Слеза художника

Но на фоне прочих бедствий, что накрыли всю страну, пожалуй, большую беду несла с собой наркомания, которая, как чума, охватила весь город. Дербент в те годы, ввиду своей близости границы с соседним Азербайджаном, а того с Ираном, прослыл – как главная артерия всего наркотрафика республик Северного Кавказа. Море черни и грязных денег стекались в город, просачиваясь, как сажа, во все коррумпированные госструктуры, а они тем самым смотрели на всё происходящее сквозь пальцы. Мустафа и Захра с диким ужасом становились свидетелями того, как разрушаются семьи и угасает жизнь в глазах совсем ещё молодых ребят. И откровенно боялись за безопасность своих детей, что и они, поддавшись соблазну, пополнят ряды несчастных наркозависимых больных.

Сложившейся в стране политической, криминальной и экономической неразберихой, некоторыми учреждениями и складами завладели частные лица. Они набирали обычных рабочих для реализации своей деятельности. И чтобы помочь своей семье выбраться с из затруднительного положения, Али вместе с Хабибом начали совмещать учёбу с работой на складе у одного предпринимателя.

Друг по жизни

Шёл 1992 год.

К порогу древнего города нагрянула златая осень. Однако лето, бойкотируя её законные права, не желала покидать Каспийскую гавань Дербента. Всё вокруг пекло палящими лучами солнца, и деревья, так же поддерживая этот бунт против матери природы, стояли обильно покрытые листвой, не желая снять с себя зелёные наряды.

От этого зноя его крепкое тело окутала лирическая мягкость, а по рукам и ногам разливалась ленивая истома. Он уже перешёл в 11 класс и задумывался в дальнейшем поступить на юридический факультет, а после его окончания начать адвокатскую карьеру. Принципность мысли, о которой он думал денно и нощно, заключалось в защите прав обычных граждан, которые оказались за бортом жизни, жертв политических интриг недозрелого аппарата правления.

Стоял третий час дня, когда он, накинув на себя лёгкую рубашку, вышел из своей комнаты и бегом спустился вниз по лестнице. Услышав его быстрые шаги на ступеньках, Захра произнесла нежным голосом:

–

Куда ты собрался, Али?

Тот, миновав гостиную, с той же спешкой ответил:

–

К Малику.

Женщина просияла и любезно спросила:

–

Как поживает сын моей подруги?

–

Он в полном здравии, – ответил Али, – Может быть, я смогу уговорить его прийти к нам на ужин.

Будет славно, – улыбнулась та.

–

Хорошо, мама, – надевая обувь, сказал юноша. – Я пошёл. Пока.

–

Пока.

Али вышел из дома и за короткое время дошёл до места встречи, куда должен был прийти его друг. Отирая пот со своего лба, он стал оглядываться по обе стороны улицы, гадая, с какой стороны тот появится. Вдруг справа от него, меж узким проходом, который выходил на другую часть квартала, раздался твёрдый голос. От неожиданности Али чуть подпрыгнул и, обернувшись назад, увидел перед собой высокого парня с волевым и красивым лицом. В глазах его веяло смелым нравом, каким обладало всё нутро, и оно прекрасно гармонировало с его мягким характером.

–

Ты опоздал, – с улыбкой обратился Али.

–

Извини, брат, – ответил тот.

–

Ну что?.. – сказал Али. – Пошли?

–

Я немного волнуюсь, – проговорил юноша, почёсывая затылок (эта привычка въелась в него ещё с детства), – а вдруг не возьмут?!

–

Не волнуйся, Малик, – хлопнув того по плечу, произнёс Али. – Ему как раз такие крепыши и нужны!

Победив своё минутное колебание, Малик согласился. Двое друзей спустились в нижнюю часть города по одной из центральных улиц им. Ленина и по ней дошли до самого вокзала. Спустя ещё какое-то время они уже стояли перед большим зданием, которое раньше было местом дислокации отцепных товарных поездов.

Пройдя вовнутрь, Малик увидел огромный склад, забитый товаром разной продукции: как пищевой, так и хозяйственной. Рабочие разных возрастов суетливо бегали в стороны, загружая и отгружая товары из машин и вагонов.

–

А вот и он, – сказал Али, отвлекая взгляд Малика от этой суеты, указывая на человека, который стоял в стороне, скрестив перед собой руки.

Малик посмотрел на него с лёгкой неприязнью.

