Девочка Давида 2

– Сегодня все кончится, Жасмин. Выживет либо я, либо он. Тебе больше не для кого будет мстить.

– Кто я такая, чтобы умирать за меня? – я искренне не понимала.

Я отвернулась, а Давид даже не ответил. Усмехнулся только, будто я глупые вещи спрашиваю, и сказал низко:

– Знаешь, как бы я назвал дочь от тебя?

– Не знаю…

– Жасмин.

Я ушла на кухню и сделала ему кофе… без сахара, как он любит.

А потом Давид уехал.

Поцеловал меня на прощанье, будто между нами была сильная любовь, и уехал.

– Ты не убьешь его. Ты не убьешь Доменика.

Я отнесла чашку в раковину.

Теплая вода смыла свежие следы его губ с краев фарфора. Квартира Давида и все в ней пахло богатой жизнью. Давид любил роскошь и роскошных женщин, но еще почему-то полюбил меня.

На время.

Когда-нибудь я бы надоела Давиду. Не зря же он купил мне таблетки на определенный срок…

Таблетки.

Боже!

Раздался грохот.

Это безумно дорогой фарфор упал в раковину и разбился к чертям.

Как и моя жизнь, чашка разлетелась на мелкие осколки. Я стала их собирать, а когда руки затряслись, оставила это гиблое дело.

И бросилась в свою комнату.

В ту, с железным замком.

На полке лежал пустой блистер, а рядом – круглая маленькая таблетка. Двадцать первая. Про нее еще говорят, что счастливая. Если пропустить – шансы забеременеть повышаются в разы.

Остается надеяться, что я ни черта не счастливая.

Дрожащими руками я достала чертову инструкцию.

– Если опоздание в приеме препарата составило более 12 часов, контрацептивная защита может быть снижена.

Я зажмурилась.

Прошло более 12 часов. Уже наступило утро. Почти день.

Прошли почти сутки после двадцатой таблетки.

– В таком случае необходимо применение дополнительного метода контрацепции.

О чем вы говорите?

Этой ночью мы не думали ни о чем таком.

Я же пила таблетки и всегда делала это в срок. Давид предупреждал, что от него лучше не иметь детей и просил заботиться о приеме таблеток.

– …тогда прежде, чем приступить ко второй упаковке, следует исключить наличие беременности.

Я изучала инструкцию, но в глазах все буквы сливались воедино. От паники я не могла вернуть себе хладнокровие. И время… время поджимало.

Сегодня Давид не запер меня за железной дверью.

Мне кажется, я это заслужила. За все ночи, проведенные под ним, заслужила.

И этот шанс я использую для своего побега.

Я решительно проглотила последнюю таблетку в надежде, что все сделала правильно.

Сегодня со всем будет покончено. И беременность от убийцы уж точно не входит в мои планы.

– С вами все в порядке?

Я обернулась. Это охрана заподозрила неладное, услышав грохот на кухне. Кажется, его звали Иваном.

– Нет, со мной не все в порядке, Иван.

Я улыбнулась и быстро «нащупала» взглядом, где у него пистолет. Есть, нашла.

– Сегодня мы с господином Басмановым всю ночь занимались любовью. Мы не предохранялись, и теперь мне нужно в аптеку. Сами понимаете, для чего.

Иван смутился:

– Я уверен, это подождет возвращения господина Басманова.

– Конечно, – я кивнула, – но если я не выпью нужную таблетку, то наверняка забеременею, и у вас возникнут проблемы.

Смущаясь от столь откровенных подробностей, охранник отвернулся и нервно почесал затылок.

Я понимала, что с двоими мне не справиться, а вот с Иваном можно попробовать.

Я попросила отправить его напарника в аптеку.

Я шла ва-банк.

– Иван, я не сбегу. Даже если вы останетесь один, мне с вами не справиться. Прошу вас… Давид будет разгневан, если после сегодняшней ночи я вдруг забеременею.

Глава 11

Жасмин

Чужой город спал.

В палате было тихо. Так тихо – аж до боли. Я свернулась калачиком, насколько позволял живот, и посматривала на луну, прячась от собственных мыслей.

Будь я волком – непременно бы завыла.

От смертной тоски и от неизвестного, размытого будущего.

– Слушай, не спишь?

Я медленно обернулась. Совершать быстрые телодвижения в моем положении – это что-то за гранью фантастики.

– Не сплю.

– Я так и знала.

