Звезда под странной луной

По комнате бродил фотограф с камерой «Никон» на шее, снимал группки беседующих членов ансамбля. Она слышала, что его зовут Рик Нэш и он прилетел из Штатов, чтобы сделать фото для обложки альбома. Она узнала его лицо, и в ней проснулась ностальгия по Лорел Каньону[13], где, как ей казалось, она несколько раз с ним сталкивалась.

Сейчас она тосковала по Лос-Анджелесу, который давал ей столько энергии. Почти два года назад во время концерта в «Виски-э-гоу-гоу»[14] Чарли заметил Джемму, стоявшую в последнем ряду зрителей. Он прервал песню «Run for Cover» и, указав на нее пальцем, спросил ее имя. Все обернулись, волны лиц, ждущих ее ответа. С Джеммой случилось то, чего никогда раньше не бывало: она чуть не лишилась чувств. Чарли Хикс – тот самый Чарли Хикс, – плохой парень из группы Prince Charmings, прервал свой лучший хит для того, чтобы просто узнать ее имя. Это было самым романтичным из всего, что для нее кто-либо сделал за всю жизнь. И он ждал, утихомиривая и ансамбль, и зрителей, пока она не ответила: «Джемма Тернер», глядя ему в глаза.

– Думаю, я влюбился, Джемма Тернер, – сказал он, и его кривая улыбка стала еще шире.

Сейчас она почувствовала, как ее что-то неприятно кольнуло, некое предчувствие, будто она видит конец чего-то. Не только потому, что она уходит, но конец чего-то более важного сжимал круги и надвигался. К ее удивлению, от этой мысли ей стало необычайно грустно.

В ансамбле из уст в уста передавались одни и те же истории, которые она слышала десятки раз, и в разгар беседы один из них поднимался и хватал акустическую гитару, когда его осеняла какая-то идея. Дуновение отчаяния повисало в воздухе, и они плотнее жались друг к другу в такой вечер, их самолюбие внушало им, что они больше, чем этот ансамбль, но они боялись, что на этот раз музыка не придет на помощь. Каждый знал, что магию трудно возродить в другом ансамбле; иногда она случается лишь раз в жизни.

Кто-то рассмеялся, и Джемма повернула голову как раз в тот момент, когда Рик Нэш сделал снимок, щелчок и вспышка явно были направлены на нее. Она вспомнила, как ее встревожила внезапность этого снимка, она испугалась, что у нее была неподходящая поза и что он поймал ее совершенно неготовой.

Она ощутила чье-то присутствие, подняла глаза и увидела стоящего сзади мужчину, которого считала оккультистом. Он наклонился, его круглые темные очки опустились так низко, что она увидела его глаза странного янтарного цвета. Голос его звучал мягко.

– Вы принимаете правильное решение.

У Джеммы вытянулась лицо, она было озадачена.

– Не знаю, о чем вы…

– Неужели? – Он рассмеялся, закинув голову назад, рассыпав по плечам каштановые кудри. Одно быстрое движение, и он исчез.

Джемма с трудом поднялась со своего табурета, и к тому времени, когда она повернулась, она увидела, как он выходит из номера, кивнув Сержу.

– Подождите, – крикнула она.

Выйдя в коридор, она увидела, что там никого нет.

Из угла возле служебного лифта послышался чей-то смех. Там был Чарли с девочками – Тамсин и Пенни.

– Привет, Джемз, – лениво произнес он, будто ничего особенного не произошло, но было ясно, что она их поймала на месте преступления. Тамсин вытирала губы.

– Мы только что говорили Чарли, какая это замечательная песня, – сказала Пенни.

Джемма перевела взгляд на Чарли, который обиделся, что она не подошла к нему сразу, чтобы выразить восторг по поводу песни.

– Ты видел мужчину, который вышел отсюда?

Услышав, что она ищет какого-то мужчину, Чарли ощетинился, ирония ситуации не дошла до него.

– Нет, – резко ответил он, его взгляд скользнул дальше по коридору.

– Никто не выходил, кроме тебя. – Тамсин закатила глаза.

– Я его только что видела, – сказала Джемма. – Того оккультиста, с которым работает Рен.

За ее спиной появился Серж, он с трудом тащил мешок с пустыми пивными бутылками.

– Ты его только что видел, – сказала Джемма, напугав Сержа.

– Кого я видел? – Серж уронил мешок.

– Мужчину с длинными волосами и в черном костюме. Он только что прошел мимо тебя возле двери, минуту назад.