Тот, поймав на себе взгляд парней, устремил на них свои лисьи глаза, которые глубоко засели по бокам его орлиного носа, что на вытянутом смуглом лице казался слишком огромным. Вся физиономия его выражала простодушие, но иногда быстро брошенный взгляд придавал ей черты лукавства. Он улыбнулся и жестом поманил парней к себе.

Ребята подошли и встали перед ним с высоко поднятой головой.

–

Здорово, Арен, – протянув руку, поздоровался Али.

–

Привет, дорогой, – пожимая ему руку, с чванством ответил тот и, перекинув взгляд на Малика, прибавил, – так это он?

–

Да, – положив руку на плечо друга, ответил Али.

Арен окинул Малика быстрым и изучающим взглядом, будто торгаш с восточного рынка, оценивающий качество заморского товара. И от этого юноша был слегка смущён, но старался не показывать это в лице.

–

Что ж… – нарушив своё молчание, произнёс Арен. – Я беру тебя. Можешь приступить к работе прямо сейчас.

Глаза Малика засияли счастьем, и он не скупился на благодарность.

–

Правила поведения и всё, что касается работы, – обратился Арен строгим тоном хозяина, – тебе объяснит Али. Приступайте!

После он отошёл к рабочим, которые роптали в ожидании своего жалования.

–

А он ничего мужик, – смотря ему вслед, сказал Малик.

–

Говорил же, что возьмёт, – с ласковым упрёком произнёс Али, – а ты волновался.

Автор предлагает читателю ненадолго остановить своё внимание на нашем новом герое – Малике.

Броманс между Али и Маликом берёт своё начало ещё с первого класса. Их дружба имела быть тем образцом, кой описывают поэты в своих прозах, а художники на картинах. А генезисом такой дружбы стал конфликт с участием глупого спора. Так случается, когда сталкиваются два экспансивных характера и мысли.

–

Ты смел! И если сегодня обойдёмся без фингалов под глазом – стану тебе другом! – сказал в тот день Малик. На что Али улыбнулся и засучил рукава.

Будучи тинэйджерами, они дали клятву верности своей дружбе, совершив ритуал, который навсегда соединил их в оковы дружбы. Каждый из них, сделав неглубокий надрез на своей ладони, пожал другому руку.

–

Теперь, – гордо сказал Али, чувствуя в руке тёплую кровь приятеля, – мы с тобой братья по крови.

Малик глубоко уважал Али и Хабиба, как своих братьев. В силе духа и нравственности он не уступал никому. В нем начисто отсутствовало корыстолюбие, и в редких случаях, когда ему не хватало красноречия, он применял силу. Будучи флегматиком, Малик, так же как и друзья, воспитывался под бдительным надзором строгого отца, партийного члена ЦК и ярого сторонника всей коммуны социализма, но, к сожалению, покинувшего этот бренный мир раньше срока.

Юному Малику, которому в ту пору исполнилось всего пятнадцать лет, этот день запомнился серым небом над кладбищем, куда на похороны пришли все родственники и друзья семьи.

–

Я знаю, как тебе сейчас трудно сынок, – положив руку на плечо юноши, сказал Мустафа, – однако трудное детство формирует сильный характер мужчины, а ты – сын своего отца. Он был справедливым и мудрым человеком. Мы дружили с ним, и я знаю его лучше, чем остальные. И скажу тебе одно Малик: у тебя есть на кого равняться. Всегда стремись во всем походить на него, и уверяю тебя, что ты не останешься вне удел.

Малик слушал его не поднимая головы, чтобы не показывать своих слёз.

–

Знай, – продолжил Мустафа, – Ты не одинок. У тебя есть друзья, и двери нашего дома всегда открыты для тебя.

Юный Малик бросился в его объятия и сквозь слёзы поблагодарил за поддержку, почувствовав всю искренность этих слов.

Зарплаты матери – воспитательницы детского сада, едва хватало, чтобы свести концы с концами, и спустя какое-то время после смерти отца Малик рассказал Али, что его семью теснят финансовые трудности и попросил помочь ему с работой.

Склад, на котором работали ребята, принадлежал, как мы уже поняли – Арену Гаспаряну.

После распада СССР он, как человек предприимчивый и дальновидный, выкупил у государства один из стояночных пунктов, который в советское время служил переправой и стыковкой товарных поездов для дальнейшей отправки их в Чечню и Осетию.

