Звезда под странной луной

Сбегая вниз по лестнице, Джемма поняла, что пребывание в зоне боевых действий помогло ей забыть о битве с Чарли. От друзей она слышала, что он теперь отчаянно пытается ее найти, но чувствовала себя в безопасности, потому что он понятия не имел, под каким именем она теперь живет. Чарли никогда не задавал ей вопросов ни о чем, касающемся ее семьи, не то что об имени матери, да его все это и не интересовало. Эта маленькая деталь еще раз подтвердила, что она правильно поступила, оставив его.

В вестибюле она обнаружила, что дверь все еще заперта, и это было странно, так как Иветта всегда отпирала ее ровно в семь часов. Из столовой до Джеммы донеслось шарканье ног и всхлипы. Войдя в столовую, где в обычный день уже подавали бы кофе со скудным завтраком, Джемма нашла Иветту лежащей на полу вниз лицом. Юная девушка стояла на коленях рядом с ней и тихо плакала, будто не хотела побеспокоить постояльцев.

– Она умерла. – Девушка посмотрела на Джемму, и та увидела на ее лице несколько глубоких порезов, в ее волосах застряли осколки стекла.

Только тогда Джемма поняла, что здесь произошло. От взрыва на Рю-дез-Эколь разбилось окно столовой, и осколки стекла влетели, подобно шрапнели, в комнату, где несколько секунд назад Иветта готовила им завтрак.

С жалостью Джемма увидела, что женщина достала еще одну баночку мармелада и держала ее в руке, когда ее сбило с ног. Судя по виду дочери, они были рядом друг с другом.

Джемма подбежала к телу Иветты и медленно перевернула ее. В Лос-Анджелесе она одно лето работала спасателем и знала основные приемы оказания первой помощи. Прислушавшись к дыханию, Джемма все-таки уловила тихий звук и нащупала слабый пульс.

– Нам нужно вызвать ей скорую помощь.

Обсыпанная мусором девушка медленно покачала головой.

– Невозможно.

– Автомобиль?

Девушка снова покачала головой.

– Улицы заблокированы.

Джемма вскочила, подбежала к двери, отперла ее и выбежала на улицу, где действительно увидела, что перевернутые тележки и автомобили загородили проезд. Ни одна скорая помощь сюда не доберется.

Времени у Иветты было мало, поэтому Джемма окинула взглядом улицу в поисках чего-то, что поможет ей доставить женщину к машине скорой помощи.

Заметив молодого человека, она помахала ему рукой и по-французски попросила: «Помогите».

Потом Джемма побежала через вестибюль и обыскала прачечную. В чулане рядом с лифтом она нашла простыни. Если нельзя добраться до скорой помощи, тогда ей придется донести Иветту туда, где смогут помочь. Джемма разостлала две простыни на полу, надеясь, что они выдержат, потом они вместе с молодым человеком положили неподвижное тело Иветты на них. Потом каждый взялся за концы, и они подняли ее, как на носилках. Прежде чем идти, Джемма проверила, есть ли у женщины пульс; он еще прощупывался, хоть и едва.

– Пойдем, – сказала Джемма дочери Иветты. Так как девушка не двинулась с места, Джемма поняла, что она и сама в шоке. –  Как вас зовут? – спросила Джемма, опускаясь рядом с ней на колени. И начала легонько похлопывать ее по щекам, чтобы привести в чувство.

Девушка зашевелилась.

– Бетт, – ответила она таким слабым голосом, что Джемме пришлось низко нагнуться, чтобы расслышать.

– Хорошо, Бетт, мы вам тоже найдем помощь. – Джемма быстро взглянула на мужчину. – Сможете найти на улице еще помощников? – Он кивнул и выпустил свой конец простыни, чтобы вернуться на улицу за помощью. Джемма вернулась в прачечную за еще одной парой простыней.

Еще двое мужчин присоединились к ним, они сделали еще одни носилки из простыней и положили на них Бетт. Обе группы пробирались, петляя, по улице, огибая перевернутые тележки и криками предупреждая людей уйти с дороги, пока не добрались вниз до бульвара Сен-Жермен, где была хоть какая-то надежда найти машину скорой помощи.

Иветта была тяжелая, и Джемме пришлось несколько раз останавливаться, пока, наконец, еще один мужчина не сделал ей знак отойти и не взял в руки конец простыни. Джемма побежала впереди группы, высматривая помощь.

