Звезда под странной луной

Вальдон сразу же устремил взгляд на ее волосы: теперь у них был неприятно яркий медный цвет, рекомендованный парижским парикмахером. Он прикоснулся к одной прядке, так быстро шагнув вперед, что Джемма сделала шаг назад. Однако он не отпустил прядку и дернул выбившийся локон, приподняв его.

– Вот. Теперь идеально, – сказал он. – Анри сделал великолепную работу. Я так и знал.

Удивленная Джемма потерла зудящую кожу на голове.

– Киногеничный оттенок, – согласилась с ним Манон, но сложила руки жестом, который показывал, что это не комплимент.

Глаза Манон Вальдон буравили ее насквозь. На ее месте Джемма чувствовала бы то же самое, поэтому она понимала враждебность этой женщины. Она чувствовала себя пешкой между супругами.

– Должно быть, вы та американка, о которой я так много слышал, – раздался за ее спиной голос с сильным итальянским акцентом. Джемма обернулась и увидела актера Лорена Маранца, он стоял в дверях и мерил ее взглядом с головы до ног, но в его взгляде не было никакой сексуальности. Так же пристально он мог бы рассматривать стул. – Вы великолепны, дорогая. Согласен насчет ее волос, Тьерри.

Живя и работая в Голливуде, Джемма узнала, что есть два типа актеров. Первые меньше, чем на экране, как ростом, так и харизмой. Это были тихие актеры, которые шокировали людей тем, что выглядели «такими непохожими» в жизни, потому что, подобно волшебникам, они каким-то чудом заставляли камеру себя увеличивать. Это были хамелеоны, которые умели скользить в роль и из роли. Вторым типом актеров были те, кто овладевал всеми присутствующими в ту же минуту, когда они выходили на съемочную площадку, будто они родились для того, чтобы появиться в этом фильме, и не давали камере права голоса в процессе. Притяжение этих актеров было почти заразительным – они были крупнее любой роли, фильма или студии. Лорен Маранц явно принадлежал ко второй категории. Он грозил затмить собой любого на экране – или в этой комнате.

Довольно быстро он переключил внимание на другой конец гостиной, куда только что вошла Дафна Дюрас, длинноногая блондинка-актриса из Бельгии.

– Лорен. – Она застенчиво улыбнулась ему.

Он почти торжественно прошествовал по комнате ей навстречу, она протянула ему руку, и он ее поцеловал. Дафна Дюрас была почти на голову выше Лорена Маранца, и они даже не были родом из одной страны, поэтому выбор исполнителей выглядел странным, принимая во внимание то, что два их персонажа, Роман и Авриль, должны быть близнецами. Лорен быстро заговорил на безупречном французском языке, и Джемма видела, как он входит в свою роль.

– Они старые друзья, – заметил Вальдон.

– Хотите выпить?– Манон встала и пошла к покрытому затейливой резьбой бару в углу. При движении ее шелковое платье до полу от Пуччи[21] развевалось у нее за спиной, словно наряд Лои Фуллер[22]. Стало ясно, что под ним у нее нет бюстгальтера, и платье, довольно прозрачное, оставляло мало простора для воображения.

– Вы мне очень понравились в «Весеннем полете», – сказал Мик, подходя к ней.

– Мерси, – ответила женщина и кивнула с притворной скромностью. – Можно предложить вам выпить?

– Мне бы хотелось попробовать одно из вин долины Луары, о которых я так много слышал.

– Нет, – резко махнула рукой Манон; она держала спину очень прямо, как танцовщица.

– Сегодняшнее вино – одно из любимых Манон вин из долины Роны, – рассмеялся Вальдон. – Район Лангедок.

Лорен и Дафна, увлеченные беседой об отпуске в Сен-Тропе, ничего вокруг не замечали.

Тьерри присоединился к Манон у бара и наливал вино из открытой бутылки в два бокала. Вино имело почти черный цвет с легким намеком на красный оттенок, когда перетекало в бокал, как самые красивые гранаты. Он вручил довольно тяжелый бокал Мику, а затем направился к Джемме.

– Ты снова останавливалась в «Отель-де-Пари»? – Вальдон резко повысил голос, силясь прервать разговор между Дафной и Лореном.

– Нет, – нахмурилась Дафна. – В гостинице «Библос».

На Лорена это произвело впечатление.

– Я был дома, во Флоренции, готовил пасту вместе с мамой, пока она плавала вместе с Аленом Делоном и Бардо.

