Спаси меня в Канун Рождества

– Тебя вроде на чаепитие позвали, а не на банкет по поводу повышения, – Ричард едва поднял взгляд от бумаг. Сам он особо не прихорашивался: сменил строгую рубашку на чёрную обтягивающую водолазку, волосы распустил, теперь они падали на плечи тяжёлыми волнами, чуть прикрывая воротник.

– Ой, а ты у нас знаток чаепитий! Шляпник, где твоя шляпа? – Моника усмехнулась, показав язык, и плавно прошла в кабинет.

– Вот кому из нас тут сотня лет… – Ричард вздохнул, не отрываясь от записей. Перо скрипело по бумаге, оставляя чёткие, почти каллиграфические строки.

– Неприлично даме говорить о её возрасте! – Моника опустилась на диван, бросив взгляд на балкон и снова заговорила: – Тебе ещё долго?

– Нет, осталось подписать две бумаги и вызвать Лору, чтобы она отнесла их Клаусу.

– Лору? Ты её ещё не уволил?

– На грани, Моника, на грани… – Ричард улыбнулся краешком губ, но в глазах не было веселья.

Лора – племянница его посыльного, который слёг с простудой две недели назад. Теперь она исполняла его обязанности, но делала это… своеобразно. Эмоциональная, визгливая, с манерой говорить так, будто каждое предложение – повод для восторга.

Ещё пара минут и дверь распахнулась без стука. В кабинет впорхнула эльфийка с двумя тугими хвостами на голове, напоминавшими рога. Глаза её отливали жёлтым, а на лице застыла та самая пластиковая улыбка, натянутая до ушей, неестественно лучезарная.

– Лора, – скомандовал Ричард, и документы, сложенные в аккуратную стопку, плавно взмыли в воздух, приземлившись в её ладони.

– Спасибо, господин Ричард! Вы всегда так чётко это делаете! И почерк у вас такой… такой… Восхитительный! – Лора взвизгнула, едва не подпрыгнув от восторга.

– Тут все нужные бумаги? – Ричард спросил твёрдо, холодно, не удостоив комплимента ни взглядом, ни словом.

– Ах, да! – Она принялась листать документы с бешеной скоростью – глаза скользили по строчкам, губы беззвучно повторяли слова. – Да, всё здесь. Вы такой хороший директор, господин Ричард!

– Не забудь отнести это Санте.

– Конечно! Он явно радуется, смотря на такой прекрасный почерк и манеру написания отчётов! – Лора продолжала щебетать, пока наконец не заметила Монику, сидящую на диване. – Г‑Госпожа Моника?!

– Добрый вечер, Лора, – Моника помахала рукой, улыбнувшись.

– Так вы тут с господином Ричардом?! А как же господин Натаниэль?! – Лора завизжала так, что бумаги в её руках задрожали. – Это же неправильно!!!

– Успокойся!! – Ричард и Моника воскликнули одновременно.

Лора мигом замолчала. Перебирая трясущимися ногами, она попятилась к двери.

– Простите меня, я… Я пойду, отнесу документы…

Дверь распахнулась сама по себе. Лора выскочила из кабинета, словно ошпаренная. Моника и Ричард обменялись взглядами, полными сдержанного осуждения.

– Ну, так мы идём? – Моника демонстративно встала, протянула руку, слегка изогнув кисть. – Нам ещё Лена забирать.

– Идём, – Ричард взял её под руку, и они вышли из кабинета.

***

– Ты уверен, что стоит? – Элизабет покосилась на две бутылки вина, которые Мигель с торжественным видом водрузил на стол. Цвет у напитка был странный, переливался то ли фиолетовым, то ли глубоким изумрудом.

– Да ладно тебе, Элизабет, им понравится, – отмахнулся Мигель. – Это только нам с тобой пить нельзя.

– Да ну? Ричарду всего 20, по вашим меркам это маловато, – хмыкнула девушка, поежившись на стуле. Мигель усадил её сюда с осторожностью, как хрупкую фарфоровую куклу, готовую рассыпаться от неосторожного движения.

