На всю жизнь и после

– Я понимаю, что ты хочешь задать мне целую кучу вопросов, и для тебя у меня есть куча ответов. Не переживай, ты все узнаешь. Будет лучше, если я сам расскажу все по порядку.

Юноша молчал. Он понимал, что находится в безопасности, но никак не мог успокоиться. Стук сердца резонировал в левом ухе, щеки горели, а дышать было все тяжелее.

– А, вы можете опять щелкнуть своими волшебными пальцами? Я-то… я еще не отошел, боюсь не уловить весь смысл.

– Поверь, у нас еще будет много времени, чтобы до тебя все дошло. Пока могу предложить только стакан воды.

Татуировщик махнул головой вправо, а его собеседник, опасаясь очередных фокусов, только покосился глазами. На постаменте из тумбочки и покрывающей ее кружевной салфетки, которая острыми краями спадала вниз, стоял гладкий стеклянный кувшин и два граненых стакана.

«Сколько ж ему лет?» – подумал Борис, глядя на эту помпезную композицию, и его смущению удалось замедлить стук сердца.

– Твой случай не уникальный, в наших кругах – обычная практика. Таких, как ты, называют блудными детьми. По ряду причин, чаще всего из-за смерти родителей, они теряют связь со своим племенем. И в один прекрасный день натыкаются на такого, как я. У каждого своя история.

Борис пытался сопоставить слова о том, что он не человек, и о загадочном племени, из которого можно практически безвозвратно выпасть и даже не знать о его существовании.

– Я – не я, и даже бабушка об этом не знает.

Он откинулся на спинку стула и расправил плечи. Выражение его лица было серьезным, но дрожь все еще гуляла по телу.

– Для тебя понятнее, думаю, заменить «племя» на «раса». А то, что твоя бабушка об этом не знает, – очень странно. Как и тот факт, что у блудного сына она вообще есть, еще и родная.

– А те в черном? Они – другая раса, народ… банда?

Виктор молчал, уставившись на Бориса стеклянным взглядом. Юноша опять почувствовал стук своего сердца, но внешне оставался тверд. Спрятав глаза от мастера, он присмотрелся к небольшой картинке с изображением черного богомола над кувшином. Ему показалось странным, что полотно в рамке сильно выцвело: стало светло-коричневым, а не желтым.

– Не торопись. Я же просил. Ты все узнаешь. Без порядка вопросов будет еще больше, а нам… – татуировщик посмотрел на часы, которые висели за спиной Бориса, – нужно кое-что успеть.

– Что это – кое-что? – в голосе заиграли враждебность и недоверие.

– Все по порядку. Здание же не строят со второго этажа. А мы пока только нашли участок.

– Я б рискнул. За такой домик мне бы отвалили кучу денег.

– Ну да, риск – твое второе имя. Мы знаем, насколько ты смел.

Лицо и голос мастера сохраняли равнодушие, что смущало даже больше, чем смысл сказанных слов. Поэтому юноша решил уставиться на татуировщика пародией его лица, лишенного эмоций.

– Наша раса занимается самым важным ремеслом для человечества – сбором эмоциональной энергии, чувств и воспоминаний людей. Мы…

– Воу-воу, мастер, а себе что не оставляете? Или налоги душат?

– Тут уже все зависит от контроля. Те, в черном, – мы называем их одержимыми – когда-то с этим не справились.

– А от меня они что хотели? – Борис погрустнел. – Они уже второй день меня преследуют.

– Вчера у тебя появилось то, что им нужно. И как ты мог заметить, заполучить это они хотели очень сильно.

– А как они это получат?

– Чтобы достать ядрышко, нужно расколоть скорлупу.

Лицо Бориса перекосило.

– Так сведите татуировку!

После этих слов он почувствовал, как кожа над его лопаткой задрожала. Мягко положил правую ладонь на это место и виновато опустил голову.

– А я хотел предложить добавить еще парочку.

Виктор положил руки на стол ладонями вниз. Из татуировки револьвера на правом предплечье и одноручного топора на левом повалил густой черный дым, который стелился по белоснежной скатерти. Шустрые струйки ринулись к ладоням мужчины и в один миг обрели объемную форму своих плоских изображений. Мастер прижал оружие к поверхности стола, его пальцы стучали по ней. Борис мог судить по виду объектов, что они материальны, будто их действительно собрали из отдельных частей, а не воплотили из дыма.