Тьерри вручил Джемме ее бокал с вином. До последних нескольких недель в Латинском квартале она никогда не была особенной любительницей вина, всегда предпочитала джин с тоником, ей нравился бодрящий, более простой вкус холодного коктейля. Отпив глоток, она обнаружила, что вино терпкое, не такое, как она предпочитала, но, немного подержав его во рту, она ощутила некий привкус. Если бы она могла его описать, назвала бы его насыщенным, похожим на дым.

Будто читая ее мысли, Тьерри Вальдон рассмеялся.

– Вам оно не нравится?

Джемма огляделась и увидела, что остальные гости с удовольствием пьют маленькими глотками вино из своих бокалов.

– О, – произнесла она, нервно улыбаясь и чувствуя себя деревенщиной. – Я считаю его чудесным.

Он сжал кулак.

– В этом бокале – земля самой Франции… ее почва… ее дождь. Теруар.

– Мой муж имеет в виду вот что, – перебила его Манон с глубоким вздохом, словно она часто вынуждена была это делать. – В отличие от здешнего вина, вина центральной Франции, где воздух прохладнее, а известняк придает вину долины Луары этот травянистый, терпкий вкус с привкусом мела, – она подняла бокал за ножку, – это вино пришло с юга Франции, где виноград собирают на пике зрелости под теплым солнцем. Элементы, уникальные для той почвы и окружающей среды, отражаются на вкусе вина. Мы называем это «теруар».

Она произнесла последнее слово c сексуальной хрипотцой – и с оттенком снисходительности. Манон отпила вина и подержала его во рту перед тем, как проглотить, и широкая улыбка раздвинула ее губы. Потом она поставила бокал назад на барную стойку и пригладила низкий пучок волос на голове. Ни один волосок не выбился из шиньона. Джемма чувствовала себя неискушенной американкой рядом с этой женщиной. И в этом было все дело. Если бы Манон играла роль Жизель Дюма, Джемма сомневалась, что Тьерри заставил бы ее выкрасить эти золотые прядки в яркий медный цвет, как волосы на ее собственной голове.

– При всем уважении, друзья мои, – сказал Лорен, которого, кажется, несколько обидела лекция о вине, – я предпочитаю теруар кьянти и мой любимый брунелло.

– Каждому свое, – ответил Вальдон и от души хлопнул Лорена по спине. – Как всегда, моя жена права. Сегодня вечером, Лорен, я буду вынужден заставить тебя пить лучшее вино нашего скромного региона Лангедок. – Он отпил из бокала и встретился взглядом с Джеммой. – Это вино тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Дождливого года, по-моему.

Манон покачала головой.

– Нет? – Он застенчиво улыбнулся.

– Нет, – сказала Манон с грустной улыбкой. – Это был идеально усредненный год, не слишком дождливый и не слишком засушливый. У нас действительно есть кьянти тысяча девятьсот шестьдесят первого года, которое я откупорю только для вас, Лорен.

– Буду ждать с нетерпением. – Лорен поднял свой бокал.

Роберт открыл двери столовой и объявил, что обед подан. Группа прошла через фойе в столовую. Большой стол был рассчитан на двенадцать персон. Два красивых букета лаванды стояли в центре между свечами, и весь стол заливал их свет. Тьерри и Манон заняли свои места на противоположных концах стола, Мик и Дафна сидели по одну сторону, Джемма и Лорен по другую.

– Как я понял, вы жили в Латинском квартале во время волнений? – Тьери задал этот вопрос Джемме, садясь на свое место.

– Не может быть! – Дафна изумленно раскрыла глаза.

Мик покачал головой.

– Я пытался переселить ее в «Риц», но она не захотела тронуться с места.

Джемма быстро взглянула на Мика. Он ни разу не позвонил ей, чтобы узнать, как она, или переселить ее в другое место – и уж, конечно, не в «Риц», – да она бы и не поехала никуда. На самом деле она была рада, что жила в гостинице вместе с Иветтой и Бетт, когда их ранило, и подумала мельком, какой поворот судьбы ждал бы их, если бы ее там не было.

– На что это было похоже? – В первый раз Манон проявила какой-то интерес к Джемме, ее лицо при свечах было как лицо человека, увлеченного гаданием на картах Таро.