Серж переводил взгляд с Чарли, Тамсин и Пенни на Джемму.

– Простите, – сказал Серж. – Не было никакого мужчины.

Глава 3

Джемма Тернер

19 мая 1968 года

Отель «Савой», Лондон

Объявление в «Дейли Мейл» вынудило Джемму рассказать Чарли о «Странной луне» раньше, чем она ожидала. В ответ он схватил свою любимую гитару «Фендер» и грохнул ее об антикварный ореховый столик номера Моне. Завершив уничтожение довольно прочного столика, он швырнул свое оружие на пол. Джемма смотрела на инструмент, на его перебитый гриф и разбитый в щепки твердый корпус. Она тут же упала на колени и собрала части разбитой гитары, не думая о своей собственной безопасности.

Чарли отошел в угол, взял себя в руки и поправил выбившийся светлый локон, упавший на глаза в припадке ярости. Прихорашиваясь, как самодовольный петух, он прошелся по комнате и уставился на нее.

– Как ты можешь быть такой эгоисткой?

– Я? – фыркнула Джемма, показывая рукой на остатки столика. – Что я сделала? Я просто хочу снова работать, Чарли. Я должна иметь возможность работать и быть с тобой. Я не должна делать выбор. Это ты заставляешь меня выбирать.

– Господи Иисусе, – раздался у нее за спиной голос Рена, оценивающего ущерб. – Ты определенно добился того, что теперь нас вышвырнут отсюда коленкой под зад, проклятый тупой ублюдок, – сказал он ядовито. – Я не думал, что ты способен быть еще большим идиотом, чем ты есть, Чарли. Я явно ошибался.

– Моя старуха уходит, – сказал Чарли, указывая на нее, будто Рен иначе ее не узнает.

– Не могу ее в этом винить, – ответил Рен, бросив на Джемму сочувственный взгляд, потом присел на корточки и помог ей подобрать обломок гитары. – Жаль. Хорошая была гитара, черт бы ее побрал.

– Она собралась во Францию работать у какого-то гребаного лягушатника в дурацком фильме, – заорал Чарли, почти в слезах. – Уверен, что она с ним спит.

В Джемме вскипела ярость, она встала и бросила обломки гитары обратно на пол.

– Конечно, в этом должно быть все дело. – Она театрально взмахнула руками. – Мой талант тут ни при чем, правда? – Она поймала взгляд Рена, и что-то в нем сказало ей, что он тоже убежал бы со всех ног, если бы мог.

Чарли презрительно фыркнул.

– Талант?

Джемме показалось, что ее пнули ногой.

– Как ты смеешь?

Чарли ходил взад и вперед у окна.

– Каким был твой последний фильм, Джемз? А?

– Идиот, – чуть слышно пробормотал Рен.

– Она уехала и этим погубила весь альбом, – продолжал Чарли, пиная кофейный столик своими американскими сапогами со стальными набойками на носах, такую обувь Рен ненавидел. – Теперь я не могу творить.

– Что нам делать? – саркастически произнес Рен тихо, наконец поднимаясь и отходя назад.

– Ты все время выбрасываешь мои песни, а они лучше всего, что ты когда-либо написал. Признайся.

Чарли переводил взгляд с нее на Рена и обратно.

– Вы подходящая парочка. Вы оба, всего лишь бывшие. – Рен смотрел в пол. Потом Чарли повернулся к Джемме с низким, яростным рычанием, которое заставило Джемму попятиться к двери.

– А ты…

К тому моменту, когда Джемма оказалась на расстоянии вытянутой руки от дверной ручки, Кенни Килгор уже был в номере и пытался утихомирить и Чарли, и Рена. Яростный стук напугал Джемму, и она чуть было не попала под удар распахнутой двери, в которой стоял разгневанный управляющий отелем. Дальше началась перепалка с воплями, и этот хаос позволил Джемме незаметно выскользнуть из номера и спуститься на служебном лифте. Последним, что она услышала, был крик Рена:

– Ты погубишь нас всех!

Позже, когда, как она знала, Чарли был в студии, она вернулась в квартиру в Мейфэре и собрала свои вещи, уместившиеся в три чемодана «Луи Виттон» – подарок компании за участие в рекламе, в которой она снималась в прошлом году.

Перед тем как уйти, она тяжело опустилась на диван, переполненная сомнением. Обхватив голову руками, она окинула взглядом комнату. Неужели он прав? И она уже «бывшая» в двадцать два года?

– Нет, – сказала она и встала. – Он увидит. Они все увидят. Эта следующая роль все для меня изменит.

