Злые и Виновные

Он встретил свою смерть достойно, если это слово вообще применимо к насильному умертвению. Это разочаровало её, она надеялась на что-либо, что в дальнейшем приглушило бы его величие перед новыми поколениями. Жалкий и бессмысленный гнев, столь же бессмысленные слёзы и проклятия… Хоть что-нибудь. Для этого она даже в последний момент внесла некоторые изменения в ход казни. Сперва сын. Потом отец. Но покатившаяся маленькая голова не заставила его ни прервать молчания, ни склонить головы. «Жаль».

Бледное лицо королевы казалось ещё более мертвенным на фоне траурных одежд. Черное платье, чёрная вуаль и корона из почерневшего серебра. Бастин настаивал на том, что ей бы подошли более тёплые, праздничные оттенки, цвета победителя, но она лишь отмахнулась. Она не чувствовала себя победителем. И праздника не ощущала. Лишь невероятное облегчение, заполнившее её грудь с финальным взмахом меча. Палач сделал всё красиво, быстро и аккуратно. «Надо бы увеличить его награду».

Она медленно зашла в собственные покои, когда все запланированные на этот день мероприятия подошли к концу, а солнце давно перевалило за середину неба. Тени увеличились и будто бы следовали за ней, не отпуская ни на мгновение. Затворив дверь, она глупо понадеялась отсечь их, но, конечно же, они уже ждали её здесь. «У вас нет имён, а значит вас не существует».

Дверь за спиной слабо скрипнула, обозначая появление незваного гостя. Бастин. Быстро же он явился. Андрина не могла смотреть на брата и отвернулась, устало прислонившись к столбику кровати. Не могла видеть его возбуждённое лицо, довольную улыбку. «Победитель».

– Я отдал распоряжение о телах, сегодня жрецы Ори-Тиная омоют их, а затем передадут в наше распоряжение. Эти лысые шуты пытались выказать своё недовольство, но я быстро поставил их на место. Пусть будут довольны тем, что им вообще позволено позаботиться о телах по своим правилам. Их новая королева им это позволила, так что стоит быть благодарнее. Ну а завтра на рассвете наши люди предадут их огню, место мы уже подобрали, так что никто не найдёт…

– Хватит, достаточно. Верю, что ты обо всём позаботился. А теперь оставь меня.

Но Бастин и не подумал следовать приказу. Или же вовсе не воспринял его за приказ. Он продолжил стоять прямо за её спиной, излучая собственное довольство:

– Главное, что щенок тоже мёртв. Он мог бы стать символом, а те порой бывают и опаснее, и желаннее реальных лидеров. Отлично, что ты всё же перестала сомневаться и решилась на необходимое…, – позже сама Андрина не могла понять, как это произошло. Вспышки ярости прежде были ей несвойственны, но в тот миг она не могла, да и не желала сдерживаться. Резким рывком она сорвала с себя металлический обруч и замахнулась. Удар пришёлся прямо по лицу, от силы которого даже откинулась голова.

– Я. Приказала. Тебе. Убираться, – тяжёлые выдохи королевы более не прерывал ни единый звук. Бастин медленно поднял голову, обнажив рваную рану на щеке, по которой уже стекали стрелы крови. Через несколько тяжёлых мгновений он низко поклонился и, ничего более не сказав, покинул покои. «Победительница».

Глава 37. Ахай 1. Старые клятвы

Мир был прост и понятен. С тебя только и требуется, что найти причину, чтобы жить. Найдёшь эту причину, значит найдёшь и силы, чтобы бороться. Человек без цели умирает. По крайней мере люди его круга делали это постоянно.

Будучи сыном своего отца, в глубоком детстве Ахай и помыслить не мог об иной участи, чем участь каменщика. Но жестокая воля богов отняла у маленького мальчика отца, а его самого бросила в распахнутые объятия голода и нищеты. Тут бы и приготовиться ему к последнему пути среди теней и сумрака, но Ахай был не таков. Тощий и костлявый, тем не менее ничуть не лишившийся воли к жизни, мальчишка сам нашёл главаря преступников в Ивразе и принёс ему в качестве дара стопку писем со стола какого-то знатного вельможи. Читать он не умел, но отличить дорогую бумагу был в состоянии, а потому рискнул. Рискнул не только обокрав власть имущего, за что легко мог пойти на праведный костёр, но и представ перед самим бароном, в обход сонма его помощников и охранников. И, по правде говоря, гнева Остуса он боялся куда больше пламени. И всё же сделал это… и не прогадал. Ловкий и отчаянный, он был полезен. Сначала как разменная монетка, которой было бы не жалко пожертвовать. Затем, как хороший солдат. А после, уже как отличный командир. Кроме того, Ахай смог сдружиться с сыном барона, Шойго, и даже в каком-то смысле взял того под крыло, вытаскивая из огромного числа неприятностей.

