#ленкины_сказочки. Проза поэта

#ленкины_сказочки

Проза поэта

Елена Юринова

Когда в начале книги есть эпиграф, кажется, что дальше будет что-то весомо-прекрасное.

А в данном случае это просто автору захотелось, чтобы так показалось.

Тем, кто читал, ругал и верил, спасибо.

Тем, кто вдохновлял и приносил чай, спасибо вдвойне (мама и муж, это вам).

Отдельное спасибо А.Д.Балабухе, который убедил, что прозу я тоже и могу, и должна.

© Елена Юринова, 2025

ISBN 978-5-0067-3164-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

#сказочки_о_разном

О счастье

Тата Карловна была женщина видная – с гусарской выправкой, томным характером и внушительным декольте. Эдакая Мэри Сью на максималках – с конями, избами и прочими полагающимися идеалу фишечками.

В полуночных девичьих грёзах она спасала мир, пила шампанское, ковырялась ложечкой в подтаявшем мороженом и демонстрировала умение так съесть вишенку, чтобы мужчина тут же забыл о невесте, жене и любовнице, вознося на пьедестал еë – единственно достойную Тату Карловну.

Собственно, наяву происходило примерно тоже самое, только шампанского было побольше, а пьедесталов поменьше.

Чувствовалась в этой женщине какая-то миссия. Что-то неуловимо фатальное для бракоразводной статистики в отдельно взятом регионе.

– А знаете, Миша, – тягуче выдыхала она лёгкий флёр Франции и чувственности в лицо очередному курьеру, – а, впрочем, конечно, не знаете, – с глубокой печалью захлёстывая неокрепший мозг юноши девятым валом груди, Тата Карловна удалялась в кухню, захлопнув обитую дерматином дверь движением упругих ягодиц.

Однажды вакханалия соблазна внезапно завершилась приходом электрика, чей окрепший мозг чётко понял, что вот эта конкретная мадам – его судьба, борщи и Же Тэм, о чëм предмет страсти тут же и уведомили. И замуж позвали.

Как мало надо женщине для счастья.

Про дожди и единорогов

Пётр Петрович был писателем. Творил он под псевдонимом Лана Лунная и имел сто тридцать два читателя на одном не самом известном, но очень дружелюбном сайте любителей грациозных единорогов, прекрасных эльфийских принцесс и бесстрашных простых смертных.

Из-под пера сего плодовитого автора вышло уже пять частей приключений волшебных путешественников, и ещё четыре просились на бумагу, дабы окончательно повергнуть мечами, луками, магией и, конечно, любовью, злое зло в лице самого чёрного-пречёрного злодея.

Пётр Петрович был абсолютно и категорически счастлив, пил по утрам апельсиновую матчу, гулял по Летнему саду, восхищался одной недоступной ему поэтической нимфой и искренне не понимал тех, кто считает Петербург мрачным и роковым.

А нимфа (в простонародье Леночка) гремела на околопоэтических тусовках, подписывала свои творения именем Родя со Столярного, ходила исключительно в чёрном оверсайз, сжимая в тонких пальцах стаканчик отвратительного кофе (поскольку хороший повышает настроение, а настоящему петербургскому поэту положено жить в вечной грусти) и верила, что её город – пристанище бедных маленьких людей.

Ну то есть полные противоположности. Конечно, не лёд и пламень, но волшебное воздушное облачко и нормальная такая грозовая туча – вполне.

Их встреча, естественно, не могла случиться. Но, как водится в Петербурге, случилась.

Петра Петровича занесло на открытую встречу весьма именитого издательства с конкретной целью – попытаться вручить недоступному в бренной жизни редактору блистательный самиздатовский пятитомник Ланы Лунной с приложенными к нему отзывами всех ста тридцати двух читателей. А нимфа Леночка на этом же вечере услаждала слух почтенной публики в качестве победителя номинации «Дожди в моей душе и в городе» конкурса, учреждённого этим же издателем.

Увидев объект своего обожания воочию, Пётр Петрович ошеломлённо замер. Грудь наполнилась нежным бризом с Серединного моря, в голове затрепетал тонкий звон крыльев фей, а у объекта обожания будто чуть удлинились ушки, выглядывая из-под тёмно-баклажановых прядей и выдавая в Леночке, как минимум, Ленодриэль.