В тот вечер Мик забронировал ей номер в лондонском отеле далеко от «Савоя». В отличие от номера Моне, в ее комнате было так тихо, что она слышала, как тикают часы. Ее охватило чувство одиночества, и она долго прижимала к себе телефон, а потом позвонила Сьюзи Хаттон в Лос-Анджелес.

– Господи! – запищал голос на другом конце провода. – Я как раз о тебе думала. Мне так много надо тебе сказать. Я сейчас снимаюсь в новом фильме. Ты о нем слышала? Он о девушке, которая поступает в колледж и влюбляется в сына своего профессора, а он ужасно злой… Разумеется, она не знает, что он его сын. Фильм очень, очень смешной. Моим партнером будет Уильям Вэй, ты его помнишь? Он играл вместе с нами в фильме «Тандер-бич» члена банды мотоциклистов. Тот парень, похожий на ирландца, которого они неудачно покрасили? У него волосы были черные, как у Эдди Манстера, помнишь?

– Я… – Джемма не договорила, так как Сьюзи опять затрещала.

– Все равно, мы вроде как стали с ним встречаться… Ну, студия предложила, чтобы мы вместе кое-где появлялись, и мы нашли общий язык.– Наконец девушка замолчала, переводя дыхание. Джемма представила себе, как она на другом конце трясет стрижеными волосами, доходящими ей до подбородка. До своего большого прорыва в роли младшей сестры Джеммы в фильмах о серфинге она работала моделью для каталогов крупных розничных корпораций; получив эту роль, она заработала достаточно, чтобы купить своей семье ранчо в долине Сан-Фернандо[15]. Теперь Сьюзи Хаттон играла роли Джеммы в студии, и Джемма была уверена, что они переедут из Вэлли в Беверли-Хиллз.

– А как ты? – Сьюзи громко втянула воздух. – Боже, ты звонишь, чтобы сообщить мне, что вы с Чарли собираетесь пожениться? – Ее голос снова стал писклявым от волнения. – Я угадала, да? Все выходят замуж, кроме меня.

– Нет, – ответила Джемма с грустным смехом. – Мы не собираемся пожениться. – У нее не хватило духу сказать Сьюзи правду. – Я позвонила просто для того, чтобы услышать твой голос.

– О! – произнесла Сьюзи очень разочарованно. – Ты собираешься вернуться в Лос-Анджелес? Я тут подумала, что могла бы подбросить идею, будто Лейси приезжает к Бетси в колледж на выходные. Возвращайся, Джемма. Без тебя уже не то. То есть нам всем по-прежнему весело на съемочной площадке, но… ты же была моей сестрой.

Про себя Сьюзи всегда считала, что они с Джеммой теперь реальные сестры. Джемме недоставало такой настоящей дружбы.

– Я еду в Париж сниматься в фильме, но, может, потом. – Джемма смотрела в окно на летящие мимо такси, она никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. – Скажи, что ты делаешь сегодня вечером? – Взглянув на часы, она увидела, что уже почти четверть двенадцатого по времени Лондона, так что в Лос-Анджелесе чуть больше трех пополудни.

– Мы с Уильямом сегодня вечером встречаемся с Дион в «Трубадуре». Господи, жаль, что ты не можешь приехать, – сказала Сьюзи и издала громкий стон. – Мне нужно узнать мнение старшей сестры об Уильяме.

Джемма рассмеялась.

– Что ты наденешь?

Послышался еще один писк.

– Я только что получила кучу платьев от Сьюзи на Брайант-девять. Они сказочные. Все начинают носить землистые цвета, много замши. Эти платья пастельных цветов, но желтое на мне смотрится великолепно. Если бы ты была здесь, у меня есть одно платье, которое тебе бы замечательно подошло!

– Мне тоже жаль, что я не там, – сказала Джемма и грустно улыбнулась.

Последовала пауза, потом Сьюзи сказала:

– Мне надо идти, но я скажу маме, что ты звонила.

– Да, пожалуйста, – ответила Джемма и не клала трубку даже после того, как их разъединили.

На мгновение она представила себя снова в Лос-Анджелесе, как она одевается и едет в «Трубадур» со Сьюзи и Уильямом. Почему ей было недостаточно этой простой дружбы? Джемму беспокоило, что в ней есть какой-то недостаток, не позволяющий ей успокоиться – не в том смысле, чтобы смириться с меньшим, но в том, чтобы ей стало удобно жить в собственной шкуре, в собственном мире. Почему она чувствует себя одинокой повсюду, куда бы ни уехала?

