Спаси меня в Канун Рождества

– Я бы никогда… – начал Ричард, но его прервали.

– Да ну? – Бенджамин вздёрнул бровь. – Я видел вас в ту ночь в лесу. Не сомневаюсь, что, не заметь ты меня, говорил бы сейчас по‑другому.

Ричард попытался скрыть румянец, вспыхнувший на щеках. В памяти всплыла та ночь – лунный свет, шелест листьев, прикосновение её руки… Он сжал зубы, пытаясь отогнать образ.

– У меня нет дочери‑полукровки, – парировал Ричард. – И я никогда не стремился связывать жизнь со своей первой. Мои чувства – последнее, что должно обременять её.

– Ты бы всё равно не уберёг её от Алиуса. Она часть этого мира, – спокойно возразил Бенджамин.

– Признаки магии есть у неё в крови? – Ричард впился взглядом в лицо лекаря.

Бенджамин отрицательно покачал головой.

– Именно поэтому её оставили с матерью. И у неё был эльф Детства. Она больше человек, чем эльф.

– Значит, то, что она нас видит – только побочный эффект?

Бенджамин задумался, потёр подбородок.

– Думаю, не всё так просто. Я двадцать зим изучал тему полукровок, но так и не пришёл к определённому выводу. Их кровь имеет свойство меняться. Я понимаю твой страх, но ты должен поверить в её огонь. В глубине её человеческого тела сокрыта большая, нетронутая сила, которую просто нужно разбудить. Возможно, яд не убьёт её, а сделает сильнее.

– Она умирает, как вы этого не понимаете?! Вы – эгоист! – голос Ричарда дрогнул от ярости.

Амнелл вздохнул, провёл рукой по прядям, затем медленно опустился на стул напротив.

– Давай начнём сначала. Если ты готов выслушать мой рассказ о случившихся событиях двадцатизимней давности, то я поведаю тебе всё от начала до конца.

– Слушаю, – Ричард откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, но взгляд его оставался напряжённым, настороженным.

– Это случилось тридцать семь зим назад. Тогда, апрельским утром, на свет появились мы – эльф Детства Бенджамин Амнелл и Диана Морган – моя первая. Она была прекрасна.

Бенджамин замолчал, словно погрузившись в воспоминания. В глазах его мелькнуло что‑то тёплое, почти нежное.

– Если до десяти зим я относился к ней исключительно как к подруге, то позже я окончательно понял свои чувства. Как там говорится? «Мы любим не так, как люди. У нас это навсегда». Чистая правда. Моё сердце было отдано ей без остатка. Мне нравилось в ней всё: глаза, волосы, даже невыносимо упёртый характер! Иногда мне казалось, что эта девушка будет верить в меня даже после пыли забвения. Что в ней столько силы, чтобы одолеть эту магию…

Он сделал паузу, провёл ладонью по столу, словно стирая невидимые следы прошлого.

– И вот – одиннадцать зим. Я понимал, что не вынесу расставания с Дианой. Это выше моих сил.

Ричард невольно напрягся. Он знал: дальше – самое главное.

– У меня был единственный друг – пылевод. Он обожал эксперименты над пылью и её смешивание. Тогда мне на ум пришла блестящая идея: что, если можно создать пыль, которая защитит от пыли забвения? Что, если Диана просто притворится, что всё забыла?

Бенджамин усмехнулся, но в этой усмешке не было радости, только горькая ирония.

– Мой безбашенный друг поддержал идею исключительно ради науки, но и этого было достаточно. План удался! Я смотрел на её осыпание, на наигранные слёзы, на признание родителей. Но Диана знала, что всё существует. Знала больше всех остальных её сверстников – она знала правду.

Он замолчал, словно заново переживая тот момент.

– Сначала мы просто продолжали тайно общаться. Но потом я внезапно признался ей в своих чувствах, и, представляешь, она ответила взаимностью! Жизнь ещё никогда не казалась мне слаще. После милых отношений до шестнадцати мы перешли на более страстные. И, конечно, произошло то, чего никто не мог предугадать: беременность Дианы.

Ричард сжал кулаки. Он знал эту историю лишь фрагментами, но теперь слышал её целиком и каждое слово резало, как нож.

– Это случилось настолько неожиданно для меня, хотя, будь я умнее в те зимы, конечно, я бы не так удивился. Проблемы были как у меня – рождаемость новых детей Драйсдейл отслеживает ежечасно, – так и у Дианы: как семнадцатилетняя школьница, ни разу не встречавшаяся с парнями, забеременела?