Нимфа же, дыша духами и туманами, облачённая в драные джинсы и чёрную водолазку, уверенно поливала публику безысходными дождями стихов.

Любовь, как говорится, подкралась незаметно. Это ещё учёные установили, что радостные эмоционально фееричные персоны влюбляются, как правило, в мрачных особ, у которых всё чёрно-белое и непременно на мокром месте. Потому что таких дамочек хочется насильственно схватить, посадить на единорога и увезти в светлую даль к радугам на горизонте и уточкам в прудах.

Леночке, правда, такие прекрасные перспективы в голову не приходили – ей было максимально комфортно в звании истинной петербурженки, и никакие уши она отращивать не собиралась, о чём прямо и сказала в ответ на пылкие признания Петра Петровича.

Возможно, если бы встреча произошла в другом городе, то свет и радость накрыли бы этих двоих вопреки жестокому миру, вдохновив Лану Лунную на очередной опус, а Родю приведя к победе в номинации «Любовь двух гениев фатальна». Но встретились они в Петербурге, и всё случилось немного иначе.

Загрустивший от безответной любви Пётр Петрович, наконец, написал великолепный трагический роман, заслужив порицание ста тридцати двух читателей и одобрение критиков, сравнивших новый шедевр с лучшими произведениями Достоевского. А Леночка вышла замуж за рок-музыканта, который написал на её стихи много душераздирающе плохих песен, под которые девы плакали, сидя в белых носочках на широких подоконниках.

Потому что надо соответствовать своему городу, а не на единорогах скакать.

О власти над миром и ненадëжности друзей

В планах Анны Ивановны первым номером значился захват мира.

Дальше шли стратегические нюансы, призванные несколько ускорить желанный процесс, но, в принципе, не слишком обязательные, поскольку скорость приближения неизбежного – всего лишь приятная мелочь для уверенного управленца.

К своим семидесяти двум годам женщина выглядела опытно и потёрто, что, впрочем, по словам еë лечащего врача, было делом закономерным для возраста дожития, тем более в сыром и переменчивом климате Петербурга.

О маленькой тайне Анны Ивановны знали только две коллеги по лавочке – Екатерина Алексеевна и Елизавета Петровна. Причём первая крайне не одобряла поставленную цель, поскольку сама к ней стремилась, а вторая поддерживала, надеясь, что подруга не оставит верную соратницу, особенно в плане увеселений, кутежа и задорной растраты ценностей.

Жаль, что Елизавета Петровна оказалась женщиной ненадёжной, к обеду назначила себя императрицей и разболтала всë про подруг доктору.

– Бред величия, как я и предсказывал, – доктор улыбнулся Анне Ивановне, протянул стаканчик с таблеточками аминазинчика всем трëм подругам и отодвинул захват мира ещё на двадцать четыре часа.

Оно и к лучшему – дождь же пошëл, а какой захват мира под петербургским дождëм? Маета сплошная.

Шальная императрица

Наталья Петровна очень боялась летать, поэтому всегда садилась в самолёт пьяненькой.

То есть регистрацию проходила женщина максимально собранная и зажатая, а по трапу взлетала роковая красотка, готовая к приключениям.

Столь кардинальные изменения с Натальей Петровной производили неверие, что железо может летать, и отличная цена на маленькие разноцветные бутылочки из магазина Duty free.

Обычно к концу полëта даму ненавидели и бортпроводники, и пассажиры, а сама королева салона звездила, уверенная что не только неотразима, но и крайне искромётна в смысле юмора, уверенно шагая к внесению в чëрный список авиаперевозчиков.

В этот раз к терминалу регистрации рядом с Натальей Петровной семенил партнёр по бизнесу – милый японский человечек, не сводивший взгляда с неё – насмерть перепуганного, грезящего о привычном успокоительном, главного специалиста авторитетной в России IT компании.

Директор не приветствовал этот выбор, будучи в курсе маленькой слабости своего сотрудника, но против профессионализма не попрëшь. С Натальей Петровной провели доходчивую беседу о теории полëтов и вреде алкоголя, а так же отдельно о том, что японец не переживёт, если строгая айтишница превратится в шальную императрицу с той стремительной скоростью, которую развивала в этом вопросе Наталья Петровна.

Это была мука. Мир заволакивало туманом ужаса. В сумочке позвякивали маленькие бутылочки. Японец лопотал о сотрудничестве. Пьяненькая пассажирка из соседнего ряда вожделенно подмигивала японцу, забыв совесть и стыд и вызывая жгучую зависть у Натальи Петровны.