Мастер пододвинул револьвер и топор прямо к груди юноши. Борис заметил, что на усеянных татуировками руках выделялись два островка безволосой бледной кожи, словно из разбитого зеркала выпали два самых больших и угловатых осколка.

– Можешь подержать, – Виктор указал на оружие раскрытыми ладонями. – Только в лицо себе не направляй. В дуле, кроме красного огонька в конце тоннеля, ничего нет, – его зубы опять оскалились в странной улыбке.

Борис поднял увесистый револьвер; каждая отдельная часть – дуло, рукоять и барабан – была неуместно огромной. Казалось, что пуля может в брюхе слона сквозную дыру пробить и застрять в кроне молодого баобаба, о который несчастный хотел почесать бочину. Весила эта пушка, как большая сумка, и пестрила светом красных остроконечных узоров, которые выступали в роли пламегасителя. Юноша крепко ухватился за деревянную на ощупь рукоять, заглянул в барабан, где краснели гильзы, похожие на радиоактивные вишни в горьком шоколаде, провел ладонью по холодному металлу вдоль ствола. Он испытывал чувство детского восторга и трепета перед необычной вещью у него в руках.

– Что там? – сказал Виктор и махнул головой направо.

Борис повернулся. В него летел тот самый кувшин с водой. Юноша выставил руку с револьвером вперед, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. В ответ услышал только глухой всплеск бьющегося стекла и почувствовал, что его руки, лицо, грудь, живот залила холодная вода. Он открыл глаза. Кувшин висел на дуле, как яблоко на кончике ножа. Юноша аккуратно снял его и поставил на стол, а затем бросил острый взгляд на равнодушного Виктора.

– Я нажал на курок, но он не выстрелил!

Прилипшие ко лбу волосы и тяжесть холодной и влажной майки все больше разжигали неприязнь к татуировщику.

– А как ты собирался стрелять, не глядя?

– Да какая разница?! Я ведь прицелился? Прицелился, – Борис болтал револьвером из стороны в сторону. – Все равно после выстрела глаза закрою.

Он направил револьвер на Виктора.

Мастер выставил правую руку вперед. Оружие превратилось в дым и черным облачком влетело в ладонь своего обладателя. Он поднес указательный палец к глазу и выстрелил в стакан на тумбочке. Борис моргнул и вздрогнул от грохота, который ударил по ушам. Виктор и веком не повел, даже волна от отдачи не прошлась по его коже.

Юноша не знал, что делать: бояться или удивляться. Он посмотрел на тумбочку. Рядом с одиноким стаканом собирал осколки черный богомол. Насекомое размером с кулак поднимало своими примочками по одному стеклышку и складывало в кучку. Рамка над тумбочкой пустовала.

– Оружие я пока тебе не доверю, – топор и револьвер струйками вернулись на свои места. – Сначала будем учиться владеть собой. Ты же ведь не хочешь стать расколотым орехом?

– Не хочу, – Борис сжал губы и немного помолчал. – А почему бы не обратиться в полицию? И зачем вам это все?

– На моей памяти ни одного одержимого полиция не поймала. А зачем мне это – ты блудный сын, я обязан помогать тебе. Таково правило. Не переживай, время не пройдет зря. Тем более ты безработный. Будешь мне помогать, я тебя учить. Деньгами не обижу.

Юноша закрыл лицо руками, надавил ладонями на веки и принялся перебирать факты в уме: «Все для него слишком гладко складывается. Если подумать, все это из-за него. Он что-то со мной сделал, а что именно не говорит, и теперь меня хотят убить. С другой стороны, он меня защищал и будет защищать, а еще научит защищаться. Выбор не велик».

– Ммм… Хорошо, – Борис резко бросил руки на стол. – Во сколько завтра?

– Завтра в десять, прямо к открытию. Днем можешь ходить без опаски, ночью от улицы держись подальше. Я…

– И вы туда же, – пожаловался юноша.

Виктор молчал и опять задержал на нем свой взгляд, в ответ на это молодой человек опустил уголки губ вниз и пожал плечами. Он сгорал от стыда за свое поведение, но все это делал по собственному желанию и от огромного перенапряжения.

– Я провожу тебя, по пути расскажу про одержимых. В тумбочке есть фен, обсушись и выдвигаемся.