Вся его жизнь стала доказательством для Ахая либо лицемерия и жестокости богов, либо же полного их отсутствия. И оба варианта полностью оправдывали его дальнейшие многочисленные богохульства: поначалу он был единственным, кто совершенно не боялся обкрадывать храмы, грабить их служителей, а порой и убивать их. Не моргнув глазом, сдирал украшения со святых статуй и поедал приготовленные вкусно пахнущие подношения. Немногим позднее и его подчинённые, товарищи по преступной жизни, начали следовать примеру своего предводителя.

Такой была его жизнь, когда на площади, высматривая возможность для вызволения своего друга из лап наминов, он увидел Гермес. Странная, отчаянная… дурная на всю голову. Но тем не менее, спасшая Шойго, почти отдав за это собственную жизнь. Он посчитал себя должным, а потому свёл её с Остусом. Безопасный вывоз из города – вполне себе справедливая плата за совершённый ею подвиг, а потому он совершенно спокойно воспринял приказ Остуса об убийстве Леры, которую Гермес назвала собственной сестрой. Барон не любил оставлять за собой хвосты, а девчонка, неизвестно сколько просидевшая в одной камере с Шойго могла принести в дальнейшем проблемы для их организации. Именно по этой же причине Ахай со своими ребятами и не планировали спасать с эшафота других мрайенчиков. А насчёт Гермес и так называемой сестры… В конце концов, уж слишком многое эта девчонка ожидала от такого как Остус. Ахай был предан организации, тем, кого все прочие называли преступниками, отбросами, но и тем, кто стали ему единственной семьёй. Однако теперь… Боги нашли свой путь к его сердцу. Само воплощение Меи преподало ему урок, отыгралось на его гордости, самомнении. Тот, кто плевал на лики богов, теперь готов был следовать любому приказу одного из них.

Следуя одному из таких приказов, сейчас он стоял на небольшом каменном балкончике одного их богатых домов Звёздного пика. В темноте, укрытый черным плащом и с обмотанным чёрным платком лицом, Ахай был практически неразличим. Проникнуть в этот город было совсем не то, что в Ивраз. Так легко, что даже смешно. Но вот что с этим делать дальше… Увы, они не были уверены, что девчонка в городе, совсем не были. Но куда бы ей податься, переживи она резню в Доброй Надежде, как не сюда, единственный оплот старой власти? Так предположил Ахай и тем самым дал надежду Гермес. Уже давно было понятно, что никакие кровные узы их не связывают, но эта Лера была ей очень нужна, а значит Ахай её найдёт.

Пока Гермес решила затеряться среди высокой делегации, чтобы без проблем попасть ко двору, а заодно быть курсе всех последних сплетен лордов, её спутник решил попасть в город первым: разведать обстановку, да и найти местечко, в котором, в случае чего, они могли бы «залечь на дно» (как странно выразилась Гермес). И теперь под звёздным небом города, мужчина ожидал того, кто мог бы обеспечить его и новостями, и крышей над головой. Пришлось ждать долго, но оно того стоило. В помещении за спиной Ахая зажёгся огонёк, а после мужской голос отрывисто приказал слугам удалиться. Вот и хорошо. Значит, заметил.

Наконец неровный свет дрожащей свечи медленно сместился, теперь очертания балкончика стали более различимы. Как и мужчины, державшего свечу. Бледное лицо с утончёнными чертами, такая же стройная и даже хрупкая фигура. Под густыми бровями открывались широкие озёра глаз, отливающие необычным сиреневым оттенком. Образ дополняла густая копна рыжих, практически огненных волос, раскинувшихся свободно по плечам. Гаста̀р Ха̀пи, придворный художник, собственной персоной.

Увидев притаившегося Ахая, он немного печально улыбнулся и, поставив подставку со свечой прямо на пол, спиной облокотился о каменное ограждение.