– На ад, – ответила Джемма, сама удивляясь словам, вылетевшим из ее рта. Она не рассказывала о том, что видела. – Ночью били стекла, а люди вопили, кричали и пели. Стрельба доносилась до самого рассвета; я не могла понять, кто стреляет, протестующие или полицейские. На следующее утро мы все пошли смотреть на разрушения прошлой ночи, как группа зевак. Я не пережила войну, но представляю себе, на что она была похожа. Огромные кучи мусора, сожженные автомобили усеяли улицы, пустые рынки… женщины в панике. – Пока она описывала обстановку в Париже, она видела, как бледнело лицо Тьерри, как он сжимал челюсти. Джемма обнаружила, что не в состоянии говорить об одной детали: как она увидела Иветту, лежащую на полу в то утро. Эта личная подробность принадлежала только ей.

– Де Голль сбежал из страны на день, – сказала Дафна. – Вы можете в это поверить? К счастью, мы были в Сен-Тропе. Там было не так плохо, только несколько служащих гостиницы устроили протест.

– Мы тоже об этом узнали, – сказала Манон.

– Кажется, все наладилось, – сказал Лорен. – У нас в Валь-Гилья тоже была битва в марте. В воздухе чувствуется недовольство.

Словно по сигналу, двери кухни распахнулись, слуги в смокингах внесли блюда под колпаками и бесшумно поставили их на стол. Это так отличалось от скудных кусочков хлеба с сыром, которые Джемма с трудом доставала в Париже, и ей с трудом верилось, что она находится в той же стране. Слуги одновременно сняли серебряные колпаки, и под ними оказались зеленые чаши с весенним овощным рагу с артишоками, весенним луком, горошком и панчетта[23] с петрушкой и мятой.

– Этот дом великолепен, – сказал Мик, поддерживая светскую беседу.

– У него довольно мрачная история. – Тьерри жевал свою еду, его глаза вспыхнули от предвкушения.

– Обязательно об этом говорить? – Манон теребила салфетку.

– Водитель что-то рассказывал об этом, правда, Джемма?

– Да, – ответила Джемма, гадая, такой ли у супа великолепный вкус, как его вид. – Что-то насчет умершего здесь художника.

– Пожалуйста, расскажите нам эту историю, – попросила Дафна. – Она вдохновила вас на создание «Странной луны»?

Тьерри начал свой рассказ, словно легенду о призраках, тени от огоньков свечей плясали на его лице.

– До революции этот дом принадлежал богатой семье, занимавшейся сельским хозяйством, его построили, чтобы быть ближе ко двору. Старшему брату принадлежала земля, а младший брат был художником-любителем.

– Я бы не назвала его любителем, – фыркнула Манон. – Валери Арно был известным портретистом своего времени.

Тьерри подождал, пока она закончит, и немного помолчал, чтобы дать ей понять, что он не согласен с ее оценкой славы художника, потом продолжил:

– Ходили слухи, что они поссорились из-за женщины и перестреляли друг друга на дуэли, но женщина успела заслонить собой своего возлюбленного и первая приняла пулю. Все трое скончались прямо на нашем газоне вон там. – Он махнул рукой в сторону террасы.

– Это выдуманная история, – сказала Манон, бросив быстрый взгляд на мужа. – Мой супруг любит ее приукрашивать. Не обращайте на него внимания.

Тьерри пожал плечами.

– Говорят, что в доме водятся привидения, что по ночам можно услышать крики женщины и выстрелы.

При этих словах Джемма подняла глаза.

– Выстрелы?

– Только не в новом крыле. – Он улыбнулся и отмахнулся рукой. – Вы все в безопасности.

Внезапно произошло нечто, словно сам замок Веренсон почувствовал необходимость сказать свое веское слово об этой истории. Двери на террасу с грохотом затряслись на петлях и распахнулись, порыв ветра пронесся по столовой, гася свечи и расшвыривая по столу салфетки. Джемма вскочила с места, сердце у нее неровно забилось от ужаса. Слуги бросились закрывать двери и поворачивать ручки запоров. Один из них вскрикнул и убежал обратно в кухню вместе с подносом.

Лорен, сидевший ближе всех к дверям, вскочил с места, чтобы помочь старшему слуге задвинуть засов на двери, к нему присоединился Мик с другого конца стола.

Джемма прижала руку к груди, пытаясь унять сильно бьющееся сердце. Она встретилась взглядом с Манон Вальдон и увидела, что женщина испугана не меньше, она царапала ногтями свои обнаженные руки, налет показного спокойствия всего на секунду испарился.

– Ради бога, что это было?

Манон энергично затрясла головой.

– Я не знаю.

– Ветер из долины, – ответил Тьерри Вальдон. – Он часто бывает в июне.

– Ничего подобного, – резко возразила Манон.