К своему облегчению, Джемма увидела, что по бульвару Сен-Жермен едут машины, и ей удалось найти машину скорой помощи, которая остановилась во втором ряду возле перевернутой телеги; Иветту быстро переложили на настоящую каталку. Подъехала еще одна скорая, и Джемма отправилась в больницу вместе с Бетт, сознавая, что у нее нет денег, чтобы вернуться назад в гостиницу.

Только когда парамедик начал хлопотать вокруг нее, она поняла, что и сама порезала колени, когда опускалась на пол отеля. Когда он обрабатывал ее порезы, она морщилась.

– С ней будет все в порядке? – спросила Джемма, глядя на Бетт, которая потеряла сознание и обмякла на сиденье.

– Она в шоке, – невозмутимо ответил парамедик.

– А ее мать? – Джемма кивнула на Иветту.

– Ее состояние хуже, – ответил парамедик, поджав губы.

Выйдя из машины скорой помощи, Джемма столкнулась лицом к лицу с собственным изображением, которое уставилось на нее с потрепанного рекламного плаката духов «Жуа-де-Жарден», висящего на здании напротив входа в отделение скорой помощи. Плакат, давно выцветший, недавно подвергся нападению вандалов. Лицо Джеммы расцарапали почти полностью. По диагонали через старый плакат наклеили свежий протестный постер, на котором красными буквами было написано: «La beauté est dans la rue».

Глава 4

Кристофер Кент

2 апреля 1991 года

Лас-Вегас, Невада

Тяжелый старый проектор фирмы «Белл-энд-Хоуэлл» можно было принять за микроволновку. Кристофер давил на кнопку, пока не услышал жужжание каcсеты с пленкой, ободряющий звук. Всю последнюю неделю у него в столовой, которой давно не пользовались, стол был усеян деталями сломанного аппарата. После нескольких безуспешных попыток починить проектор тетя Ванда высадила его возле магазина фототоваров на Стрипе, чтобы ему помогли разобраться с автозагрузкой. Владелец магазина, у которого когда-то был такой же проектор, застонал при виде него. Они нашли старинную лампу и заставили проектор загружать кассеты.

Тетушка Ванда выглянула из-за угла.

– Ты скоро собираешься начать просмотр?

– Через несколько минут, – ответил он, в последний раз проверяя кнопку запуска. Аппарат зажужжал и ожил.

Пять лет Кристофер прожил вместе с тетей, дядей, двоюродным братом Джейсоном и двоюродной сестрой Анжелой. Когда откопали его школьные документы, позорную тайну Кристофера узнали все: он больше года не ходил в школу – поэтому вынужден был снова пойти в пятый класс и таким образом оказался в одном классе со своей кузиной Анжелой, у которой было больше друзей, чем у всех знакомых ему людей. Но этот переход был непростым.

До этого момента Кристофер существовал и перемещался в мире взрослых: бойфренды его матери, хозяева жилья, старуха из прачечной-автомата. Он никогда не разговаривал и даже не играл с другими детьми и всегда чувствовал, что это временная ситуация. Он следил за дверью и держал наготове маленький чемодан с вещами и деньги на сэндвич с сыром на гриле и автобусный билет, если они опять понадобятся.

Тетушка Ванда в честь этого события поджарила в микроволновке попкорн. Кристофер часто вглядывался в лицо тети Ванды в поисках чего-то знакомого, но его мама была светловолосой, воздушной, будто изображение, снятое не в фокусе, а тетя Ванда была земной, у нее были густые, блестящие каштановые волосы, падающие на плечи и подхваченные зажимами, сколотые вязальными спицами или собранные в пучок, как будто ей некогда было с ними возиться.

Тетя копалась в коробке со старыми кассетами, на которых были названия вроде «Парад 4-го июля 1967 года» и «Поездка Памелы в Нью-Йорк на автобусе, 1967 год».

– Твой дедушка купил кинокамеру в Японии за много лет до того, как они появились в продаже в США, – сказала тетя Ванда. – Он был умелец, как и ты. Только эта штука никогда не работала как следует. Думаю, это был опытный образец.

Его дядя Мартин недавно получил повышение в страховой компании, и семья переехала из Гейнсвилла в Лас-Вегас, как будто одно жаркое место жительства чем-то лучше другого.

Они с Джейсоном и Анжелой проводили дни в доме, смотрели мультики и звонили по телефону в бюро погоды, чтобы узнать температуру на день: время два часа дня, температура 41 градус. В сумерки они выходили на улицу и катались на велосипедах по новому району. Ему было почти пятнадцать лет. Если бы Кристофер был на год старше, его бы больше интересовало вождение автомобиля или девочки, но он был новичком в городе и не имел водительских прав, и ему было скучно до слез – пока он не нашел старый проектор и кассеты в коробке в гараже.