Ее звали Маша. Она работала здесь акушеркой и с чего-то решила, что я нуждаюсь в общении с ней. Слава Богу, что они дежурят здесь сутки на трое, и утром ее смена снова закончится.

– Как ты, моя девочка?

– Лежу.

Маша называла меня девочкой, хотя она была моей ровесницей. Сама еще зеленая, жизни не повидавшая – она заботилась обо мне. Чудная девушка.

– Ничего не болит? Я только уколы закончила ставить и сразу к тебе, пока меня не начали искать.

– Не болит.

Только, разве что, сердце.

Оно болело тайно, тихо – ни один аппарат эту боль не распознает, не поймет.

Я решила перевернуться на спину, и Маша засуетилась – хотела помочь, но что я, без рук что ли? Справилась сама. В этой жизни мне теперь всегда придется справляться самой.

– Почему ты заботишься обо мне, Маш?

Я качнула головой: не понимала. У медперсонала своих забот полно, у нее таких беременных – вагон и маленькая тележка. То уколы, то системы, то таблетки раздавать, а то и прихватит у кого – тогда надо сразу за врачом бежать и на роды.

– Я просто такая же была, нелюдимая.

Чуть помолчав, Маша поделилась со мной своей историей.

– У меня тоже муж умер. Он разбился на машине, когда я была на пятом месяце. Ко мне, правда, хоть захаживали. То мои, то его. Они уж больно после смерти сына за внука переживали.

Маша смахнула слезы. Если бы не ее печаль, я давно бы отослала ее и приказала не беспокоить меня.

Наверное, так мы и сдружились.

– Еще меня соседки по палате иногда из депрессии выводили. А ты вот совсем одна лежишь.

Маше двадцать два, ее малыш здоров и каждый день напоминает ей о любимом муже. Оттого она и носится со мной, что себя во мне видит.

– Но ты справишься. Мне, конечно, родители сильно помогают, я даже на работу почти сразу вышла, ну а ты няню наймешь. Жизнь наладится, вот увидишь. Мысли позитивно, моя девочка.

– Вот и я успокаиваю себя: двойня для матери-одиночки это лучше, чем тройня.

– У тебя двойня?!

– Сын и дочь, – кивнула.

– Вот это да! Сразу отстреляешься. Можно больше не рожать, – Маша засмеялась.

В Машиных глазах была радость.

Интересно, какая реакция была бы у Давида, узнав он, что станет отцом сразу двоих детей?

Последний раз я видела его так давно. Прошли месяцы. Это была наша последняя встреча.

– У тебя же нет в Волгограде никого, да? А откуда ты приехала?

Я проживала в Волгограде последние недели. После родов мы должны будем улететь. Он обещал помочь спрятаться за границей и обустроить нашу с детьми жизнь… в случае, если я выживу после родов.

На другой, неблагоприятный исход у меня тоже был план. Я не хотела оставлять детей одних в этом мире и позаботилась о них уже сегодня. Сын и дочь попадут в семью Басмановых, ведь нет никого ближе родственной семьи.

Мне бы этого не хотелось. Однако моя болезнь не оставляет мне почти никаких шансов.

– Ладно, Маш. Ты иди. Я поспать хочу.

– Хорошо. Кнопка на твоем запястье, если что – сразу жми. К тебе немедленно придут.

Маша скользнула по мне неравнодушным взглядом, но все же ушла. Мы попрощались до следующей смены. Я посмотрела на датчик на запястье: надеюсь, что кнопка не пригодится и оставшееся время до родов пройдет спокойно.

Я выключила мерцающий телевизор и огляделась. Не зря я решила лежать отдельно. Довольно мне было этих жалостливых взглядов при поступлении, когда меня положили на сохранение, а вещи привезти было некому.

Благо, что деньгами мы обделены не были, я сразу попросилась в отдельную палату – знала, что они у них есть, причем роскошные.

Палата больше напоминала комнату, правда с теми же медицинскими установками. И койка была удобная, на седьмом месяце моя здоровая спина вдруг стала тяжелой ношей. Телевизор я почти не включала, чтобы вдруг не нарваться на новости о Давиде, только иногда пробегала глазами по новостной ленте, чтобы быть в курсе расследования.

Оно, к слову, длилось и по сей день.

– Давид…

Я шумно выдохнула и тут же охнула. Малыши толкнулись… оба откликнулись на имя, сумасшедшие. Я успокаивающе погладила живот, морщась от боли.