– Ничего себе ветер из долины, – заметил Мик, возвращаясь на свое место.

Потрясенные слуги вернулись к прерванной трапезе, но все они были на грани нервного срыва, подавая следующее блюдо – форель в белом масляном соусе, посыпанную жареным миндалем, со щедрой порцией спаржи. У одного слуги тряслась рука, когда он наливал на тарелку соус. Несмотря на великолепно накрытый стол перед Джеммой, она не отрывала глаз от двери, полная страха.

– Спаржа из сада Манон, – сказал Тьерри, подмигнув жене; он старался вести беседу дальше.

– Надеюсь, никто там не погиб, – заметил Мик с принужденным смехом. – Хватит и поврежденной живой изгороди… не уверен, что ваши двери выдержали бы более сильный напор.

При этих словах все рассмеялись несколько натянуто. Ножи скрипели о тарелки, пока Роберт заново зажигал свечи.

Лилось вино, а тарелки пустели, пока все шестеро вели легкую беседу на нескольких языках о книге Жан-Поля Сартра «Слова», последнем фильме Трюффо и о знаменитостях вроде Джейн Биркин, которая проводит отпуск в Сен-Тропе. Лорен и Дафна работали вместе с Манон в нескольких фильмах, и Джемма поняла, что мадам Вальдон отобрала большинство актеров на роли в этом фильме, в том числе Пьера Ланвена, за единственным исключением актрисы на главную роль.

– Итак, Джемма, – сказал Тьерри, разрезая свою форель. – Хватит светских разговоров. Что вы думаете о сценарии?

– У вас есть сценарий? – Лорен удивленно поднял брови.

– Тихо, – с игривой улыбкой бросил Тьерри итальянцу.

– Тьерри каждое утро выдает нам наши страницы, – продолжал Лорен. – Никогда полный сценарий.

– Ты такой артист, Лорен, тебе они раньше не нужны, – поддразнила его Дафна.

Джемма посмотрела ему в глаза. Хотя они встречались только один раз, ей показалось, что он похудел с тех пор. У него вытянулось лицо, под глазами появились темные круги, раньше их скрывал загар. Она поднесла к губам салфетку, а все смотрели на нее в ожидании. Она не принадлежит к узкому кругу этих людей, поэтому ей нужно быть осторожной.

– Мне он понравился, – сказала она и снова принялась резать свою спаржу, внимательно глядя в тарелку.

– Он не домашнее животное. – Вальдон медленно жевал, на его губах появилась скупая улыбка.

Услышав это, Манон прочистила голос, привлекая к себе общее внимание.

– Мой муж никому не показывает свой сценарий заранее, так что он оказал вам большую честь, поделившись им с вами, Джемма. Они с Полем Жермейном, главным сценаристом, долго бились над ним. Ты был очень доволен вторым вариантом, правда, дорогой?

– Нет, – ответил он спокойно, но резко, словно продолжая старый спор с ней. – Я еще никогда не был доволен сценарием. Тебе это известно. – Он заговорил быстрее, казалось, он резко меняет тему разговора, что заставило Манон выпрямиться на своем кресле. – Вам всем было известно, что я презираю театр?

Сбитые с толку гости переглянулись, удивляясь, каким образом беседа коснулась театра, о котором только что никто не упоминал.

– Нет, – ответил Лорен. – Это неожиданно, учитывая то, что твоя жена все еще одна из гранд-дам сцены.

– Я совершенно не понимаю, как вы, актеры, играете в театре, – продолжал он, презрительно фыркнув. – Я хочу сказать, что Манон много лет произносила одни и те же реплики по сценарию вечер за вечером, будто домашний попугай.

При этих словах Манон стала вертеть в пальцах ножку бокала с вином, ее улыбка исчезла. У остальных гостей челюсти отвисли, так удивила их намеренная жестокость его слов.

– Иногда даже дважды в день, – продолжал он. – Это все равно что ездить на работу изо дня в день одним и тем же автобусом, словно ты банкир. – Он описал головой круг, как бы иллюстрируя это. – Через какое-то время ты уже не слышишь слов, не так ли? Только монотонное повторение одних и тех же фраз. Это мастурбация, правда, – произнес он резким, покровительственным тоном.

– Ты заряжаешься энергией от зрителей, любимый, – сказала Манон, подавившись последним словом, а выражение ее лица стало жестким.

Тьерри ударил кулаком по столу.

