
Полная версия
Девочка Давида 2
Скоро подъехал и сам Эмин. Я пробовал понять, замешан ли он в делах с Жасмин, но держался он нейтрально. Эмин, ревнивый идиот, быстро увел Диану, но превосходства в его глазах я не заметил.
Я задумчиво потер подбородок.
Шаху море по колено: он же и против мира пойдет, если это заденет его интересы, но опускаться до девчонки Эмин не станет. Жасмин – не его рук дело, как я и предполагал.
Я вернулся к машине и открыл пассажирскую дверь.
Хотел убедиться, что Жасмин не сбежала. Что она ждет меня, наблюдает… возможно, ненавидит.
– Заждалась, красавица?
Я улыбнулся.
Она – нет. Видно, что ее мучали вопросы.
– Тебе смешно? – Жасмин вскинула брови, – я сижу в наручниках как преступница и жду, пока ты наболтаешься с ней! И как, приятно?
Я бросил взгляд в сторону: Шах с женой уходили прочь. Мне здесь больше делать нечего.
– Что – приятно? – я не понял.
– Болтать с той, которая усадила тебя за решетку! На пять лет!
Жасмин вспыхнула.
Моя тюрьма не давала ей покоя, и я понимал, в чем дело.
– Так бесишься, потому что не терпелось убить меня раньше? – я сощурился.
Ее губы безмолвно распахнулись – Жасмин хотела заметить, какой я ублюдок, но в последний момент передумала.
Я хлопнул дверью.
Выводить из себя – способность, данная этой девчонке от природы.
Когда я вернулся в машину, Жасмин набросилась на меня с расспросами. Она у меня любопытной была…
– Кто этот мужчина? Это ее муж?
– Да, Эмин Шах. Враг номер два.
– Я слышала о нем, просто раньше не встречала, – задумалась Жасмин, наблюдая за ними сквозь лобовое.
– Встречать Шаха нельзя, Жасмин. Тебе – нельзя. Сукин сын может отыграться, а мне уже хватает одной проблемы.
Я посмотрел на нее внимательно. Я был бы чертовски рад, если бы сегодня утром Жасмин указала на фотографию Эмина Шаха.
Завязывать войну нам не впервые… в войне за Жасмин я бы победил.
А как сложится здесь – одному Богу известно… Жасмин полюбила не того.
– Нам пора, – я утопил педаль газа.
Увидев, каким настороженным взглядом Жасмин провожает Эмина, я добавил:
– Тебе нечего бояться. Пока ты со мной, тебя никто не обидит. Ни Эмин, ни Доменико.
Жасмин дернулась… Взгляд ее потеплел. Имя этого ублюдка всколыхнуло ее сердце.
Жасмин указала на его фотографию и не солгала. Доменико я встретил впервые задолго до тюрьмы. Мне сообщили, что он хочет познакомиться со мной. Я не смог отказать известному бизнесмену в итальянских кругах.
С него начался мой путь здесь, в России. Мы шли с ним нога в ногу до тех пор, пока кое-что не произошло.
– Я звала его Доменик, – сбивает Жасмин.
– В Италии говорят: «ДомЕнико». Ударение на второй слог.
– Откуда ты знаешь?
Я затормозил на светофоре и прикоснулся к щеке Жасмин – она была бархатная, нежная.
– Расскажешь мне свои тайны, а я свои, идет?
Жасмин отвернулась, сбрасывая мою ладонь. Она выстрелила в меня лишь раз, но уже тысячу – воткнула нож в сердце. А гордо отворачиваясь, крутила им в разные стороны.
– Возможно, когда-нибудь ты порадуешь меня. Осчастливишь.
«Или полюбишь».
Я тронулся, срываясь в аэропорт. Перед глазами стояла улыбка Жасмин, когда она говорила о Доменико. Это не я, а он – заставил ее улыбаться.
Я сжал руль крепче, прибавил газу, включил музыку.
Я знал: скоро Жасмин возненавидит меня еще больше. Когда я доберусь до Доменико, его смерть разобьет ее сердце.
И я единственный буду рядом.
Глава 8
Жасмин
Ночь мы застали в самолете.
Я понимала, что мне некуда идти, и противиться Москве не имело смысла – я была вынуждена следовать за Давидом, чтобы не гневить его еще больше.
Несколько раз за полет я засыпала, а просыпалась с одной лишь мыслью, которая плавно перетекала в вопрос: что меня ждет с этим мужчиной?
