Полная версия
Помните, мистер Шарма
– Но над вашим коротким именем тоже смеются, разве нет?
– Хм… да. Наверное.
– Наверное? Что значит – наверное?
– Что?
– Неважно. Теперь, когда у вас есть доступ к Историческим архивам, действует раздел сорок два, подраздел три ХАХА. Это означает, что теперь вы связаны взаимным протоколом и обязаны раскрывать и устранять основные факторы, которые вызывают, сокращают или усугубляют состояния тяжелого расстройства. Итак, у вас есть список?
– Че-го? Какой еще список?
– Список ваших страхов, мистер Шарма. Как вы ожидаете, что мы начнем, если у вас даже нет списка?
– Я не знаю. Наверное, я многого боюсь.
– Вы правильно догадываетесь. Это нормально. Большинство людей боятся очень многого, но не задаются вопросом почему. В этом разница между ребенком и зрелым человеком. В одном только слове: почему. В общем-то, страх не всегда плох, но нужно понимать его причину. Многие, например, боятся нас, стервятников.
– Почему?
– Очень хорошо, мистер Шарма, хр-хрр. Это потому, что люди думают простыми уравнениями. Стервятник равно смерть. Чего они боятся, так это смерти, понимаете? День и ночь они стараются не вспоминать о смерти. И тут видят стервятника и думают: «Ямарадж, Повелитель Смерти, явился, чтобы забрать меня». И расстраиваются.
– Вы ведь едите… мертвых существ, верно?
– А вы что едите, мистер Шарма? Живых существ?
– Хм, нет, я… я вегетарианец.
– Значит, вы утверждаете, что растения не являются живыми существами? Вам стоит поговорить с этим деревом бодхи, оно росло здесь еще до того, как родился ваш отец.
– Отлично, – пробормотал Ади. Только этого ему и не хватало – разговаривать с деревьями.
– Что, простите?
– Ничего. Что вы вообще имеете в виду?
– Что я имею в виду? Я хочу сказать, что в соответствии с правилами и положениями мы требуем, чтобы список расширялся. Поскольку в архиве вашей мамы пять файлов, нам нужно будет в ответ разобраться с пятью вашими страхами. Так что, пожалуйста, подумайте хорошенько…
– Я знаю!
– О, хорошо. Хоть что-то вы знаете. Продолжайте, пожалуйста.
– Хорошо. Я всегда боялся собак. Несколько лет назад я был в парке и нашел в кустах плачущего щенка, поэтому взял его…
– Извините, мистер Шарма, я вынужден вас прервать. Я говорю не о таком страхе. Это должен быть первичный страх, понимаете? Что-то, отчего зимой вас бросает в пот, а летом в дрожь.
– Хм-м… ну, окей. Я боюсь ходить в храм.
– Нет, нет, нет, мистер Шарма. Собаки и боги – это детский лепет. Если вы не готовы рассказать о своих настоящих страхах, мне придется признать, что вы не готовы повзрослеть. Боюсь, в таком случае ваш доступ к Историческому архиву будет отозван, и мне придется составить отчет, в котором я вынужден буду просить прекратить ваше дело и перераспределить ограниченные ресурсы Департамента…
– Говорить с отцом, – выпалил Ади.
– Вот! Видите, теперь вы говорите серьезно. Хорошо, начнем с этого. Страх номер один: разговор с собственным отцом. С этим будет легко справиться, да?
– Ой. Но о чем, о чем я буду говорить?
– Что за вопрос! Говорите о чем угодно, мистер Шарма. О погоде, о сверчках, о том, какой у вас любимый цвет – Департаменту это неважно.
– Почему я вообще должен вас слушать? Откуда вы знаете, что это сработает?
– Не нужно ничего знать. В том-то и суть. Это не похоже на вашу политику или религию. Вам не нужна слепая вера, вам нужно попробовать и увидеть.
Разговор с отцом был куда более сложной задачей, чем казалось. Но Ади знал, что в воспоминаниях стервятника можно найти еще кое-что, и другого способа это выяснить не было. Если он хотел узнать историю Ма, он должен был соглашаться.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я постараюсь.
– Хорошо, – стервятник кивнул. – Это все, что вам нужно сделать.
6. Надо было правильно рассчитать время
Ади стоял у окна ванной, полностью одетый, и смотрел на «Касио». Шесть двадцать три. По утрам, когда он спешил собраться и успеть на школьный автобус, время мчалось впереди него. Теперь оно застряло. Хотя он и проснулся рано, но намеренно решил опоздать на автобус. Отец не собирался разговаривать с ним дома, где всегда бубнил телевизор. Чтобы встретиться лицом к лицу со страхом номер один, Ади нужно было застать отца одного там, где его никто не отвлечет. Единственный вариант, который пришел в голову, – машина.
