Полная версия
#ленкины_сказочки. Проза поэта
Парламентёра с приглашением выслали.
Ждать ответа пришлось долго – ум тысячелетний подсказывал, что где-то есть подвох, но вот где конкретно не уточнял, а кушать хотелось. Голод вообще плохой советчик, а в делах государственных и вовсе к краху всей системы ведёт. Ну, так или иначе, а на заре тринадцатого дня (спецэффекты сосед любил, хотя и понимал всю их несостоятельность) показался на тропинке возле самой кромки леса кортеж. Всё чин по чину в соответствии с протоколом – мрачный кучер, одна штука, кони чёрные, четыре штуки, волки пегие, девять штук, мыши летучие, не считано. Да и сам сосед был не урод. Высокий, бледный, темноглазый, посеребрённо-черноволосый мужчина с богатым жизненным опытом и сомнительной репутацией – предел мечтаний любой девушки.
Принцесса в порыве чувств выбежала на крыльцо. Страстно дыша, выставив на всеобщее обозрение нежно пульсирующую жилку на шее, она, цепляясь за последний шанс не покрыться паутиной одиночества, протянула руки в сторону гостя и томно наклонила голову. Вампир на пальчиках, словно исполняя балетную партию, подбежал к ней, чувственно втянул ноздрями аромат манной каши, колокольчиков и нафталина, исходящий от безупречной кожи, с судорожным вздохом вонзил зубы в самый центр жилки, сделал несколько глотков, и…
В этот момент царь, со второго этажа нервно подсматривавший за происходящим в дырочку старой шторы, схватился за сердце, матюкнулся, водрузил съехавшую от потрясения корону обратно на уши и галопом помчался к месту трагедии.
Масштабы фиаско были очевидны. На горизонте, двигаясь в противоположном от места событий направлении, мелькал хвост доблестного принцева коня. Издалека ветер доносил истерический смех самого принца, с этого коня свалившегося. Путаясь в плаще, он пытался отползти на максимально безопасное расстояние от той, кого минутой раньше мечтал спасти из цепких лап зла. На крыльце дворца, сложив руки на груди и закрыв глаза, с мечтательным выражением лица человека, у которого всё вдруг стало хорошо, стояла принцесса. У её ног ветер трепал кучу тряпок, мгновение назад надетых на бледного и темноглазого. Сам вампир бесследно исчез, приняв на себя удар всевозможных принцессиных проклятий и так и не успев осознать глубину несправедливости этого мира.
Неделю спустя осиротевшие подданные соседнего государства прислали к принцессе гонца, так, мол, и так, дорогая наша избавительница, не желаешь ли взять бразды правления ничтожными нами в свои нежные девичьи ручки? Да и папеньку, мол, с собой привози – наслышаны от прежнего властителя, что человек он душевный.
А что принцессе отказываться? Мозгов ноль, красота есть, от проклятий избавилась – самое время покуролесить, да территории за леском присоединить. И папашка радовался – растёт царство, к морю выход появился, ежели опять бочку запускать понадобится!
Жалко бедолаг вампирских. Тот-то умный и благородный был. Ну, покусывал иногда, с голодухи, зато хорошо жили, душевно…
Про историческую закономерность
Мария Петровна была королевских кровей. Настоящий супер-чемпион в категории русская голубая. У неë даже были четыре медальки, один кубок и пять дипломов. Уникальная, короче, мадемуазель, во всяком случае по версии еë хозяйки. Хозяйка вообще немножко двинутая была на родословной Марии Петровны – своих предков так не знала, как Машенькиных.
И вот однажды в дом этих двух сильных и независимых женщин пришла гениальная идея – русской голубой королеве в целях продолжения рода достать не сильно русского голубого короля, а то и целого императора. Чтобы прямиком из Франции был транспортирован вместе с импозантным хозяином, желающим воссоединить и Марию Петровну с каким-нибудь Наполеоном I и свежие круассаны с наваристым борщом.
Надо сказать, что во Франции довольно быстро нашëлся романтик, падкий до румяной русской красоты и потенциального дохода от чемпионской любви. Сел он в самолëт со своим Наполеошей и уже через несколько часов стоял у двери квартиры, где царствовала Мария Петровна.
Кошак мадемуазеле сразу не понравился. Чëрт еë знает, почему. То ли языковой барьер помешал, то ли у Машеньки французские духи с петербургскими туманами не состыковались, только отхватил парижанин по морде ото всей русской души, даже «пардон муа» промяукать не успел.