Татуировщик встал и вышел из комнаты, затем Борис услышал, как за стеной цокают выключатели и шуршат жалюзи. Фен на вид был даже старше его хозяина: пожилой лоснящийся пластик и жесткий на ощупь провод. Молодой человек не сообразил, как им пользоваться, потому что, в его понимании, такие приборы должны напоминать пистолеты: берешь за рукоять, направляешь на голову и нажимаешь на кнопку. Рукоять у этого фена отсутствовала, и кнопки тоже. Борис нашел только два гребня, он усердно нажимал на оба, пока не осталась пара вмятин на большом пальце. Потом до него дошло, что их нужно двигать. Он сдвинул один вперед, и фен загудел, как автомобильный глушитель. Воздух из решетки пошел холодный. Юноша несколько раз провел рукой перед дулом и отщелкнул тумблер назад, а затем сосредоточенно осмотрел прибор со всех сторон и сдвинул оба гребня. Фен загудел еще громче.

Молодой человек вышел из комнаты, уставившись в пол. Челка пушилась одуванчиком, а майка напоминала наждачную бумагу. Виктора не было в комнате, и звуков его присутствия поблизости тоже. Борис напрягся и неподвижно держался за ручку незакрытой двери. Он краем глаза увидел, как что-то темное вышло из соседнего дверного проема и стало слева от него. Юноша медленно повернул голову. Сердце екнуло. Там стояла угольно-черная фигура человека, она была гладкой, блестящей и безликой, как голый манекен, обмазанный с головы до пят густым слоем крема для обуви. Борис кинулся к стойке ресепшена, схватил органайзер для визиток и швырнул в силуэт. Коробочка стукнулась о его грудь, не вызвав никакой ответной реакции, а карточки разлетелись во все стороны. Затем юный боец обнажил лезвие канцелярского ножа и дрожащими руками выставил его перед собой. Фигура даже не посмотрела на юношу. Она сделала шаг и сразу остановилась, потому что Борис совершил выпад вперед и шире открыл глаза. Но через мгновение размяк, заметив в руках черного манекена совок и веник. Фантом уборщика зашел в комнату, а одновременно с ним из темноты соседнего проема показался Виктор.

– Все когда-то бывает в первый раз, со временем привыкнешь, – мастер посмотрел на пол. – Прибери за собой.

Борис собирал визитки, пока татуировщик снимал дверной колокольчик.

– Ничего не забыл?

Юноша кивнул.

– Тогда выдвигаемся.

Горели фонари, мелькали машины, разливался девичий смех с обеих сторон тротуара, велосипедный звонок разгонял шумные толпы подростков. По пути домой Виктор объяснил, что одержимые раньше были такими же, как и он сам, только, скорее всего, не занимались татуировками. Они хотели заполучить больше, чем могли осилить. Напитались чужими эмоциями и воспоминаниями, а энергия вырвалась на свободу и разрушила их личности и жизни. Поэтому таких существ и называют «одержимыми», теперь ими движет высококонцентрированный клубок человеческих чувств и ярких событий. По причине своего помешательства они выпадают из социума и больше не могут собирать энергию, которая обратила их умы. Одержимый подсознательно стремиться получить ее: чем больше этого ресурса – тем больше сила. Для охоты они выбирают цели слабее, но из-за помутненного рассудка не будут отступать, если на защиту встанет противник сильнее. Их сознание нацелено на получение дозы, что делает одержимых самыми целеустремленными и безрассудными созданиями.

– Моя кобра неплохо с ними справилась.

– Не обманывай себя. Она вцепилась только в одного, а они могут напасть целой стаей.

Борис хмыкнул и, осознав свою глупость, зарекся не хвататься за соломинку, пока утопает в трясине.

Они зашли в темный подъезд, заполненный затхлым воздухом и сигаретным дымом. Датчики движения не сработали – лампочки не зажглись. Борис увидел, что силуэт татуировщика с револьвером крадется и заглядывает в лестничный пролет повыше. На третьем этаже, соприкоснувшись с пыльным полом, скрипнули чьи-то подошвы. Виктор схватился двумя руками за оружие и начал двигаться еще медленнее, пока не увидел красный огонек сигареты и силуэт лысого, сухопарого мужчины, который смотрел в окно. Револьвер струйкой дыма перелетел в левую ладонь, которую мастер опустил и спрятал за бедром.

– Добрый вечер, – сказал Виктор, проходя мимо незнакомца.

– Добрый, – ответил хриплый, еле слышный старческий голос.

Юноша последовал за татуировщиком и не произнес ни звука.

– Борис, поздоровайся, – упрекнул его Виктор.

