Меня на небе не ищи То настоящее

Евгения Васильевна бесшумно положила на трюмо крышечку от ночного крема, зачерпнула нежную голубоватую массу кончиками пальцев и нанесла на лицо, вдыхая едва уловимый цветочный аромат.

– Хорошо, – уже мягче ответила жена. – Сама знаю, что разведутся.

…

Двери стояли распахнутыми настежь. Прохлада запоздалой весны гуляла по комнатам как незваный гость, гнала за порог тепло и уют, трепетно хранимые долгие годы. Пронзительные голоса мужчин и женщин сливались в унисон, проникали глубоко под кожу и касались самой души. Для прощальной песни не было преград. Она стала единой с пространством, в котором бились сердца множества людей, но не стучало одно единственное. Максим Леонидович не успел закончить в доме тещи ремонт. Как только бригада рабочих вырезала чугунные отопительные трубы, он ушел из жизни.

Сын, дочь и жена покойного сидели у гроба. Евгения Васильевна узнала о смерти мужа первой, когда вернулась после ночной смены в дом, где уже никто не ждал.

«Когда я умру, сильно не плачь. Мне интересно посмотреть, что там», – вспоминала Катя давний наказ отца.

Непослушные слезы срывались, торопливо катились по щекам, падали и разбивались о холодные руки, сжимающие влажный носовой платок. Еще не рожденная дочь будто чувствовала, что у ее семьи большая потеря, и вела себя смирно. Катя то и дело прикладывала ладонь к животу. Мысль о том, что отец никогда не увидит внучку, которую с нетерпением ждал, резала сердце тупым кинжалом. Представлять, как смерть деда переживет Сева, было так же нестерпимо больно.

«Сколько раз мы с тобой говорили обо всем на свете, а я так ни разу и не сказала, как сильно люблю тебя, пап».

Катя закрыла лицо руками, дала волю чувствам и зарыдала в голос так сильно, что стала задыхаться.

…

Тишина давила на уши. Такое редко бывает в стенах родильного отделения. Добродушная акушерка средних лет, погруженная в свои мысли, заполняла бумаги на посту. Молодая пациентка перед стойкой заставила ее вздрогнуть.

– Ой, напугала!

Катя поджала губы, широко улыбнулась. Она лежала в дневном стационаре уже две недели и сегодня был последний день.

– Извините, не хотела. Не судьба мне сегодня уехать…

Женщина в белом халате, не выпуская шариковую ручку из рук, посмотрела на будущую мать поверх очков.

– Рожаем?

– Мг… – промычала Катя и крепко прижала ладонь к низу живота.

– Ты у нас Колган?

– Да.

– Как раз тебе выписку оформляла…

Вторые роды дались гораздо легче.

– Мама, у нас девочка! Да какие волосы дли-и-инные, те-е-емные, – восхищалась акушерка, разглядывая фиолетово-розовый комочек.

Родильный зал наполнился протяжным плачем новорожденной.

– Девочка… – устало улыбнулась Катя и приподняла голову, чтобы рассмотреть дочь. – Хорошо!

Через мгновение малышка, которая еще утром была неотделима от матери, лежала на груди и часто дышала. Сама.

Ребенка забрали на столик для новорожденных. После нужных процедур завернули в чистые пеленки и уложили в люльку у окошка.

– Папа, наверное, рад будет, – поддержала разговор добродушная акушерка.

Катя погрустнела. Она только схватила ртом воздух, чтобы рассказать о своем отце, который уже никогда не увидит внучку, но тут же затаила дыхание.

– Извините, а можно мне телефон? Я вспомнила, что мужу про роды не сказала. Он меня, наверное, на улице ждет.

– Конечно! – ответила акушерка, забрала ребенка и ушла.

Молодой матери на живот приложили холод, укрыли теплым покрывалом и оставили одну в родильном зале. Тело дрожало. Казалось, от грелки со льдом кровь застывала в венах.

«Замотаться бы в это покрывало, чтобы только носик торчал, как папа говорил, – подумала Катя и сомкнула покрасневшие глаза. – Посмотрел бы дедушка на внучку. Смугленькая, темноволосая, круглолицая. Ну вылитая дед Максим!»

…

В палате пахло молоком и теплыми пеленками. Новорожденные малышки вдоволь накричались и уснули. Измученные матери в широких больничных сорочках тоже улеглись по своим койкам, чтобы хоть немного отдохнуть. Вика повернулась к соседке по палате, облокотилась на руку.