А вот хозяева как-то вдруг поняли, что ждали друг друга всю свою жизнь, что любовь пришла, и что мнения Марии Петровны никто не спрашивает, потому как хозяйские чувства прекрасны, в связи с чем Наполеон I отныне Машкина судьба и сожитель.
Несправедливо в целом вышло – кому-то любовь, а кому-то по морде. Хотя если зовëшься Наполеоном, готовься огребать от русской красавицы.
Ботинки
В Петербург пришёл трындец.
Синоптики, правда, назвали данное явление циклоном и посоветовали недельку потерпеть, утверждая, что минус 26, которые ощущаются как минус 35 – это почти норма.
Деды Морозы под бородой благодарили традицию за необходимость размещать на лице дополнительное оволосение, а Снегурочки резко раздобрели, но не от новогодних салатиков, а по причине слоëв одежды, поддетых под кокетливые шубки.
А Ниночка ботинки купила. Красивые, белые, высокие. Ножку они обхватывали идеально. Пятисантиметровая платформа добавляла не только роста и стройности, но и уверенности в себе. Даже спина как-то выпрямилась, и подбородочек вверх вздëрнулся. Надеваешь такие ботиночки, и всё – императрица. Мужики, складывайтесь в поленницу у ног, облачëнных в сие чудо.
И вот тут северостоличный климат и высокая мода вступили в прямой конфликт.
С одной стороны, шубка и высокие белоснежные ботиночки смотрятся максимально гармонично где-то в районе Дворцовой площади, а с другой – тридцатипятилетние колени, затянутые только в капрон (иначе зачем всë это нужно?), при минус 26, которые на берегах Невы хуже, чем 48 на Аляске, требуют немедленно закончить вакханалию.
Но когда петербуржца останавливали холод и влажность? Особенно, если хлебобулочные в доме закончились, а обновка требует выгула? До центра города вряд ли добежишь, но до магазина вполне себе. Тут, конечно, не Эрмитаж с Петрами и Меньшиковыми за ваши деньги, а дальний спальный район, но собрать урожай восхищённых взглядов тоже можно.
И Ниночка отправилась в путешествие за батоном. Идëт красивая, спинку тянет, шубка-солнышко на ветру колышется, щëки алые насквозь промерзают, губки трескаются, колени корочкой покрываются, зато ботинки прекрасны.
А поленница из сражённых неземной красотой мужчин не складывается. То есть совсем. И в целом улицы вымерли, будто апокалипсис наступил, и только несчастная девушка за стойкой Wildberries выжила, чтобы выдать ещё какой-нибудь петербурженке её великолепные ботиночки.
Потому что в 11 утра второго января ценители прекрасного спят в обнимку со своими конями где-то между подкисающей оливьешкой и печально тающим холодцом. И даже культурное место жительства тут не поможет – традиции чтить надо, а не в новых ботинках рассекать.
Предновогодняя Гала
Галина Петровна, щедрой красотой оперевшись о подоконник, меланхолично пересчитывала падающие за стеклом снежинки.
Одинокая бутылка шампанского исходила пузырьками, напоминая о временах, когда двадцатилетняя Галенька после очередной вечеринки чувствовала себя не усталой тëтей Галей из четвëртого подъезда, а, как минимум, неподражаемой Галой Сальвадоровной Дали (хоть и слегка разобранной на те самые пузырьки), гордо шествуя с подружками в следующий бар.
Часы пробили сорок шесть, но по-прежнему хотелось праздника и романтики, а путь борщей и рубашек, выбранный подругами, совершенно не прельщал. Тихое царапанье в дверь кошачьих коготков становилось не эфемерным, а вполне себе слышимым, и Галина Петровна не исключала, что в один из дней на диване красиво разляжется блондинистое пушистое существо, мяукая и олицетворяя собой белый флаг, выброшенный перед удручающими цифрами в паспорте.
Отхлебнув немаленький глоток прямо из бутылки и вяло зажевав его подсохшей долькой мандарина, Галина Петровна сфокусировала взгляд на молодом смуглом дворнике, задорно рассыпающем соль по путям следования редких на морозе путников.
Шампанское ударило в голову, сильные полуголые руки распахнули окно, и рвущуюся из шëлкового халатика грудь обожгло морозом.