– Дело не в этом. Мой организм ещё растёт, не хочу мешать росту алкоголем. А у тебя… – Мигель загнул пальцы, перечисляя: – три раны, из‑за которых ты не можешь двигаться, множество ушибов по всему телу, два сломанных ребра и лёгкое сотрясение мозга. Спасибо Ричарду, который забыл упомянуть, что около тебя взорвалась бомба и тебя прижало дверью в стену! Когда осматривал тебя, сам чуть сознание не потерял.

Элизабет невольно обхватила себя руками. Они обсуждали это уже не в первый раз, но каждый раз ей казалось, будто речь идёт о ком‑то другом. Бомбы, стрелы… Как это вообще могло случиться с ней?

– Это была моя вина, – тихо произнесла она, прикусив губу. – Я не послушалась Ричарда и убежала от него только из‑за того, что он сказал правду…

В памяти всплыли его слова: «Но твоя человеческая жизнь такая короткая, и я не дам тебе потратить её на такого, как я. Это будет эгоистично».

Элизабет заставила себя улыбнуться. Для гостей она должна выглядеть бодро, показывать, что идёт на поправку. Но внутри… Внутри её сердце, как и тело, было изломано, крошилось на мелкие осколки, растворяясь в бездонной пучине отчаяния.

Что я вообще здесь делаю?

Эта мысль впервые посетила её три дня назад, когда она очнулась и поняла, что не может пошевелиться.

Что я здесь делаю?

Второй раз – когда Мигель, шестнадцатилетний худощавый эльф, на голову ниже её ростом, вёл её, как ребёнка, делающего первые шаги, в туалет.

Что я здесь делаю?

Третий – когда лекарь объявил, что в таком состоянии она пробудет минимум две недели. О работе не могло быть и речи. Но Элизабет отчаянно хотелось узнать все новости от Лена. Может, Санта наконец одумался и скажет правду? Что это была ошибка… Или, наоборот, какой‑то эксперимент?

Хотя в глубине души она понимала: всё произошедшее больше похоже на одну большую, совершенно несмешную шутку. Вся её боль, все пережитые испытания только развлечение для сына Небес.

Когда она очнулась, слёзы хлынули сами собой – горько, безудержно, так, что заболела голова. Перед глазами возникла мама: её блестящие, словно шёлк, волосы, тёплые, нежные руки, вечная улыбка с очаровательными ямочками на щеках.

Эта боль, оглушительная, необъятная, впервые за несколько месяцев накрыла её с головой. Элизабет думала, что уже смирилась: с этим городом, с эльфами, с тем, что мама давно её не помнит. Но рана не зажила – она просто научилась её игнорировать, переключать внимание на другие чувства.

Умудрилась влюбиться в эльфа…

Неужели это всё – простое совпадение? Между ними всегда была какая‑то особая химия, необъяснимая магия. Он, как и мама, был рядом всю её жизнь. Но, как и она, не помнил этого.

О возвращении воспоминаний Ричарду Фитцмору можно было забыть. Элизабет понимала: пик их близости уже был. Если тогда он не смог её вспомнить, если та пыль забвения не покинула его сознание в тот момент, то вряд ли это случится когда‑либо ещё. Теория Лена оказалась недоказанной.

Она потеряла цель своего пребывания здесь. Ни в одном из знакомых ей миров она не видела будущего.

Элизабет смотрела на этот закат и думала: если бы мама могла меня сейчас увидеть… Что бы она сказала?

Но ответа не было. Только тишина и тихое биение сердца, такого живого, но такого одинокого.

***

– Не верится, что мы увидим Элизабет! – Моника шагала по заснеженной дороге, и её белые каблуки выбивали чёткий, звонкий ритм по обледенелому булыжнику.

– Морган столько натерпелась из‑за меня, – Ричард шёл чуть позади, взгляд его был прикован к Лену. Тот, как всегда, выглядел безупречно: коричневый костюм сидел идеально, цветастая рубашка полурасстёгнута, обнажая светлую кожу.