Больше внимания я отдал решению её проблемы, ведь вина лежала полностью на мне. Я осыпался пылью образа и в виде человека показался её родителям как тайный любовник, которого она скрывала от них. На насильника я не был похож – уж больно красивый, ха‑х.

Восемь месяцев прошли как по маслу: родители смирились со мной и ребёнком, которого я уговорил оставить, а в Драйсдейле никто ничего не подозревал. Так я думал.

Он снова замолчал, и в этой тишине Ричард почувствовал, как внутри нарастает напряжение.

– О моём романе с человеком проболтался тот самый пылевод, написав об этом целую статью в газете. Уж не знаю, на что он обиделся или изначально был таким, но тайна раскрылась. Диану нашли почти сразу же, и, увидев у неё огромный живот, ужаснулись.

Голос Бенджамина дрогнул, но он продолжил:

– Санта мгновенно устроил суд надо мной и издал вердикт: дитя заберут у Дианы сразу после рождения; память её сотрут, а меня отправят на изгнание в непроходимые леса. И изгнание было с учётом того, что, когда дитя достигнет осознанного возраста, будет принято решение, что делать со мной дальше: делать призраком или же прощать и возвращать в Драйсдейл.

Конечно, мне запретили возвращаться к Диане, поэтому для неё я просто исчез. Я не сумел с ней объясниться. Наверняка она меня ненавидела, пока её не осыпали пылью вновь и не стёрли память окончательно.

И вот, как некстати, именно в канун Рождества на свет появилась она. И всё бы ничего – она бы выросла в Драйсдейле, не зная матери, стала бы частью большого механизма. Мы могли это наладить. Стереть её из мира Терры.

Но случилось непоправимое: в эту же секунду в городе произошло рождение нового Фитцмора. И всё бы ничего, если бы вскоре на твоей ноге не появилось то самое имя, которым назвала Диана дочь.

Бенджамин посмотрел на Ричарда прямо, без тени улыбки.

– Поняв, что план сорвался, было решено оставить Элизабет с матерью – в надежде, что её магия не проявится, если она не будет в неё верить. Ей поставили наблюдателя… Ван Арта, кажется.

Но граница рухнула. И тот, кто её разбил, смотрит прямо на меня, я же прав? Ты не смог отпустить её полностью.

– Да, это случилось по моей вине… – Ричард опустил взгляд. В груди щемило от новой информации.

– А я хвалю. Если встретишь однажды любовь, то не упускай её, несмотря ни на что, потому что другого шанса может не быть. Ты поступил правильно. Глупо, но всё‑таки правильно, – Бенджамин произнёс это с тёплой, почти отеческой интонацией.

– Я не хотел, чтобы всё это с ней произошло, – прошептал Ричард.

– Как и я не желал Диане жизнь матери‑одиночки… Да, я попал впросак, но, оглядываясь назад, думаю, что и сейчас сделал бы то же самое…

Ричард приподнял одну бровь.

– Типа не воспользовались презервативом?

Повисло немое молчание. Бенджамин покраснел, как помидор.

– Ты испортил всю романтичность момента, понимаешь?!

Оба невольно усмехнулись, но смех быстро угас.

– И всё‑таки… Почему вы считаете, что она выживет? – Ричард снова серьёзно посмотрел на Бенджамина, в глазах его читалась отчаянная надежда.

– Я бы назвал это родительским инстинктом. Мать чувствует беду со своим ребёнком на ментальном расстоянии… Но я не чувствую такого насчёт Элизабет.

– Мы должны довериться вашей чуйке? Я потерял столько времени на разговор с вами.

– Элизабет – предвестник перемен. Что‑то грядёт. И это всё будет пострашнее смертельных цветов. Ты можешь винить меня сколько угодно в том, что я сделал. Но уверяю, мой дорогой, наш сын Небес контролировал всё это задолго до того, как все эти события произошли.

Ричард посмотрел в пол. Ему не хотелось этого признавать, но Бенджамин был прав. Без ведома Николая на Севере ни одна снежинка не пролетит.

– Что может быть страшнее массового бунта и уничтожения Мастерской?

Тёмные глаза Бенджамина сверкнули.

– Падение.

Он встал и положил руку на плечо Ричарду.

– До меня доходил слушок, что твоя нить магии наполовину пуста. Это правда?

Ричард вырвался из его хватки.

– Это здесь при чём?