Паника охватила молодого человека. Он застыл, комок прильнул к горлу, и только когда удалось его продавить, повернулся и сказал:

– Добрый вечер.

– Борька, это твой друг? Не по возрасту тебе товарищ.

– Да, друг, – ответил юноша, двигаясь вверх по ступенькам. – Работаем вместе, задержались маленько, вот он и предложил меня проводить.

– Он на меня работает, – добавил Викор.

Борис уперся двумя ладонями ему в спину, продолжая идти.

– Зачем меня палишь?! – буркнул новоиспеченный ученик мастера, когда они были на четвертом этаже.

Ниже зашаркали подошвы. Татуировщик показал знаком, чтобы его спутник стоял на месте, а сам оценил площадку пятого этажа и произнес шепотом:

– Он все равно с твоей бабушкой не общается. А ты его знаешь, но игнорируешь.

Со скрипом закрылась металлическая дверь.

– Откуда?.. – спросил Борис, а затем вздохнул и продолжил, тоже шепотом. – Я просто не хочу с ним здороваться.

– Он одинокий человек. Даже такие крохи добрых слов удержат его на плаву. В следующий раз не только поприветствуешь, а еще и заговоришь с ним.

– Эй, мне б свою шкуру сберечь. Напоминаю, на меня одержимые охотятся! Как мне это поможет защититься от них?

– Во-первых, теперь привыкай помогать людям. По правилам, мы не можем им вредить, более того, должны делать их жизнь лучше. Во-вторых, никогда никого не принижай. Одно слово этого старика может как навлечь на тебя беду, так и уберечь от нее.

– И о чем мне с ним говорить? – Борис скрестил руки на груди.

– Спроси, как у него дела, здоровье, что в мире происходит.

Наклонив голову вперед, юноша поводил сжатыми губами из стороны в сторону и спокойно ответил:

– Ладно.

Он начал подниматься на пятый этаж. Мастер поравнялся с ним.

– Если же столкнешься с одержимым, не бросайся на него с голыми руками. Не думай о честном бое. Он при встрече захочет раскроить твою голову кирпичом, ты должен желать того же.

Спутники стали напротив квартиры.

– Запомни, этих существ не исправить, с ними не договориться… Они несут смерть, поэтому их нужно уничтожать.

Дверь, обшитая кожзамом, отворилась. В проеме стояла бабушка Бориса; его руки задрожали, а сердце, казалось, перестало биться.

– Добрый вечер, – прервал тишину татуировщик. – Меня зовут Виктор, начальник Бориса, – он улыбнулся слишком широко даже для притворной улыбки. – Приятно познакомиться.

Бабушка смерила его спокойным взглядом, но задержалась на татуированных руках. Шею и спину ее внука покрыл холодный пот: она смотрела прямо на револьвер, который Виктор не успел спрятать.

– Да, приятно. Добрый вечер, – женщина будто пришла в себя и стала боком в проеме, – заходите на чай иль кофе. Я оладки подогрею.

Борис бесшумно выдохнул и зашел в квартиру со словами:

– Ба, я и так у него много времени отнял. Человек занятой, ему пора уже. До завтра, Виктор.

– Доброй ночи, – сказал мастер и закрыл дверь.

Борис поспешно замкнул ее, а затем повернулся к бабушке, в глазах которой читалось недоверие.

– А почему ты не говорил, что на работу устроился?

– Ну-у, сама понимаешь. Решение приняли за один день. Собеседование и сразу трудоустройство. Ты ж знаешь, какой я у тебя умный.

– Да, дюже умный, раз тебя на работах дольше месяца не держат. Еще и директор татуированный весь, сидел бандит, – бабушка махнула рукой. – Да, все они бандиты. Не мог кого получше выбрать? Скажи ему завтра, что передумал, другое место нашел.

Пока она говорила, Борис, сидя на корточках, разувался, а когда поднялся, его лицо светилось добротой.

– Бабушка, насчет татуировок – модно сейчас их носить. Я все проверил, отзывы о нем только положительные, закон он не нарушал, а работать у него приятнее, чем где-либо.

Бабушка молчала, не меняя своего недоверчивого взгляда. Внук подошел к ней ближе, стал боком и выставил руку вперед, намекая, что хочет пройти. Они разошлись, но стоило ему повернуть дверную ручку, как бабушка спросила:

– Кем ты хоть работаешь? И что это за кусок пленки у тебя из-под майки торчит?