– Не думаю, что она будет рада встрече, – добавил Ричард тихо, почти про себя.

– Но ведь она тебя пригласила, – Лен пожал плечами, его голос звучал ровно, успокаивающе. – Ты слишком много думаешь, Ричард.

– Я думаю о том, что было бы, если бы мы все среагировали быстрее, – Ричард сжал кулаки в карманах пальто. – Каждый раз прокручиваю эту сцену в голове. Мы все могли накинуться на Алексия. Не дать ему и пальцем к ней притронуться.

– Есть одно «но». Это уже случилось, – Лен вздохнул, и в его глазах мелькнула тень вины. – И вспомните свои письма, которые она написала. Или про благодарность за спасение она сказала только мне?

Ричард и Моника молча кивнули.

– Ты как всегда прав, Ван Арт, – Моника улыбнулась, но в её улыбке читалась тревога. – Элизабет ждёт нас всех. И уж точно не винит в случившемся.

Остаток пути эльфы прошли в молчании. Снег под ногами хрустел, словно ломались хрупкие нити прошлого, а ветер шептал что‑то неразборчивое, то ли предостерегая, то ли подбадривая. Вскоре они остановились у деревянной двери дома Мигеля. Пока они переглядывались, решая, кто постучит первым, дверь распахнулась изнутри.

– И долго вы собирались там стоять? – Мигель улыбнулся, отходя в сторону, чтобы гости могли увидеть девушку.

***

Элизабет сидела за столом, облокотившись на правую руку. Её лицо озаряла широкая, тёплая улыбка, словно освещая комнату. Волосы были распущены, каскадом падали на плечи. На ней было лёгкое зелёное платье, оттеняющее бледность кожи, а босые ноги беззаботно болтались в воздухе.

– Элизабет! – Лен первым шагнул вперёд, его глаза сияли. Он поставил на стол большой торт в нарядной упаковке, украшенной серебряной лентой.

– Лен! – Элизабет удивлённо посмотрела на торт, потом на эльфа. – Ты похудела, нужно это исправлять, – Лен рассмеялся, его голос был полон нежности. – Мне нравятся твои щёчки.

Он ласково погладил её по голове и сел за стол, не отрывая взгляда от её лица.

– Ах, мужчины, только об одном и думаете! – Моника шагнула вперёд, её глаза блестели от слёз. – Я так рада, Элизабет!

Она посмотрела на забинтованное левое плечо девушки, которое выглядывало из‑под платья.

– Жаль, что я не могу тебя обнять… – Моника протянула ей большую коробку, перевязанную алым бантом. – Подарок на Рождество. Наденешь, когда полностью поправишься, хорошо?

– Обещаю, – Элизабет улыбнулась, её голос дрогнул. Она указала жестом на стул справа от себя. – Слышала, что ты меня зашивала.

Моника скривилась и всплеснула руками:

– Знала бы ты, сколько времени я отстирывала твою кровь от своего костюма!

Обе рассмеялись – звонко, искренне, и этот смех, как солнечный луч, пробился сквозь тяжёлые тучи их переживаний.

Элизабет медленно повернула голову к двери, где стоял последний приглашённый. Её сердце сжалось, а потом забилось чаще, словно пытаясь вырваться из груди.

– Ричард… – она произнесла его имя сипло, будто голос внезапно пропал.

Ричард тихо подошёл к ней. Он склонился над её лицом, положил ладони на её горящие щёки. Его пальцы дрожали, но прикосновение было нежным, почти благоговейным.

Синие глаза Ричарда внимательно изучали её лицо: яркие малахитовые глаза, искрящиеся жизнью, ямочки на щеках, родинка слева от нижней губы…

Медленно, осторожно он приблизился губами ко лбу девушки и ласково поцеловал. От поцелованного места раздалось тепло, и Элизабет покраснела ещё сильнее. Она посмотрела на Лена, который нахмурился, словно папаша, увидевший, как его драгоценную дочку целует какой-то парень.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. И как я ненавижу себя за то, что сделал с тобой, – голос Ричарда дрогнул, а пальцы, всё ещё лежавшие на её щеке, слегка сжались.