– Я обожаю кино, потому что можно взять сценарий и дать актеру одну страницу прямо перед сценой – и получить нечто живое и настоящее. Вот что такое «новая волна». Не эта многократно отрепетированная, стилизованная чепуха. Но я действительно поделился с вами моей идеей, мадемуазель Тернер, поэтому теперь вы мне скажите… – Он повернулся к Джемме, уставился на нее в упор, а его голос поднялся до крика: – Что вы думаете о тех предварительных набросках, которые я вам прислал?

Услышав заявление Вальдона о превосходстве кино, Джемма почувствовала, что не может удержаться от смеха, и громко фыркнула. Раньше она относилась к Тьерри Вальдону с огромным уважением, но, несмотря на всё его самомнение, его сценарий – или предварительные наброски, как он их называл, – был просто ужасным. Если бы Лорену Маранцу давали больше двух страниц в день, он бы сбежал обратно во Флоренцию. Она тут же поспешно прикрыла ладонью рот, но фыркнула еще раз.

Теперь, после вырвавшегося у Джеммы смеха, все за столом сидели на краешках стульев.

– Джемма? – Мик нервно рассмеялся. – С тобой все в порядке?

– Прошу прощения, – ответила Джемма, прижимая ладонь ко рту, чтобы заставить себя прекратить смеяться. Она отмахнулась от Мика. – Я думала о чем-то другом. – Сжимая вилку и нож так, что побелели костяшки пальцев, она смотрела в тарелку и пыталась сформулировать ответ. Провалится ли фильм в прокате, или ее уволят, в любом случае это ее последний шанс сделать хоть какую-то карьеру, поэтому у нее нет хорошего ответа. Неужели тот Вальдон, с которым она встречалась на ланче в Париже, был иллюзией? Неужели ей так отчаянно хотелось уйти от Чарли, что она превратила этого человека в киношного героя? В Кокто? Сейчас это сравнение казалось смехотворным. Оглядывая стол, она понимала, что каждый из актеров пострадает, если она не выскажется.

– Мне очень жаль, – произнесла Джемма. – Я чувствую, что персонаж Жизель слишком уж знаком, слишком банален.

Он подался к ней, будто прикидывал, примеривался, как бы ее проглотить, и краем глаза она увидела, как Лорен и Дафна с тревогой переглянулись.

– Не хотите ли вы сказать, что я снимаю один из хаммеровских фильмов, мадемуазель Тернер? – спросил он.

– Вовсе нет, – ответила она, стараясь найти хотя бы намек на возникшую между ними на ланче в Париже общность взглядов. Ее мнение по этому вопросу было очень определенным. Ему повезет, если он снимет один из хаммеровских фильмов, но ей надо ступать очень осторожно. – Я понимаю, что вы пытаетесь сделать: убаюкать зрителей, которые ожидают увидеть привычный фильм ужасов – знакомый фильм о вампирах, как у Хаммера, а потом обрушить на них более зловещий, реалистичный ужас, скрытый внутри. Это история о вторжении одного народа. Эта конструкция великолепна, мсье Вальдон. Признаюсь, что я любительница фильмов студии Хаммер. Я не смотрю на них свысока, и, по моему скромному мнению, Жизель используют во многом так же, как всех женщин в фильмах ужасов. Она жертва, пешка. В этом нет ничего нового. Но, опять-таки, это просто мое мнение, ничего более.

Над столом повисло молчание, и Джемма съежилась на стуле, как собака, ожидающая удара от хозяина. Краем глаза она видела, что Манон Вальдон улыбается.

– Джемма, – заговорил Мик, указывая на нее вилкой. – Я думаю, тебе надо насладиться обедом. Ты не съела ни крошки. – Он рассмеялся, скаля зубы. Она хорошо знала, что это у Мика такой тик. Он проявлялся, когда он злился. – Не обращайте на нее внимания, Тьерри, она воображает себя писателем. Черт, она повсюду таскает с собой эту портативную пишущую машинку, люди думают, что она моя секретарша. – Он махнул на нее рукой, как на нечто незначительное.

Тьерри Вальдон сжал зубы.

– Вы правы, мадемуазель Тернер. Я действительно хотел узнать ваше мнение и должен признаться, что согласен с вашей оценкой этого, по-видимому, никуда не годного сценария. – Хоть он и протянул ей оливковую ветвь, в его тоне звучала настоящая горечь.

Джемма с трудом сглотнула. Она зашла слишком далеко. Он был в бешенстве.

Уголки его губ приподнялись, и она увидела его передние зубы, слегка находящие друг на друга. Он был похож на волка.