– Священных сосудов у Николая по всему городу множество. Он создает их ещё в утробе матерей. Но тебя он пригрел к своей груди и не планирует отпускать, что бы ты ни натворил.

Ричард хотел возразить. Санта готов был вышвырнуть его из города, если тот проиграет в споре. Но слова застряли в горле.

– Это ничего не значит.

Бенджамин развёл руки в стороны.

– Время покажет.

Он встал и начал рыться на своих полках со склянками. Вскоре он достал пыльную банку с чем‑то жёлтым и передал Ричарду.

– Отдай это Мигелю. Пусть добавит в противоядие.

– Что это? – спросил Ричард, осторожно беря банку в руки.

– Очень большой концентрат золотой пыли. Пара капель может сделать любого жителя Алиуса бессмертным. А значит, и залечить раны человека должны.

Бенджамин проводил Ричарда до портала и попросил обсудить его возвращение на совете Старейшин. Будто бы эльф в нём состоял.

За спиной эльфа медленно закрывался портал, оставляя позади тёмный лес, тяжёлый разговор и отца Элизабет.

Возвращаться в Мастерскую было последним, что хотелось Ричарду. Но Рождество приближалось, пожалуй, даже слишком быстро.

Глава 25

Холодный ноябрь обрушился на Драйсдейл всей своей безжалостной мощью. В воздухе висела ледяная взвесь, а северная вьюга, словно разъярённый дух зимы, крушила всё на своём пути. Снежинки, будто обезумевшие танцовщицы, неслись в неистовом хороводе, заслоняя тусклый свет фонарей. Узорчатая плитка на мостовых скрылась под толстым слоем снега, а некогда изящные снежные статуи у домов превратились в бесформенные, угрюмые сугробы.

В одном из таких домиков, в комнате, где когда‑то жил эльф Детства, лежала Элизабет Морган. Пока жители Драйсдейла боролись с вьюгой, она вела борьбу с самой Смертью.

Ричард брёл по заснеженной улице, направляясь к Мастерской. Каждый шаг давался с трудом не столько из‑за глубокого снега, сколько из‑за тяжести на душе. После того как он передал концентрат золотой пыли брату, нужно было вернуться к делам, наладить производство. Хотелось ли ему этого? Нет. Но долг требовал.

Мысли Ричарда неотступно крутились вокруг Бенджамина Амнелла – этого странного, противоречивого эльфа, отца Элизабет. «Когда эльфов изгоняют из города, память о них стирается», – эта мысль сверлила голову. Так было задумано, чтобы предотвратить повторение ошибок прошлого. Но Ричард понимал, что сам ничем не лучше: он не смог отпустить Элизабет. И теперь, глядя на заснеженные улицы, он корил себя за множество упущенных возможностей: он мог не давать Герде повода поступить с ним так;

мог отпустить Элизабет, не навещая её каждый год; мог попытаться спрятать её от всего мира – от Триумвирата, Ван Арта, Совета Старейшин и даже от Санты.

С этими горькими размышлениями он толкнул массивные двери Мастерской.

– Не расслабляемся! Осталось всего ничего! – его голос, резкий и властный, разорвал приглушённый гул помещения, заставляя работников вздрогнуть.

– Да, господин! – хором откликнулись они, суетливо ускоряя движения.

Ричард прошёл к лифту и поднялся на второй этаж, в цех «Б». Здесь царила странная, гнетущая атмосфера. Работники вяло перетаскивали корзины с игрушками, их движения были механическими, лишёнными привычной энергии. Даже появление директора не сразу привлекло их внимание.

– Что с вами? Где ваш начальник?! – Ричард не сдержал раздражения.

К нему тут же подбежал молодой гном с тревожно‑оранжевыми глазами. Его колпак слегка съехал набок, а в руках он нервно теребил край фартука.

– Господин Ричард! – голос гнома дрогнул.

– Говори.

– Госпожа… – он на секунду опустил взгляд, словно собираясь с силами, затем снова поднял голову и поправил колпак. – Госпожа Моника уже несколько дней не выходит из кабинета! Она нас выгоняет, только бумаги подписывает – мы просовываем их через щель в двери. – Он опустил голову. – И мы понимаем её. Элизабет, пусть и человек, но всё же она была нашим коллегой. Мы тоже переживаем потерю мисс Элизабет…

Ричарда будто ледяной водой окатили. Он резко перебил гнома:

– Хватит!

– П‑простите, господин… – тот отступил на шаг.

Наступила тяжёлая пауза. Ричард глубоко вдохнул, пытаясь унять вспышку гнева, затем мягко, почти по‑дружески, стукнул гнома по плечу.