На следующее утро по пути в аэропорт ее накрыло невероятное чувство вины. Неужели она снова собирает чемоданы и оставляет позади свой мир? Не прилетит ли она в Париж, а потом пожалеет, что уехала отсюда, как раньше из Лос-Анджелеса? Поддавшись импульсу, она велела таксисту ехать обратно, в дом к Чарли, и там обнаружила его не погруженного в бездну отчаяния, а в постели с Тамсин и Пенни. Если Джемма в самом деле уезжает в Париж, то ему потребовалось немедленно найти ей замену.

Обе девицы были вполне зрелыми, как женщины картин Боттичелли, но ни та, ни другая не спешили прикрыться, казалось, они пребывают в блаженном убеждении, что только что получили свой приз в лице Чарли Хикса. Джемма восхищалась их наивностью, но знала, что это ненадолго. Чарли уничтожит их наивный взгляд широко раскрытыми глазами на новый мир. Только на это он и способен.

Как ни странно, когда Джемма застала их втроем, Чарли был в восторге.

– Ты что-то забыла, Джемма? – спросил он. – Оставь свой ключ. Не хочу, чтобы ты опять вошла к нам неожиданно.

Тихо закрывая за собой дверь, она услышала:

– Вы видели ее лицо? – Одна из девушек, сказавшая это, хихикнула, а потом все трое расхохотались.

Такая реакция стала подарком ей от Чарли. Она покинет Лондон с чистой совестью. Прежде чем она села в машину, на улицу вышла Пенни, завернутая в простыню, как в тогу. Одной рукой она придерживала простыню, в другой держала зажженную сигарету.

– Он говорит, чтобы ты не возвращалась.

– Скажи ему, что это не проблема, – ответила Джемма, открывая дверцу такси. – Я улетаю в Париж.

– Ему будет лучше без тебя, знаешь ли.

– А вам нет. – Джемма фыркнула от смеха. Эта юная девица не представляла себе, во что ввязывается. –  Поехали, – сказала Джемма водителю, захлопнув дверцу перед Пенни. Как Чарли посмел оставить за собой последнее слово, пусть даже через посыльную?

Автомобиль тронулся с места, а девица с кудряшками осталась стоять на улице в распахнутой тоге.

– Поезжайте быстрее, пожалуйста. Увезите меня отсюда к чертовой матери.

Покинув Лондон раньше, чем ожидала, Джемма должна было прожить в Париже три недели до начала съемок фильма «Странная луна». Компания, финансирующая фильм, хотела получить в прессе больше материалов о нем, поэтому они выдали ей небольшой аванс на оплату отеля в обмен на то, что Джемма будет давать интервью, предпочтительно на французском. Однако до того как самолет приземлился в аэропорту, Джемма не подозревала о беспорядках, которые происходили в стране, и никто из продюсеров компании не упомянул, что аэропорт почти закрыт. Пройдя по пустому зданию аэропорта, она нашла одинокое такси, высаживающее пассажира у зоны вылета. По пути к отелю она видела длинные очереди у каждого магазина из-за нехватки продуктов. Это был уже не тот Париж, который она видела всего несколько недель назад.

– Что тут случилось? – Джемма повернулась и посмотрела в заднее окно. – Я была здесь всего несколько недель назад.

– Забастовки, – ответил таксист. – Студенты протестуют против войны во Вьетнаме, полиция приняла жесткие меры, и тогда к ним присоединились рабочие. Посмотрю, как близко удастся подъехать к Рю-дез-Эколь, но не могу ничего обещать.

Такси остановилось на бульваре Сен-Жермен, и водитель знаками показал, что ей придется пройти длинный квартал вверх по склону. С чемоданом и пишущей машинкой в руках она начала крутой подъем к маленькому бутик-отелю недалеко от Сорбонны, который сняла на имя матери, Мари Бретон. Женщина примерно одних лет с ее матерью, регистрируя ее у стойки, извинилась, что горничные прекратили выходить на работу.

– Все в порядке, – ответила Джемма. – Я могу сама стирать постельное белье, только покажите мне, где находится прачечная.

Смущенная, но сохранившая элегантность женщина за стойкой явно была хозяйкой гостиницы, но, по-видимому, она не привыкла справляться с пожеланиями гостей.

– Это очень любезно с вашей стороны. Большинство гостей уехало. – Она вручила Джемме большой медный ключ c прикрепленной к нему внушительной красной кисточкой. Помогая Джемме отвезти чемодан к крохотному лифту, она робко улыбнулась.