Мне до сих пор не верилось, что я была настолько уязвимой. Конечно, не хватало мужской спины, за которой можно было спрятаться.

Не хватало отца или мужа.

За окном роддома стояла июльская жара, а в памяти все жил снежистый декабрь. Я помнила те события от и до. Они снились мне в кошмарах, я просыпалась в поту и долго не могла уснуть, вспоминая…

Когда я осталась совсем одна – беременная и обвиненная в смерти Давида Басманова, я сразу обратилась к тому, чье имя страшно было даже произносить.

Но меня лишили выбора.

– С чего ты решила, что я помогу?

Во время телефонного разговора Эмин был холоден со мной.

Беременная девчонка его бывшего врага просит о помощи – какая ирония.

– Давид говорил, что мне нельзя встречать тебя. Но еще он говорил, что ты его враг номер два. А это лучше, чем остальные враги или семья Басмановых.

Эмин напряженно молчал. Он ненавидел семейство Басмановых, и тогда это сыграло мне на руку.

– Они меня ищут. Полиция и вся семья Басмановых, – я устала перечислять.

– Это ты его грохнула? – уточнил сухо.

– Это не телефонный разговор. Я больше не могу оставаться в Москве.

Эмин согласился помочь мне.

Не из вежливости и не из рыцарских побуждений. Я знала, кто такой Эмин Шах и на какой риск я иду.

Однако, когда полиция добралась бы до меня, они бы посадили меня за решетку, а семья Давида забрала бы его детей себе.

Эмин стал моим спасением. С его разрешения я вылетела в Волгоград и под другим именем я нашла здесь укрытие.

Когда я прилетела в Волгоград, он встретил меня в аэропорту. В его машине было мрачно, а окна предусмотрительно затонированы.

– Здравствуйте, – я впервые взглянула на этого мужчину так близко.

Хмурый, хладнокровный, недовольный… Я раздражала его одним лишь своим видом и, наверное, он сам не понял, почему согласился помочь мне, а я спрашивать не решалась. Главное, что я не в тюрьме, и что мои дети всегда будут со мной.

– Басмановы в мой город не сунутся, – пообещал Эмин, – я нашел роддом. Договорился, ты будешь рожать там.

Я кивнула.

Договорился – значит, вложил много денег в отдельную палату, в платные роды и далее по списку.

– Спасибо, что поверили мне.

– Я не поверил, – отрезал Эмин, – я видел тебя рядом с ним в Новосибирске. И вполне знаю, кто ты такая, Кристина.

Так было даже лучше – не пришлось доказывать, что я действительно ношу детей Давида под сердцем.

Эмин пообещал заботиться обо мне, пока я не рожу. На этом наши пути разойдутся.

– Только будет условие. Ты расскажешь мне, что случилось с Давидом на самом деле. Я должен знать, кого укрываю у себя в городе.

Глава 12

Перед тем, как я покинула роддом, меня еще раз осмотрел врач. Наталья Александровна Панина была профессионалом своего дела. Я не знала наверняка, но, если Эмин договорился с ней о моих родах, значит, доверять было можно. В меру.

Когда я услышала, как во мне бьются еще два сердца, то немного успокоилась. Значит, мамины нервы не сильно сказались на малышах. Немного напугали нас с врачом, заставив меня полежать на сохранении.

– Все хорошо?

– Да. Спокойно, – вымученно улыбнулась доктор, – но ты позвонила ночью, и я изрядно испугалась. Я настаиваю, чтобы ты осталась у меня под присмотром. До родов – всего ничего.

Я поднялась с кушетки.

– Мне нужно забрать из дома кое-какие вещи. Скоро я вернусь. Сама, – заверила я доктора.

– Я не могу тебя заставлять, а Эмину все равно! – донеслось в спину, – но ты должна помнить про свой порок.

Я замерла. Панина тяжело вздохнула и предупредила еще раз:

– С твоей болезнью есть только один шанс родить и выжить – кесарево. И ты это знаешь. Но если вдруг начнутся преждевременные роды, и мы опоздаем, то твои шансы выжить будут равняться нулю. Я тебя предупредила, Кристина!

Наталья Александровна была недовольна, даже зла. У меня было мало шансов родить и при этом выжить. Узнав о моей болезни, она не собиралась за меня браться и даже – настаивала на аборте. Но Панину заставили взять на себя эту ответственность. Эмин прижал ее.