Тело не двигалось, а глаза бегали из стороны в сторону. Одна мысль не позволяла открыть рот: «Смогу ли я соврать?»

– Я буду его помощником. Принеси-подай, иди… иди принеси что… что-нибудь, – Борис оторвал кусок целлофана. – А пленка… он мне склад показывал.

– Опять тебя на склады потянуло, – недовольно проговорила бабушка. – Кушать будешь?

– А куда я денусь? – на выдохе сказал внук.

– Переодевайся и руки помой.

После ужина Борис лежал на кровати и подводил итоги. Кобра свернулась спиралью на его груди. Чувства были смешанные, как сметана и варенье, которые он ел на завтрак. С одной стороны, он беспомощен, как пассажир потонувшего «Титаника»: вокруг только ледяная вода беспощадного океана. Но, с другой стороны, он не один, есть какая-никакая коряга.

Бабушка без стука вошла в комнату. Кобра вмиг среагировала и приготовилась к броску. Старушка стояла и смотрела на внука. Видимо, вспоминала, зачем зашла. Она была похожа на пустынную черепаху с приоткрытым ртом, изрезанным морщинами. Наконец, выдала:

– А тебе ко скольки на работу?

– Не беспокойся, ба, я поставлю будильник. Обещаю, не просплю.

Бабушка расплылась в улыбке.

– Прям и побеспоко-о-оиться нельзя-я-я.

После того, как она закрыла за собой дверь, Борис начал обдумывать, что у нее на уме. Она же не может притворяться. Черная кобра на груди внука, его проводил человек с револьвером в руках, а бабушка, будучи в очках, не обратила на это никакого внимания.

Его размышления прервал сладкий и легкий, зефирный голос кобры:

– Я ж говорила, Хозяин, люди не могут меня видеть.

– Мысли читаешь?

– Не мысли, лицо – все на лице написано.

– Можешь выключить свет? – сказал Борис уставшим голосом, закрыл глаза и отвернулся от лампочки.

– Вам нужно обработать татуировку, а то…

– Не нужно. Она ж волшебная. Выключи, пожалуйста.

– Вы же не хотите, чтобы от меня осталось распухшее пятно, как у того в красном?

Глаза широко открылись, а вены на висках надулись. Борис вскочил с кровати и даже не обратил внимания на кобру, которая упала на ковер и сразу с ним слилась. Юноша по плечо просунул руку в узкий проем между стеной и шкафом и торопливо шарил там, куда бабушка точно не заглянет. Со всем необходимым он направился в ванную, а когда вернулся, посмотрел в бусинки глаз змеи и выпалил:

– Все?!

На что она поднялась по его ноге и шепнула на ушко:

– Спокойной ночи.

“Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем”.

Чарли Чаплин, к/ф «Великий Диктатор».

Глава 4

На безоблачном ночном небе висел яркий полумесяц. Город практически опустел и затих: визжали колеса набирающих скорость машин, и рвали глотки выкидыши дешевых кабаков. Тишину одного темного переулка нарушал глухой стук деревянной трости. Среди куч строительного мусора, от которых разило мочой и штукатуркой, шел высокий, широкоплечий мужчина. Осанка прямая, а шаг размеренный, как у дворянина.

Трое преградили ему путь, выплыли из темноты, будто призраки. В кромешной тьме нельзя было различить цвет одежды троицы или стоящего напротив человека. Стоило группе неизвестных появиться, как они захихикали, подобно гиенам. Из рук членов банды начали расти тени. Мужчина поднял трость над головой, и в тот же миг переулок озарил оранжевый свет пламени.

Капюшоны черных спортивных костюмов закрывали лица бандитов, точнее большую их часть, но дрожащие, серые губы им прикрыть не удалось. Троица застыла, глядя на огненный вихрь вокруг трости. Ее держал коротко стриженный мужчина в темно-фиолетовом пальто, чье лицо было неподвижным, как у статуи. Он резко опустил трость, за которой потянулись длинные языки угасающего пламени.

Этот человек пошарил во внутреннем кармане верхней одежды и вытащил целую горсть предметов, напоминающих цилиндры и не помещающихся у него в ладони. Он швырнул их в сторону троицы. Банда «капюшонов», как свора голодных собак, бросилась на эти предметы, они дрались за них друг с другом и даже выгрызали, если у сородича оказывалось больше. Когда они закончили возиться, представитель одичалой компании подкрался бочком на корточках к мужчине и протянул в левой руке один из цилиндров. Правую ладонь он раскрыл на манер попрошайки. Человек в пальто не шевелился. «Капюшон» жалобно мычал и пять раз помахал вперед-назад левой рукой, а правую поднял выше.

