис вспомнил слова татуировщика о том, что сам пришел в его салон под утро. Понял, что не следовало это говорить в присутствии мастера, да и при постороннем об этом лучше молчать.

– Расслабься, парень, – сказал новый знакомый, – я его прекрасно знаю. И его правильная натура, – он показал знак «кавычки», – мне тоже знакома. Он, наверное, сказал тебе, что ты сам к нему вернулся, на своих двоих, да? Вижу, что да. Он правду говорит, только…

Виктор со стеклянным лязгом ударил по стойке чем-то, что было у него в руке.

– Я по делу зашел, мне черный и красный.

Джон вытащил изо рта трубку и поднял руки, будто сдается.

– Можно хотя бы имя его узнать? А-то не правильно… не вежливо как-то, – опуская руки, он довольно хмыкнул.

– Конечно. Почему нет?

Глаза юноши смотрели только на предмет, что был скрыт ладонью мастера еще пару мгновений назад, – угольно-черный цилиндр, который Борис сначала принял за большую батарейку. По вертикали, вдоль корпуса этого объекта, тянулась тонкая красная полоска света. Джон взял цилиндр и спрятал в стойку.

– Меня зовут Борис, приятно познакомиться, – пробубнил юноша, словно его недавно разбудили, и протянул руку хозяину магазина.

– Мне тоже приятно, Борька! – сказал Джон и со шлепком пожал его ладонь. – Ладно, а теперь к делу.

Он достал из-под стойки две плоские баночки, одна была черной, а другая красной; обе напоминали чашки Петри.

– Проведешь дегустацию? Он курит, если что, – сказал Виктор.

– Конечно! Прошу, подойди ближе, Борька.

Юноша посмотрел на мастера непонимающей физиономией.

– Смелее. Ты всю дорогу меня спрашивал, вот и шагни к ответам, – сказал Виктор и мягко подтолкнул своего подмастерья.

Борис подошел к стойке вплотную и положил на нее ладони. Татуировщик красочно подмигнул Джону и указал большим пальцем на свою грудь.

– Вот и молодец! – сказал усатый мужчина, а затем достал из-под прилавка резную трубку для курения.

Она была старой и потертой; на коричневой древесине застыли острые узоры, которые не вызывали у Бориса никаких ассоциаций, хотя один показался ему знакомым – большой глаз на лицевой стороне чаши. Джон открыл черную баночку, внутри оказался обычный табак, рассыпчатый и немного влажный. Он насыпал несколько щепоток на стойку и принялся забивать глазастую трубку. То же самое Джон проделал со своей, используя содержимое красной баночки.

– Курить трубку – не то же самое, что и сигареты. Нужно поддерживать горение табака, балансировать: будешь тянуть слабо – потухнет, затянешься сильно – сгорит. Зажигалка, спички у тебя есть? – говорил он уже серьезно, тем самым походил на Виктора.

– Да. Но я надеялся увидеть, как вы даете мне прикурить, щелкнув пальцами. От щелчка появляются икры, и на указательном у вас загорается огонек.

– Неплохо, молодой человек. Надо в следующий раз провернуть такое.

Джон протянул ему трубку с глазом, а сам чиркнул спичкой, поднес пламя к своей и, пока затягивался, сказал:

– Приступай, только не напрягайся и не волнуйся. Главное – контроль. Да ты и сам знаешь.

– Так, ну, мы же непросто курим? Что будет?

– Тебе же сказал Виктор не бояться, все будет тип-топ, – ответил Джон опять в своей теплой и веселой манере.

Юноша глубоко выдохнул и сфокусировался на одной мысли: «Я же обещал себе не бояться».

Джон дымил по полной, а Борис только примерялся. Он пытался поймать равновесие, чтобы чиркнуть спичкой и прикурить. Поднес язычок пламени к чаше и принялся аккуратно втягивать воздух. Чувствовал вкус яблок с корицей, причем он был таким натуральным – химической имитацией и не пахло. Юноша даже заметно удивился.

Глаз на его трубке начал светиться красным. Мышцы на лице Джона стали неподвижными. Борису на мгновение показалось, что на него исподлобья сейчас смотрит лысый, усатый Виктор. Джон тихо затянулся, заполнив легкие до отказа, и выпустил густую струю дыма парню в лицо. Серая и непроглядная завеса полностью закрыла его голову. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы сделать шаг назад, разбежаться и пробить всем телом дверь этой западни. Подмастерье татуировщика видел перед собой только клубы серого дыма, от которого не слезились глаза. Отпало желание моргать. Звуки и пол под ногами пропали.

Завеса начала сгущаться, собираться в единое, плотное, серое полотно, которое напоминало стену пещеры. Вернулись звуки, они стали тихими, невнятными, жеванными, казалось, что волнами накатывают со всех сторон сразу – приливают, а затем отходят, чтобы набрать силу. В самом центре серого полотна появилось красное пятнышко. Звук нарастал, становился осмысленнее; Борис узнал в нем голос Джона, который, как показалось, рассказал уже вступление:

– С этого времени наш народ стал жить рядом с людьми. Так начало нашего пути переплелось с зарождением человечества, – пятнышко росло, пока не обрело форму пляшущего из стороны в сторону огонька. – Мы черпали в них силу, плоть о плоть, плечом к плечу, добром за добро, даром за дар. Поначалу это давалось просто, потому что людей было мало, и все жили тесно, близко, – вокруг огонька начали водить хоровод силуэты человечков, которые появились словно капли воды на пергаменте. – Их становилось больше, но уходили они друг от друга все дальше. Тогда наши предки заметили, что к ремесленникам люди приходят сами, поэтому нужно было каждому освоить по ремеслу, – хоровод распался, и фигуры начали по очереди прыгать через костер, а он становился все больше и выше, пока не сжег всю каменную стену. – Но люди начали враждовать, убивать, воевать, и наш народ, насыщенный их эмоциями, чувствами, памятью, пошел по тому же пути. Раскол человеческой расы разделил нас на хинтов и унтов, – на черном, как беззвездная ночь, полотне появился бежевый силуэт человека, по телу которого трещинами расходились желтые линии, а затем появился другой такой же, только его тело резали красные жилы. – Войн становилось все больше и больше.

Вмиг картинка стала яркой, объемной, реалистичной. Звуки клекотали в барабанных перепонках, а запах крови, грязи и пота заполнил нос. Борис находился посреди побоища древних племен, которые бросали друг в друга копья, и хорошо, если попадали в круглые деревянные щиты, – чаще они летели прямо в плоть. Люди в шерстяных одеждах секли друг друга мечами. Лица одних кипели яростью – были готовы зубами рвать врага, а другие, напротив, сохраняли хладнокровную неподвижность. Руки брали копья из воздуха и метали их без счета. Ноги своим топотом разверзали почву. Губы источали потоки огня, которые никого не щадили. Кожа, что не рвалась под острым металлом, закрывала собой товарищей. Были среди них и те, кто мог держать только копье и щит – людское племя. Их тоже не щадили.