– Спи. Еще не прилетели, – говорил Давид и каждый раз настойчиво укладывал мою голову на свое плечо.
И я засыпала, но каждый раз просыпалась от одного и того же кошмара. Та ночь не давала мне покоя: смех Давида, крики мамы, неживые глаза отца.
Вчера Давид признался, что он поквитался с моей семьей. Вспоминать нашу первую ночь после его чистосердечного было ужасно стыдно.
– Жасмин, что тебе снится? – недовольно заметил Давид, почувствовав мои стенания.
Я посмотрела в его глаза, вспоминая далекую весну. Той весной я впервые повстречала Давида.
Это произошло, когда я разговаривала с подругой по скайпу. В дом ее семьи ворвались бандиты, и я увидела их – каждого. Я запомнила их лицо и жестоко поплатилась за это.
Я прикрыла глаза, вспоминая:
– Завтра рано вставать на самолет. Если проспим, не улетим еще месяц, а это опасно… – рассказывала подруга, когда за ее спиной появились убийцы.
– Диана! Диана!!! – я позвала ее.
Диана распахнула глаза, но было поздно: ее схватили за ногу и протащили по кровати. С ее ушей слетели наушники, подруга закричала.
– Диана, кто это?! Диана!
Тогда мы встретились с ней взглядом последний раз в этой жизни.
Нет, она выжила, конечно.
Но мы больше не виделись. Никогда. Я не знала, что произошло после – убийцы выстрелили в ее экран, и трансляция прервалась.
Мы тогда с родителями сразу вызвали полицию, а когда прибежали к ним в дом, в нем было пусто. Только дядя Альберт – отец Дианы лежал на полу. Неживой.
Наша семья стала единственными свидетелями случившегося.
Чуть позже, когда полиция брала у меня показания, я услышала их разговоры между собой. Полицейские сказали, что в комнате Дианы обнаружили еще один труп, это был один из нападавших. Сама Диана и ее мать бесследно пропали.
Я составила портрет тех, кого видела лично, и их подали в розыск.
Я хотела, чтобы виновных наказали, а Диану с ее мамой непременно нашли.
Я ничего плохого не хотела – лишь помочь им.
А потом они пришли за нами.
Давид был их предводителем, он схватил меня первым и сказал:
– Свидетелей надо убрать. Да, красивая?
Вот Давид и убрал. И вчера он мне в этом сам признался.
После приземления Давид посадил меня в машину и приказал своим людям везти нас домой.
К нему домой.
В ту берлогу, где я выстрелила в него и где были слишком свежи воспоминания. Я молила его об обратном – даже о тюрьме, но Давид лишь качал головой и с жуткой, холодной улыбкой называл меня своей наивной девочкой.
– Поспи, – говорил он.
Давид усыплял меня везде, лишь бы не противилась.
– Приехали.
Я выбралась из автомобиля в сонном состоянии.
В Москве светало, а под ногами было сыро – в этом городе всю ночь лил дождь и успокоился лишь под утро, к нашему прилету.
– Пошли.
Ладонь Давида подтолкнула к знакомым апартаментам. Я засунула руки в карманы пальто, следуя коротким указаниям.
Когда мы остановились перед знакомой дверью, я оглянулась: сзади, пугая своим видом, за нами следовала охрана. Та самая, которую для Давида назначил Роман. Даже в самолете я была под их наблюдением, и вот опять.
Я проснулась окончательно, когда Давид притеснил меня к стенке. Другой рукой он искал в кармане ключи.
– Подопрешь дверь стулом? Прикуешь наручниками к батарее? Что ты хочешь от меня?
Давид был так близко, что стало страшно от его вседозволенности.
– Хуже, Жасмин. Ты слишком добра к себе.
Давид пригладил мои волосы – играючи, не спеша. Будто он вовсе не ждал от меня удара в спину. И будто вовсе не поэтому за нами сновала его охрана.
Но правда была куда ироничнее: Давид боялся меня.
И это его злило.
– Пожалуйста, – попросила в последний раз.
Я захныкала почти как ребенок.
А он втолкнул меня в квартиру.
Здесь все было иначе: вещи лежали на других местах как после ремонта, и еще в квартире было чисто. Женская рука побывала здесь в наше отсутствие, и квартира приобрела опрятный вид.
Словно здесь не живет самый жестокий человек в мире.
– Ты будешь здесь, – отрезал Давид.
Мне досталась небольшая комната. Другая – не та, в которой мы провели нашу единственную ночь и в которой же я его убила.