Из трости вырвался поток пламени в виде толстой пятипалой лапы, которая впилась когтями в ладонь попрошайки. «Капюшон» заскулил и попытался рывками выдернуть руку. Внутренняя поверхность кисти зашипела, запахло жженой кожей. Несчастный вцепился желтыми зубами в свое запястье.

– Я же запретил убивать молодого, тупые уроды. Только разгромить салон и запугать, – мужчина говорил спокойно, бесстрастно, совершенно не выражая эмоций. Лицо, освещаемое пламенем, тоже было пустым.

Обессиленный «капюшон» распластался на земле ничком. Когтистая лапа отпустила его и вернулась в трость. Обугленные островки на правой ладони дымились, но левая рука так и не выпустила цилиндр. «Капюшон» лежал без сознания с вонзенными в запястье зубами.

– Вас же было пятеро.

В ответ двое принялись во весь голос плакать и реветь.

– Заткнитесь,– мужчина стукнул тростью, под которой полыхнуло пламя.

«Капюшоны» прекратили плач, начали вытирать глаза рукавами и шмыгать носами.

– Значит, Жираф прихлопнул. К нашей следующей встрече найти им замену или…

Мужчина махнул тростью в сторону ближайшей горы строительного мусора. Из наконечника вылетел огненный шар, который подпалил обломки деревянных оконных рам и досок. Огонь вмиг перемолол все в пепел и крошечные угольки. Парочка «капюшонов» схватила бессознательное тело своего товарища и скрылась в глубине переулка.

* * *

Утром Борис вышел из квартиры, не пропустив ни одного ритуала. В окна пробивался свет, а в нос – запах сигарет. Он тяжело вздохнул и сказал:

– Как дела, погода, что в мире?

На площадке между третьим и четвертым этажами курил мужчина лет тридцати. Борис подумал: «Не пропадать же добру, хотя меня и так заставят».

– Здравствуйте, – сказал он.

Мужчина смотрел в открытое окно и даже не обратил на юношу внимания. Борис ощутил легкую обиду, но подавил ее и продолжил спускаться. Запах сигаретного дыма его не раздражал, а наоборот разжигал желание сделать пару затяжек. Таким людям, которые курили в подъезде, он был даже благодарен, потому что мог свалить все на них, если бабушка учует.

Борис направлялся в свое тайное место для курения. Оно было в двух кварталах от дома, к счастью, по пути в салон Виктора, и представляло собой небольшое кирпичное здание без окон, с двойными дверьми – скорее воротами – из листового металла. Постройку подпирал забор, поэтому место было идеальным для контроля ситуации с обеих сторон. Обычно он ходил туда, когда наступали сумерки. Но теперь по ночам он домосед, а стресс придушить надо. Сверившись с часами – до десяти еще двадцать минут, – юноша стиснул губами сигарету, чиркнул спичкой и закурил. Почти каждые три затяжки он смотрел по сторонам, испытывая мнимое удовольствие. Когда заметил движение слева, чуть не подавился и спрятал сигарету так, чтобы ее можно было незаметно уронить на землю. Какая-то бабка увидела его и вильнула в сторону. Зудело в груди и горле. Он выдохнул, но дыма не было. Борис посмотрел на окурок, который случайно затушил о стенку, и сказал:

– Вот зачем я это делаю? Кайфа все равно никакого.

– И действительно, зачем это Вам? – сказал зефирный голос змейки.

Молодой человек проигнорировал ее. Сознание прояснилось, но подташнивало. Борис донес окурок до урны и по пути на новую работу грыз себя за курение. Затем перешел на бег и осуждение себя за постоянные опоздания. Грудь болела, дышалось тяжело. Настроение тоже тянуло вниз.

Борис прибыл в салон вовремя, прямо к открытию. Виктор сидел за стойкой ресепшена, как и при первой их встрече. От чувства ностальгии юноше захотелось снова попасть в тот самый день, развернуться и уйти: без татуировки, без угрозы для жизни, без правды о его происхождении, хотя он, по сути, до сих пор ее не знает. Но, увы.

– Доброе утро, – сказал Борис, протягивая руку. – Что у нас сегодня по порядку?