– Как назовете? – шепотом спросила она.

– Ева, – ответила Катя. – Наш папа выбирал.

Вика отвела взгляд в сторону, закивала.

– Красивое имя. А мы еще не решили, как назовем. Старшая у нас – Рая. Маленькую хотели Стешей назвать, но перед родами передумали.

Катя оживилась и мечтательно прошептала.

– Рая…

Музыка, проза, стихи военных лет откликались в девичьем сердце глубоко и больно. От рассказов бабушки Таи о своей молодости, которая пришлась на тяжелые послевоенные годы, Катя и сама испытывала необъяснимую тоску по тому давно ушедшему времени. В стареньком бархатном альбоме хранилась черно-белая фотография, где навсегда запечатлелся самый обычный погожий день: девятнадцатилетняя Тая и пять ее подруг – Зоя, Зина, Катя и Рая – собирают яблоки в саду. Бабушка тогда была одета в темно-горчичный байковый халат с воротником. В десятом классе Катя скопила карманные деньги, пришла с той самой фотографией в ателье и заказала себе платье, похожее на заветный байковый халат.

Имя, названное соседкой по палате, лишило покоя. Досада от того, что идея назвать дочь Раей не пришла на ум раньше, противно щекотала горло.

– Ну хоть бы на прошлой неделе мысль промелькнула, пока я могла уговорить Макара… А теперь что делать? Он ни за что не согласится.

Молодая мама бесшумно расхаживала по палате из одной стороны в другую и легонько баюкала дочь. Времени придумать, как убедить мужа выбрать другое имя, оставалось крайне мало. Завтра утром счастливый отец собирался регистрировать ребенка.

Глава 6. Осколки

Вечерний город кутался в оранжевую дымку. Ваня широко распахнул окна в своей комнате и сел работать над очередной статьей. Он обожал это время суток. Ласковые лучи уходящего солнца, как напоминание, что все пройдет, падали на письменный стол, клавиатуру, руки. Покой Вани, до которого он был жадным в такие минуты, прервал телефонный звонок.

– Алло! До тебя не дозвонишься! – шутливо возмутился Костя.

– Привет, – прокряхтел Ваня, разминая спину. – Виноват, исправлюсь. Как практика началась, совсем из жизни выпал. Как дела?

– Защитился!

– Красавчик! Обмывать когда будем?

– Это я у тебя хотел спросить… Когда домой приедешь?

– В следующем месяце. Отчет сдам и свободен. Только мне твоя помощь понадобится. Приодеть меня надо. Ты же у нас человек видный, в моде соображаешь.

– О-о-о, не связано ли это с дамой, которая тебя пирожками кормила?

– Ой, молчи, – ответил Ваня, застенчиво улыбаясь в трубку. – Оказалось, что это жена директора газеты. Она старше меня на двенадцать лет и пирожки носила, потому что я показался ей нищим и голодным студентом. Даже обидно… Мне казалось, что я нормальный.

– Это все твоя работа по ночам. Ты не отдыхаешь толком. Может, пора уже потихоньку по профессии работать? На четвертый курс переходишь все-таки.

– Может быть. Спрошу у директора, есть ли у них вакансии какие-нибудь.

– А, что еще хотел сказать… Недавно девушку из моей группы домой провожал. Так вот, мимо антикварной лавки мы шли. Закрылась она. Теперь там магазин одежды. Если хочешь, можем и туда сходить.

– Ну да, давай. На месте разберемся.

– Ладно, товарищ корреспондент, справляйся и милости просим!

– Спасибо, что позвонил. До связи!

Иван сбросил звонок, облокотился на спинку стула и прокрутил в памяти слова друга: «Мимо антикварной лавки шли…», «Закрылась лавка…», «Если хочешь, можем туда сходить…»

«Ну вот и все. Магазина больше нет. Раньше мне духу не хватало туда зайти, а теперь и идти некуда».

Ваня достал из-под футболки слегка потемневшую от времени и пота деревянную плашку и потер ее подушечками пальцев.

«Три года прошло… Интересно, как у Кати жизнь складывается?» – с грустью подумал Иван и спрятал оберег под футболку.

…

Весна во всю шагала по поселку, словно хозяйка, что после долгого отъезда наконец-то вернулась домой. Макара отправили в командировку, Севу и Раю забрала в гости бабушка Лариса. Катя осталась дома одна и стала наводить порядок: собрала несколько мешков всякого хлама, вымыла окна, постирала шторы, протерла шкафы снаружи и полезла наводить порядок внутри. Уборка в середине марта была для нее все равно, что магия. Будто вынося мусор из дома, очищаешь и себя.