Я заметила в руках Давида ключи, а на двери снаружи – замок.
Пазл сложился.
Меня бросило в дрожь.
– Ты запрешь меня здесь? Как пленницу?
– Я должен уехать. По работе.
Я покачала головой: Давид не по работе уезжает.
Он поедет по следам Доменика. Давид предрешил судьбу своего врага.
От этой мысли сильно вспотели ладони. Давид не подходил ко мне – держался на расстоянии. То ли в целях безопасности, то ли, вспомнив нашу горячую ночь, боялся притронуться ко мне, чтобы не сорваться.
Он ведь для этого меня себе оставил.
Не вернул Доменику.
Не сдал властям.
А себе оставил… чтобы поразвлечься со мной в постели месяц или три. Он даже знать не знает ту девочку, которую хоронили вместе с ее семьей.
– Ключи есть только у меня, – прохрипел Давид низко, – мои люди будут охранять квартиру снаружи. К тебе и близко никто не подойдет.
– Здесь есть прослушка, – догадалась я, – или камеры. Я права?
– Мне это не нужно, – Давид скривил губы, – не занимался такой херней и не буду.
Давид был честен. Он играл прямо, не мухлевал.
Хлопок двери.
Поворот ключа.
Я слишком поздно бросилась к выходу из собственной тюрьмы.
– Ты не имеешь права! Выпусти меня!
Когда я осталась одна, сердце понеслось вскачь. Я закричала и сильно ударила по двери.
– Давид! Давид!
Я дергала ручку, звала на помощь, била ладонями по двери, но в итоге осталась без сил.
– Ненавижу тебя, Давид! – простонала изо всех сил.
Усевшись на пол, я огляделась.
В комнате была кровать, холодильник и шкаф со столом. На единственном окне, конечно, решетки, а этаж выше десятого.
Здесь была даже еда на случай, если Давид не объявится дольше, чем через сутки.
Сердце сделало удар: он ушел по следам Доменика.
Значит, Давид просчитал вариант на случай, если он не вернется. Возможно, ключи есть еще у кого-то – например, у Алероева.
Я облазила всю комнату и обыскала все вещи и каждую полку, но не нашла ничего: ни камер, ни прослушки.
С трудом сняв с себя колготки, я извлекла оттуда телефон. От длинных передвижений его кнопки впечатались в кожу стопы.
– Боже, как больно, – простонала тихо.
Все время после аэропорта я старалась ходить так, будто не прятала телефон между обувью и ногой. Это было чертовски неудобно, но оно того стоило.
– Доменик слушает.
– ДомЕнико, – процедила я, – это твое настоящее имя.
– Я знаю, что ты указала на мою фотографию. Идешь против своего учителя, Кристина?
Я замерла.
Он ни разу не называл меня этим именем.
Доменик угрожал, я сразу поняла.
– Авария – твоих рук дело?
– Поблагодаришь меня позже. Сейчас твоя задача заставить Давида поверить тебе.
– После того, как я пустила ему пулю в сердце? Ты слишком многого хочешь, Доменик.
– Ты слишком много можешь, девочка. Давид уже наркоман, и ты – его наркотик. Как только он расслабит хватку, дай мне знать. Мои люди передадут тебе яд. В этот раз ты все сделаешь без промашек.
– Меня подставили. Тебе известно об этом?
Доменик положил трубку.
Он сказал любыми путями выйти из этой комнаты, иначе… иначе о Кристине узнают все.
Приложив ледяные руки к горячим щекам, я начала думать.
Я уже не та Кристина, история семьи которой прогремела на весь Новосибирск. Я выберусь отсюда, сколько бы ночей в постели Басманова мне это ни стоило.
– Таблетки, – вспомнила я.
В сумочке лежал знакомый блистер.
Я выпила вторую таблетку.
На следующий день третью.
На четвертый день цикла – четвертую.
Когда за окном пятого дня окончательно стемнело, из-за двери донеслись шаги.
Я опустилась коленями на белый ворсовый ковер. Обнаженных ягодиц коснулась приятная ткань, когда я отвела руки за спину и уперлась ладонями в пол.
Отбросив волосы с груди, я стала ждать. Ключ вставили в замок и повернули несколько раз – дергано, резко. Жадно.
Давид шел ко мне.
Он шел за мной…
Глава 9
В комнате было темно. Когда дверь приоткрылась, свет снаружи осветил высокую фигуру.
Давид изголодался по мне и поэтому – пришел.