– Пользуешься тем, что вся моя левая часть тела обездвижена? – Элизабет выдавила из себя улыбку, хотя в глазах мелькнула тень боли. – И ты не виноват… Это Алексий…

– Миг, чайник! – внезапно рявкнул Лен, и все вздрогнули.

Мигель, засмотревшийся на диалог Ричарда и Элизабет, действительно лил кипяток мимо кружки: тонкая струйка воды уже растекалась по столу, образуя блестящую лужицу.

Пользуясь моментом, Моника ловко подсела к Лену, освободив место рядом с Элизабет для Ричарда.

– Я разрежу торт, – объявила она, облизнув губы с предвкушением и взялась за серебряный нож. Лезвие с лёгким звоном врезалось в пышный бисквит, обнажая слои крема и ягодной начинки.

– Так ты идёшь на поправку, да? – спросил Лен, помогая Мигелю промокнуть лужу салфеткой.

– Не сказала бы… – Элизабет покосилась на своё бедро, где под тканью платья скрывалась глубокая рана. Потом перевела взгляд на живот, там тоже пряталась отметина. – Одно неверное движение и я стану похожа на Кровавую Мэри.

Моника закончила с тортом и начала раскладывать кусочки на изящные фарфоровые блюдца. Хрустнула карамельная корочка, и по кухне поплыл аромат ванили и малины.

– Кстати говоря, сегодня я убедилась, что Элизабет совсем не идеальна, – Моника хитро прищурилась, глядя на подругу.

– О да, Элизабет, совсем забыл, это просто ужасно… – вздохнул Лен с наигранной скорбью.

– Что? Вы о чём? – Элизабет напряглась, её пальцы сжали край скатерти.

– Он просто ужасен… – продолжила Моника, растягивая слова.

– Они правы, – добавил Ричард, его взгляд был печальным, почти виноватым.

– Да кто?! – не выдержала Элизабет, её голос дрогнул.

– Твой почерк, дорогая! – Моника залилась звонким смехом. – Пьяная рождественская пикси, придавленная ботинком, напишет лучше, чем ты свои письма!

– Что?! – Элизабет покраснела и уставилась в стол. – Не думала, что всё так плохо…

– Это ведь не главное, да? – Моника улыбнулась, её глаза светились добротой. – Но я готова взять тебя на уроки чистописания.

– Да ну тебя! – Элизабет фыркнула, но в её голосе уже звучала улыбка.

По кухне разлилась волна смеха. Напряжение, висевшее в воздухе, начало таять, словно лёд под весенним солнцем. Мигель налил чай: аромат бергамота и мяты заполнил комнату, делая атмосферу ещё уютнее. Беседа разогрелась, голоса стали громче, шутки и острее.

– А помните, когда Лен перепутал письма в офисе и передал признание в любви от одной маленькой девочки, которое предназначалось её эльфу детства, нашему пылеводу Чарли! – вспомнила Моника, её глаза блестели от смеха.

– Ой, да, он такой крик поднял на весь Драйсдейл! – усмехнулся Ричард.

– Ну, кто виноват, что детишки не любят подписывать свои письма? – ворчал Лен, скрещивая руки.

– Да, а этот старик Чарли подумал, что это от роскошной эльфийки! Он искал её неделю!

Смех становился всё громче, превращаясь в какофонию радостных голосов. Но Элизабет вдруг заметила, что один из их компании ведёт себя тише обычного.

– Всё в порядке? – тихо спросила она Ричарда, когда Моника и Лен разгорелись в пышном споре о том, какой цвет лучше подходит Рождеству – зелёный или красный.

– А? – эльф оторвал руку от щеки и удивлённо посмотрел на неё, будто она вывела его из глубокого транса.