– Молодой человек, а хотите бокальчик шампанского и сто килограммов сплошного счастья в придачу?
Дворник белозубо улыбнулся и, помахав рукой, продолжил дело ликвидации травмоопасных снежных завалов, оставшись в неведении, что только что прохлопал шанс всей своей жизни.
Галина Петровна захлопнула окно, допила остатки шампанского и прошествовала в царство кафеля, баночек и пузырьков с целью накрутить на бигуди остатки каштановой роскоши, как и подобает истинной королеве бухгалтерии.
До корпоративного разгула и падения Николая Михайловича в пучину разложенной на пузырьки Галы оставалось чуть меньше суток.
Кошачья луна
(одно предложение в 208 слов)
Огромная, похожая на перезрелую от жаркого и дождливого лета тыкву, луна висела так низко, что Василий, разлёгшийся на крыше старенького, старше седой Васиной хозяйки, деревенского домишки, раз в несколько тягучих минут приоткрывал жëлто-зелëный глаз и пытался лизнуть сочный лунный бок, надеясь – его вкус окажется сливочно-сырным, совсем таким же, как мягкие кусочки любимого лакомства, что хозяйка по праздникам выдавала коту в качестве редкого угощения (о, этот божественный козий сыр, сваренный из молока глупой Машки – той самой, что сожрала почти всю молодую и ещё зеленую капусту в огороде и получила от старушки поленом по белоснежной спине), но каждый раз обнаруживал, что это всего лишь луна, опустившаяся так низко, будто за миллионы и миллионы лет устала бесконечно плыть по небу, притягивая взгляды счастливых бесшабашных влюблëнных и отчаявшихся, опустившихся на самое дно страданий, самоубийц, устала от бесконечного одинокого волчьего воя, наполняющего ночные таëжные дебри, устала от песен русалок и плеска мерцающих серебром рек и захотела хотя бы ненадолго прилечь здесь, на этой крыше, между наполненным до самой верхней балки сухой травой сеновалом и вечно вздыхающим, блеющим, мычащим и хрюкающим хлевом, захотела отдохнуть, вдыхая ароматы воздушного сена и парного молока, ненадолго превратившись в ароматный сырный кругляк, светящийся, как уютный ночник, и слушая мерное мурчание Василия, свернувшегося клубочком возле еë тыквенно-оранжевого бока.
Про девичьи мечты и риелторское счастье
Изольда Генриховна была истинной роковухой со всеми сопутствующими прибабахами в виде чëрных чулочков в сеточку и платья с грандиозным волнующим декольте и не менее волнующим разрезом. Конечно, припрятанный за подвязку стилет тоже присутствовал, ибо честь у уважающей себя роковой леди всегда на первом месте.
Работала она, правда, скромным бухгалтером в небольшой риелторской фирме и целыми днями не отрывалась от запутанных и не всегда закономодобряемых документов. Но кто же мешает одинокой женщине вечером превращаться хоть в белокурую Жози, хоть в страстную Кармен, хоть в распутную Мессалину, если это не травмирует психику проживающего на той же жилплощади кота.
Кот Изольды Генриховны был существом закалëнным и подрагивал только от приближения пятницы, когда вся сущность хозяйки вырывалась на свободу и учиняла разнузданное и одинокое потребление мартини под «Will always love You» Уитни Хьюстон. В этом, следует честно заметить, тоже были свои плюсы, поскольку Василий на один вечер превращался в Василя и жрал исключительно французские паштеты по триста рублей за баночку.
А как раз была пятница. Ещё вовсе не старый пятидесятитрëхлетний кабальеро Виктор Петрович, по совместительству руководитель того самого агентства, где Изольда Генриховна уже с утра ощущала на губах фантомный вкус мартини, мечтая о собственном Профессионале, тоскливо прохаживался по кабинетам, сокрушаясь об отсутствии во вверенном ему коллективе прекрасных Мессалин.
Данный променад он совершал каждую пятницу, игнорируя только бухгалтерию, как самое бесперспективное в плане наличия потенциальных жози помещение.
И чëрт его понëс в этот раз к неизведанным берегам.
Вместе с дверью навстречу Виктору Петровичу распахнулся уже нездешний взгляд Изольды Генриховны, наполненный гордостью и одиночеством, приправленный предчувствием любимого алкоголя, в котором, словно божественная оливка, тонули зеленовато-коричневые звëзды бухгалтерских глаз.