Кассету снова заело, и Кристофер вытащил ее из загрузочного лотка и осмотрел; свет лампы бил ему в глаза.

– Дерьмо, – произнес он.

– Кристофер, – нахмурилась тетя Ванда. – Выражения.

– Прошу прощения, – сказал он и вытер ладони о штаны.

Одно нажатие кнопки – и вот она появилась. На зернистых, быстро мелькающих кадрах появились его мама, Памела Кент, которая пыталась встать рядом с его тетей Вандой, толкавшей сестру вперед, чтобы поставить ее перед собой.

Памела нервно оглянулась, камера приблизилась к ней, а затем оператор, его дедушка, стал играть с кнопкой зума. При виде мамы, двигающейся, снова ожившей, у него дух захватило. Его охватило ощущение несоответствия. Как она может быть здоровой и живой там, а не здесь? Пленка обманывала, превращая мертвых в живых.

– Мамочка, – тихо произнес он. Какая-то часть глубоко внутри никогда не переставала ее искать. Он гадал, о чем она думала в тот день. Это была мама, о существовании которой он не знал, беззаботная, юная ее версия, которая двигалась на экране рывками.

– Мы купили проектор только в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, – сказала Ванда. Она смотрела фильм, но также и на Кристофера, мальчик чувствовал ее взгляд. – У нас были эти фильмы, а мы не знали, работала ли вообще тогда камера. Думаю, я никогда раньше этого не видела.

Зернистый целлулоид тихо потрескивал между отдельными сценами, где его мать позировала возле новых автомобилей, на Рождество, на семейных застольях и на проводах в аэропорту. На его любимом отрывке она была невестой, одетой в зеленовато-голубое платье с лямкой на шее и в такого же цвета туфлях (снятых крупным планом).

Видеозапись на Рождество его покоробила. Казалось, мама в восторге распаковывала подарки, но женщину, которую он знал, не радовали праздники. Ностальгия, смешанная с меланхолией, загоняла ее в ванную комнату, где она запиралась на несколько часов, принимая ванну. Кристофер так боялся, что она уснет, что не один раз вскрывал замок инструментом, который дал ему рабочий гостиницы, и затыкал пробкой ванну так, что вода понемногу вытекала, пока она лежала без чувств в холодной ванне. Она просыпалась через несколько часов, замерзшая и разъяренная, но живая.

– Господи, – сказала тетя Ванда и подняла руку, чтобы заслонить изображение, вызывающее головокружение.

Он прижал руку ко рту, чтобы не зарыдать. У него начались спазмы в желудке, как и в те дни, когда он был с ней.

Его мать умерла три года назад. После Питтсбурга ее перевели в психушку в Атланте, но все настойчиво называли ее «центром», словно мама уехала в некий оздоровительный центр йоги. Она представляла собой одно из тех современных зданий, прижавшихся задней стеной к группкам вечнозеленых деревьев. Когда он в первый раз увидел ее в этом центре, она была привязана к стулу в «Имперском крыле». Пока он привыкал к нормальной жизни, отучался заглядывать под дверь ванной комнаты, чтобы убедиться, что вода не перелилась через край ванны, и переворачивать людей на бок, чтобы они не задохнулись в приступе рвоты, она впала в ступор, сидела, уставившись в угол на календарь «Год с кошками» с раскрытым ртом, словно собиралась спеть ноту. Продержалась там всего одиннадцать месяцев, потом умерла от пневмонии.

Он обмяк на стуле, зачарованный ее светлыми ангельскими кудряшками, вздернутым носиком и широкой улыбкой. Его мать была призраком, манящим его к себе. Время не залечило такие глубокие раны. В конце концов из этой пустоты появилось спасительное бесчувствие, сформированное упущенными возможностями и воображаемой другой жизнью, которую он мог бы прожить вместе с ней. Ему очень хотелось оказаться там вместе с ней. Все что угодно, только бы снова ее увидеть.