– Какие ветра принесли тебя в этот город, брат мой? Не думал, что после нашей последней встречи ты сохранил тёплые воспоминания. Или же это вновь твой покровитель и его дела? – тихий и нежный голосок, почти как у девчонки, мог бы раздражать Ахая, но он давно примирился с тем, что у Гастара есть свои недостатки и это, к сожалению, не самый худший.

– Я больше не служу Остусу, – густые брови собеседника взметнулись вверх в наигранном удивлении.

– Вот как? Могу только поздравить. Но зная тебя, стоит уточнить: а кому ты служишь? – Ахай стянул с лица тёмную повязку и просто, будто говоря о чём-то будничном, произнёс: – Богу, – тишину ночи разорвал громкий и удушающий смех. Гастар схватился руками за перекладину и сжал её изо всех сил, пока тело сотрясали позывы хохота. Вволю отсмеявшись, он несколько демонстративно вытер уголки глаз и вновь повернулся к ничуть не смущённому гостю.

– Ты уверовал? Ты? Сколь многое же я упустил в твоей жизни…

– Не столь многое, как тебе могло показаться. Но я здесь не за этим. Мне нужна твоя помощь. Опять, – между двумя мужчинами повисла тягучая, напряжённая тишина. Не нужно было быть жрецом, чтобы знать, о чём они оба думают. Несколько лет назад они уже находились в подобной ситуации. Ахай нуждался, Гастар помог. И чем обернулась эта помощь… такое тоже не забыть. Художник устало выдохнул и прикрыл ладонью глаза:

– Говори, брат мой.

– Я ищу девушку, она может… должна быть в этом городе. Вероятнее всего, называется Лерой. Но это не точно, так что имя не сильно помогает. Выглядит примерно так, – Ахай вытащил из полы плаща карандашный набросок, подготовленный Гермес. Несмотря на качество и бумаги, и инструмента, получилось довольно подробно. Одобрил даже Гастар, что выразилось лишь в тихом цоканье и мимолётно брошенном взгляде.

– Не видел. Точно не при дворе.

– Она может оказаться и не там. Может среди горожан, а может и… под твоим крылом, – вот Ахай и затронул неприятную тему, которой так старательно избегал. Не ему было судить других, уж точно не с его «должностью», но то, чем по ночам занимался Гастар было слишком даже для него. Однако хозяин дома ничуть не смутился и лишь равнодушно передёрнул плечами:

– Старовата.

– И всё же поищи, – Ахай несколько облегчённо выдохнул, – Поспрашивай среди своих, при дворе. Это важно.

– Важно твоему богу? – ничуть не обидевшись на насмешливый тон, Ахай молча кивнул. Гастар взял в руки портрет и ещё раз пробежался по нему глазами. После чего так же аккуратно свернул и засунул себе в рукав. Значит согласился. Хорошо.

– Что-то ещё?

– Да. Пока она не найдётся мне нужно место, где можно осесть. С другом.

– Сейчас это не просто, в городе все как с ума посходили. Король мутит воду, по улицам текут реки недовольных, да ещё и гости эти… Меня всё чаще посещают видения. Пока я рисую, они вновь и вновь приходят ко мне, куда более реальные, чем обычно. Стены города, они кровоточат. Красные ручьи вытекают из расщелин будто из пор, – как и прежде, когда художник погружался в собственные миры, его взгляд стекленел, а голос приобретал несвойственную ему хрипотцу, – Город заполонили птицы, выклёвывая из стен куски мяса… Хорошо. Можешь остаться здесь, с другом. Я распущу слуг на пару дней для начала, сам останусь при дворе. Там сейчас всяко интереснее.