– Боюсь, лифтера тоже нет.

Джемма пришла в восторг от просторного, не заставленного лишней мебелью номера, где стояла «королевская» кровать с обитым красным бархатом изголовьем. Роскошная кровать резко контрастировала с маленьким письменным столом, на который Джемма поставила свою пишущую машинку в футляре. Раздвинув такие же красные бархатные шторы, Джемма обнаружила, что окно в номере позволяет выйти на балкончик, где она может сидеть и смотреть на Рю-дез-Эколь.

Когда на Латинский квартал спустилась ночь, знакомые звуки улицы сменились частым воем сирен и голосами моря протестующих, ритмично скандирующих: «Adieu de Gaulle»[16]. Крики иногда прерывал треск, который она сначала приняла за взрывы хлопушек, а потом, быстро выглянув из окна и увидев горящий автомобиль, поняла, что это выстрелы полицейских.

Утром Джемма вместе с остальными ошеломленными парижанами пробиралась по улицам между перевернутыми автомобилями и огромными кучами отбросов, потому что теперь забастовали мусорщики. С улицы до нее доносился хор возмущенных голосов, так как женщины увидели на рынках пустые ларьки и прилавки. Тем из них, таким как ее мать, которые пережили войну, это, наверное, стало горьким напоминанием о прошлом.

Проходя мимо баррикад из газетных стендов и урн для мусора, она видела расклеенные повсюду красные плакаты. Один из них, «La beauté est dans la rue»[17], привлек ее внимание стилизованным изображением в стиле граффити женщины, бросающей кирпич. Сорвав один маленький плакат с фонарного столба, она сложила его и сунула в сумочку, что-то в нем ее задело.

Эти дети примерно одного с ней возраста, и они сердиты, коллективное беспокойство подобно резкому скачку температуры. Если бы она была дома, вышла бы на протесты против войны? Конечно, студия бы это запретила.

Ей удалось вовремя занять очередь за маслом, сливками и мармеладом. Фруктовый прилавок был разорен, и Джемма выбрала то, что еще можно было спасти, и вернулась в гостиницу, где увидела хозяйку, сервирующую в столовой скудный завтрак и кофе. Джемма вынула баночку апельсинового джема вместе с маслом, сливками и фруктами.

– Простите, я не смогла найти хлеба.

Лицо женщины прояснилось.

– Это я должна о вас заботиться, вы ведь постоялица моего отеля. – Ее естественная порядочность почему-то заставила Джемму с тоской вспомнить о своей собственной матери. – Меня зовут Иветта, – сказала женщина, протягивая ей руку.

– Джемма.

– О, я знаю, кто вы, – сказала Иветта, ее улыбка стала шире. – Мы все знаем. Я видела вас в «Пари Матч». Вы приехали играть главную роль в новом фильме Тьерри Вальдона. Моя дочь, Бетт, изучает кино в Сорбонне, она просто помешана на звездах. Вы ее здесь увидите. Она помогает после школы, но в последние несколько дней не могла приходить.

В гостинице установился один и тот же распорядок. На ночь Иветта запирала парадную дверь, а Джемма баррикадировалась в своей комнате, плотно задергивала тяжелые бархатные шторы. Иветта давала ей несколько свечек и бутылку красного вина из погреба. Джемма снимала пишущую машинку с письменного стола и садилась на ковер подальше от окна. Свечи отбрасывали тени, в комнате устанавливалась таинственная атмосфера; она могла представить себе эту комнату в период Золотого века. Какие запретные любовные романы видели эти стены? У нее разыгрывалось воображение.

Она открыла копию романа Эндрю Уэйнрайта Кольера «Дева и демон»[18], которую нашла в единственном открытом книжном магазине на улице Сен-Жермен. Кольер объявил свою собственную книгу проклятой и велел уничтожить все экземпляры – ну, почти все. К несчастью для Кольера, это создало ей именно ту репутацию, которая вызвала у людей желание сохранить экземпляр на всякий случай, поэтому, как гласит легенда, у издателя не хватило духу уничтожить последний экземпляр. С течением времени роман стал важным чтением для радикалов. Роман повествует о демоне Альтаказре, он влюблен в смертную женщину Эрин и губит ее перспективы на брак, из-за чего она кончает жизнь самоубийством. Когда она оказывается в загробном мире, Люцифер дарит ее Альтаказру; однако Эрин сохраняет свои воспоминания и теперь ненавидит Альтаказра. В конце концов ее изгоняют из ада за то, что слишком чиста.