Впиваясь ногтем большого пальца в глиняную облицовку оконного стекла, он задавался вопросом – может, все-таки сдаться и рвануть к автобусу? Но нет, было уже слишком поздно. Бежать за автобусом как дурак еще хуже, чем просить отца отвезти его в школу. Теперь оставалось только одно – ждать.
Небо было голубым – солнце еще не стало настолько жарким, чтобы выжечь все цвета, – а маленький парк снаружи пустовал. Не считая чадди-вала, мальчишек в шортах цвета хаки, которые приходили сюда каждое утро, чтобы стоять по стойке смирно и петь мантры. Учитель, невысокий лысеющий мужчина, расхаживал перед ними взад-вперед с длинной рейкой в руках, выкрикивая команды, как какой-нибудь мультяшный полковник. Допев, мальчишки тоже брали рейки и изображали джедаев, размахивая палками и пугая бродячих собак глухим грохотом бамбука. Чудо, подумал Ади, что они не попадают друг другу по голове. Отец говорил, что они состоят в РСС[20] и обучаются искусству дисциплины и самообороны. Ади не раз задавался вопросом, против кого они учатся обороняться – неужели собираются бамбуковыми палками драться с пакистанцами? – но держал его при себе. Услышав трепет в голосе отца, он забеспокоился, что его заставят вступить в их ряды и тоже обучаться дисциплине. Нет уж, хватит с него шорт. Теперь у Ади были новые брюки, чуть темнее, чем официальная форма, срочно купленные на местном рынке; разница была незначительной, и ее нелегко было обнаружить. Это его собственный маленький секрет, частный акт бунта против бесчисленных школьных правил, дававший почувствовать себя немного смелее. В брюках он даже выглядел выше, в этом не было никаких сомнений.
В шесть двадцать восемь Ади наконец услышал гул школьного автобуса и, дождавшись, пока он скроется за деревьями парка, спустил воду в унитазе и вышел из ванной.
После того как Ма вернулась, отец снова начал совершать утреннюю пуджу. Теперь он тратил на нее даже больше времени, чем раньше, и Ади не мог понять, было это выражение благодарности богам или гнев. Пока отец сидел, скрестив ноги, перед маленьким храмом в спальне, его песнопения становились громче, а в воздухе стояла тяжелая вонь агарбатти, все в доме молчало и не шевелилось. Амма не донимала Ма, Ма на цыпочках ходила по кухне, тихонько разбираясь с посудой, чтобы не нарушить божественную связь. Лишь когда отец встряхивал крошечным колокольчиком и воздух дрожал от его жестяного звона, можно было выдохнуть.
Ади стоял у кухонной двери, пока Ма не повернулась и не увидела его. Она чуть не уронила дымящуюся кружку чая, который приготовила для отца.
– Ади! – прошептала она и, повернувшись, посмотрела на часы. – Хай Рам, – сказала она сквозь зубы. – Ты опоздал на автобус? И что мне с тобой делать?
Она поставила чай обратно на кухонный стол, метнулась в спальню. Ади остался стоять в коридоре.
Амма жаловалась Пистолету Питу[21] – насколько смог разобрать Ади, спрашивала, куда он спрятал ее золото.
– Бабу, – заныла она, как будто Ади заставлял ее ждать, – сколько времени?
– Шесть тридцать два.
– Сколько времени?
– Полседьмого.
Она нахмурилась, замолчала и вдруг улыбнулась, не показывая зубов. Может быть, и заплакала, он никогда не мог понять.
Прозвенел колокольчик, давая понять, что пуджа закончена, и Ади напрягся.
Ему стало немного жаль Амму. Если с ней кто-то и разговаривал, то только мама и тетя Рина, и то лишь для того, чтобы дать ей поесть или угрюмо ответить на вопросы, которые она задавала снова и снова, как сейчас ему.
– Наваб-сахиб[22]! – прогремел отец. – Это еще что такое? Поживее!
Ади медленно взял рюкзак. Он терпеть не мог, когда отец так его называл. Если кто-то в их доме и вел себя как наваб, целыми днями лежа на диване, объедаясь и командуя другими, то уж точно не он. Ади уже понял, что вся эта затея бесполезна. Зачем он вообще должен делать эти глупости? Зачем решил слушать дурацкую птицу?