– Жасмин?
Не то шепот, не то хрип.
Я видела, как его пальцы дрогнули и тут же – сжались в кулаки. Зрелище было пугающим… я облизала пересохшие от жара губы.
– Что за игры, Жасмин? – он был возбужден и… зол.
Доменик был прав: Давид зависим. И мое тело – его наркотик.
Мощные челюсти плотно сжаты, руки напряженно согнуты в локтях. Когда Давид подошел – порывисто, резко – я сразу же потянулась к его ремню, потому что знала, чего он хочет.
Тяжелая бляшка холодила пальцы… на этот раз я справилась с ней быстрее. Расстегнув ширинку, я тяжело задышала и немного замешкалась.
Давид тяжело вздохнул, поторапливая. Я послушно открыла рот и подалась вперед. Он был горячим и перевозбужденным… все должно закончиться быстро.
Давид тихо простонал. Ему было приятно все: моя покорность, моя инициатива. Моя нагота – доступная лишь ему. Мой рот ублажал его прихоти и желания.
Я подняла взгляд. Глаза зверя неотрывно следили за моими движениями… от его пристального взгляда внутри что-то отчаянно дернулось.
Моя жизнь катилась в пропасть такого же цвета, как его глаза.
– Жасмин, – глухой звук вырвался из его рта, – глубже… соси глубже.
Я старалась.
До слез в глазах старалась – отчаянно, жадно вылизывая каждый сантиметр, но ему все было мало.
Давид опустил тяжелую ладонь на мою голову и подтолкнул… Я задыхалась, но делала ему приятно… Я гладила его крепкие бедра и рельефный живот, а он хрипло стонал и закатывал глаза.
Я все делала правильно.
Давиду понравилось.
– Иди ко мне… Иди, моя девочка.
Давид говорил урывками, тяжело дыша. Его глаза наполнились дымкой – он хотел взять меня, грубо и ненасытно.
Его пресс стал почти каменным, когда Давид намотал мои волосы на кулак и мягко заставил подняться.
Я вытерла губы и поднялась с колен.
– Сегодня было хорошо, – жадно пробормотал Давид.
Я прильнула к напряженной груди, а Давид перехватил меня за подбородок и впился зубами в мою шею. Не нежно. Не щадя.
Я тихо вскрикнула, откидывая голову назад.
А он зализал место укуса, втягивая ноздрями запах моей кожи.
Точно зверь.
– Тебя уже можно трахать?
Давид спрашивал, закончились ли месячные.
В глазах Давида – жуткий голод, лучше бы я не смотрела в них…
– Можно.
Я не успела пикнуть: Давид перехватил меня за талию, приподнял над полом и унес из комнаты.
В свою обитель.
Я закрыла глаза, не решаясь смотреть на постель или этот пол, где еще недавно он истекал кровью… а Давиду было все равно, о чем я думала.
Он крутил мною в разные стороны и все никак не мог налюбоваться. Ласкал поясницу, трогал шею, сминал грудь и всюду оставлял свои следы.
Давид будто в отместку за мое проклятое сердце показывал, что мое тело принадлежит ему. Пусть не сердце… зато тело.
– Повернись.
Я послушно легла на живот, дрожа от неизвестности. Я боялась его звериной сущности – Давид лепил из моего тела фигуру, как из пластилина… Это было ненормально.
Его ладони опустились на поясницу и придавили – Давид распластал меня на кровати.
– Прогнись. Вот так… – затылок опалило жаром.
Сегодня он хотел глубже, ярче, острее.
Давид задрал мою голову, а когда его пальцы накрыли мои полуоткрытые губы – я случайно облизала их.
Распаляя зверя.
Накаляя обстановку.
– Жасми-ин… – протягивает свирепо.
Давид дышит открытым ртом.
Ладонью сжимает талию, безжалостно оставляя следы. По коже бегали мурашки – он может делать со мной все, что угодно.
Знакомая луна освещала эту спальню, когда Давид вошел в меня.
Я глухо вскрикнула и отчаянно прикусила его пальцы. Он водил ими по моим губам, а я посасывала их в надежде, что Давид немного успокоится и возьмет меня нежнее.
– Давид, – я тихо простонала.
– Прости, моя кайфовая.
Давид замедлил темп, давая привыкнуть к себе.
Я тихо задрожала, чувствуя во рту солоноватый привкус – это была кровь его пальцев.
Это было началом безумной ночи, кончившейся лишь к утру…
Луна сменилась неярким рассветом.