– Ты сегодня какой‑то тихий…

– Хочешь, чтобы я арию тебе спел? – Ричард попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой.

– Я собрала вас, чтобы хорошо провести время, а не сидеть, как побитые собаки.

– Зато ты, Морган, не изменилась ни капли, – Ричард провёл рукой по волосам, откидывая прядь с лица.

– А должна была?

– Не знаю… – он снова скользнул взглядом по местам, где совсем недавно были его стрелы. – Ты должна нас ненавидеть за это. Меня. Всех. Весь этот чёртов Север.

Элизабет улыбнулась, мягко, тепло, так, что в её глазах заиграли искорки. Она повернулась к Лену:

– Лен, а что там с Алексием? Санта что‑то говорил на мой счёт?

Ван Арт мгновенно посерьёзнел. Его плечи напряглись, а голос стал тише:

– Алексий будет казнён. Николай ждёт, когда ты окрепнешь, чтобы посетить его резиденцию. Есть несколько вариантов решения твоего вопроса. Думаю, ты сможешь начать всё с чистого листа.

– Он отпустит меня? В мир людей?

Лен кивнул, его взгляд был твёрдым.

– Насчет мамы вопрос небыстрый, но устроить тебя на любую желаемую работу и купить тебе дом или квартиру мы сможем. Ты не будешь ни в чём нуждаться.

– И я забуду вас?

– Не всё так просто, – он покачал головой, его пальцы сжали чашку. – Скорее всего, тебе придётся жить с этим. Мы сможем наложить на тебя защиту от остальных жителей Алиуса, которых ты можешь встретить. И ты будешь помнить нас, всё это. Возможно, мы даже будем видеться, проверять твою защиту.

Элизабет задумалась. Идея не казалась ей плохой – в теории. Но было кое‑что, точнее, кое‑кто, из‑за кого она не могла представить свою новую жизнь.

Она посмотрела на Ричарда. Тот, казалось, понял всё без слов. Но Элизабет знала его мнение на этот счёт: никакой близости. Не в этой жизни.

Девушка глубоко вдохнула, пытаясь собрать осколки своих чувств в единый узор.

– Видишь, Ричард? – она натянуто улыбнулась, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – У меня нет повода злиться или ненавидеть вас. Вы спасли меня. Спасибо за это.

Элизабет показалось, что она впервые видит смущение на лицах всех эльфов одновременно. Мигель отвёл взгляд, словно наткнулся на что‑то слишком яркое; Моника незаметно вытерла набежавшие слёзы, будто пыталась скрыть внезапную нежность; Лен расплылся в благодарной улыбке, в которой читалась безмолвная признательность; а Ричард поджал губы, и, казалось, хотел отвернуться, но пересиливал себя, заставляя взгляд оставаться твёрдым, устремлённым прямо в её глаза.

– И имей в виду: я обижусь, если ты весь вечер просидишь в молчании, – обратилась Элизабет к Фитцмору. – Тем более ты сидишь справа от меня… А эта моя сторона рабочая. – Она показала ему кулак, нарочито грозно, но с искрящейся в глазах улыбкой.

Ричард попытался сделать вид, что испугался, приподняв брови и слегка отстранившись:

– Ну что?! – Моника соскочила со стула так резко, что все вздрогнули. – Разогрелись? А теперь сыграем!

– Хм, и что на этот раз? Та игра на пляже была сорвана, – усмехнулся Ричард, скрестив руки на груди.