В машине отец не произнес ни слова, и Ади изо всех сил старался придумать, о чем заговорить. Можно было спросить о работе, об Оп Шакти, но это было слишком рискованно – отец ведь мог понять, что он шарится в его компьютере. Можно было поднять единственную тему, которую они иногда обсуждали, – крикет, но Индию только что разгромила Шри-Ланка, и Ади решил – не стоит. Он задумался, что произойдет, если рассказать отцу о стервятнике, и с трудом сдержал улыбку: это было немыслимо. Честное слово, сказать было нечего.
Отцовская «Марути Сузуки», игрушечных размеров, гремела от старости, как тележка продавца манго. Учитывая, с какой скоростью отец ее вел, неудивительно, что Ади пришлось цепляться за сиденье обеими руками и надеяться, что все это не развалится в самый неподходящий момент и он вместе с сиденьем не полетит под огромные колеса ехавшего впереди них грузовика.
На шоссе, прямо перед мостом Ямуна, они обогнали школьный автобус. При такой скорости, подумал Ади, он доберется до школы раньше всех – и только тогда понял, что происходит. Машина затормозила перед автобусом, и отец отчаянно замахал рукой в окно.
– Давай, давай быстрее, – скомандовал он, когда машина резко остановилась.
Ади открыл дверь и вышел.
Автобус медленно остановился чуть в стороне от машины, и Ади побрел к нему. В воздухе ощущалось что-то особенное – да, он был прохладным и свежим, но вместе с тем пугал, будто насвистывал секреты. По обеим сторонам шоссе лежали фермы, плоские клочки разных оттенков зеленого, а небо казалось выше и шире, чем всегда. Вдалеке под деревом виднелись хижины, большое дерево, похожее на зеленое облако, плыло над сбившимися в кучу домами. На некоторых фермах он мог разглядеть мужчин в соломенных шляпах – они стояли, широко раскинув руки, будто танцевали, и кто-то крикнул: замри! Это чучела, понял Ади, совсем как в детских книжках – и это вызвало у него улыбку. Он каждый день проезжал в школьном автобусе мимо этого клочка земли, но теперь все вокруг внезапно показалось таким странным. В воздухе витало смутное, тревожное чувство, которое возникает, когда дразнит неясное воспоминание и как ни старайся, не можешь понять, что же это.
И тут его до кишок пронзила ослепительная вспышка.
Стояло холодное зимнее утро. Он был на заднем сиденье той же машины, на том же шоссе. Тогда машина еще не так сильно грохотала, а ноги не доставали до пола. Отец был худее, не таким лысым, его пальцы украшали массивные кольца, и он постукивал ими по рулю. Ма сидела впереди, в одном из своих модных сари, гладко блестевших так, что к ним хотелось прикоснуться. Она смотрела в окно, отвернувшись от отца. Погруженный в мысли, Ади не обращал внимания на то, о чем они говорили, пока отец не сказал что-то, от чего Ма взорвалась.
– Бусс! Хватит! – крикнула она так, что руки отца вздрогнули и машина покачнулась. Она обвинила его и Амму в том, что они обращаются с ней так, будто она оскверняет их чистую кровь брамина. Чертова грязнокровка, назвала она себя, и, хотя Ади не совсем понял эти слова, он почувствовал, что это ругательство. Тогда был первый и единственный раз, когда Ма при нем выругалась.
– …Хорошо, я пойду. Можешь оставить себе приданое, дом, своего драгоценного сына. Мне это не нужно.
Ади закрыл глаза, приоткрыл губы и замедлил дыхание. Ему уже и раньше приходилось притворяться спящим, и он успел отточить этот навык.
Больше он почти ничего не помнил: разве что в машине стало тихо, как дома, и по радио еле слышно звучала какая-то песня. Наверное, это была 102,6 FM, потому что пели на английском, что-то о быстрой машине, и хотя сейчас он не мог вспомнить ни одного слова, Ади несколько лет слышал этот голос, глубокий и печальный, но вместе с тем как будто успокаивающий. Еще запомнилось, что после, или до, или во время ссоры он лежал на заднем сиденье и смотрел в окно. Именно тогда он впервые увидел стервятника.
Теперь он снова мог видеть птицу, ясно, как свои руки. Она стояла на высоком фонарном столбе, у гнезда, на широком плоском абажуре, нависающем над шоссе. Маленькое пушистое создание, почти милое, если бы не жуткая лысая голова. Даже тогда Ади заворожило это зрелище. В отличие от воробьев и майн, всегда беспокойных и готовых упорхнуть при малейшем звуке, маленький стервятник был спокоен, как будто чего-то ждал, как будто вообще никуда не торопился.