– Вы возите с собой пишущую машинку, мадемуазель Тернер? – Тьерри обратился к остальным сотрапезникам за столом, будто приглашая присоединиться к шутке. – Буду знать, к кому обратиться, если нам понадобится быстро перепечатать сценарий.

Значит, это его месть? Унизить ее перед всеми, будто она интеллектуальное ничтожество? Он только что проделал то же самое с Манон, говоря о театре. Кровь Джеммы вскипела, она положила вилку и нож и сложила руки.

– Моя мать настояла, чтобы я научилась печатать. Во время войны, сказала она, профессиональный навык спас ей жизнь. По-видимому, вы думаете, что это несерьезная профессия. Простите, но я так не считаю и не нахожу это смешным.

– Джемма печатает девяносто слов в минуту, – сказал Мик, поднимая брови.

Лицо Джеммы вспыхнуло от унижения. Как Мик смеет так о ней говорить, особенно перед этими людьми, ее коллегами! Тьерри и Дафна рассмеялись вместе с Миком. Она часто задышала. Они издеваются над ней. Она чувствовала себя как Серж в отеле «Савой» – посмешищем в этой комнате.

Только Лорен Маранц и Манон Вальдон молчали, не развлекались за ее счет. Это было проявлением доброты, и Джемма почувствовала, что ее лицо стало мокрым от слез.

Затем в Джемме вскипел гнев, ведь она защищала себя, защищала свою мечту. Гордость заставила ее вздернуть подбородок, она посмотрела прямо в насмешливые глаза Мика.

– Я написала два сценария на этой машинке. Я их не просто напечатала. Тьерри спросил мое мнение, Мик. Полагаю, он может принять мой ответ.

– Ты знаешь, что говорят о мнениях, Джемма. – Мик вернулся к своей тарелке.

Манон нахмурилась, почти разозлившись на агента и его вульгарные замечания.

В комнате стало тихо, словно на испорченном семейном обеде.

– Я думаю, что это благородно, – сказала Манон.

– Да ну, ты и театр тоже считаешь благородным, моя дорогая, – сказал Вальдон.

– Хватит, – резко бросила Манон, стукнув кулаками по столу.

– Искренне прошу у вас прощения, – сказал Тьерри, поворачиваясь к Джемме. – Мы с вашей матерью почти родственники, так как оба пережили здесь войну. Тем не менее мне жаль, что вы так возненавидели мой сценарий.

– Она ничего подобного не сказала. – Лорен Маранц смял свою салфетку, бросил ее на стол и обратился к Манон. – Я обожаю театр, Манон, и ваша игра на сцене никогда не была механическим повторением заученного текста. – Он побарабанил пальцами по столу. – Что касается печатания на машинке. Во время войны я работал на союзников, печатал боевые сводки, которые отправляли Черчиллю в ходе подготовки операции в Италии, потому что я прилично знал английский. Я вам аплодирую, мадемуазель Тернер. А теперь мы можем перейти к десерту?

Джемма с благодарностью кивнула Лорену.

– Я вовсе не возненавидела ваш сценарий, Тьерри. Мне кажется, что вы пытаетесь снять фильм о тех кошмарах, которые вам до сих пор снятся. Я просто предлагаю вам нарушить еще больше условностей, позволив Жизель использовать ту власть, которой вы ее наделили, сделав хозяйкой замка. Сделайте ее вашей героиней. Это было бы редким явлением для женщины в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году. А в данный момент она просто второстепенное действующее лицо для Паскаля и Романа. В этом нет ничего нового. Она обречена.

– В конечном счете, мы все обречены, – с усталой улыбкой произнес Вальдон. Он сделал несколько глотков из своего бокала с очень безнадежным видом. – Смерть всех нас находит в конце концов.

– Давайте сменим тему. – Манон пододвинула к нему еще одну бутылку вина.

Не обращая ни на кого внимания, Вальдон потянулся через стол, налил себе новый бокал и сделал большой глоток.

– Ни один режиссер не сделал того, что пытаюсь сделать я – нарушить условности фильма ужасов и медленно снять с него шелуху. Почти как в поэзии.

Глаза Вальдона горели, как глаза священника-евангелиста – или гитариста под кайфом. Джемма несколько раз видела такой же взгляд у того, кто был влюблен в свой собственный голос. Нынешний сценарий «Странной луны» не срывал с фильмов ужасов шелуху условности, и Джемма думала, что ясно это объяснила, но она видела, что Вальдону необходимо воображать себя этаким творческим гением.