Когда шасси оторвались от взлётной полосы, профилактические предполётные беседы с директором потускнели, а потом и вовсе стёрлись из памяти, видимо, заблокированные перепадом давления и креном, который заложил самолёт, выходя на маршрут.

– Да пошло оно всё к такой-то матери! Не может железо летать! – простонал внутренний голос мученицы, и (как потом рассказывала Наталья Петровна) рука самостоятельно внедрилась в сумку, выхватила оттуда первый снаряд и на глазах изумлённого японца отточенным движением влила в ротик безвольной хозяйки первые пятьдесят граммов.

Когда следом внутри исчезло что-то зелëненькое, а потом ещё белое с пузырьками, настало время неспешной мини-бутылочки бордо. Страх начал отступать. Подмигивающая соседка недвусмысленными речевыми оборотами была направлена в небытие, после чего японец прочувствовал всю силу обжигающего страстью взгляда шальной императрицы.

Из компании Наталья Петровна уволилась удалëнно сразу после семинара – по причине подготовки к замужеству.

Поговаривают, что японец вынес свою императрицу из самолёта на руках, не смея противиться приказанию внезапно нахлынувших чувств. И сразу сделал предложение руки и сердца, ошеломлённый широтой и силой увиденного. Правда, на обратный самолёт невесту уже не пустил, дабы сокровище не перехватили.

Свадебное путешествие запланировали на шикарном океанском лайнере. В одном жених просчитался – Наталья Петровна была убеждена, что железо не может не только летать, но и плавать.

Главная роль

У Миши была конкретная роль – Миши в новогоднем чëсе районного ДК имени Клары Йозефины Цеткин.

В незамысловатом представлении именно Михаил, одетый в медвежью голову и тяжеленную жаркую шубу, выступал путеводителем всей новогодней шелупони: зайчиков, енотиков, капибар, направляя философскими мудростями сюжет и выводя таки лесной сброд прямо в объятия не совсем трезвого Деда Мороза и его не особо сексуальной Снегурочки.

1 января Миша проснулся в глубокой депрессии. Жизнь казалась блëклой и отвратительной на вкус. Два спектакля подряд стояли в афише, а сил не было даже на один.

Чувство долга боролось с чувством плохо. Зайцы, еноты и капибары (откуда в зимнем русском лесу взялись летние американские капибары?) взывали о помощи, понимая, что без самого главного героя пьесы не дойдут до заветной цели. Дед Мороз смахивал слëзы отчаяния в синтетическую бороду.

Физиология победила. Михаил набрал номер телефона режиссёра и слабым голосом сообщил, что ввиду обстоятельств непреодолимой силы, главный герой срочно требует замены.

– Болей, Миша, – бодро отозвалось из трубки, – обойдёмся без медведя. Главное – Дед Мороз со Снегурочкой живы и даже могут связывать слова, так что спектакль не сильно пострадает.

Тишина оконченного разговора прозвучала набатом.

Ошеломлённому премьеру показалось, что жизнь хрустнула раздавленной ёлочной игрушкой и разлетелась мелкой пылью на январском ветру.

Как можно обойтись без главного героя? Как? Не может же быть, что он не главный! Он, который ведëт всех этих бездарных животных сквозь сюжет!

«Каааапибара, капибара-капибара» закрутилась в затуманившейся голове дурацкая мелодия, и вместе с ней закрутился весь мир под магическое шествие по сцене этих неторопливых животных. Уже падая на диван, Миша успел увидеть, как капибар сменили еноты, задорно отплясывающие под «Педро-Педро», и свет погас.

Сколько Миша был в отключке неизвестно.

Придя в себя, он вновь осознал всю тщетность бытия, схватил со стола первую попавшуюся бутылку и сделал огромный глоток.

Волшебный абсент, часть которого яркой зеленью скользнула в героя, переливался в прозрачном стекле, нашёптывая планы восстановления справедливости. Блики праздника тонули в мерцании гирлянды и таяли на языке, возвращая силы и уверенность.

До спектакля оставалось чуть больше часа. Михаил решительно оделся и направил волшебно отравленное абсентом тело в направлении родного ДК.