Роман Кольера навеял ей кое-какие идеи для сценария Вальдона, она усмотрела параллели между Жизель и Эрин. Она вынула наброски сценария Тьерри Вальдона и начала печатать, допивая второй бокал. Как вино, так и творческая лихорадка подействовали на нее, и она воображала, с каким восторгом режиссер прочтет ее заметки. Джемма прекратила печатать и вспомнила то, что он тогда сказал: «Если вы пишете, я бы очень хотел получить ваш отзыв о режиссерском сценарии». Тот сценарий, который она получила, не ломал никаких стереотипов, но у нее появились идеи, а Вальдону они, по-видимому, были нужны. Вот… вот для чего она покинула систему голливудских студий. Более уверенная в себе, чем когда-либо, Джемма сделала большой глоток вина и начала переписывать сцены с Жизель. Она писала: «Жизель используют главным образом так же, как всех женщин в других фильмах ужасов. Она жертва, пешка. В ней нет ничего нового». Взявшись за сцену, где Жизель впервые встречает вампира Романа, она переписала ее таким образом, что теперь молодая женщина подозревает вампира, а не Паскаля.

Стук клавиш успокаивал ее, она не обращала внимания на выстрелы и редкие взрывы на улице, за которыми возникали волны топота и воплей бегущих людей – шум всегда налетал волнами. Бумагу в машинке освещали только свечи, но ее пальцы хорошо знали клавиатуру, и ей не нужен был свет. Она начала работать над другими сценами «Странной луны», беспокоясь только о том, что у нее закончится бумага, а она не знает, где купить новую. Пока она писала, она почти сроднилась с этой работой. Ее распирала гордость, когда она создала три новые сцены, в которых Жизель Дюма стала неизбитым персонажем, достойным «новой волны». Она надеялась, что Вальдону они понравятся.

В конце концов Джемма уснула на полу, ей снились яркие сны, словно сценарий начал писать сам себя. Около пяти утра сирены стали звучать редко, а крики стихли. Вдалеке она увидела первые намеки на восход солнца, розовые отсветы на горизонте.

Она осторожно открыла окно и посмотрела на улицу внизу. Там и сям стояли машины полиции и скорой помощи; стонали или кричали люди, которых уносили на носилках или увозили в фургонах, в зависимости от места назначения. Перевернутые тележки валялись посреди улицы, и ей пришло в голову, что их притащили с рынка в нескольких кварталах отсюда.

Краем глаза она заметила нечто, что показалось ей странным. Взглянув на пишущую машинку, она увидела вставленный в нее лист бумаги, но она не помнила, чтобы оставляла его там. Вынув листок, она глазам своим не поверила.

Мисс Тернер!

На мой скромный взгляд, это хорошее начало, но мы с вами оба понимаем, что сценарий далек от совершенства. Мадемуазель Дюма заинтересуется Романом, а не этим скучным Паскалем. Паскаль – герой этой истории? Я так не думаю… Жмите дальше. «Дева и демон» – отличный источник вдохновения. Жмите, жмите…

А.

Кто это написал? Человек по имени «А»? В панике она обыскала свой номер, раздвигала шторы, открывала шкафы, осмотрела ванную комнату, но ничего не нашла. Она проверила замок, но дверь было крепко заперта. Прошлой ночью она была как в тумане и оставила окно чуть приоткрытым для свежего воздуха. Неужели кто-то ночью проник в ее комнату и прочел ее заметки? Если посмотреть на записку, то именно так и было. Дрожь пробежала по ее телу. Кто-то побывал в ее комнате.

– Ты теряешь рассудок, Джемма. – Она вспомнила, как смотрели на нее Чарли, Серж, Тамсин и Пенни, когда она настаивала, что гонится за мужчиной из номера Моне, и подумала, не галлюцинации ли у нее. Выражение жалости на лице Сержа, когда он говорил с ней, врезалось в память. Никакого мужчины не было.

Единственным другим объяснением было то, что Джемма сама написала это… ну… этот критический разбор собственного варианта. Возможно ли, что ей самой не нравятся эти наброски и поэтому она его написала, бессознательно? Люди могут ходить во сне. Но мысль о возможности печатать во сне просто смехотворна, она это понимала. Ей очень нравились ее новые сцены для «Странной луны».

– Боже мой. – Она быстро оделась: ей необходимо было подышать свежим воздухом, выйти из этой комнаты; ей казалось, что номер осквернило чье-то вторжение.