Что тут скажешь. Василий жрал французские паштеты три дня подряд. Девичьи грëзы превращались в реальность. А счастливый кабальеро лично помог Уитни с самыми высокими нотами, чтобы доставить своей роковой даме ещё и культурное наслаждение.
В понедельник, правда, ни один бухгалтерский отчëт у Изольды Генриховны не сошëлся, но кого это волнует, когда под строгой юбкой ощущается плотно прижатый подвязкой к ножке стилет, а на пропитанных мартини и любовью губах мерцает улыбка Мессалины.
Птички на проводе
– Чик!
– Чик-чирик!
– Кот!
– Где?
– Вон! Идëт! Смотрит сюда!
– Бабкин?
– Нет! Тот жирный! Этот тощий! Опасность!
– Летим?
– Нет! Рано! Наблюдаем!
– Хорошо! Наблюдаем!
– Все наблюдаем!
– Наблюдаем!
– Долго наблюдать?
– До-о-олго наблюдать!
– Идëт к столбу!
– Столб надо чинить!
– Столб старый!
– Столб красный!
– Столб покосился!
– Кота выдержит?
– Кота выдержит!
– Опасность? Летим?
– Рано! Наблюдаем!
– Наблюдаем!
– Все наблюдаем!
– Лезет!
– Лезет!
– Быстро лезет!
– Голодный! Тощий! Бабкин бы не полез!
– Бабкин толстый!
– Бабкин сытый!
– Этот залезет!
– Столб рухнет!
– Столб старый!
– Наблюдаем!
– Все наблюдаем!
– Падает!
– Падает!
– Кот падает?
– Столб падает!
– Мы падаем!
– Уже не рано!
– Совсем не рано!
– Совсем во-время!
– Летим!
– Летим!
– Отлично летим!
– Новый провод!
– О! Провод!
– Отличный провод!
– Сели!
– Сидим!
– Наблюдаем!
– Все наблюдаем!
– Кот!
– Где?
– Чик-чирик!
– Чик!
Зарок
– Север это, конечно, прекрасно, при условии, что я нахожусь где-то на Средиземноморье, – Ниночка, манерно держа стаканчик с коктейлем и глядя, как чайки резвятся над бирюзовыми волнами, вещала в сторону новоприобретëнной подруги.
Катюша, верная, бледная жена моряка, соглашалась, с тоской думая об ушедшем в очередной рейс североморце и проклиная Арктику не абстрактно, а вполне себе конкретно.
– Вот знаешь, как бывает – несовместимость человека и климата. Это про меня. Я, Кать, в родной Москве снег плохо переношу – мне южные широты необходимы, чтобы пальмы, фрукты всякие, СПА. Так что в какую-нибудь Арктику, даже если заплатишь, не поеду!
Катя покорно кивнула. До возвращения мужа оставалось ещё полтора месяца и, в принципе, если бы заплатили, она была бы не против поплавать по северам. Не СПА, конечно, и фруктов на пальмах нет, зато при муже.
– Есть, я считаю, только один плюс – на рыбе можно неплохо похудеть, но ведь эту рыбу сначала надо у медведей с пингвинами отобрать!
Катя поняла, что в географии Ниночка не особо сильна, но, в целом, согласилась – муж, вернувшийся из плавания, от рыбы категорически отказывался.
– И мужчина мой никогда не поплывёт на север – я его просто не отпущу. Потому что на первом месте должна быть я, а не дурацкая романтика.
Катя вздохнула и подумала, что с любовью ничего не поделаешь – никуда не денешься от любви, даже если мужчина – моряк-полярник.
Через несколько дней подруги разъехались. Катюше муж привëз чудесных северных подарков и сказал, что увольняется со службы, потому что не может так долго без любимой жены жить.
А Ниночка влюбилась в московского богатого наследника какой-то корпорации и уплыла в свадебное путешествие в Арктику на паруснике. Не вернулись они оттуда – не то замëрзли, не то медведь белый загрыз. Папочка наследника целое расследование проводил, да только кто ж ему правду-то доложит?
А я так скажу – зарекалась даже за деньги, так и держи зарок. Вселенная всë слышит.
Бойтесь своих желаний
Наталья Петровна измождённо лежала на диване, глядя, как Василий катает по полу мандаринку. На кошачьем лице отражалась крайняя степень нелюбви ко всему, что имеет круглую форму и оранжевый цвет, но неведомая сила вновь и вновь заставляла пушистика брать короткий разбег и, лениво исполнив меланхоличный тыгыдык, напрыгивать на кругляшок.