Гудок автобуса чуть не сбил его с ног. Водитель что-то говорил и выглядел недовольным. Ади подбежал к ожидающему автобусу, и когда он сел, все уставились на него. Он скользнул на место во втором ряду, прямо за учителями. Когда автобус тронулся, два учителя наблюдали за машиной отца, пока она не доехала до конца шоссе и не развернулась. Они что-то прошептали друг другу и повернулись, чтобы посмотреть на Ади, а он выглянул в окно, плотнее вжался в сиденье и начал, как всегда, стрелять лазерными лучами. Щелк, хлоп, бах, нужно правильно рассчитывать время. Десять очков за каждый «Марути 800». Если попадешь в цикл, игра закончится.
* * *В библиотеке было всего два человека – старшеклассницы, шептавшиеся между полок с книгами по биологии. Одна как будто плакала, другая держала ее за руку и вместе с тем что-то ей выговаривала. Ади нашел уголок подальше от них, между историей и литературой, где до него не могли добраться сонные глаза библиотекаря. Когда он положил на стол стопку книг, поднялось облако пыли, миллионы маленьких молекул в панике засуетились вокруг, пойманные в сияние послеполуденного солнца. Помимо прочего, он взял второй том «Современной английской поэзии» и какое-то время листал его, ожидая, пока глаза привыкнут к неровным краям стихотворений.
Ему всегда было трудно читать стихи, трудно следить за изломанными строчками. Но маленькая красная книжечка на урду подарила вкус к музыке слов. Ади вдруг обнаружил, что хочет большего. Он продвигался вперед, пропуская Одена, Элиота и другие имена, смутно знакомые по урокам английского – все это было ничуть не похоже на симметричные симфонии Мирзы Галиба. Почему их никогда не учили вот такой поэзии? Зачем было изучать стихи, прославляющие ужасное лето, когда существовали такие красивые строки о волшебстве муссонных дождей?
День потемнел, Ади выглянул в окно и увидел серо-голубые облака, плывущие по небу. Прохладный, ароматный ветерок ворвался в щель в окне, зашелестели стихи. Ади ничего не заметил. Взгляд был прикован к стервятнику, который сидел на эвкалипте и со скучающим видом озирался по сторонам.
– О, круто. Вы тоже здесь, – пробормотал Ади. Стервятник повернулся и кивнул, лысая голова закачалась на змеиной шее. – Я тоже рад вас видеть, мистер Шарма. Вы принесли какие-нибудь новости о своих успехах?
– Да, я поговорил с отцом.
– Хорошо, очень хорошо. И о чем же вы говорили?
– Да так, ну… всякое. О погоде там и все такое.
– Ага, ясно. И что же ваш отец сказал о погоде?
– Хм-м, он… он сказал, что сегодня жарко?
– Вы мне лжете, мистер Шарма. Мне это совсем не нравится. Говорю вам, если продолжите вести себя подобным образом…
– Да вы тоже мне врали!
– Что, простите? Обвинение высокопоставленного чиновника в нечестности – серьезное обвинение. Можете ли вы предоставить какие-либо доказательства?
– Я вас видел на мосту Ямуна много лет назад, когда был ребенком. Я вспомнил сегодня, когда шел по шоссе, я…
– Кхм, – прервал стервятник. – Вы шли по шоссе?
– Да, я опоздал на автобус, чтобы поехать на машине отца, но он… ну, это неважно. Я вас видел. Я вспомнил. Вы были птенцом.
– Во-первых, мистер Шарма, в ваших словах нет логики. Вы видели птенца стервятника, но почему вы решили, что это был я? В те дни стервятников было гораздо больше. Там они и вили гнезда, неподалеку от реки.
– Это я помню. А сейчас почему их там нет?
– Потому что… – стервятник вздохнул, и Ади впервые услышал в его голосе печаль, – потому что так устроен мир. Сегодня ты здесь, а завтра – окей, пока-пока.
– Но что случилось?
– Что случилось? Вы, люди, придумали лекарство, от которого коровы становятся сильнее. Но мы, когда едим этих коров, становимся слабее. Видите ли, в вашей культуре коровы очень важны. Важнее даже, чем люди. Ну и какие шансы у бедных птиц вроде нас? Вы, люди, думаете, что есть коров – преступление, заслуживающее смертной казни, так что нас вам не жалко. В ваших глазах мы преступники.
– А вам обязательно нужно есть коров? Неужели вы не можете есть что-то еще?