– Попытайся ободрить команду, ладно? А я поговорю с Моникой.

– Да! Положитесь на меня, господин! – гном бросился обратно к рабочим.

Ричард поднялся по лестнице к кабинету эльфийки. Постучал в дверь.

– Я же сказала – идите к чёрту! – раздался раздражённый голос изнутри.

– Это я. Ричард.

Дверь резко распахнулась. Эльф шагнул внутрь, и она тут же захлопнулась за ним. Первое, что бросилось в глаза – бутылки из‑под спиртного, разбросанные по полу. Кабинет, некогда аккуратный и ухоженный, теперь напоминал поле боя. Рабочий стол был сдвинут с привычного места, на нём в беспорядке стояли бутылки с вином и Эверклёром, наполовину опустошённые стаканы, смятые листы бумаги.

Но главным зрелищем была Моника. Она сидела в кресле, всё ещё в своём привычном наряде, с тщательно уложенными волосами, но её внешний лоск был обманчив. Глаза – красные, опухшие от слёз; губы искусаны, помада смазалась, оставив неровные следы. В воздухе стоял тяжёлый запах пряного вина, смешанный с едва уловимым ароматом её духов – когда‑то изысканный, теперь почти заглушённый алкоголем.

– Небеса, ты в порядке? – Ричард осторожно приблизился.

– Ричард! – воскликнула она и, вскочив с кресла, бросилась в его объятия.

Он почувствовал, как её тело дрожит, как слёзы пропитывают ткань его рубашки. Моника вцепилась в него, словно он был последней опорой в этом рушащемся мире.

– Элизабет! – её голос сорвался на всхлип. – Я не хочу её терять!

– Я тоже… – едва слышно прошептал Ричард, закусывая губу от горечи, которая разливалась в груди, словно ядовитый туман.

– Так много выпила… – вздохнула Моника, медленно опускаясь в кресло. Движения её были вялыми, будто каждое требовало невероятных усилий. – Где ты был, кстати? Тебя все обыскались. У тебя нет заместителя, и даже учитывая нынешнюю ситуацию…

– Я встречался с отцом Морган, – серьёзно ответил Ричард.

– Что?! – Моника вскрикнула так резко, что бутылки на столе вздрогнули, а одна едва не опрокинулась. – Хочешь сказать, ты был в мире людей?

– Если бы… – Ричард устало опустился на диван, провёл рукой по лицу, словно стирал невидимую пелену. – Морган – полукровка. И её отец – эльф, изгнанный из Драйсдейла двадцать одну зиму назад.

Моника уставилась на него, словно он заговорил на неведомом языке. В её глазах мелькнуло недоверие, потом – растерянность и нарастающая тревога. Она резко схватила бутылку, налила себе бокал и уставилась на янтарную жидкость, будто искала в ней ответы.

– То есть… – голос её дрогнул, – хочешь сказать, что Элизабет – наполовину эльфийка Санты?

Ричард молча кивнул. В ту же секунду Моника опрокинула бокал залпом, словно это была простая вода. Алкоголь, вероятно, обжёг ей горло, но она даже не поморщилась.

– Но в ней больше человеческого, нежели эльфийского, – Ричард провёл ладонью по лицу, потёр виски, будто пытаясь унять нарастающую головную боль. – Поэтому яд всё равно опасен для её жизни. Её отец может помочь – он почему‑то уверен, что её кровь необычная. Я хочу, чтобы ты созвала Совет. Нужно решить этот вопрос как можно скорее.

– Хочешь, чтобы я просила вернуть изгнанника? Это против правил! – Моника вскочила, её глаза вспыхнули негодованием.

– Его оставили в живых как раз на такой крайний случай. Сейчас он нужен Бет. Изначально она должна была жить здесь как эльф, подальше от людей. Но когда родился я с её именем на ноге было принято решение растить её как человека.

Моника едва не свалилась со стула. Потом резко вскочила, подбежала к Ричарду, схватила его за воротник рубашки и притянула к себе, вглядываясь в его лицо так, будто пыталась найти там ответы на свои вопросы.

– Ты всё вспомнил? – её голос звучал сипло, неуверенно, словно она боялась услышать ответ.

– Не хотел пока объявлять это всем… – тихо признался Ричард.

Моника отпустила его, отошла на шаг, снова налила себе вина. И вдруг расхохоталась – резко, почти истерично.