Последний фильм показывал родных, отправляющих ее на автобусе в Нью-Йорк. Его мать была жизнерадостной и полной надежд, а не сломленной женщиной, которую он столько раз переворачивал на бок в номерах дешевых гостиниц. Прерывистое потрескивание пленки вернуло его к реальности, напомнило, что эта потрясающе красивая женщина в коричневом замшевом жакете с бахромой – всего лишь далекое воспоминание. Она бурно махала родным, на быстро мелькающих кадрах она выглядела человеком, который спешит к новому волнующему приключению. Никто не снимет фильм о ее мрачном возвращении много лет спустя.

– Что с ней случилось? – Кристофер никогда не задавал тете Ванде этот важный вопрос. Он был слишком юным, слишком благодарным ей за то, что она его взяла к себе, чтобы искать ответ на него.

Ее большие голубые глаза прищурились.

– Я не должна была этого допустить, – сказала она. – Того, что ты год не посещал школу. Я слышала, что ты воровал мелочь, чтобы поесть.

– Это было не так уж плохо.

– Нет, плохо, – возразила она с усталым вздохом. – Пэм не справлялась с реальным миром. Она жила в мире фантазий, а реальный мир понемногу уничтожал ее, до тех пор, пока она… ее просто не стало. Таблетки, алкоголь, мужчины… все это было просто ее способом справиться, но зародыши этого были в ней с самого начала. Она никогда не вписывалась в эту жизнь. – Лицо тети Ванды освещал свет из проектора, и Кристоферу показалось, что он заметил слезы. – Жалко, что нас ей было недостаточно.

В то Рождество Кристофер получил в подарок от тети и дяди подержанную видеокамеру «Сони». Даже подержанная камера была для его семьи слишком дорогим подарком.

Джейсон получил бейсбольную перчатку, а Анжела – щипцы для завивки. Он видел, как они озадаченно переглянулись, удивленные несопоставимой стоимостью подарков.

– Я звонила в магазин фототоваров, – сказала тетя Ванда. – Хозяин сказал, что ты положил глаз на эту камеру.

Действительно, Кристофер смотрел на ту подержанную камеру в футляре, прикидывал, как он мог бы использовать ее и кассету с пустой пленкой. Новая камера была еще в оригинальной упаковке, и Кристофер понимал, что они имели в виду нечто важное: тетя Ванда пыталась увести его от навязчивого просмотра старых пленок, заставить начать новую главу.

– Может быть, ты сможешь снять несколько наших рождественских праздников, – сказала она, улыбаясь с надеждой.

Начинающему кинолюбителю Лас-Вегас обеспечивал много исходного материала. Кристофер весной потратил несколько первых недель на то, что ездил взад-вперед по Стрипу вместе с Джейсоном и искал афиши с названиями «Благодарные мертвецы», «Сантана» и «Джордж Бернс». Один плакат привлек его внимание в гостинице «Сэндз», он рекламировал фестиваль фильмов о серфинге.

– Нам надо пойти туда, – сказал Кристофер, показывая на плакат. В последнее время Джейсон увлекся серфингом и, несмотря на то что теперь они жили в пустыне, а раньше жили во Флориде, бывал только в Миртл-Бич.

– Может, там будут красотки. – Шестнадцатилетний Джейсон только и думал о «красотках».

Они въехали на парковку, оба чувствовали себя взрослыми мужчинами на задании. Стоянка автомобилей гостиницы взволновала Кристофера, напомнила ему те отели, где они обычно останавливались вместе с мамой. Тетя Ванда и дядя Мартин были фанатами палаточных лагерей в национальных парках, поэтому последней гостиницей, в которой побывал Кристофер, была гостиница в Питтсбурге.

– Думаешь, нам будет нужен паспорт? – Джейсон пригладил волосы перед зеркалом заднего вида. Он был уверен, что выглядит старше шестнадцати лет.

– Я думаю, это кинофестиваль. Все должно быть в порядке.

– Нам надо попробовать пробраться в казино? – Он нахмурился, глядя на довольно большой прыщ на своем подбородке, который выдавал в нем подростка.

– Твоя мама нас убьет, – ответил Кристофер.

– Это правда. – Джейсон кивнул, достал из заднего кармана расческу и провел по волосам, подстриженным в виде «рыбьего хвоста». Эту стрижку ему сделала парикмахер еще в Гейнсвилле. У Джейсона были замечательные волосы, густые, но быстро отрастали. Он протянул Кристоферу расческу.

– Спасибо, не надо.

– Уверен?

Кристофер пригладил свои короткие волнистые волосы.

– Уверен.