– Все будет хорошо, – неуверенно сказала я.

Мне только нужно забрать одну вещь из дома, и я вернусь. Не будет никаких «поздно».

Я вернулась в палату, окрыленная мыслями о скорой встрече с ними…

Я могу стать мамой. Когда Панина сказала, что у меня будет мальчик и девочка, я немного улыбнулась. В моем шатком положении пол был не столь важен. Главное, чтобы они появились на свет. Семья Давида позаботится о них, а если все закончится хорошо – они будут моими и только моими.

За последнее я и была благодарна Эмину. Он понимал, что в случае чего глава Басмановых отнимет у меня детей и глазом не моргнет, ведь он считает меня убийцей своего сына.

Пока я под крылом Эмина, мне ничего подобного не грозит.

Луна сменилась рассветом, а с приходом солнца все проблемы казались не такими уж и большими. Я даже улыбнулась, когда Маша своенравно ворвалась в палату. Началась ее смена.

– Ты что, выписываешься? – она недоверчиво сощурилась.

– Да. Ненадолго, только вещи для родов соберу. Ты же знаешь, мне некому их привезти.

– Так, давай я? Конечно, ты меня мало знаешь, но я…

– Маша, спасибо. Но я сама.

Эмин сразу обозначил, чтобы я никому не доверяла.

И я собиралась сберечь свое место жительство в тайне.

– Что ж, все равно вернешься, – Маша вздохнула, – буду ждать на роды.

Я кивнула, мы даже обнялись и быстро попрощались.

– А тебя есть кому встретить-то? На улице жара, вдруг в обморок упадешь, не дай Бог.

– Есть.

Когда в палате стало пусто, я набрала Эмина. В моем новом телефоне было только три контакта – Паниной, несколько запасных номеров Эмина и… номер Давида.

Это безумие, но когда я смотрела на знакомые цифры – то тихо млела от прошлого. От наших ноябрьских ночей осталась только память.

По-другому быть не могло. Давид ошибался, когда думал, что у него только два заклятых врага. Еще была я – первая в списке.

– Что случилось?

Эмин.

Я немного привыкла к его голосу. Эмин говорил отстраненно и порой даже грубо, но снимал мои звонки всегда моментально. Он обещал заботиться.

– Я сегодня должна поехать домой. На несколько дней, возможно, больше.

– Мне будет спокойнее, если ты останешься там, – раздражение проскользнуло в его голосе.

– Я доеду на такси, здесь недалеко, – заверила я, – просто ты просил уведомлять о всех перемещениях, вот я и звоню.

– Жди меня до вечера. Когда стемнеет, я приеду за тобой. Ты все поняла?

– Разумеется.

Придется ждать Эмина.

Я не хотела создавать этому мужчине еще больше проблем.

– Кристина, если ты не будешь меня слушаться, я перестану тебе помогать. Я иду против Эльдара Басманова. Просчитывай мои риски.

Эмин заносчиво положил трубку.

Я понимала все риски. Они были просто огромными, но причину, по которой Эмин на них шел – я не понимала.

Я строила логические цепочки, но все они не соединялись воедино.

Подумаешь, я бывшая подруга его жены… когда это было? Уже больше шести лет прошло, как Диана вышла за него замуж.

Кто я для него помимо этого размытого статуса?

Беременная девица его врага. Однажды Давид позарился на его жену, и Эмин упек его в тюрьму на пять лет.

Почему Эмин помогает мне?

Куда выгоднее было бы сбагрить Басмановым беременную женщину их мертвого сына.

Ее в тюрьму.

А детей – как в память о Давиде – растить самим.

– Безумие, – прошептала я.

Я включила телевизор.

Шли новости. Если я и включала телевизор, то смотрела только этот канал в глупой надежде услышать что-то новое.

Но каждый раз слышала одно и то же.

Когда за окном стемнело, я робко подошла к подоконнику.

Парк остался парком, набережная так и оставалось набережной. Только в моей жизни что-то кардинально поменялось.

Я гналась за местью и не заметила, как утопила в ней все свое тело и душу.

Я ведь промахнулась.

Ошиблась.

Поставила не на то.

Я в своей жизни выбрала месть, но не жизнь.

– Месть.

Назвав это слово вслух, я ощутила, каким отвратительным оно было на вкус.

И замерла, оглушенная холодным, пугающим чувством.