Наша троица быстро завоевала симпатию предпринимателя, которому нравилось трудолюбие парней, и он не скупясь часто давал им надбавку к их жалованию, что очень радовала Али:

«Вот и денюшка на краску, которая мне так нужна», – проскакивала весёлая мысль в голове юного художника.

Но всё же деятельность Арена подвергалась остракизму со стороны некоторых жителей города и нередко его персону обзывали демагогом. И одним из таких людей был Мустафа. В пору своей молодости он тоже работал в этом складе, но с той лишь разницей, что это работа шла как служба на государство. Мустафа сравнивал Арена и ему подобных с Фараоном, а его рабочих – с рабами, трудом которых те возводили свою финансовую пирамиду. И подобные мысли не смущали его эго, даже если они касались его друга Хамзу, который также работал на этом складе, и сыновей. Но он признавал и тот факт, что такая работа не совсем была «мартышкиным трудом», ибо способна была высечь из парней самостоятельных личностей, а их заработок был неплохой поддержкой для семейного бюджета, ведь торговля шла с переменным успехом.

Мустафа гордился своими детьми, но никогда не показывал этого на лице. Это не говорило о его скупости на похвалу, а скорей, о запланированном на годы вперёд воспитании, что сулило в дальнейшем его успех – как отца, а детям перспективу стать достойными людьми нового общества.

День был тёплым, каким он бывает по началу осени, когда новая пора, мало-помалу остужает свою горячую предшественницу. В парках и аллеях города всё ещё чувствовалось, что недавно тут прошло жаркое лето, и только дуновение ветерка говорило о том, что осень теперь здесь хозяйка. Зачастил дождь, ветер, налетая мощным порывами, гнул деревья к земле и с силой срывал пожелтевшие листья. Малик шагал по тропинке парка, хрустя по

смолодому жёлто-оранжевому ковру. Тело его изнывало в крепатуре; первый рабочий день оказался довольно тяжёлым. Но не мозоли и усталость теребили его душу так, как колкая мысль, что играла в его голове и сверлила ему разум:

– «Как сказать друзьям о том, что он влюблён в их сестру»

ХОЛОДНЫЙ НРАВ ДВУХ СОПЕРНИЦ

У народов Северного Кавказа бытует притча:

«Жени сына, покуда не исполнилось двадцать, иначе не сыщешь орла, когда тот научится летать!»

Этот сказ имеет место быть, ведь люди гор действительно задумываются о браке своих детей, стоит им только вступить в юношескую пору.

Шёл октябрь месяц, и златая осень окончательно вошла в свои права, окрасив все вокруг жёлто-оранжевой палитрой. Этот колорит прекрасно сочетался с серым небом, обильно поливавшим землю дождём. Солнце, пусть и изредка выглядывавшее из-за туч, умудрялось бросать на кромки деревьев и намокшие тротуары свои все ещё тёплые лучи. И ветрами, как фанфарами из серебряных труб, весь древний город запел и погрузился в осеннюю сказку.

Почахла последняя листва, когда шатен всё же набрался смелости и признался ему, что он неравнодушен к его сестре. Он был уверен, что речь его не была бестактной и посему удивился спокойствию своего приятеля. Ни один мускул на лице того даже не дрогнул; он оставался бесстрастным. Казалось, услышанные слова не стали для него неожиданностью. И подобное поведение друга смутило Малика, и взглянув ему прямо в глаза, он сказал со всей строгостью в голосе:

–

Если ты считаешь меня недостойным Хадиджи, то не скрывай этого – скажи прямо!

На что тот мягко улыбнулся:

–

Я давно увидел в тебе человека, – нарушив своё молчание, произнёс Али, – способного подарить моей сестре счастье.

Услышав это, шатен растерялся и не смог скрыть этого на своём покрасневшем лице, и в одном порыве испустил волнительный вздох.

–

Клянусь тебе, брат, – сказал он пытаясь скрыть эмоции от услышанных слов, – что буду беречь и уважать её всю жизнь.

–

Попридержи-ка коней, – рассмеялся Али. – Не торопи события.

–

А что? – парировал Малик, – мой отец говорил: «Кто рано встаёт и рано женится, никогда об этом не пожалеет».

–

Охотно верю, – вкрадчиво молвил тот, – но я сейчас не об этом.

–

Поясни, – скрестив на него брови, спросил Малик.