Давид лежал на спине, по его лбу и вискам катились капельки пота. Я робко свернулась калачиком рядом и даже гладила его грудь в надежде, что он уснет и больше не захочет меня.
Давид испробовал меня в десятках разных поз и будто почти не выдохнулся. Я устало вытерла лоб и щеки – на них налипли влажные волосы, и привстала на постели.
– Куда? – Давид дернулся следом.
– Я хочу в туалет.
– Иди.
Давид отпустил меня в ванную. Я закрылась на щеколду, опустилась на кафель и тихонько заплакала.
Вот, сколько стоит моя свобода от заточения в железной комнате. Я надеялась туда не вернуться – мне кажется, я заслужила это после сегодняшней ночи.
Когда я умылась, Давид постучал в дверь.
– Я выхожу…
Давид взял меня у двери.
Когда-то на этом месте он обещал опоить меня вином, а теперь с легкостью подхватил ногу под коленку, отвел ее в сторону и прижался ко мне бедрами.
Давид навалился на стену и проник в меня. Где нашел, там и овладел…
Я отвернулась, пряча красные глаза, но было уже поздно.
Давид заметил.
– Ты плакала?
Я обняла широкие плечи – они были влажными от пота. Давид всю ночь занимался сексом и ужасно вспотел… мы оба были мокрые.
– Почему ты плакала?
Давид толкнулся во мне и замер. Его сильные пальцы тронули щеки, убрали влажные пряди со лба. Давид понял, что я устала.
– Это последний раз, обещаю, – Давид вздохнул.
Я кивнула и обхватила его за крепкую шею. Давид поцеловал меня в последний раз – на этот раз нежно, щадя мои израненные губы.
А затем отвел мою ногу сильнее и проник в меня глубже, сильнее. Я закричала.
В глазах закружились звезды. Луна, рассвет, ночь и день – все смешалось.
– Давид!
Я кричала, впиваясь ногтями ему под кожу.
А он вдруг стал нежнее.
Нежнее входить.
Нежнее двигаться.
Зверь, наконец, насытился, и я обмякла в его ласковых тисках.
– Боже… – я тихо застонала и откинула голову назад, – пожалуйста, Давид!
Я не знала, о чем молила.
Чтобы отпустил.
Или чтобы продолжал трахать меня у этой стены.
Или чтобы даровал чуточку свободы.
– Ах! – я закричала, срывая связки.
Но ничего не вышло. Ни в эту ночь, ни в последующие.
Каждую ночь, когда Давид укладывал меня в свою постель, я умоляла его позволить мне остаться с ним.
Чтобы он не оставлял меня одну в той комнате.
Но Давид лишь гладил меня по голове, шептал, какая я у него красивая и чувственная, а потом уходил на поиски моего сердца.
Давид искал Доменика, чтобы убить его и присвоить меня себе навсегда. Некоторыми ночами он приходил в ранах и кровоподтеках – это значило, что он вернулся с задания. Давид зарабатывал деньги для нас. Приносил еду, кормил, потом брал меня – в поту и крови, затем он долго отмывал нас в ванной.
Я эти ночи никогда не забуду.
Ночи секса с наемником не искоренить из памяти.
Все дни смешались в моей голове. Я лишь помнила номера таблеток. Десятая, четырнадцатая, двадцатая…
Блистер противозачаточных заканчивался.
Сегодня должна была быть двадцать первая. Последняя.
Но Давид вернулся раньше, заставив меня обо всем позабыть.
В квартире хлопнула дверь – очень сильно. Я сразу же напряглась, из рук выпала не выпитая таблетка. Когда дверь отперли, я вышла и встретила Давида на кухне.
Сигарета тлела в крепких руках, обжигая ему пальцы. Квартира вновь пропахла никотином… новости были плохие. Для меня.
– Я нашел его.
Я ступила ближе и робко села у мужских ног.
Давид нашел Доменика… я скоро смогу его увидеть.
– Хочу, чтобы ты знала, – Давид опустил на меня тяжелый взгляд, – я собираюсь его убить. Завтра.
Мое сердце дрогнуло, обливаясь кровью.
Если Давид убьет Доменика, я навсегда останусь в этом плену. Не будет никого, кто вытащит меня отсюда даже из самых плохих побуждений.
Давид только одного жаждет – обладать мной безраздельно.
И не знает о том, как сильно я его ненавижу… Давид трахает меня каждую ночь, но даже не догадывается, ради какой мести я послушно раздвигаю перед ним ноги.
