bannerbanner
На всю жизнь и после
На всю жизнь и после

Полная версия

На всю жизнь и после

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 6

Ослепительная вспышка – и на поле брани воцарилась мертвая тишина. Тела устилали землю, штабелями лежали друг на друге, и это покрывало растянулось до самого горизонта. Губы и подбородок Бориса задрожали, дышать стало тяжело, появилась одышка, как после продолжительного бега. Когда вороны начали кружить над его головой, голос Джона продолжил:

– Все считали, что это верный порядок вещей – разделяться и враждовать с несогласными: другими, чужими народами. К людям относились, как к животным, которые все равно все не передохнут, – вспышка золотого света, от него не спасали даже ладони на лице Бориса. Свечение пропало так же быстро, как и появилось. – Решение вопроса вражды пришло само собой. С хинтами и унтами начал говорить голос, который указал им верный путь, – Борис увидел в небесах человека, раскинувшего руки так, будто он пытался обнять весь мир. Тело его напоминало точеный самородок, а кожа излучала слабое золотое мерцание. Глаза были направлены на землю. – Голос называл себя «Тот, кто видит», говорил, что он везде, все знает и несет благо – верный путь для племен.

Золотой человек начал вращаться, пока не образовал ровную окружность. Борис почувствовал болезненную усталость; боль прожорливым пламенем разрасталась в груди. Из Золотого диска зазмеились толстые линии сверху и снизу. Пару мгновений, и в небе повис гигантский глаз, который светился все ярче и ярче. Новая вспышка вернула юношу в табачную лавку. Он упал на четвереньки от жгучей боли, распространившейся по всему телу. Молодой человек начал кашлять с хрипами и бульканьем, пока не запачкал белый кафель кровью и мокротой, которая тонкими струйками продолжала стекать по внутренней поверхности щек вперемешку со слюной.

– Как тебе рак легких в терминальной стадии, Борька? – спросил Джон равнодушным голосом.

Борис, жадно пропихивая в себя воздух, поднял голову в сторону говорящего; на него смотрело неподвижное лицо усатого человека, который всем весом оперся на стойку. Белки его глаз почернели, радужка покраснела, а зрачки стали вертикальными, как у кошки; казалось, что тьма циркулирует черной струйкой через налитый кровью круг.

– Сейчас ты видел чужую смерть и близок к своей гибели как никогда, – сказал Виктор, наклонился и положил ладонь юноше на спину. – Они жили неправильно и поэтому мертвы. Поступая неправильно, ты встаешь на их путь. Сигарета сегодня – это только шаг, но конец пути будет, как ты уже заметил, не самый приятный. Решайся прямо сейчас: отказ или смерть.

Сознание и взгляд мутнели. Борис чувствовал, как его ноги и руки немеют. Он дышал, но насытиться воздухом никак не мог. Силы покидали его. Он понимал, что если упадет, то только под землю. И тогда юноша выдавил то, что эти двое хотели услышать:

– Я брошу… сегодня… сейчас… всегда, – он верил в эти слова и готов был поклясться жизнью и душой, что говорит правду.

Руки подкосились, и Борис упал лицом на холодный кафель, но не почувствовал щекой ничего липкого или влажного. Он вскочил, словно разбуженный кошмаром. На полу не было пятна. Юноша тщательно ощупал лицо – может, что прилипло – тоже ничего. Виктор одобрительно похлопал его по плечу и сказал:

– Ты большой молодец. Сегодня ты сделал шаг в верном направлении, – на его губах появилась широкая улыбка, которой Борис по-прежнему не верил.

Подмастерье заглянул в глаза татуировщика – обычные человеческие карие глаза мастера, которые были двумя темными кругами на его бледном лице. Борис попятился к выходу. Его руки тряслись и не слушались, но он все-таки смог выставить в сторону Джона и Виктора указательный палец.

– Я ж… Я же… Я же чувствовал, что умираю. Вы меня убить хотели, – паника в его голосе нарастала. – А если бы у меня сердце остановилось? Я же кровью харкал. Где она?!