– Спасибо, – Гастар лишь отмахнулся. Хотя мог бы и отказать, на обе просьбы. Имел на это более чем веское основание. Вспоминать о той ночи было всё ещё больно. Как бы хорошо Ахай не притворялся. Ведь даже тогда, уже будучи взрослым, практически правой рукой Остуса, он всё ещё надеялся, что мать его любит. Что отказавшаяся от него в младенчестве мрайена лишь искала лучшей доли. Но сына-то она могла любить? Он бы простил. Правда, всё бы понял. Ахай, даже будучи в другом городе, почти в половине мира от неё, всё же смог разыскать мать и, когда его барону понадобилось отправиться в Звёздный пик, напросился с ним. Мама попалась на глаза местному художнику, вдовцу и отцу Гастара. Они полюбили друг друга, и тот сделал её своей женой. Сделать из мрайены тинайку ему не составило особого труда. Гастару мачеха по духу не пришлась, но ради отца он был готов терпеть. А когда посреди ночи он застал в своём доме растерянного парня не стал звать стражу, а выслушал. И согласился помочь. В первый раз, и, как оказалось, не в последний. Подгадав день, когда отца не было дома, он заманил мачеху в гостиную, где её уже ожидал Ахай, нервно шагающий из угла в угол. Тёплой встречи не вышло. Мать мгновенно узнала его, несмотря на прошедшие годы, но не бросилась в объятия. Даже не извинилась. Не отвернулась. О нет, как у настоящей мрайены, в её крови кипел огонь. Она пришла в ярость, даже попыталась ударить собственного сына. Ахай в растерянности оттолкнул её, не рассчитав сил. Падение. Удар. И кровь. Так быстро и просто. До смешного даже. Гаст помог спрятать тело. После этого они обменялись клятвами, пообещав хранить произошедшее в тайне и считать друг друга братьями. Так что, к кому ещё было пойти Ахаю в этом чуждом городе, когда потребовалась помощь?

Двое мужчин, каждый терзаемый собственным демоном, сидели на маленьком балкончике и наблюдали за приближением нового дня. Почему-то они оба были уверены, что в этот день произойдёт что важное, что-то, что навсегда изменит их привычный уклад жизни.

Глава 38. Лера 12. Рождённая в отчаянии

И снова сон, который на самом деле не был сном. Лера уже научилась его отличать – даже в самый яркий момент бодрствования она никогда не чувствовала себя настолько живой, никогда не ощущала столько всего. И даже демон, примеряющий на себе всё тот же облик девушки со светлым каре, казался привычным, даже неизбежным злом. Называющая себя Карин на этот раз сидела за небольшим столиком, накрытым к ужину на две персоны. Рукой, держащей столовый нож, она лениво указала на свободное место напротив. Лера послушно села, но приступать к этой странной трапезе не спешила. Аккуратными и явно отточенными движениями, демон разрезала совершенно не прожаренное мясо на своей тарелке, даже не поднимая взгляда на девушку. От неё исходила явная аура недовольства и раздражения, которые она даже не утруждалась скрывать. Лишь когда последний кусочек был отправлен в рот и тщательно прожёван, нож и вилка были отложены, а сама Карин откинулась на спинку стула и вперила сверлящий взгляд в Леру. Никто не торопился прерывать молчание, словно два генерала встретились перед решающим боем, пока их войска занимают выгодные позиции. Наконец демонская сущность цокнула языком и, недовольно закатив глаза, процедила:

– Не хочешь начинать говорить, не хочешь начинать вспоминать… Тупая бесполезная овца. С тебя-то только и требовалось, что вспомнить имя. Одно-единственное, собственное имя. Даже дегенерат бы справился. Но нет, ты настолько срослась с ролью аморфной клуши, что я даже почти поверила. И вот вопрос – как же нам дальше с тобою быть?

Быстро брошенный Лерой взгляд на нож она отловила и не сдержала смешок. Для Карин это было настолько несущественно, что даже не заслуживало комментария.

– К чему мне стремится в собственные воспоминания? Если я сделала верные выводы из нашего прошлого разговора, то в нашем противостоянии моя память – мой враг.

– Хочешь сказать, что намеренно бежишь от собственной сути? Смешно. Будто ты можешь спланировать хоть что-либо. Мамочка тебе не говорила, что проблемы нужно решать своевременно? А я, хорошая моя, на данный момент твоя худшая из возможных проблем. Я – твоя раковая опухоль, – на следующих словах силуэт Карин пошёл частыми волнами, становясь всё менее различимым, – И я прогрессирую, – Лера почувствовала толчок в грудную клетку и упала в разверзнувшуюся тьму.