Я уперлась животом в подоконник, прижимаясь к окну… оно запотело от моего дыхания. Вся кожа покрылась мурашками, мышцы живота дернулись и неприятно сжались.

В следующую секунду я почувствовала на себе взгляд.

И от взгляда этого мне стало нехорошо.

Глава 13

Пока я стояла у окна, ощущение было такое, будто на тебя не просто смотрят, а целятся. Либо я заболела паранойей, либо…

Я резко бросила взгляд за парк, в новостройки: может быть, кто-то спрятался на крыше?

Будто прикованная к подоконнику, я затаила дыхание. Так я пыталась сохранить тишину – она внушала безопасность. Одно лишь сердце колотилось бешено, но я все смотрела, смотрела…

Черт.

Из-за палатной лампы, отражавшейся в окне, я не увидела ничего. От напряжения вспотели ладони, и я попятилась назад.

Хотела отключить свет, найти причину моих чувств.

Но когда вернулась – наваждение уже спало.

– Паранойя. Не больше, – заверяла я себя.

После жизни с Давидом, паранойя – самый лучший исход, на который я могла рассчитывать.

Я отошла прочь, вытерла вспотевшие ладони об одежду и залпом осушила стакан с водой, стоявший на тумбочке.

А когда мне позвонил Эмин, я, наконец, почувствовала слабость в ногах и подкатывающую к горлу тошноту – издержки короткого стресса.

– Ты готова?

– Да.

– Я у черного входа.

Я сжала телефон в руке и еще раз вгляделась в луну.

Она напоминала мне о ноябрьских ночах, проведенных в объятиях того, кому я, кажется, была нужна.

Сейчас я отчетливо понимала: нужна.

Но это не меняло нашего прошлого.

Я взяла сумку, вышла из палаты и покинула здание. Июльский ветерок ударил в лицо… приятный, сладкий. И с примесью горечи.

– Ты долго, – недовольно заметил Эмин.

Я сухо извинилась, все понимая: его ждут жена, дети. Сегодня суббота, и они наверняка разожгут костер во дворе и сделают шашлыки. Их мучения закончились много лет назад, мои же – только продолжались.

Но я все равно была благодарна Эмину.

Мы приехали быстро. Эмин помог мне донести сумку, хоть она и была легкая, но главное, что он проводил меня до квартиры. Даже в подъезде и лифте не оставлял одну… от его заботы хотелось расплакаться. Только не при нем.

– Почему ты помогаешь мне? – спросила я.

– Это лишние вопросы, – сдержанно, но холодно.

Конечно же.

– Никуда не выходи. Холодильник полный, аптечка тоже. Никому не открывай. Никто не знает об этой квартире, ты в полной безопасности.

Эмин говорил коротко, отрывисто.

И почти не смотрел на меня – только поигрывал автомобильными ключами и пристально осматривал квартиру, словно здесь мог быть кто-то еще.

Предусмотрительный.

– В любых ситуациях сразу звони мне. Не соседям, а мне.

– Я не глупая.

Эмин перебросил свой взгляд на меня. Тяжелый, недовольный. Ему даже смотреть на меня в тягость, будто я напоминала ему о самых плохих временах его юности.

Вот же глупости.

– По твоему животу так и не скажешь.

Я открыла рот и тут же закрыла.

Задохнулась немного от обиды, но я не в том положении, чтобы перечить. Все обиды и слезы оставлю на потом.

– Забеременеть двойней от мужика с криминальным прошлым, который, к тому же, вроде мертв – разве не глупость?

– Хватит, – взмолилась я и застыла, – и почему ты сказал, что он «вроде мертв»? Ты что-то знаешь?

– Думай о своих детях, Жасмин, а не о том, что я могу знать.

Я сощурилась. Шах что-то знал, но молчал.

– Что тебе известно о нем, Эмин?

– Довольно!

Я вздрогнула от резкости и тут же пожалела, что рассказала Эмину все.

О том, как стала марионеткой в руках Доменика, которого любила.

О том, как он использовал меня в своих целях и все-таки сделал убийцей Давида.

Это Доменик подложил меня под Давида. Мама не успела рассказать мне о тонкостях взрослой жизни, о безопасности рядом с мужчиной, как итог – я забеременела. Все это сыграло на руку Доменику, который вместе с Басмановыми ищет меня, чтобы впоследствии отобрать у меня детей.

Я в глубокой яме.