Катя открыла антресоли шкафа и аккуратно достала оттуда коробки, покрытые пылью. Там хранились: краски, кисти, блокнотики, тетрадки, бисер, сухоцветы для поделок и многое другое, к чему она не прикасалась давно. Вдалеке, у самой стенки шкафа, Катя нащупала кончиками пальцев еще одну коробочку. Она схватилась за край крышки, медленно потянула на себя. Коробка поддалась. Катя взяла ее двумя руками, слезла со стула, села на пол, чтобы ничего не запачкать, протерла крышку влажной салфеткой и убрала ее в сторону. Она с трепетом стала разбирать всякие мелочи, которые хранились в коробке: флешки для цифрового фотоаппарата, миниатюрные флакончики со стразами для ногтей, закладки для книг из бисера, кулончики, купленные в подземных переходах, и еще много чего. На самом дне, вместе с блокнотиком, который был почти сокровищем, лежал неприметный красный мешочек. Кате этот мешочек был дорог, как память – в нем родители подарили ей на совершеннолетие золотые серьги-конго. Края выровнялись, стоило слегка потянуть за веревочки в обе стороны. Мешочек был легкий, будто пустой. Катя аккуратно запустила в него пальцы и нащупала нечто маленькое, плоское.

«Это мой оберег!» – подумала Катя и закрыла рот ладонью, слегка опудренной пылью.

Едва уловимый аромат дерева защекотал ноздри. Катя покрутила в руках деревянную плашку на тонкой серебряной цепочке, открыла замок и надела оберег на шею. Пустой мешочек сложила пополам и убрала обратно. Следующим она стала разглядывать маленький невзрачный блокнотик, который привезла из санатория в седьмом классе.

Ностальгия охватывала Катю все сильнее. После замужества и родов она стала забывать, что не всегда была уставшей домохозяйкой, что когда-то лелеяла свои заветные мечты, что просто была собой.

– Только вслушайтесь: Не лепо ли…. – всплыли в памяти слова вальяжно расхаживающего у доски преподавателя литературы в детском санатории, куда Катя сбежала по горящей путевке после того, как помирила Макара с его девушкой из параллельного класса. Его речь вспоминалась так ясно и чисто, будто все случилось вчера. – Что такое лепо, ребят? Это значит – красиво! Все вы знаете фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Что говорит главный герой в одном из эпизодов? Лепота-а-а! Это значит – красота.

Катя с наслаждением листала пожелтевшие листы блокнота.

«Ну и почерк у меня был… Корявый такой. «Не лепо ли…» Как все интересно сложилось. Если бы я не встретила того преподавателя, то в жизни бы не пошла работать в антикварную лавку. Устроилась бы, как и другие девчонки, в магазин одежды или косметики. До той поездки я даже не задумывалась, как сильно меня манит язычество древних славян».

«Сон после урока: длинноволосый седой старик как будто взялся из воздуха, улыбнулся и растворился, – прочитала Катя на следующей странице. – Кстати, да, было такое! Помню».

«Все мы разные и жизни у нас разные. Ну не дорожит мной муж, что уж теперь? Деваться некуда. Интересно, а как там у Вани дела? Помирился со своей?»

…

Свекровь привезла детей домой вечером. Сева и Рая вели себя на редкость хорошо: не капризничали, плотно покушали и рано уснули.

В последнюю ночь перед возвращением мужа Катя легла спать вместе с детьми, на одной кровати, чтобы прижаться к ним покрепче. Ей приснился красочный сон, будто она только-только вернулась домой из роддома, а на кухне чаепитие. Вот только дом бабушкин. За столом сидят четверо маленьких детей: две девочки и два мальчика. Они держат в руках чашки с горячим чаем, а с ними Максим Леонидович и старец, будто из сказки. Отец встретил Катю, обнял, заварил ей чай тоже: сладкий, с листочками свежей мяты. Она взяла в руки чашку, с наслаждением вдохнула ароматный пар и сделала маленький глоток.

Катя проснулась среди ночи. В окна спальни заглядывала полная луна.

«Пить хочу», – промелькнуло в голове.

Катя тихо сползла с постели, положила с краю от Раи ограду из теплого одеяла, чтобы дочь не упала на пол, и пошла на кухню пить чай. Правда, не со свежими листочками мяты, а простой травяной, который на днях привезла мама. На душе потеплело от того, что она увидела отца. Папа приснился веселым.