***

Нынешний вечер не мог быть более удачливым для проведения ритуала. Девушка медленно вытирала потеющие ладони о ткань праздничного одеяния. Молодой ведунье не терпелось, это был первый раз, когда её допускали к самой церемонии. И кто бы мог подумать, что этот первый раз выпадет на событие подобной значимости! Их шаману пришло видение – именно этой ночью Великое Дыхание выберет героя, чтобы воплотиться. Столько лет их народ страдал, столько невинной крови было пролито, что наконец даже их всемогущий создатель решил вмешаться. Услышал многочисленные молитвы собственных несчастных детей. Радостные вести быстро разлетелись по кланам, тем, что еще продолжали существовать, и к стенам их храма стеклись многочисленные представители. Каждый род со своим кандидатом – достойнейшим представителем. Юноши и мужи, рослые и сильные, наверняка наделённые многочисленными талантами и прочими высокими качествами. Ведунья не скрывала жадности во взгляде, рассматривая гостей. Выросшая при их древнем храме, воспитанная умудрёнными жизнью шаманами и шаманками, ей редко доводилось встречать новых людей. Всё разнообразие и заключалось-то в паломниках, жаждущих ответов на вопросы, да в новых учениках. Но первые, получив ответы, тут же уходили. А вторых было так мало, да так быстро они приедались, что и поговорить-то с ними было не о чем. И вот, целую луну назад, сам старейшина, главный шаман, признал её достойной и нарёк ведуньей. С простой чёрной работой покончено, теперь и она сможет служить их создателю, почти наравне с шаманами. От мыслей об этом её щёки раскраснелись.

Меж тем на небосклоне засияла луна, отмечая начало всего. Разведённые костры прекрасно освещали поляну, на которой предстояло провести ритуал, равного которому прежде не было. Восемь юношей, обнажённых по пояс, стояли в самом центре. По границе поляны стояли прибывшие с ними члены кланов и семей, жавшиеся друг к друг одновременно в тревоге и возбуждении от предстоящего. Несколько шаманов начали бить в кожаные бубны, женские старческие голоса завели уже привычные для девушки молитвы. Она сама находилась недалеко от героев, по бокам стояло несколько таких же как она ведуний и ведающих – всего восемь, по одному на каждого из избранных. Голоса женщин становились всё громче, бой бубнов всё напряжённее и главные фигуры пришли в движение. Каждый из юношей подошёл к специально расстеленным коврам с древними узорами их народа и лёг на спину. Ведающие, с маленькими мешочками в руках, подошли к выбранным героям и встали на колени. Юноша, доставшийся ей, был отчаянно красив. Настоящий мрайен, с густыми тёмными волосами, гибким телом и волей, отпечатавшейся в каждой чёрточке его лица. Великое Дыхание выберет его, наверняка. Она бы выбрала его, воплотиться в таком теле было бы честью для любого бога, даже для того, что создал это тело. Из своего мешочка она достала специально приготовленные накануне настои и любимую кисточку. Рисовать узоры – не такое простое дело, как могло бы показаться непосвящённому. Особенно на живом, дышащем и таком смущающем теле. Но она справится, она готовилась именно к этому, столько лет. Прямо с того дня, когда её родители привели семилетнюю девочку шаманам для воспитания. Обычно сюда приходят по собственной воле, те, кто чувствуют потребность служить Великому Дыханию. И уж точно не в таком маленьком возрасте. Но она понимала родителей и нисколько их не винила. Напротив, винить она могла только себя. Как должны были поступить хорошие родители, когда их любимая доченька, не справившись с детской ревностью, вынесла свою шестимесячную сестрёнку во двор и сбросила в колодец? Что им было делать, когда наутро, хватившись пропавшего дитя, они столкнулись с довольным лицом будущей ведуньи, гордо сообщившей о том, что теперь они снова будут жить только втроём? Сложные вопросы, которыми задаваться никто не захочет. Прошло почти десять лет, и ни разу они не навестили её здесь. Наверняка, теперь они воспитывают новое дитя, даже двух или трёх. Хорошо бы. Она искренне желала им этого, и так же искренне желала получить искупление своей страшной ошибки. Именно для этого она служила со всем смирением, не гнушалась самой трудной работы, училась шаманским премудростям и даже не помышляла об иной судьбе.

От волнения её руки немного дрожали, но кисточка порхала по груди юноши легко и непринуждённо. Он смотрел на неё внимательно и даже немного почтительно, как на будущую шаманку. Но даже от такого взгляда её щёки краснели всё гуще и уже должно быть напоминали молодую свеклу. Но вот все положенные узоры были завершены, а звуки смолки. Разлившаяся тишина была громче. Оглушающе громкой. Молодая ведунья бросила взгляд на своих друзей. Прочие ведающие тоже завершили свой непростой труд и один за другим поднимались с колен, чтобы отойти к прежнему месту. Девушка тоже поспешила последовать их примеру, но пока она поспешно убирала в мешочек свои принадлежности, успела склониться к уху своего героя и тихо прошептать пожелание удачи и спокойного пути к Дыханию. Юноша не ответил ничего, как и положено, но всё же подарил ей слабую улыбку.