– Да, в самом деле. Какая прекрасная идея, мистер Шарма! Нам следует есть траву, манго и жареный картофель, как вы. Пищевую цепочку вы уже разрушили, теперь хотите, чтобы вся природа изменилась согласно вашим нелогичным прихотям.
– Да… да нет, мне-то что. Ешьте что хотите. Коровы мне все равно не особо нравятся. Они… жуткие какие-то.
– Теперь вы мне будете рассказывать, что боитесь коров, да? Один только настоящий страх вы и признали, и то ничего с этим не сделали.
– Я пытался! Я ехал с отцом в машине, там были только мы. Но он был в плохом настроении и не хотел говорить, я попробую еще раз, и…
– Ади?
Он не сразу понял, что голос раздался за спиной. Повернувшись, Ади увидел идущую к нему мадам Джордж. Но ведь она не могла его услышать, верно? Он говорил чуть ли не шепотом.
– Добрый день, мэм, – сказал он, поднявшись.
– Ты что, говорил сам с собой?
Она его слышала. Или, по крайней мере, видела, как шевелятся его губы. Однако она казалась скорее удивленной, чем обеспокоенной.
– Нет! Нет, мэм. Я просто…
– Ах! Ты читаешь стихи? Судя по всему, ты единственный в классе, кто читает не только то, что задано. – Она встала всего в нескольких шагах от него и наклонилась, чтобы прочитать открытую страницу. Ее запах пронесся над ним, как вздымающиеся муссонные облака, угрожая поднять его со стула. – О, Киплинг. – Она выпрямилась, и Ади открыл глаза. – Умей мечтать, не став рабом мечтанья, – она помолчала, – и мыслить, мысли не обожествив[23]. Очень в викторианском духе, – она многозначительно приподняла брови. Он понятия не имел, о чем она говорит, так что просто кивнул и улыбнулся. – Что ты тут делаешь? – Она посмотрела на часы. – Прогуливаешь математику, чтобы читать стихи в библиотеке?
– Нет, мэм. Я просто…
– Очень плохо, – сказала она, но с улыбкой. Он узнал эту заговорщическую улыбку, улыбку сообщника. Это было нелепо. – Ну, раз уж ты тут, посоветую тебе еще одну книгу. – Она подошла к полке с английской литературой, провела по книгам пальцем и выудила том в твердой черной обложке. Льюис Кэрролл, собрание сочинений.
«Алиса в стране чудес»? Серьезно?
– Ты, похоже, видел диснеевскую версию, – предположила она, увидев выражение его лица. – Это лучше.
– Спасибо, мэм.
– Но не забывай и о математике, хорошо? Она почти так же важна, как поэзия.
Она вновь улыбалась, так что Ади не мог сказать, всерьез ли она. Поэзия вообще не важна, это всем известно. Он кивнул и тоже улыбнулся, и она ушла.
Он сел на место, вновь повернулся к окну. Стервятник никуда не делся.
– Э-э-э… извините. Это моя учительница по английскому.
– Да, я понял. Вот кого вы пытаетесь впечатлить своими книгами?
– Что?
– Неважно. Уверен, вы не замышляете ничего противозаконного.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Пуджа – один из главных обрядов поклонения и почитания в индуизме.
2
Бабушка.
3
Традиционная одежда, свободная рубашка, доходящая до колен.
4
Традиционные индийские блюда: дал – пряный суп из чечевицы, алу – тушеный картофель со специями.
5
Ругательства (хинди).
6
Ублюдина (хинди).
7
Индийский актер, известный как «король Болливуда».
8
Серия популярнейших европейских комиксов XX века.
9
Детка, малыш.
10
Американский теннисист.
11
Индийское лакомство, представляющее собой шарик с сиропом.
12
Засранец (инд.).
13
Что? (инд.)
14
Что ты сказал? (инд.)
15
Акбар Великий (1542–1605) – государственный деятель, третий император Империи Великих Моголов. В тринадцать лет действительно был провозглашен императором, однако до достижения Акбаром совершеннолетия страной правил регент Байрам-хан.
16
Родителей матери в Индии называют Нани и Нана, родителей отца – Дади и Дада.
17
«Долгих лет Пакистану», националистический лозунг пакистанцев.
18
Речь о клипе Майкла Джексона «Black Or White».
19
Горячий сладкий напиток из солодового молока.
20
Раштри́ясваямсе́вак сангх, индийская правая военизированная националистическая организация.
21
Прозвище Пита Маравича, американского баскетболиста (1947–1988).
22
Наваб – титул правителей некоторых колоний в Восточной Индии, сахиб – вежливое обращение к европейцу.
23
Перевод Михаила Лозинского.