–

Я вот думаю, как ты сможешь ужиться с такой зубастой братией, как Хадиджа? Поверь, порой она бывает просто невыносима.

–

Я как-нибудь справлюсь, – ответил с ухмылкой Малик, но после добавил поникшим голосом, – но я опасаюсь, что она не захочет принять моё предложение.

–

Не волнуйся, – сказал Али, положив руку ему на плечо, – Хадиджа умная девушка, и она поймёт, что с тобой ей будет хорошо, – а после, оглянувшись по сторонам и чуть нагнувшись вперёд, почти шёпотом добавил, – будь уверен в себе. И скажу тебе по секрету, что случайно стал свидетелем, когда отец, беседуя с матерью, сказал, что ты был бы достойной партией для Хадиджи.

Глаза Малика засияли радостью.

–

Тогда, – уверенным голосом произнёс он, – после прибытия из армии я обязательно попрошу у твоего отца руки Хадиджи.

–

Ты тоже намереваешься отслужить? – спросил Али.

–

А как же! – ответил Малик, – Ты ведь знаешь, что наши деды побывали на фронте, а наши отцы отслужили с честью. И мы должны продолжить эту добрую военную традицию наших семей. Ты только представь себе: военная форма, солдатская каша и жёсткий график… Мм… ну скажи, разве это не прекрасно?

–

Да, – так же мечтательно ответил Али.

Ребята делились мыслями о будущей службе, и казалось, что всё в жизни протекает так, как им этого хотелось.

Неподалёку от них стоял парень стройного телосложения и с открытым светлым лицом, широким лбом, с живыми чёрными глазами и тёмно-каштановыми волосами. Он был довольно красив, но его притягательность могла обмануть тех, кто не знал его близко. Ведь вся красивая внешность этого парня служила ему ширмой, чтобы скрыть всё ямство самолюбной, расхлябанной и мелочной натуры. Он был моветоном во плоти, а речь его всегда была скабрёзна. Скрестив на груди руки, он наблюдал за общением двух друзей взором, пропитанным неприязнью. Покусывая разбитую губу после недавней потасовки с Маликом и потирая синяк под глазом, он пытался понять, о чём те толкуют? Но вдруг его внимание отвлекла девушка, которая вышла во двор школы.

Она была красивая и грациозная; её русые волосы были длинны, чёрные глаза играли блеском агата, рот был мал, изящный и алый, а округлённый подбородок завершал безукоризненный овал елейного лица на котором стояла обворожительная улыбка. Весь облик этой девушки дышал юной меланхолией, какая присуща принцессам западного фольклора. Порхая словно фея, она направилась в сторону двух друзей.

Оглянувшись на неё, те встретили милашку приветливой улыбкой.

–

Здравствуй, Лейла, – произнёс один из них.

–

Привет, Али, – отозвалась та, ласковым голосом.

–

Тебе что-то надо? – спросил у неё учтиво Малик.

–

Пришла напомнить тебе, – ответила она, – что завтра день рождения мамы. Надеюсь, ты купил для неё подарок?

Малик подкусил губу от досады и почесал затылок.

–

Как всегда забыл, – с нежным упрёком, сказала Лейла.

–

После школы я пойду на рынок и подберу для неё что- нибудь… – высказал рассеянно Малик.

Лейла недовольно покачала головой.

–

Али, – обратилась она, – прошу тебя, помоги ему выбрать что-нибудь стоящее, иначе он совсем не разбирается в подарках.

Али улыбнулся и молча кивнул в знак согласия. Ответив ему тем же, но в знак своей благодарности, Лейла грациозно развернулась и пошла обратно вовнутрь школы.

–

Почему ты наврал ей? – спросил Али у друга, но в тоне его начисто отсутствовала нота упрёка.

–

А с чего ты это взял? – удивился и смутился одновременно Малик.

–

Я знаю тебя с детства, и твои бегающие глаза сами себя выдают.

Малик опустил голову и начал впадать в краску.

–

Говори, брат, я слушаю.

–

Ты же ведь знаешь, – начал Малик, посмотрев на него, – что завтра мы всем классом должны сдавать на новые занавески.

–

Да, знаю, – сказал Али, – и это меня в очередной раз приводит в бешенство. Каждый год сдаём, а после возвращения с каникул висят всё те же старые.

–

Не суть! – отмахнулся Малик, – Все давно поняли эту монополию. Но сдать надо, чтобы не цеплялись на экзаменах. А с этим считаться нужно.