«А старик? Как настоящий! Попробую написать его портрет по памяти. Вдруг на этот раз получится».

Катя сидела за столом, подперев щеку рукой. Прядь волос упала на лицо. Она убрала ее за ухо и почувствовала, как что-то защекотало кожу чуть ниже шеи. Катя испуганно прислонила руку к горловине, скользнула ладонью вниз, нащупала под майкой нечто выпуклое и достала теплую серебряную цепочку с деревянной плашкой.

«Фу-у-ух…» – с облегчением выдохнула она и спрятала оберег обратно под майку.

Ей снова вспомнился Ваня.

«Столько времени прошло… Наверное, как ушел в последний раз из лавки, так и не вспоминал обо мне ни разу. Как же хочется, чтобы меня тоже полюбили…»

…

Из командировки Макар вернулся расстроенным. Коллега, которому он занял крупную сумму с уговором, что тот в день аванса все вернет, ушел на больничный. До самого вечера Макар от него денег так и не дождался, а сам напоминать о долгах не любил и не умел.

– Как будто специально все одно к одному! В командировке больше потратил, теперь чеки надо отнести, чтобы вернули. Этот еще долг не отдает. Чек загорелся в машине, с кредитки снимать пришлось, чтобы за эвакуатор заплатить. Теперь ремонта еще насчитают не знаю, на сколько. Почему этот дурацкий чек в прошлом месяце не загорелся?! – ругался Макар.

Катя обняла мужа.

– Все будет хорошо! Вот увидишь. С кем ни бывает?

Макар стряхнул с себя ее руки.

– Ладно, я переодеваться. Попробую у родителей занять, – не оборачиваясь ответил он и ушел.

Катя сделала прерывистый вдох. Стало обидно, что муж отмахнулся от нее, как от мухи.

…

– Сынок, вот ты на меня сейчас обидишься… Я же говорила вам, не рожайте второго! С одним ребенком жена твоя уже бы работать пошла. Я Раечку люблю, не подумай, и не знаю, как жила бы без нее, но послушайте меня хоть раз! Третьего родить не вздумайте! А то Катя всю жизнь на твоей шее просидит, пока ты из кожи лезешь, чтобы семью прокормить, – отчитывала Макара мать.

Лариса Викторовна привезла деньги на ремонт машины. В автосервисе, куда Макар гонял машину уже несколько лет, сказали, что поломка в двигателе. Ремонт вылился в крупную сумму, и, кроме родителей, помочь было некому.

Разговор мужа и свекрови волей случая услышала Катя. Она как раз сажала розы под открытым окном.

«Всю жизнь у тебя на шее просидит…» – снова повторила она про себя.

Казалось, только-только её перестали считать мебелью в доме мужа, только-только она нашла общий язык с его родителями, как последовал новый удар. Прямо в спину.

«Молчит… Значит, тоже меня содержанкой считает», – подумала она.

Катя наспех собрала саженцы, лопату, лейку и быстро ушла на задний двор, чтобы муж и свекровь ее не заметили.

…

Летом Сева пошел в детский сад. Поначалу Катя сидела с ним, потом оставляла с группой на два часа, на полдня, и, наконец, сын попросился остаться в садике до вечера. Казалось, Сева сразу повзрослел. Воспитатели называли его послушным. Но стоило выйти за калитку детского сада, как Сева тут превращался в маленького хулигана: то упадет так, что расшибет коленку, то прыгнет в лужу и забрызгает одежду. Рая видела проказы брата и всем своим маленьким существом подыгрывала ему: махала ручками и ножками во все стороны, пищала от радости и смеялась в голос. Катя смотрела на детей и чувствовала себя самой счастливой. Ровно до появления мужа на пороге.

Очередной прожитый день остался позади. Катя вошла в спальню, приглушила свет. Ей нравилось смотреть на свое отражение при таком освещении: кожа казалась идеально-гладкой, ресницы длинными, а волосы – шелковистыми.

– Макар, у тебя осталось что-нибудь? – спросила Катя, собирая кончиком пальца остатки ночного крема в баночке.

– Осталось, а что? – ответил муж, не отрываясь от телефона.

Катя не знала, сколько зарабатывает Макар. Семейным бюджетом он заведовал сам.

– Да у меня крем и пудра закончились. Заказать хотела.

Макар посмотрел куда-то в сторону, нахмурил брови.