Когда все ведающие заняли свои прежние места, а все герои были готовы к встрече со своим создателем, вперёд вышел старейшина. Ведунья не знала сколько точно ему лет, но он уж точно служил Великому Дыханию дольше любого из присутствующих. Тишину прорезал его хриплый, но всё еще громкий голос, декламирующий гимн призыва. В его иссушённых, покрытых старческими пятнами руках, был крепко сжат ритуальный кинжал. Подойдя к первому герою, он опустился на колени и медленно провёл лезвием по его горлу. Первое тело отдало своё последнее дыхание. По всей поляне пронёсся освежающий ветер, заставивший руки девушки покрыться мурашками. Всеобщее ожидание достигало своей кульминации. Вот, уже совсем скоро они смогут встретиться с воплощением собственного создателя! Фигура шамана медленно двигалась от тела к телу, не прерывая свой гимн ни на мгновение.

Вдруг свист и глухой удар прервали размеренное течение церемонии. Первые мгновения никто не понял, что произошло. Даже молодая ведунья, неотрывно преследующая взглядом фигуру шамана, не сразу осознала реальность увиденного. Из груди старческой фигуры торчало длинное и блестящее древко стрелы. По белому балахону растекалось тёмное, а в свете неровного пламени даже чёрное пятно. Медленно и ужасно неловко его фигура начала оседать.

Всё происходящее дальше превратилось в чистейший хаос, размазанный во времени и пространстве. Тёмные фигуры, полившиеся из тьмы леса, блеск их оружия, чьи-то испуганные крики и проклятия на головы нечестивцев. Намины. Кто-то выдал местоположение храма наминам. И теперь они пришли сюда, неся своё зло даже в эти заповедные места. Но для гнева на предателей времени не было, нужно было бежать, прятаться. Спасать свою жизнь! Однако ведунья медлила. Великое дыхание должно воплотиться, это было им обещано, это было спасением для их народа. Подавив страх, она кинулась к упавшему жрецу. В общей суматохе сражения у неё было немного времени, чтобы довести ритуал до конца. Никто к этому её не готовил, но и некому было занять её место. Вырвав кинжал из всё ещё тёплой руки, она обернулась к лежащим избранным. Лишь один герой был всё ещё жив и растерянно переводил взгляд из стороны в сторону. Пока ритуал не был завершён, он не должен был подниматься с ковра, а потому самоотверженно продолжал лежать, не смотря на происходящее. Испытав мимолётную жгучую гордость за избранников их народа, мрайена кинулась к оставшемуся юноше. Слова гимна, слышанные ею лишь мимоходом, вдруг сами всплыли в её памяти и полились из уст. Прижав лезвие к чужому горлу, она почти выкрикивала последние слова, мысленно надеясь на то, что Великое Дыхание услышит голос простой ведуньи. Их с юношей взгляды пересеклись, и на мгновение ей показалась будто там зажглись мириады звёзд. Движение рукой, подстёгиваемое необходимостью и страхом, и на горле избранника пробежала алая полоса. Сделала. Она справилась. И теперь путь для их создателя открыт. Выдох облегчения застрял где-то в грудине девушки и та, со слабой улыбкой, осела наземь, потеряв сознание.

Пробуждение не принесло ей ничего, кроме горечи. Он не пришёл. Поднявшись на пепелище, она пересчитала тела. Все избранники лежала на прежних местах, никто не вернулся, не принёс с собой силу и гнев их бога. Всё потеряло смысл. И даже, когда её обнаружил один из солдат наминов, она не нашла в себе сил для испуга или борьбы. Внутри всё словно подморозило, не осталось больше ничего. И всё что происходило дальше, тоже не имело никакого значения. Их народ обречён на медленную смерть. Так какая разница как умрёт она? Какая разница, насколько болезненны и тяжелы были кандалы, надетые на её тонкие кисти? Какая разница, куда её и нескольких выживших повезут, и что будет их там ждать. Если умирает надежда, рождается истинное отчаяние. Отчаяние, забирающее силы, но наполняющее покоем и смирением.