Боже, как рукоплескал зал простому русскому медведю, который под влиянием эмоций и зелёного допинга творил на сцене чудеса. Миша танцевал с енотами, шагал между берёзами со стаей капибар, шалил с зайцами и даже подарил пьяненькому Деду Морозу личную белочку.

После праздничной феерии, сняв с себя за кулисами медвежью голову, мокрый но счастливый Михаил, торжествуя, задал режиссёру единственный животрепещущий вопрос:

– Кто главный герой?

– Дед Мороз, Миш.

– Но…

– Миш, мне пофиг, я так чувствую.

Второй спектакль прошёл без медведя. Надо сказать, сюжет сильно не пострадал. Главное – Дед Мороз и Снегурочка были живы и даже неплохо связывали слова.

Зато очевидцы рассказывали, что пахнущий полынью и другими травами человек в костюме медведя до самой ночи развлекал прохожих у городской ёлки, разучивая с детишками танцы разных милых животных и даже, сорвав с себя маску, поцеловал в губы симпатичную девушку, крикнувшую ему: «Миша, ты лучший!»

Эти двое потом поженились, потому что девушка разглядела в Михаиле главного героя своей жизни.

А вы говорите роль.

Про поцелуи

Сегодня я трогала сома. Африканского. В Ленинградской области.

Меня ещё предупредили, что целовать его не нужно, даже если очень хочется получить принца и укатить с ним на жаркий континент с целью заделаться королевой банановых плантаций, золотых приисков и прочих прекрасных девичьих хотелок. Потому что при виде женских губ у этих полутораметровых красавцев возникают не эротические желания, а чувство голода с соответствующим захватом добычи.

Рассказали даже про туриста, который пренебрëг советами ради красивого фото и, сжав рыбу в объятиях, изобразил нежную любовь и губы трубочкой, мгновенно поимев ответный жаркий поцелуй с разрывом губы, кровищей и, в дальнейшем, наложением трëх швов.

Я швы не хотела. Тем более, что сом смотрел недобро, шевелил всеми восемью усами и всячески выражал своë недовольство моим присутствием.

Мораль. Не надо целовать всё, что с усами. Даже если очень хочется. Потому что потом могут получиться швы и шрамы. И не только на губах.

Хотя если есть шанс стать африканской принцессой, наверное, всë же стоит попробовать.

Проклятье

Василиса сидела за грубо сколоченным столом, подперев щеку ладошкой и не мигая глядя на мерцающую свечу. В отблесках пламени запотевшее окно казалось мутным глазом огромного змея, сторожащего избушку.

Дождь не переставал. Он то отчаянно бил по шкуре болота, безжалостно разбивая вонючие пузыри, то превращался в почти неощутимую водяную пыль, обволакивая всё живое и мëртвое, оседая на каждом открытом миллиметре, прилипая к коже и напитывая шкуры измождённых тощих волков и рысей, изредка мелькавших среди сгнивших берёз, где вязкая жидкость ещё не окончательно захватила остатки твёрдой земли.

Баба Яга по-хозяйски наполняла огромные глиняные кружки отваром, моментально пропитывавшим комнату пряным ароматом вина и трав.

– Ненавижу дождь, – Василиса придвинула к себе кружку, понюхала содержимое и осторожно отхлебнула варево.

– Дык а кто виноват-то? – Баба Яга присела на соседнюю табуретку, сделала огромный глоток из своей посудины и заскрипела от удовольствия. – И проклятье-то на тебе ерундовое: выйдешь замуж и закончится дождь, нормальная человеческая погода установится. Делов-то? А ты сидишь в девках уже тридцать лет, всех женихов разогнала, все не по тебе, а страна в болото погружается. Даже у избушки моей курьи ножки зябнуть начали. Кащея ревматизм скрутил. Тьфу.

– Да где жениха-то взять? Мне не положено за первого встречного. Сначала подвиг, – Василиса отодвинула от себя кружку и снова, подперев щеку, уставилась в мокрое окно.

Баба Яга критически разглядывала красавицу. Чëрная коса тяжëлой змей сползала по тощей спине, закручиваясь на полу угрожающей спиралью. Красный сарафан, плотно обхватив сухую фигуру, подолом подметал брошенный на струганный пол цветастый половик. Наметившиеся морщинки возле плотно сжатых тонких губ выдавали натуру угрюмую. И даже светло-серые, почти прозрачные глаза не исправляли ситуацию, тускло поблескивая из-под насупленных бровей.