– Мы же тебе в том месяце что-то покупали? Нет, мне не жалко. Я просто не пойму. И на сколько твой заказ?

Катя пожала плечами.

– Покупали, но все уже закончилось. На тысячу примерно.

– А нельзя просто в магазине купить? – с негодованием развел руками Макар. – Знаю я твои заказы, опять коробка целая придет. Тысячи на три.

Катя опустила глаза, закрыла крышкой пустую баночку и ставила ее на комоде. В памяти еще отзывались гулким эхом слова свекрови: «Всю жизнь у тебя на шее просидит…»

– Хорошо. Посмотрю в магазине, – как ни в чем не бывало ответила Катя.

В такие минуты она люто ненавидела себя за слабость. Просить у Макара деньги на простые вещи и сталкиваться с кучей вопросов было для нее унизительно. Катя догадывалась, что муж давно перестал видеть в ней женщину, если вообще когда-то видел.

Макар и сам любил перед выходом из дома поливаться парфюмерной водой с ног до головы и он никогда не замечал, откуда берутся его флаконы. Новый мужской гель для душа появлялся сразу же, как только заканчивался старый. У Севы и Раи была своя батарея жидкого мыла, гелей, шампуней всей цветов радуги. Катя испытывала особую страсть к товарам на красочных страницах каталога. Оттого и покупала там охотно. Часто про запас.

…

После защиты диплома Макар подарил Еве сертификат магазина бытовой техники и на этом их занятия закончились. Вечером, после работы, он часто проезжал мимо ее дома, чтобы увидеть, как в заветных окнах горит свет. На днях Макар создал себе страницу в социальной сети и добавил в друзья Еву. Он пересматривал ее фотографии каждый день, а их было больше двухсот. Ему казалось, что у Евы каждый день происходят какие-то важные и яркие события, не то что у него. Катя в сравнении с ней казалась ему серой, скучной.

Недавним вечером в продуктовой магазине Макар встретил своего коллегу с женой. Они подошли к ним с Катей, поздоровались. Жена коллеги выглядела как звезда на экране: короткие блестящие светлые волосы, макияж, маникюр, босоножки на каблуках, короткое светлое платье и дорогой парфюм. Макару казалось, что он сейчас сгорит от стыда. Его Катя выглядела, как всегда: волосы собраны в пучок, на макияж и маникюр ни намека, в магазин она пришла в спортивном костюме и кедах.

– Катя, у меня закончились духи. Закажи еще. Да и вообще, давай съездим куда-нибудь, чтобы гардероб нам обновить, – громко говорил из прихожей Макар, наклоняя то вправо, то влево пустой флакон парфюмерной воды, чтобы добраться до последних капель на дне.

– Хорошо, давай, – равнодушно ответила Катя.

К выходным Макар получил зарплату, премию и долг от коллеги с небольшим процентом за задержку. В субботу они с Катей оставили детей бабушкам, а сами рванули в город за покупками.

Макара нарядили на работу, как Севу в детский сад: купили новые рубашки, свитера, обувь, парфюмерную воду за малым не на все пять дней.

– Почему себе ничего не берешь? – недоверчиво спросил муж.

– Куда мне наряжаться? Если бы на работу ходила, то ладно… – отмахнулась Катя

После вторых родов она снова смогла влезть в старую одежду, иногда что-нибудь новенькое дарила мама, будто невзначай. За день до поездки в город Евгения Васильевна принесла дочери новое платье. По легенде, ей оно оказалось мало. Правда, Евгения Васильевна носила сорок шестой размер, а Катя – сорок второй.

– Ты что-то из косметики хотела. Давай, зайдем, – предложил Макар, кивая в сторону большого магазина косметики за стеклянными перегородками.

– Ой, нет. Не надо, – театрально отмахнулась Катя. – Крем я новый нашла, а пудру в магазине купила. Ты забыл? Я же тебе рассказывала…

– Точно? – силясь вспомнить спросил Макар.

– Точно.

– Ну смотри…

Катя улыбнулась ему и пошла дальше, к продуктовому. Никакой новой пудры и крема у нее не было.

Домой супруги вернулись поздно вечером. Закупились не только продуктами, одеждой и обувью, но и посудой, постельным бельем, полотенцами, игрушками для детей.

…

На родительском собрании в детском саду Катя выглядела празднично: чистые волосы, аккуратно подпиленные ногти, начищенная до блеска обувь и новое платье – подарок мамы.

Макар едва успел заглушить двигатель на парковке, как из-за угла большого торгового дома появились жена и сын.