– Чего не было, того не было, – ответил Джон.

– Как это?! – не унимался юноша. – Было же! Я тут при вас чуть легкие не выблевал. А ты мне говоришь, что ничего не было!

– Да, не было. Это все обман, иллюзия, фокус. Я в этом деле хорош. Самые правдоподобные иллюзии от лавки «ЛИСИЙ ДЫМОК», не отличишь от настоящих.

Юноша посмотрел неодобрительно Виктору в глаза и сказал:

– Скажите, только честно. Вы меня точно защитить хотите? Помочь мне не сдохнуть.

– А что я сделал не так? Ты узнал, что хотел, и даже больше: тебя направили на путь истинный – путь жизни. Сразу видно, что тебя в детстве не пороли: применили боль в воспитательных целях, и ты сразу распсиховался.

Борис успокаивался от его слов, тут нечего было возразить. Но детская обида на этих двоих не унималась в его душе.

– А теперь извинись перед Джоном за то, что обратился к старшему на «ты».

– Не стоит, Виктор. Паренек перенервничал – можно и простить, – хозяин табачной лавки все еще говорил бесцветно, но понемногу проклевывались зачатки эмоций.

– Давай, Борис, извиняйся.

– Он сам говорит, что все нормально… Ладно, извините меня, Джон. Был не в себе.

– Конечно, с кем не бывает.

Юноша хотел уйти от всех этих издевательств. Не разговаривать с этими двумя. Но любопытство побороло его желания.

– Только вот кто такие «хинты и унты», и этот… «Тот, кто видит»?

– Мы унты, включая тебя, Борис, – ответил Виктор. – От хинтов мы отличаемся клиентурой, которую обслуживаем, и еще парой особенностей. Эмоции, чувства, воспоминания будут разные у Газона и у какой-нибудь праведной бабушки. С хинтами ты еще познакомишься. Неописуемые создания.

– Раз уж унты больше не убивают людей, то и с хинтами больше не воюют?

– В точку, Борька! Ох, и прилежный паренек тебе достался, Виктор. Умеет слушать, – сказал Джон и рассмеялся.

Юноша бросил на него взгляд. Глаза иллюзиониста из табачки превратились обратно в нормальные – зеленые и светлые, как скошенная трава.

– Да, хоть раз в жизни повезло, – ответил татуировщик.

– О, знаменитый Жираф скромничает, вы только послушайте.

Борис сдерживался, как мог, чтобы не засмеяться. Весь из себя такой крутой и хладнокровный Виктор оказался «Жирафом».

– Сложно назвать везучим человека, которому дали кличку «Жираф». А вот когда Евгения называют «Джоном» – совсем другое дело.

– Сам же знаешь, что тебя из зависти так зовут. Что касается меня – у вас с фантазией просто туго.

– Я на зависть вообще не способен, а они вроде тоже унты.

– Ты-то много чего не можешь. А им, не способным даже такую простую эмоцию подавить, я считаю, прямой путь в одержимые.

– А как насчет «Того, кто видит»? – громко вмешался Борис в короткую паузу посреди беседы взрослых.

– Из имени, я думаю, много чего понятно, – ответил Виктор. – Он указал древним хинтам и унтам верный путь, как мы сегодня указали его тебе. Проще говоря, «Тот, кто видит» или сокращенно «ТОТ», наблюдает за тем, чтобы народы жили по правилам.

– Это какие-то конкретные правила, где их можно прочитать?

– Позже я отведу тебя к ним, и ты их лично прочтешь. Не беспокойся, эти правила сложно нарушить, особенно тебе. Ну ладно, мы тут закончили. Спасибо, Джон. До встречи.

Борис и Виктор обменялись рукопожатиями с Джоном и двинулись к выходу. Когда юноша взялся за деревянный шарик дверной ручки, он услышал треск открывающегося замка и смог разглядеть стелющийся дымок, который сочился из замочной скважины. Борис обернулся. Хозяин магазина помахал ему и широко заулыбался, только в этой улыбке и выражении лица было что-то хитрое, будто он узнал его секрет.