«Да тебе и без подвига жениха не найти, хоть колдуй, хоть не колдуй,» —подумала ведьма и тяжело вздохнула.

– Будет тебе подвиг. Кащеюшка какого-то бедолагу нашёл. На коне, с мечом, всё как полагается. Сейчас он ему поддастся, а потом сразу дорогу сюда укажет, чтобы тебя от моего плена освободить. Я, понятно, в ужасе сама сдамся, так что шанс увидеть солнце у нас есть.

– Бедолага-то хоть на лицо не сильно страшен?

– А кто ж их под шлемами разберёт? Да и тебе какая разница, чай не восемнадцать лет, чтобы привередничать, навыбиралась уже. Конь есть, меч есть, подвиг есть. Дай царству своему нормально пожить.

Избушка чуть накренилась, разминая затёкшие ножки, и повернулась к лесу задом, к гостю передом. Дверь тихо скрипнула, и на пороге, позвякивая старинными доспехами и постукивая костями, появился Кащей Бессмертный, неся на плече груду помятых железок. В железках, как спица в стакане, болталось безвольное тело.

– Ирод, ты что с женихом нашим сделал? – всполошилась Баба Яга. – Девка вон уже вся в замуж готовая сидит, а у нас тут вместо героя кто-то красненьким истекает и пол мне пачкает!

– Я? Я сделал? Да он только в своих железках с дождя зашёл, как поскользнулся, грохнулся на пол и сам себя мечом почикал. Вот, спасать принёс самоубивца. Лечи, Яга! Нам солнце требуется, ревматизм замучил.

– Никакого солнца! – Василиса возмущённо вскочила из-за стола. —Подвига-то нету!

– Как это нету? – засуетилась баба. – Где это видано, чтоб герой заставил его спасать Кащея Бессмертного да Ягу? Не было такого ни разу! Форменный подвиг и прецедент! Сейчас кровищу соберём, в чувство жениха приведём и сразу жениться пойдём!

– Да я лучше в болоте утоплюсь, чем за такого убогого пойду!

В это время потенциальный жених, сбрызнутый мëртвой, живой да на любовь заговорённой водами приоткрыл глаза, увидел Бабу Ягу и сразу случайно влюбился без памяти.

– Кто это, – говорит, – такая прекрасная, мудрая, опытная женщина самых плодородных годов? Желаю немедленно жениться и жить долго и счастливо!

Ну тут, понятно, случился шок. Кащей стоит, хохочет, Баба Яга от смущения нежным румянцем покрылась и похорошела вся, а Василиса в обиде и злости выбежала из избушки, да в болоте и сгинула. И проклятье вместе с ней рассеялось, и дождь закончился, и солнышко вышло, и волки с рысями обнялись.

А Баба Яга теперь счастливую замужнюю жизнь ведëт, и у избушки ножки не зябнут, и ревматизм Кащеев прошёл.

Потому что всего один человек может целому царству жизнь испортить. Особенно привередливый сильно.

Синий экран смерти

Компьютер протяжно пискнул, и на экране монитора символом разбитых надежд повис синий экран смерти. В цифровую бездну улетели годовой отчёт и планы на бутылочку чего-нибудь холодного и не слишком полезного. Синева монитора призывала взмыть на самолёте в солнечное небо, и, приземлившись прямо в морской прибой, смыть стресс глотком прекрасного Блю Кюрасао.

Николай Петрович медленно встал и, не обращая внимания на удивлённые взгляды коллег, вышел из кабинета.

Город цвëл, заманивая в парки, кино и маленькие кафешки.

Нерешительно помявшись на месте, мужчина, наконец, повернул направо и двинулся в сторону реки, минуя тенистые лавочки, хорошеньких женщин и магазинчики с ледяными напитками.

Аккуратно сняв и сложив в траву ботинки, носки, брюки, рубашку и галстук, беглец, тихонько повизгивая, вошёл в не особенно чистую воду, присел, ухнув от жидкого холода и, толкнув илистое дно, поплыл. Так хорошо ему не было с самого детства. Он нырял, подпрыгивал, изображал кита и тюленя, всплывал вогнутым животом вверх и покачивался поплавком, выставив на всеобщий обзор тощую спину с пересекающим еë хребтом позвоночника.

Через десять минут Николай Петрович выбрался на берег, встряхнулся, с трудом натянул на мокрое тело деловой костюм и двинулся в обратном направлении.