Когда они вошли в вестибюль, толкнув двери, на них обрушилась волна прохладного воздуха из кондиционера. Следуя указателям, они подошли к очереди на регистрацию перед покрытым скатертью столом с табличкой, приглашающей любителей кино. Кристофер не ожидал, что придется заплатить шесть долларов за вход, и никому из них не хотелось теперь поворачивать обратно.

Женщина с ярко-рыжими взбитыми волосами вручила им их бейджи.

– Лекция состоится в Большом бальном зале. Обед Фрэнки Авалона[19] будет вечером, но он не входит в ваш билет.

– Ладно, – сказал Кристофер, ничего не поняв. – Нам не нужно видеть Фрэнки Авалона.

После длинного коридора внимание Джейсона привлекла выставка киноафиш с такими названиями, как «Пляжные игры», «Облом» и «Тандер-бич».

– Мне очень нужно заполучить некоторые из них в свою комнату.

– Ты считаешь, что тебе бы понравилось заниматься серфингом по-настоящему?

Кристофер не понимал, откуда взялось увлечение Джейсона серфингом, но после переезда в Лас-Вегас из его комнаты почти непрерывно звучали песни из альбомов рок-группы The Beach Boys, словно Джейсон пытался представить себя в новой школе серфингистом из Флориды. Наверное, трудно переехать в другой город в одиннадцатом классе. Кристофер никогда не учился постоянно в одном городе, поэтому он справился с переходом в другую школу гораздо лучше своих двоюродных брата и сестры.

– Я знаю, что понравилось бы, – ответил Джейсон, и глаза его загорелись.

Кристоферу попалась на глаза афиша фильма «Тандер-бич». Лицо одной актрисы на нем было ему знакомо, у нее были длинные прямые волосы и густая челка.

– Не может быть! – сказал Кристофер.

Он на ходу открыл обувную коробку, где хранил вещи матери, в том числе золотую подвеску на счастье, «итальянский рожок»[20], программы ее выступлений в качестве певицы и счет, который она в тот день взяла в отеле, «за восстановление художественного произведения Джеммы Тернер».

Значит, Джемма Тернер играла главную роль в фильме о серфингистах.

– Мне скучно, – заявил Джейсон, разглядывая проходящих мимо посетителей фестиваля. – Эти красотки старые.

– Я хочу пойти на лекцию. – Сердце Кристофера забилось быстрее, когда он узнал все это. Эта женщина, Джемма Тернер, имела отношение к его матери. Но каким образом? Ответ мог найтись в бальном зале. Он должен попасть в бальный зал. Джейсон бросил на него быстрый взгляд.

– Ты шутишь.

Кристофер пожал плечами.

– Просто приедешь за мной потом.

Его кузен обреченно вздохнул и протянул руку.

– Ты мне должен шесть долларов.

– Почему?

– Потому что этот фестиваль старомодный.

Кристофер со вздохом полез в карман.

– У меня только десятка.

Джейсон выхватил у него банкноту.

– Я тебе дам сдачу… потом.

Кристофер закатил глаза.

– Я никогда не получаю сдачу.

Джейсон направился к шоуруму, помахав ему рукой на ходу.

– Встретимся на парковке через час, иначе мама нас убьет.

– Не пытайся сходить в казино, Джейсон.

Брат резко повернулся на выцветшем гостиничном ковре, делая вид, что вот-вот проберется в охраняемое казино отеля, потом повернулся и побрел назад к выходу.

Кристофер открыл дверь в Большой бальный зал и тихо вошел, чтобы не помешать уже начавшейся лекции. Бальный зал с золотисто-желтым занавесом и квадратными потолочными светильниками был набит битком, поэтому он сел сзади, рядом с пожилой женщиной дружелюбной внешности.

– Ты совсем молодой, – прошептала она. – Хотела бы я, чтобы мой внук разделял твой вкус к таким фильмам.

– Я фанат Джеммы Тернер, – ответил Кристофер, блефуя и надеясь увидеть ее реакцию.

– Трагедия, – сказала женщина и мрачно покачала головой. – Тебя, должно быть, взволновал список участников.

– Да, – согласился Кристофер, он не хотел сознаться, что понятия не имеет, кто в него входит и что за трагедия связана с Джеммой Тернер. Мальчик придвинулся к ней.

– У меня нет программы. Кто еще в этом списке?

– Кроме Сьюзи Хаттон? – Женщина прищурилась.

Имя Сьюзи Хаттон ни о чем ему не говорило, как и все другие имена, которые быстро назвала ему эта женщина перед тем, как на сцену вышел ведущий и представил следующего модератора.