Виктор провожал своего подмастерья в полной тишине. Борис не хотел с ним разговаривать, ведь он подстроил все это представление. Вопросы размножались почкованием в голове юноши, но обида наглухо запечатала ему рот. Мастер не мешал вести внутренний монолог своему спутнику, даже шел немного позади.

Борис не заметил, как мысли привели его обратно в состояние обиженного мальчишки. Ведь нельзя же так с ним, с живым, чувствующим, осознающим себя чело… ах да, унтом. Что теперь делать с этим ярлыком, он тоже не представлял. Хотя, какая разница, плавать в море людей или в море унтов? Судя по всему, у них есть своя валюта, работа от обычной не отличается, а способности превосходят человеческие, но против людей они их не обратят. Что-то было в этом новом мире – слабый привкус чего-то еле различимого и приятного – только вот проводник достался Борису какой-то мутный. Все у него черное или белое, можно или нельзя, казнить или помиловать. С другой стороны, Виктор – его начальник, а начальство по-другому не умеет. Жизнь кардинально не поменялась, но отличия есть: теперь от нового босса не сбежать. В груди потяжелело, а губы еле заметно задрожали.

– Ну, что Вы, Хозяин? – сказала кобра, показав головку из-под воротника. – Воспитательный процесс никому не нравится, иначе в нем не было бы никакого смысла.

– Лучше бы он мне подзатыльника дал и сказал: «Не кури», – буркнул Борис.

– Зато Вы точно оставите эту вредную привычку, здоровью не навредите. Курение портит кожу и не только.

– А если я хочу вредить, если хочу портить?! – он продолжал бормотать себе в плечо. – Мне хочется. Я совершеннолетний, мне можно. Почему я не должен?

– Мне тоже хотите навредить?

Он остановился и посмотрел на небо. Закатное солнце окрашивало редкие перистые облака теплыми тонами желтого, красного, малинового и оранжевого. Юноша набрал в грудь воздуха, задержал дыхание на пару мгновений, а затем медленно выдохнул.

– Я тебя понял. Нельзя, так нельзя.

Глава 5

Каждый человек запоминает по-разному – кто-то на слух, кто-то зрительно, кто-то только повторением и никак иначе. Запах в наших воспоминаниях играет отдельную роль, он пристает к памяти, как инъекция, проникающая в мышечные волокна мягкого места: один раз попала, уже не отделаешься. Детство, свое или чужое, запоминаешь похожим образом, оно, как и любое «раньше», лучше сегодняшнего дня. А раньше детства ничего не было, поэтому воспоминания о нем самые любимые и остаются с нами навсегда.

Чаще всего в детстве Борис делал с бабушкой только одну вещь – куда-то ходил. Они посещали магазины, рынки, парки, почту, цирки и прочие места. Разнообразные визиты накладывались друг на друга в памяти, поэтому эти моменты легко в ней запечатлелись. Во время таких прогулок бабушке приходилось тратить деньги, а их ценность внук не понимал. Но одно было ему совершенно ясно: в этом мире много всего, и попробовать это нужно как можно скорее. Вдруг завтра он не увидит перед собой шарики, игрушки, воздушную кукурузу, пирожные, или их вообще уже не будет никогда. Капризы переживались бабушкиным терпением и ничем не гасились: нечем было, да и ребенок мог привыкнуть, что его ревущий рот непременно закроют условной конфеткой. Иногда Борис получал то, чего хватало для более-менее счастливого детства. Такие вещи он ценил, бережно хранил и старался получить от них как можно больше.

Цирк запомнился ему, как храм счастливого ребенка. Даже сейчас, стоило вспомнить душные, шумные павильоны, ярко освещенную арену и громогласную музыку, как в память возвращались запахи воздушной кукурузы, сахарной ваты и животных со всего мира. Там было все, что нужно детям: сладости, необычные игрушки, шарики и представления. Именно оттуда Борис выносил большую часть своих «вещей».