Будто наравне с Давидом погребена.

– Много лет ты училась держать пушку в руках, но так и не перестала быть наивным ребенком, – продолжил Эмин.

– Не нужно так со мной.

Эмин отвернулся, осматривая квартиру.

За что он ненавидел меня? За то, что я – женщина его врага?

– Я знаю, вы враждовали. Но я не участвовала в вашей войне.

Он тяжело вздохнул, мотнул ключами несколько раз и сказал мягче:

– Ладно… Я поехал.

Я кивнула сквозь ком в горле.

Сейчас Эмин напомнил мне, что моя жизнь скатилась в самую пропасть, из которой даже рассвета не видно. Еще Эмин сказал звонить ему в случае чего, но мне и взгляда его хватило, чтобы понять: он надеялся, что звонить я буду как можно реже, и что справлюсь со всем сама.

– Иди сюда.

– Что?

Эмин вытянул руку. Я тут же представила, как положу голову ему на плечо и тихонько так, тихо зарыдаю.

Это даже выглядело жалко. Эмин Шах, враг моего бывшего любовника предлагал поплакаться ему в жилетку, вроде ему не все равно.

– Эмин, я благодарна тебе за все. Однако жалость мне не нужна, – тихо, но отчетливо.

Максимум, с кем вместе я буду плакать, так это с одиночеством.

Шах опустил протянутую руку, но посмотрел на меня иначе, под другим углом. Будто он ожидал совсем другого, например: слабости, слез, жалкости.

Эмин привык к Диане. В детстве по дружбе она часто плакала, не удивлюсь, если и сейчас она не изменилась.

– Просто плачь больше. Не держи в себе – сделаешь только хуже. Выноси детей здоровыми, хотя бы одного.

Эмин умел поддерживать.

Я кивнула, а когда мужчина пошел на выход, то крикнула в спину:

– Давид убил мою семью.

– Поэтому ты с ним разделалась?

– Я не хотела его смерти. Все вышло случайно.

Эмин внимательно оглядел меня, сухо кивнул и ушел.

Я успокаивающе погладила живот, оставшись в квартире совсем одна. Одна с двумя напоминаниями о Давиде.

Глава 14

Давид

– Я ее нашел.

– Не прошло и года. И где она?

– В Волгограде. Ее Эмин покрывает.

Вадим тихо присвистнул.

– Только на кой черт оно тебе надо, Давидо?

Я затянулся. Когда вижу ее, курить хочется больше. Потреблять, потреблять… скрыть свою ярость за едким дымом и присмирить внутреннего демона.

Есть разница между сигаретами и женщинами. Первое всегда будет при тебе, второе – непостоянное, неясное, неизведанное.

То, что может убежать, скрыться. И искать придется целые месяцы. Столько я ее и искал.

Общее между ними тоже есть: это зависимость.

Я знал наверняка, что сигареты отравляют легкие, но про женщин такое отец не говорил. К такому не готовил, не учил.

А она отравить смогла.

– Узнаешь, Вадим. Видишь, как удобно быть для всех трупом?

– Чем удобно? Тем, что ты оставил меня одного разгребать это дерьмо?

Вадим усмехнулся в трубку и тоже закурил. Доменико заставляет нас нервничать.

– Можно дышать Шаху в спину, а он этого даже не почувствует.

– Ты осторожнее, Давид. У нас хватает проблем, понимаешь? Доменико ускользает из наших рук подобно песку. Я невероятно зол.

– Пусть ускользает. Мне бы сейчас до Жасмин добраться, но пока не могу.

– Пусть ускользает? Какого хрена, Давидо?

Вадим всегда называет меня Давидо, когда злится.

Я хлопнул дверью, выбираясь из прохладного салона. На дворе почти ночь.

Она живет здесь. Точнее прячется. Обычная девятиэтажка, я видел, как он привез ее сюда ближе к ночи.

Я нашел ее сегодня. Надеюсь, что я сделал это раньше, чем Доменико. До этой ночи я никак не мог узнать место, где она прячется. Видно, место было надежное.

– Подожди, Вадим, – велю тихо.

Вне салона стоит невыносимая жара. До сих пор не привык к июлю: в башке так и сидит ноябрь.

Ноябрь и Жасмин.

Сука.

Я притаился за деревом. В принципе сейчас темно, Жасмин все равно ничего не увидит. Даже если приглядится, даже если вдруг почувствует меня.