– Небеса! Ты представляешь, как сильно прокололись наши предки? Если воспоминания можно вернуть – значит, высока вероятность, что люди, которые видели представителей Алиуса и после были осыпаны пылью, тоже могут всё вспомнить.

– Я думаю, это не совсем так работает, – Ричард покачал головой. – Морган постоянно была рядом, и необходимость в пыли пропала. Воспоминания вернулись сами собой.

Моника достала сигарету, зажгла её дрожащими пальцами. Клубы дыма поплыли по комнате, смешиваясь с тяжёлым запахом алкоголя. Она затянулась, выдохнула и произнесла:

– Так её отец знает как ей помочь?

– Можно и так сказать. Он всю жизнь изучал травы и делал лекарства. Но на самом деле он – эльф Детства матери Морган…

– Что?! – снова воскликнула Моника, её голос сорвался на крик. – Ты точно мне не мерещишься? Это больше похоже на мой сон, нежели на реальность. Цепочка каких‑то невероятных совпадений!

– Не столь они и невероятны… – Ричард снял с пальца кольцо, поднёс его к глазам. Металл тускло мерцал в полумраке комнаты. – Это мой подарок ей… Я сделал нам парные кольца, чтобы следить за её состоянием. А после забыл её…

– Ты не виноват… – Моника мягко положила руку на его плечо. В её взгляде было искреннее сочувствие. И когда они только успели так сблизиться?

– Виноват. Я знал о чувствах Герды ко мне, знал, что ей больно, но ни разу так и не поговорил с ней… Уверен, что если бы поговорил, то не случилось бы этого всего.

Моника посмотрела на него с лёгкой ухмылкой, потом, спустя минуту молчания, хлопнула его по плечу.

– Будет тебе собрание Совета. И я думаю, будет жарко. Подожди несколько минут – мне нужно отправить приглашения.

Она отошла от него, подняла руки. От её ладоней сорвались алые искры, закружились в воздухе. Со стола слетели несколько пустых белых листков, подхваченные вихрем магии. Моника рукой прижала искры к каждому листку, и на бумаге проступили буквы на латыни: Concilio de senioribas – «Совет Старейшин».

Эльфийка опустила руки, и бумаги, словно живые, взмыли в воздух и устремились к своим получателям. В комнате повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием свечи и далёким воем вьюги за окном.

– Примерно через пять минут все будут в зале Мастерской, – произнесла Моника, бросив взгляд на часы в углу кабинета.

– Решила собрать их прямо тут?

– Мастерская тоже сгодится для обсуждения вопроса о Бен… Бенджамине? – Моника запнулась, смущённо взглянув на Ричарда.

– Бенджамин Амнелл, – спокойно подсказал он.

– Амнелл… Такая знакомая фамилия, на самом деле… Интересно, пересекались ли мы с ним до изгнания? – она задумчиво провела пальцем по краю стола.

– Если судить по его манере поведения, то в городе он был достаточно известной личностью. Твои воспоминания о нём вернутся, как только снимут изгнание. Так что не переживай, – Ричард слегка улыбнулся, пытаясь придать ей уверенности.

– Ладно, меня не должны найти с тобой. Давай разойдёмся. Приходи в зал через десять минут, – Моника схватила со стола маленький блокнот с ручкой, ещё раз заглянула в него и направилась к двери. – Мы спасём её.

Ричард кивнул и вышел следом, устремившись к стойке начальника.

***

В зале Мастерской постепенно собирались члены Совета. Воздух был наэлектризован ожиданием.

– По какой причине совет? – Корнелия ворвалась в помещение, её грудь вздымалась от быстрого бега, а обычно аккуратные волосы выбились из причёски. – Я едва успела!

– Собрались почти все. Не хватает Санты, – уточнил Хелль Норд, проверяя список присутствующих.

– Ричард, вы к нам, смотрю, зачастили, – с явным недовольством произнёс Синдр, скрестив руки на груди.

– Раз уж не он собрал Совет, то предлагаю дать слово госпоже Монике Фитцмор, чтобы она объяснила нам срочность данного собрания, – Елена Фриск строго посмотрела на эльфийку, её голос звучал властно и непреклонно.

Моника встала, окинула взглядом собравшихся и задержала взгляд на Лене.

– Я буду предлагать снять изгнание с Бенджамина Амнелла, который является отцом Элизабет Морган, – её голос прозвучал твёрдо.

Все, кроме Ричарда, буквально раскрыли рты от изумления. Лен быстро взял себя в руки и жестом остановил нарастающий шквал вопросов:

– Дождёмся Николая.