В кабинет он вошёл мечтательно улыбаясь. Уже отремонтированный компьютер, демонстрируя зелëные долины заставки, заговорщицки мерцал, намекая на поле для гольфа и рюмочку обжигающего абсента.

«Это завтра», – подумал Николай Петрович и нырнул в годовой отчёт с тем же азартом, с каким полчаса назад плескался в реке.

Банкет

Екатерина, Света, Маша и Танечка в трусах и перьях стояли посреди сцены.

Банкет шумел и выплёскивался за стены зала на перекур. Уже успело несколько раз попасть в ноты девичье вокальное трио, фокусник распилил жену юбиляра и под недовольный свист именинника сложил еë же в единое целое, а дрессировщик с собачками сорвал овации, потому что самый мелкий и неприятный пудель в профиль удивительно напоминал тëщу виновника торжества и так же противно гавкал.

Девочки назывались эффектно и по-английски: «Passion in motion», при этом танцевали и русское народное, и вычурно-салонное, и задорно рок-н-ролльное. Сейчас трусы и перья символизировали бразильский карнавал, на который всю жизнь мечтал попасть Иван Петрович (он же заказчик и главное лицо банкета), мол, вот тебе, дорогой наш человек, получи – четыре прекрасные танцовщицы самбы готовы ради тебя исполнить за деньги лёгкий недостриптиз с ритмичным потряхиванием грудью и ягодицами. Формы квартета, конечно, несколько не дотягивали до оригинала, но и здесь было, что рассмотреть опытному взгляду.

«Passion in motion» стояли в трудных позах, сверкая улыбками и соблазнительно покачивая перьями.

А музыка не начиналась.

Танечка, не стирая с лица улыбку, тихонько пропела так, чтобы еë услышали только сëстры по несчастью:

– Если Сашка сейчас не запустит фонограмму, я разогнусь, пойду в рубку, всуну ему в задницу эти долбаные перья, а потом включу музыку и заставлю самого танцевать.

– Это не выход, – вступила в разговор Екатерина. – К тому же мы не знаем, что случилось. Возможно, у Александра технические проблемы. Наше дело красиво стоять, пока всё не решится.

– А вы знаете, что этот Иван Петрович с криминалом связан? Нам кранты, – Машина улыбка напоминала гримасу боли. – А я говорила, что не надо соглашаться здесь выступать – за такие деньги одним ягодичным подтряхом не обойдёшься.

Света, всë так же ослепительно улыбаясь, сдвинулась с места, вышла на край сцены и кокетливо обратилась в зал:

– А перед тем как начнётся музыка, я предлагаю всем дамам почувствовать себя горячими бразильянками и выучить несколько несложных танцевальных движений! Мужчины, можете присоединяться! Девочки, помогайте!

Под счёт раз-два-три-четыре изящный танцевальный квартет задвигал бёдрами, наблюдая, как горячо и страстно вместе с ним задвигались в такт ещё десяток пышнотелых мадам, обвешанных бриллиантами и лишними килограммами.

Танечка безуспешно пыталась сдержать истерический хохот, Екатерина с одухотворённым лицом старательно отрабатывала «восьмёрку» с недопиленной ранее супругой юбиляра, Маша, постоянно сбиваясь с такта, прощалась и с гонораром, и с жизнью, а Света управляла всей этой бразильской, прости хосподи, вакханалией.

Вдруг грянула музыка, девочки выдохнули и быстро встроились в привычный рисунок.

Квартет с таким непередаваемым облегчением выводил привычные па, что даже курильщики потянулись в зал с улицы, чтобы самолично лицезреть феерию самбы.

Не до конца удовлетворённым остался только сам юбиляр, который, оказывается, мечтал карнавал не посмотреть, а потрогать собственными потными ладошками. Но здесь вовремя вмешался продюсер, отговорив Танечку от непоправимого засовывания перьев уже не в Сашкин, а в иванпетровичевый зад.

Трудная работа у артистов. Нервная. Здесь нужен особенный темперамент. И продюсер, конечно.

Про любовь и берëзоньки

Наталья сидела на кочке, подложив под попу несколько еловых веток, срубленных с соседнего чахлого деревца. Боевой топорик, конечно, жаль тупить о подобную ерунду, но и сарафан портить болотным мхом – та ещё радость, а Иван опаздывал.