–

Ффф, – выдохнул Али, – коррупция пробралась и до школьных стен. Ну да ладно, я тебя понял. Я отдам за тебя тоже эти проклятые пятьдесят рублей, а ты сдержи слово сестре и купи матери подарок.

Глаза Малика засияли лучом благодарности, и, пожав руку другу, он молвил:

–

Я тебе верну сразу же, как получу следующую зарплату.

–

Да брось ты хераборить, – махнул ему рукой Али, – что такое деньги, когда честь друга – как брата и сына стоят под угрозой. Забудь!

–

Спасибо тебе, Али, – улыбнулся широко Малик, – но думаю насчёт чести ты преувеличил.

–

Видел бы глаза своей сестры, – захихикал Али, – то были глаза настоящей хозяйки-домомучительницы.

–

И не говори… – иронично произнёс Малик, – ни секунды покоя.

–

Все женщины такие!

–

Надеюсь, Хадиджа не будет такой?

–

И не мечтай, – ответил амбой Али, – Она заставляет нас с Хабибом мыть руки по три раза, прежде чем мы усядемся за стол.

Глаза Малика округлились от изумления.

–

Бедный Малик, – произнёс он шутливо, – Что же тебя ожидает?

–

Пока ещё не поздно отказаться от затеи со свадьбой, – поддержал шутку Али.

–

Я подумаю об этом…

Друзья громко рассмеялись.

Юноша, что стоял в стороне, наморщил лицо и обернулся спиной к двум друзьям. Но неожиданно он почувствовал на своём плече чью-то руку. Оглянувшись, он увидел перед собой приятеля.

–

Ты только взгляни на них, – язвительно обратился он, глазами указывая на Али и Малика, – ведут себя словно дети. Будто они отлиты из чистого золота, а все остальные из свинца.

–

Не переживай, Курбан, – ответил тот, – придёт день, и я всё же найду на них управу.

–

Я слышал, что ты подрался с Маликом, – спросил Курбан.

–

Было дело, – снова поглаживая синяк под глазом, ответил тот.

–

Извини, что меня не оказалась рядом, – с явным лукавством произнёс Курбан. – Не вовремя я впал в недуг. Иначе мы бы показали им, что солнце светит не только для них.

Бутафория его слов резала слух. Он был толстощёк и столь неуклюж в манерах, что его приятелям часто приходилось испытывать из-за него «испанский стыд».

Внешний вид его был всегда растрёпан, а волосы, что были вечно причёсанные вбок, выставляли его тем ещё засерлей. Словом, он представлял собой полную противоположность своего приятеля. Он был настолько же мал ростом, насколько тот длинен, настолько же румян, насколько тот бледен, настолько же подхалим, насколько тот высокомерен.

–

Я же ведь сказал тебе, – с той же ехидной улыбкой, произнёс тот, – что не останусь в долгу.

Курбан многозначно посмотрел на друга.

–

Что ты этим хочешь сказать? – спросил он.

–

Скоро сам увидишь, – ответил тот, – а теперь пошли в класс.

Два приятеля двинулись вовнутрь школы, и в этот миг прозвенел звонок, оглушая своим пением все звуки вокруг. Стоило этим двоим только вступить за порог, как звонок перестал трещать и из конца коридора послышались женские голоса. Взглянув направо они увидели двух яро споривших девиц.

–

Интересно… – проговорил Курбан, – о чём они спорят? Вид у них такой, будто они вот-вот запустят друг на друга свои когти.

–

Ступай в класс, – произнёс другой. – Я пойду и выясню.

–

Ноя тоже хочу узнать, – возразил Курбан.

–

Нас двоих, – объяснялся тот, – они быстро заметят. Да и к тому же такого толстяка, как ты, в первую очередь. Всё, решено. Обещаю, что обо всём расскажу.

–

Договорились, – согласился Курбан, не обращая внимания на колкости слов друга (он к ним уже привык). – Ступай.

Парни направились по разные стороны. В предвкушении чего-то очень интригующего Курбан оглянулся в последний раз на приятеля, который, соблюдая все меры предосторожности, подкрадывался к двум девицам ослепительной красоты, а после вошёл в класс.

Прислонившись к стенке, так, чтобы его не заметили, ищейка заострил на девушках свои уши и превратился в слух. Благо позиция, которую он принял, в силу какого-то акустического каприза позволяла ему слышать всё, о чём те говорили.