Наталья Петровна вздохнула, почистила очередную мандаринку, поморщившись засунула еë в рот и залила сверху глотком шампанского.
Часы натикали уже половину одиннадцатого, мир в квартире замер, ожидая новогоднего чуда.
Ровно год назад, придя с весёлого, шумного корпоратива, рухнув на диван прямо в платье, очистив мандаринку, запивая еë шампанским и с умилением глядя, как Василий бешено гоняет по полу укатившийся кругляшок, Наталья Петровна под бой курантов подумала, как было бы хорошо провожать каждый день наступающего года вот так – с шампанским, мандаринами и котом. Чтобы никаких подруг, а тем более навязчивых мужиков, чтобы только она, гордо возлегающая на диване, и Василий с мандарининой в лапах.
С такими мыслями Наталья Петровна и уснула, улыбаясь вселенной, как учила еë очередной интернетовский коуч.
На этом жизнь и закончилась.
То есть сначала было даже забавно – ежедневные тихие зимние вечера с мандаринами и шампанским, чудесными путями появлявшимися в доме. Василий, радостно играющий перед хозяйкой. Вкус праздника и волшебства. А потом что-то сломалось.
Первым почуял неладное кот. Яркий оранжевый цвет начал раздражать, игра превратилась в обязательную программу, а всё круглое в доме стало врагом номер один.
Наталья Петровна к концу февраля осознала, что печень как будто немного увеличилась, а на ужин нестерпимо хочется мяса и компота, но в магазине рука тянулась к упаковке мандаринов, а бутылка брюта всегда находилась в холодильнике. Не говоря уже о том, что Василий, конечно, прекрасен, но хочется засыпать рядом с мужским телом хотя бы раз в неделю.
И вот сейчас всё должно было закончиться. Часы, будто икнув, переползли на полночь, на улице истошно заорала пьяная компания, мимо окна пролетел салют, а Наталья Петровна и Василий, зажмурившись, одновременно подумали: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть будут шумные компании, друзья, красивые мужики, мясо, салатики, приключения, глупости, но никаких мандаринов и шампанского!»
В дверь позвонили. Хозяйка одновременно с котом подлетели к двери и, распахнув портал в новый мир, обнаружили Деда Мороза. Лукавые молодые глаза смотрели весело и немного пьяно.
– Ждала, внученька?
– Ты даже не представляешь себе как, дедушка!
Про трезвость, нимф и счастье
А вот ещё история была.
Михалыч наш слыл главным выпивохой на деревне. Не буйным, но и огурцов в огороде под его шатающейся походкой полегло немало. Жена Михалыча, Николавна, крепко мужа по спине полотенцем охаживала, да всё без толку – как накушается окаянный, так, словно магнитом, тянет его по урожаю потоптаться.
А тут позвал его Петрович на рыбалку. Мол, тишина, природа, птички поют, рыбка клюëт, чекушечка в кармане булькает – лепота да и только. Сказано – сделано.
Чекушечкой, конечно, не обошлось. Да и до ухи дело не дошло. Петрович-то послабее был, через минут сорок лëг прикорнуть на бережку, а Михалыч, хоть и пошатываясь, но уверенно глаз от поплавка не отводил – на рыбалку, чай, пришли, значит, надо добычу супружнице предоставить.
Вдруг из-за кустов ивняка смех женский раздался. Звенит и звенит. И водичка плещется.
Михалыч встрепенулся, аккуратно установил удочку на рогатку и полез в заросли. Не подумайте, что из любопытства – исключительно ради помощи попавшим в беду дамам.
Выпутался из веток и обмер – девицы в одном исподнем купаются и хохочут. Стыд, срам и небогоугодное поведение. Михалыч-то последние лет тридцать в таком виде только Николавну видел, а тут чуть ума не лишился от форм да изгибов. Стоит, глазами хлопает, ртом воздух хватает.
Бесстыдницы его заметили, да пуще смеяться стали. А самая красивая ещё и пальчиком поманила – иди, мол, сюда, дедушка, вместе купаться будем, а то сами-то и утонуть, не ровëн час, можем без поддержки твоей! Михалыч и пошëл. Словно зачарованный.