Женщина приложила руку ко рту, чтобы приглушить голос:

– Сьюзи Хаттон тоже очень жаль.

Кристофер был озадачен, но сделал вид, что согласен с ней.

– Муж, Уильям Вэй, погиб в дорожной аварии пять лет назад вместе с любовницей. Трое маленьких детей. Теперь ей приходится выступать в телевизионных шоу, потому что ролей не предлагают.

– О, – отозвался Кристофер и кивнул, будто понял. – Да, это было ужасно.

Сьюзи Хаттон, та бедняжка, о которой шла речь, сидела в центре сцены на мягком бежевом стуле с застывшей на лице искусственной улыбкой. На вид ей было лет сорок, у нее были волосы до плеч цвета сливочного масла, уложенные так же, как у диктора программы новостей. Кристофер узнал выражение отчаяния на ее лице. Он уже видел такое выражение, когда его матери нужно было доказать, что у нее все отлично. У Сьюзи Хаттон не было все отлично.

– Она хорошо выглядит, – заметил Кристофер. Он лгал и наблюдал за реакцией женщины. Она нахмурилась и обвела пальцем вокруг своего лица.

– Слишком много над ней поработали.

Вопросы участников касались того, как она играла в фильмах о серфинге с 1963-го по 1969-й год. Сьюзи Хаттон отвечала эмоционально: сценарии были отличные, режиссер очень поддерживал молодую актрису, а фанаты – ну, а фанаты были замечательные. Аудитория захлопала и закричала в ответ на это. После выступления будет раздача автографов.

Когда ведущий объявил, что можно задавать вопросы, Кристофер поднял руку, не успев подумать. Сьюзи Хаттон играла в фильме «Тандер-бич» вместе с Джеммой Тернер. Почему никто не упомянул о ней?

Какой-то человек с микрофоном подошел к Кристоферу. Ведущий, со сцены увидев, что он подросток, рассмеялся.

– Наши фанаты молодеют с каждым годом.

Зал взорвался смехом.

– Привет, – сказал он с дрожью в голосе. Все глаза смотрели на него, он почувствовал, как вспыхнуло его лицо. – Меня зовут Кристофер Кент. – Он сглотнул, нервно вытер ладони о джинсы. – У меня вопрос к Сьюзи Хаттон.

Сьюзи улыбнулась и подалась вперед на бежевом стуле, как будто заинтересовалась им.

У него сморщилось лицо.

– Как вам работалось с Джеммой Тернер?

Зал затих. Все участники встречи на сцене опустили головы, кроме Сьюзи, которая смотрела на Кристофера так напряженно, что ему показалось, будто она видит его насквозь. У нее отвисла челюсть, и она начала заикаться, отвечая на его вопрос.

Окидывая взглядом зал, Кристофер недоумевал, почему упоминание о Джемме Тернер погрузило зал в такое мрачное настроение. Никто не смотрел ему в глаза. Даже сидящая рядом женщина теперь схватилась за горло и не отрывала глаз от золотисто-зеленых узоров ковра, чтобы избежать его взгляда.

– Что, черт возьми, случилось с Джеммой Тернер? Почему никто не хочет говорить о ней?

– Она была самой фантастической актрисой и человеком из всех, с которыми мне доводилось работать. – Улыбка Сьюзи погасла. – Она была мне как сестра. Знаете, она никогда не получала того внимания, которого заслуживала. Глядя на нее в фильмах «Тандер-бич» и «Моя гавайская свадьба», мы все знали, что она превосходила эти фильмы. И история показала, что «Конокрад» был блестящим фильмом, а ее игра в нем не уступала игре великих партнеров, несмотря на то что этот фильм получил резкую критику. Просто она опередила свое время. Очень жаль, что с ней так случилось.

Кристофер кивнул в ее сторону, благодаря за ответ, но ему хотелось закричать: «Что случилось?»

– Правда, то, что с ней случилось, так трагично, – сказал ведущий. – Следующий вопрос.

У него быстрее забилось сердце. Он поглядел на опустивший глаза зал. Все они знали ответ. Самым простым было бы спросить сидящую рядом женщину, но он сказал ей, что фанат фильмов о серфинге, и ему не хотелось разрушать свое прикрытие. Когда закончилась дискуссия, она вскочила с места и бросилась прочь от него. Люди поспешно покидали зал, и Кристофер чувствовал, что сделал что-то не то.

Он вышел на парковку, надеясь узнать кого-нибудь из участников встречи, но там был только Джейсон, бездельничающий в машине.