–

Ты что о себе возомнила, – раздался звонкий голос одной из соперниц, – решила, что мир вокруг тебя кружится?

–

Не думай, что раз наши братья дружат, – отвечала другая, – я позволю тебе кричать на меня.

–

Не притворяйся, – сказала шатенка, – Я знаю, что ты влюблена в Аскера.

На прекрасное лицо златовласой девицы накатился румянец.

–

Значит и ты?.. – проговорила она вполголоса.

Та подкусила губу, поняв, что в порыве гнева выдала себя, но слишком поздно об этом спохватилась.

–

Не смей вставать между нами, – произнесла она с угрозой в тоне.

–

Пусть он сам выберет одну из нас, – с лёгким оттенком смущения проговорила другая.

Та безжалостно захихикала.

–

Вот что, Хадиджа, – сказала она, вонзая слова, будто нож, в свою соперницу, – он тебя никогда не выберет. Забыла, что твои братья его ненавидят?

–

Не рассказывай мне о моих братьях, Лейла! – флегматично парировала Хадиджа. – Беспокойся лучше о своём. Ты не меньше меня знаешь, что Малик его просто терпеть не может. Молись, чтобы он понял тебя, в чём, конечно, я сильно сомневаюсь. Твой брат хороший парень, но очень злопамятный. Да и к тому же единственный мужчина в вашем доме. А тебе лучше меня известны наши обычаи: последнее слово остаётся за главой семьи.

Чёрные очи красавицы залились горячей кровью. Она с горечью для себя признала правдивость её слов.

Хадиджа торжествовала, глядя на побеждённую соперницу, и, в последний раз окинув друг на друга холодные взгляды, девушки разошлись по классам, как два фехтовальщика на дуэли, не вложив шпаг в ножны, на случай, если кто из них вновь решится на атаку.

Ищейка самодовольно потёр руками, ибо подобным подарком судьбы, он решил воспользоваться сполна. Охваченный лихорадочной жаждой действия, он шагнул вперёд и неожиданно, но быть может даже нарочно, столкнулся с одной из соперниц.

Увидев его, девушка остолбенела в полном изумлении.

–

Привет, Хадиджа, – произнёс он с самодовольной улыбкой.

–

П-привет, А-аскер… – ответила она с лёгкой дрожью на устах.

–

Мне показалась, – спросил он с целью ещё сильней смутить девушку, – что вы с Лейлой о чём-то спорили?

Стрела достигла цели. Хадиджа опустила глаза и покраснела до кончиков ушей.

–

Тебе это показалось. – проговорила она почти шёпотом.

Аскер смотрел на неё надменным взглядом, наслаждаясь своим успехом.

–

Может и так, кудряшка, – сказал он апломбом, – ну тогда пока.

Хадиджа подняла на него свои синие глаза, натянула на лицо едва заметную улыбку и, победив свою робость, пошла в класс.

Теперь, дорогой читатель, мы познакомим тебя с новым персонажем – Аскером, чьё чванство, как вы поняли, струёй вытекало из ушей. Ведь порок тщеславия овладел им, когда тот ещё был ребёнком, и скоро мы объясним почему.

Аскер был человеком узких взглядов и ленив к познаниям, для которого эпикуреизм был конституцией всей жизни. Его смазливая внешность была, пожалуй, единственным его достатком, который порой формировал о нём мысль, что от него всегда можно ожидать какой-нибудь грязной пакости. Он ненавидел те школьные сорок пять минут, что отнимали у него драгоценное время, и часто убегал с уроков, предпочитая валандаться по улицам в компании своих приятелей. И трудно объяснить то, чем он смог привлечь внимание таких высоконравных девушек, как Хадиджа и Лейла? Может, тем, что у него была притягательность в его красивом лице, которая, как мы уже отметили, служила маской, скрывавшей его истинную сущность – человека меркантильного и подлого, или это была наивность девичьей души, которая не совсем понимала, в свои-то шестнадцать, что такое любовь и предательство?

Родился он в Твери. Когда распался Союз, его отец – Омар, потеряв работу на заводе, вынужден был вернуться на родину, которую никогда не любил. Он всегда считал, что Дагестан и его общество тормозят развитие отдельных индивидов, к числу которых он себя причислял. И подобная лесть к своей персоне не имела под собой никакой почвы, и что следует из всего этого, наверняка читателю понятно, что идиолатрия Аскера имела наследственный дефект.