Больше всего ему нравилась игрушка йо-йо – синий пластиковый волчок на белоснежной веревочке, которая напоминала зубную нить. Мальчик часто видел по телевизору, как его крутят крутые ребята, и желание заполучить такую же вещицу безудержно росло в нем. Глаза его светились от счастья, когда он наконец выпросил йо-йо у бабушки, и как же они потускнели, когда волчок опустился и не поднялся. Бабушка сказала, что им просто попался бракованный, и больше она такую ерунду не купит. Но внук с ее правдой не смирился.

На протяжении нескольких дней йо-йо просто разматывалось и оставалось внизу, покачиваясь как маятник. Борис снова и снова наматывал веревочку разными способами. Их было так много, что он путал старые нерабочие методы с новыми, внушающими надежду. Боря крутил запястьем в разные стороны, подсекал, пока волчок не успевал опуститься до конца, он даже поднимал руку как можно выше. Ничего не помогало. В один из дней, после нескольких неудачных попыток вернуть йо-йо обратно в ладонь, его посетила любопытная мысль. Он вспомнил про тех крутых парней из телевизора. Они ведь не были так напряжены, спокойно и расслабленно болтали, пока игрушка крутилась в их руках.

Глаза маленького Бориса светились так же, как и в тот раз, когда бабушка передавала ему йо-йо: волчок крутился не только когда опускался, но и когда поднимался. Не прошло и года, как любимая вещица начала изнашиваться. Сначала порвалась веревочка, которую Боря заменил на новую, но та тоже лопнула, да и следующая за ней прожила недолго. Корпус от частых падений потрескался и пришел в негодность. В конце концов, веревочка перестала держаться на волчке, и он просто каждый раз падал на пол. Борис решил положить йо-йо в обувную коробку, в которой хранил свои памятные вещи. Сейчас, будучи взрослым, он не жалеет времени, чтобы открыть ее и вспомнить старые добрые деньки.

Местом, которое он любил меньше всех остальных, был любой магазин одежды или обуви. Походы в такие заведения сильно утомляли молодой и энергичный организм маленького Бориса. Честно говоря, это продолжается и по сей день. Каждую вещь нужно было искать, выбирать и примерять, а если не подходила, идти в другое место, и опять по кругу. Самое ужасное – взять на вырост, или точно по размеру, в надежде, что «разносится». В каждом вещевом магазине царила одна магическая атмосфера – при первой примерке незначительные неудобства не беспокоили, а после второй, уже дома, превращались в сущий ад. Туфли натирали до кровавых мозолей, ботинки заставляли кости ступней перетираться, капюшон оказывался достаточно тяжелым, чтобы за шиворот куртки задувал холодный ветер. Но пару положительных моментов Боря все-таки для себя вынес. Во-первых, все эти проблемы ему помогала исправить смекалка: он клеил на пятку пластырь до прогулки в туфлях, заталкивал в носок ботинка всякую всячину и оставлял на пару недель, зашивал воротник куртки, чтобы он стал уже. Во-вторых, мальчик относился и к таким вещам бережно, чтобы поменьше ходить в магазины одежды.

О чем еще мог думать взрослый Борис, сидя на работе? Как же хорошо жилось тогда, когда проблемы были незначительны, все шло своим чередом, пока не замкнулось в петлю – то ли в виде веревки на шее, то ли – дорожки под ногами. За стойкой ресепшена он скучал и тлел от обиды.

Виктор вышел из своей комнатки и сказал:

– Борис, зайди сюда и прихвати свою тетрадь.

Хорошо знакомое чувство, когда ты не хочешь, не можешь, не умеешь, но ничего не поделаешь – работодатель сказал: закуси удила и делай.

Он с неохотой встал, волоком стащил тетрадь и направился в комнату. На столе лежал увесистый шмат сала на коричневой упаковочной бумаге, по размеру, казалось, отрезали у свиньи целую бочину от ляжки до ляжки. Там были еще какие-то предметы, но обескураженный взгляд юноши оказался прикован только к этому куску.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
6 из 6