Моника покачала головой, её глаза горели энтузиазмом:

– Сейчас всё серьёзно. За свою прожитую жизнь я поняла, что люди – это большой сгусток мыслей и воображения. Они не обладают какой‑то сверхъестественной силой, даром двигать Небеса и проливать дожди, но они обладают огромной силой духа и фантазией. Эйнштейн говорил: «Воображение гораздо важнее знаний. Знания опираются лишь на то, что мы сейчас знаем и понимаем, в то время как воображение включает в себя целый мир и всё то, что мы когда‑либо поймём и узнаем». Но сколько бы я ни хвалила человеческие идеи, ими придуманные игры, которых миллионы, моя любовь принадлежит игре, придуманной в Алиусе – Респонсио…

Мигель, Ричард и Лен переглянулись. Их взгляды были похожи на немой диалог:

– Но как же…– Я не ослышался? Она серьёзно решила в это играть? – Похоже на то…

Моника достала из сумки разноцветную коробку, украшенную витиеватыми узорами, и с торжественным стуком поставила её в середину стола. Грязная посуда взмыла в воздух и улетела в раковину; на столе остались лишь бокалы с вином и соком – и больше ничего лишнего.

Эльфийка открыла коробку и вытащила оттуда большие карты, переливающиеся всеми оттенками радуги. На обороте каждой вместо привычных обозначений были зеркальные поверхности, отражающие свет, словно крошечные озёра.

– Что это? – Элизабет потянула руку к одной из карт, но Ричард мягко остановил её, накрыв её ладонь своей.

– Они зачарованные. До начала игры лучше не трогать.

– Зачарованные? А почему Моника может?

– У каждой колоды карт есть свой хозяин для Респонсио, – объяснил эльф, его голос звучал почти благоговейно.

Элизабет похлопала глазами, переводя взгляд с Ричарда на Монику, пытаясь осмыслить услышанное.

– Объясню правила для Элизабет, – Моника взяла карты в руки и начала их тасовать с ловкостью фокусницы. – Магией, которая течёт в нашей крови, можно не только поднимать вещи, управлять энергией, но ещё с её помощью можно увидеть воспоминания.

– Воспоминания? – переспросила Элизабет, чувствуя, как внутри зарождается любопытство.

– Да. Суть игры – узнать что‑то новое друг о друге. А правила простые: каждый игрок берёт по карте и пишет вопрос о воспоминании. Например «твоё самое страшное воспоминание?».– Моника выкинула из стопки пять карт, и они плавно подлетели к каждому игроку. – Карты перемешиваются, и каждому достанется чужой вопрос. Когда игрок получает карту с вопросом, он думает о воспоминании, о котором говорится на карте, потом прикладывает её ко лбу и воспоминание остаётся на карте. Потом карты снова перемешиваются и просматриваются всеми игроками по одной. Задача каждого игрока отгадать ответ на свой вопрос и назвать того, кому принадлежит воспоминание. Всё понятно?

– Так… – Элизабет попыталась сложить в голове пазл из сказанного эльфийкой. – У меня с такими играми всегда было туго. Давай начнём, на ходу разберусь.

– Хорошо. Начнём, – Моника достала из сумки перьевые ручки и раздала каждому, сама усевшись за стол с видом опытного ведущего.

– Перья? И без чернил? – Элизабет осмотрела ручку, вертя её в пальцах.

– Просто начни вести ручкой по карте и всё, – ответил Ричард, его голос звучал спокойно, почти ободряюще.

– Сейчас нужно написать вопрос о воспоминании. У нас будет две минуты, потом карта не даст ничего написать, – объяснила Моника и, поставив на стол песочные часы, принялась писать вопрос на своей карте.

Остальные последовали её примеру – в комнате повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь шуршанием перьев по гладкой поверхности карт. Элизабет задумалась, пытаясь сформулировать вопрос, который раскроет что‑то важное, но не слишком болезненное.

Когда все закончили и ждали конца времени, Элизабет не удержалась:

– Вы все такие серьёзные. Эльфы всегда играют с такими лицами?

– Просто Моника выбрала не лучшую игру для развлечения, – Лен посмотрел на свою карту, его губы дрогнули в полуулыбке.

– Элизабет попросила принести мою лучшую игру из коллекции. Все вопросы к ней, – парировала Моника, собирая колоду и глядя на девушку с вызовом. – Начинаем игру. Элизабет, ты первая.

Примечания

1

(лат). – Ты мой грех