А когда не станет Доменика, он сразу докопается до моей настоящей биографии.
И завершит дело, которое не закончил пять лет назад. Давид захочет избавиться от меня.
– Ты возьмешь меня с собой? Я хочу убедиться, – я тяжело сглотнула, – что его не станет.
Давид жестоко улыбнулся: он, конечно же, мне не верил.
Завтра предстояла схватка между заклятыми врагами, и мне там делать нечего.
– Иди сюда, Жасмин.
Давид притянул меня к своей груди и сладко поцеловал в губы. Другой рукой он стянул с меня кофту и с силой опустил лиф вниз. Его руки безжалостно разминали грудь.
Давид хотел видеть свой товар.
Хотел знать, за что он мог погибнуть завтра.
И по его мнению – мое тело того стоило.
– Моя Жасмин… – его тембр был страшно низким.
Я тихо застонала, готовясь к соитию с самым жестоким человеком.
Слава Богу, что эта ночь будет недолгой. Давид возьмет меня всего несколько раз, чтобы отдохнуть перед завтрашней встречей с Домеником.
Давид уложил меня в кровать и широко раздвинул ноги, а перед тем, как овладеть мною, с улыбкой победителя сказал:
– Запомни эту ночь, Жасмин. Завтра ты станешь моей.
И я запомню. Я запомню эту двадцать первую ночь.
Только совсем по другой причине…
Глава 10
– Что ты делаешь, красивая?
Я улыбнулась, а Давид открыл глаза, окончательно просыпаясь. Сонный, уставший, но с тем же жестоким взглядом.
Таких мужчин больше не было в мире – которые только проснулись, но уже готовы к схватке.
Наша бессонная ночь сказалась на нем.
– Рисую…
Давид потянулся, и одеяло соскользнуло с его обнаженного тела, приоткрывая все интимные детали.
Я отвернулась, пряча лицо.
И внесла последние штрихи в свою картину.
– Что рисуешь, Жасмин? – Давид сощурился, – не меня, случаем?
Я сидела за мольбертом после секса и до рассвета… мне не спалось. Сердце стучало так сильно, не давая покоя, и лишь здесь – за мольбертом – я нашла успокоение.
Сегодняшний день будет невероятно страшным. Я чувствовала это.
Давид купил мне этот мольберт на четырнадцатый день моего заключения. Я тогда рассказала ему о том, как безумно люблю рисовать, а он на следующий вечер привез мне мольберт, карандаши, краски и все, чего только можно пожелать.
Помню, как я благодарила его всю ту ночь…
А добралась до рисования только сегодня.
– Что для тебя значит этот перстень? – спросила я.
Я присмотрелась внимательно.
На картине его рука выделялась благодаря этому перстню – его я тоже нарисовала. Подумала, что он важен для общей картины. Черный, крупный камень внушал опасность.
– Это часть моей жизни, – отрезал Давид, – я с ним все пережил, с ним и сдохну.
Он поднялся с кровати – голый, ничем не прикрытый, и подошел ко мне. В затылок ударило тяжелое дыхание.
– Мне нравится, красивая, – Давид похвалил меня.
На полотне черты мужского лица казались расслабленными, даже морщинок было меньше. Я изобразила Давида обычным мужчиной – без клише убийцы, без нашего прошлого.
Карандаш изящно обрисовал вытянутую поза спящего хищника, одеяло, накинутое на бедра, сильную руку за головой…
Мужчина, с которым я спала, был хорош.
Только одной детали не хватало.
– Позволишь?
Я взяла его ладонь и всмотрелась в черный камень. Внутри была окантовка пламени. Я внесла последние штрихи на полотно, закончив работу над перстнем. Он интересовал меня больше всего.
– Оставишь рисунок мне, – тихо велел Давид.
Оставлю.
И себе оставлю его маленькую копию. На будущее – неясное, размытое… одинокое.
Сегодня наши пути разойдутся.
Я разжала руку, взглянув на спрятанный в ней клочок бумаги. Этот маленький рисунок спящего Давида останется у меня.
В память о том, как я спала со своим убийцей, чтобы однажды воздать ему по заслугам.
– Сделай мне кофе.
– Кофе? – переспросила я, – разве ты не запрешь меня в комнате?
Давид подошел близко и потрепал меня по щеке.
Он торопился. Днем у него легальная работа, вечером сделка с самим дьяволом Домеником, а ночью – заказы и секс со мной.
Давид был очень занятым мужчиной.