В этот момент в зал вошёл Клаус. Ричард заметил, как лицо Санты мгновенно изменилось – с привычной будничной улыбки на выражение серьёзности, почти тревоги.

– Начинаем, – объявил он, присаживаясь во главе стола.

– Санта, вы не представляете! – не выдержала Корнелия. – Моника предложила вернуть изгнанника! Более того, она утверждает, что это отец человеческой девчонки!

– Так ты уже узнал? – Клаус повернулся к Ричарду.

– Это вышло случайно. Мы встретили его, когда ходили с Мигелем в один из его любимых лесов за травами, – пояснил Ричард.

– Элизабет знает?

– Нет. Она уже не просыпается.

– Хорошо… – Санта кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями. – Так ты хочешь его вернуть?

– Если есть надежда, что он поможет… Да, – твёрдо ответил Ричард.

– Санта, можно вклиниться?! – Габриэль Фитцмор поднялся, привлекая всеобщее внимание. – Вы хотите сказать, что существует северный эльф, который возлежал с человеческой женщиной, а после заимел ребёнка‑полукровку? Я ничего не упустил?

Клаус хитро улыбнулся, его глаза блеснули:

– Да, Габриэль, ты весьма точно описал ситуацию, случившуюся более двадцати зим назад.

– Может быть, поясните и для остальных? – тон Корнелии открыто выражал раздражение и нетерпение.

– Что ж, – Клаус сцепил руки в замок, – вас, дорогие мои, стало слишком много. И я не смог проконтролировать то, как один из моих эльфов Детства нарушил законы Алиуса. Элизабет могла не появиться на свет. Но я позволил ей родиться и жить. Можете называть это сентиментальностью, экспериментом – как хотите. В любом случае, прошлое не вернуть.

Он сделал паузу, обводя взглядом присутствующих.

– Бенджамина вы не помните, но знали. Вы сами двадцать одну зиму назад подписали согласие на его изгнание. Разумеется, вы забыли об этом, но тогда мы приняли решение оставить его в живых на всякий случай. Что ж, мы действительно можем стать свидетелями человеческой смерти. Думаю, вернуть изгнанника на время можно.

– Санта, это безумие! – взорвался Роберт Спидвагон, вскакивая с места. – Её отца и её саму нужно уничтожить! Это ошибки, проклятие, они очерняют нашу святую землю!

Лен закатил глаза:

– Я вас умоляю, эльфы Детства влюбляются в своих первых детей так часто, что я перестал считать. – Он облокотился на стол, его голос звучал устало, но твёрдо. – Конечно, такие, как вы, Роберт, никогда не задумывались о том, как это жестоко – когда забор энергетического потока подходит к концу и эльфу нужно отпустить того, с кем он вырос.

Он обвёл взглядом Совет, словно бросая вызов каждому:

– Мы все можем делать вид, что у нас нет эмоций, можем делать вид, что ненавидим людей, но нам нужно смириться с тем, что мы – их подобие. У нас такие же сердца, мы чувствуем всё то же самое, что и они. Единственное, чем мы отличаемся – открытым потоком магии, которым можем управлять. В тех детях огромная сила, которая питает весь наш город, они просто не могут её использовать!

Клаус похлопал Лена по плечу. Тот едва заметно дёрнулся, словно прикосновение обжигало, и бросил на Санту холодный, отстранённый взгляд.

Николай продолжил:

– Перемены – вот что нас ожидает совсем скоро. И, как я говорил ранее, я чувствую: нас ждёт нечто куда страшнее нарушенных законов и полукровок. Давайте поступим так: Бенджамин возвращается на время. Жизнь Элизабет Морган сейчас в руках Небес. Если эта «ошибка», эта девушка, которой нет места ни в одном из миров, выживет – так тому и быть. Если же нет – такова воля Небес.

– Мы для этого собирались?! – заругалась Анна Феликс, резко ударив ладонью по столу. – Могли бы решить всё это без нас – со своим Приближённым и Ван Артом!

– У нас в городе и без этого изгнанника лекарей хватает, – неторопливо произнёс Хелль Норд, почёсывая густую бороду. – Зачем возвращать именно его?

В этот момент дверь с протяжным скрипом отворилась, и в зал вошёл зелёноволосый эльф. Его появление заставило всех замолчать и обернуться.

– Потому что наши лекари не особо рвутся спасать человеческую девушку, не так ли? – его голос прозвучал чётко, почти вызывающе.