– Что за платье у тебя? – брезгливо скривился Макар, как только Катя села в автомобиль. – Бабское, какое-то.

– Почему бабское? Мне такое нравится… – ответила жена и потянула на себя ремень безопасности.

– Я его сам сегодня выброшу, чтобы не носила такое больше!

– Макар… – голос Кати дрогнул. – Это мама подарила.

– В смысле мама подарила? Когда? – перешел на крик муж и слегка ударил руль.

– Ну, пару недель назад, наверное.

Макар заглушил только что заведенную машину.

– То есть… Мы с тобой на выходных ездили в город. Ты себе покупать что-либо отказалась, типа у тебя все есть. Потом мама твоя посмотрела, что мы одели всех, кроме тебя, и подумала: «Вот зять козел! Себя нарядил, а жена раздетая ходит! Дай-ка сама ей что-нибудь куплю». Так?

Муж говорил громко, жестикулировал живо. Его было слышно даже на улице. Другие автовладельцы шли и оборачивались.

– Да что ты начинаешь? Я ношу мамины подарки, потому что не могу ей отказать. Она от чистого сердца их дает. Что в этом такого? Грише тоже нет –нет, да и возьмет что-нибудь.

– Ты правда не понимаешь или прикидываешься? – скорчил гримасу Макар. – Я не хочу, чтобы твоя мать думала, будто я ничего не зарабатываю и не в состоянии содержать семью! Чтобы я на тебе эти тряпки больше не видел!

Макар потер оледеневшими руками красное лицо, завел машину, посмотрел по сторонам. В зеркале заднего вида он заметил отражение заплаканного сына. Сева понял, что отец его увидел, и опустил голову. Им обоим стало стыдно.

По приезду домой Макар дождался, когда сын уйдет в свою комнату, достал из шкафчика на кухне мусорный пакет и протянул жене, которая как раз пришла попить воды.

– Выбрось? – приказным тоном сказал он.

Катя отшатнулась.

– Что?!

– То-о-о! – скривился Макар. – Мне стыдно с тобой из дома выходить! Иди и выбрасывай тряпки, которые тебе мама надарила! – процедил он и ткнул пакетом в Катю.

– И не подумаю! – злобно прошипела Катя. – Я больше ни копейки твоих денег на себя не потрачу! Думаешь, я не знаю, что твоя мама у меня за спиной говорит? На шее, значит, у тебя всю жизнь просижу? А то, что я в декрете с твоими же детьми, никого не волнует?

Макар опешил.

– А разве она не права? – ухмыльнулся он. – Кто нам подарил дом, в котором ты живешь? На чьей машине ты ездишь? М-м? А что для нас сделали твои родители?

Катя не ответила.

– А теперь расскажи, какую пользу ты, как хозяйка приносишь? Чем ты днями дома занимаешься? Корзина с грязным бельем всегда полная, еду твою хоть выброси, есть невозможно, но это когда она вообще есть! Посуды грязной горы! И это при том, что стирает машинка, и посуду моет тоже машинка! В спальне всегда тряпья горы! Пошли, покажу! – Макар больно схватил Катю за локоть, поволок в спальню, ткнул пальцем на стираное мятое белье на гладильной доске, а потом снова потянул на кухню.

На мойке стояла посуда, которая осталась после готовки. Катя пекла перед собранием яблочный пирог.

– Я на собрание опаздывала, мне некогда было с посудой возиться! – надорванным голосом оправдывалась Катя. – Ты сам знаешь, что я не бездельничаю и стараюсь делать все, на что сил хватает. А еще у нас Рая маленькая, и Севу в детский сад водить надо. Пешком! Посмотри в окно, я снимаю одну стирку и вешаю другую! А горы в спальне, потому что я переглаживаю белье, пока Рая спит. Я тоже не робот!

Катя расплакалась, но ее слезы только разозлили Макара. Он одним рывком смахнул посуду на пол, забрал выскочившего на шум Севу и уехал к теще за дочерью. Катя осталась одна. В слезах. С осколками сбывшейся мечты. Она – жена Макара, как и хотела.

Соленые капли падали с глаз и разбивались о куски посуды. «Как в воду смотрела, бабуля. Как в воду… – думала Катя, вытряхивая из совка в мусорное ведро бывшую стеклянную миску, мерный стакан и кружку, из которой пила чай перед собранием. – Она же говорила, что мы с Макаром не пара, а я и слушать не хотела. Сама виновата».

Входная дверь хлопнула.