Петрович потом рассказывал, что проснулся по зову организма, не увидел Михалыча и решил поискать пойти. Так и вовремя подоспел, чтобы друга, с глупой улыбкой лезущего в самое глубокое место, за шиворот на берег выволочь. И никаких голых баб вокруг того не наблюдалось.
С тех пор Михалыч пить и бросил. И к жене прикипел сильнее. Хотя иногда, конечно, грусть по изгибам да формам проскакивала в мутнеющем взгляде.
А Петрович, наоборот, на рыбалку зачастил – уж очень хотелось на голых баб посмотреть. Так и сгинул однажды. Зато, видимо, счастливым.
Про Маргариту и Мастера
Маргарита Петровна была королевских кровей. Как рассказывала ей бабушка, а той еë бабушка, кто-то из французских Карлов или Генрихов совратил прекрасную русскую крестьянку и лично приезжал из Парижу в Новосаратовку с целью облобызать чело незаконнорожденной принцессы.
Память о том, как русская крестьянка встретилась с французским королëм, и чем закончилась трагическая история сего гражданского мезальянса, история семьи не сохранила, ввиду незначительности фактов. А вот уверенность в том, что «я себя не на помойке нашла» и «ведь я этого достойна» передавались по женской линии бережно и неумолимо.
Маргарита Петровна была дамой начитанной, считала Купчино центром культурной столицы и спала, накрутив на волосы древние алюминиевые бигуди, поскольку королевская красота должна быть кучерява при любых обстоятельствах. Даже рыжего кота, приблудившегося с улицы, она назвала Василием не потому, что так принято, а потому, что «Царский».
И однажды какая-то падла подсунула ей книжку Булгакова. Ну и всё. Жизнь заиграла новыми красками. Тут ведь, во-первых, имя, а во-вторых, королевская кровь. Значит, надо готовиться.
Маргарита Петровна старательно скупала жëлтые цветы и ходила с ними по улице в поисках собственного Мастера. Долгими вечерами задумчиво разглядывала Василия, прикидывая, каково ему будет в чëрном оттенке. Раздевалась догола и перед зеркалом натирала себя антивозрастными кремами, а потом кружилась по квартире под ошалевшим взглядом кота, репетируя бал. Словом, уверенно продвигалась к мечте и идеалу.
А Степан Николаевич жил в доме напротив. Романов не писал, да и не читал особо, а вот в сантехническом смысле был истинным мастером.
И была у него привычка – вечером под рюмочку в окошко поглазеть. Вот и сел как-то в очередной раз. Глядь, а в доме напротив голая женщина по квартире порхает. У Степана Николаевича аж спиртик в горле комом застрял от вида этой стокилограммовой нимфы в бигуди. Форменная королева.
Так и повелось. Маргарита Петровна по вечерам обнажëнку выдаëт, а Степан Николаевич вздыхает меланхолично, грезя о королевских прелестях.
И вот уж не знаю, что случилось – то ли Василий от стресса решил самостоятельно себя жизни лишить, то ли Вселенная знаки начала подавать – только запрыгнул Васенька на батарею и как есть трубу отфигачил от чугунной гармони. Фонтан в потолок, голая Маргарита Петровна орëт и руками машет, кот на шкафу глаза таращит и спину гнëт – однозначный бардак.
Воздыхатель в доме напротив несколько секунд как в ступоре сидел, а потом понял – звëздный час настал. Ухватил рабочий чемоданчик и прямиком транспортировался к пострадавшей.
Через полчаса покорëнная Маргарита, накинув халатик, благодарно возлежала на груди спасителя, страстно и с придыханием повторяя: мой Мастер. А гордый сантехник, одной рукой прижимая к себе вожделенную королеву, другой лихо подкручивал мокрые усы.
У Василия с тех пор началась совсем другая жизнь – спокойная и без стрессов. Хозяйка по утрам вылезала из постели растрëпанная и счастливая, вся сантехника блестела и урчала от удовольствия, а вечерами, под рюмочку, обнявшись, в окошко глазели Маргарита и еë Мастер.
Потому что некоторым королевам всё же везëт встретить свою любовь.
О перипетиях любви
Тётя Жанна уже не один десяток лет нищенствовала на Семимостье возле Никольского собора. Местные подавали неохотно, а вот романтичные экскурсионные пары, периодически подъезжавшие целыми автобусами в поисках вечной любви, бросали в потрёпанную шляпку не только монеты, но и благородные бумажки, веря в силу благотворительности.
