Слеза художника

Ильдырым Гасанов

Слеза художника

УДК 82-3

ББК 83.3(2Рос=Рус)

Г22

Гасанов И.

Г22 Слеза художника / Ильдырым Гасанов – М.: Наш круг, 2025. – 658 с

ISBN 978-5-00240-145-1

Я расскажу вам историю одного юноши, на пути которого всегда стояли трудности и испытания. Его жизнь была полна неожиданностей и он был берсерком своих же принципов.

Сам того не ведая, он участвовал во всех значимых событиях в жизни своей республики. Вокруг него разворачивались события, имевшие историческую важность для целой страны. Он видел и общался с теми, которые, так или иначе, влияли на ход истории – первой и второй Чеченской кампаний.

Я представлю вам героя, который искал свой жизненный путь, пройдя через огонь и мрак, испытав боль потерь, досаду разлук и найдя спасение в дружбе и любви.

Он соединял в себе в равной степени три редких качества: талантливого художника, отважного воина и пылкого влюблённого. И храбрость этого молодого парня будет для читателя ручательством, что они увидят в этом романе чудеса военных подвигов, историю безумной любви и мистику, что послужит отсылкой для новых произведений этой серии.

Эта книга от начала и до конца придумана автором. Конечно, в ней использованы и некоторые подлинные материалы. Однако события, места действия и персонажи, безусловно, вымышлены. Совпадения имён и мест могут быть только случайными.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

18+

Обращаем внимание читателей на то, что издательство максимально бережно отнеслось к авторскому стилю изложения и лексике повествования, которые оставлены без изменения.

УДК 82-3 ББК 83.3(2Рос=Рус)

© И. Гасанов ООО «Экоэнергосервис», 2025

ISBN 978-5-00240-145-1

Часть певная.

Младенец судьбы

Полдень, 12 октября 1977 года.

Шёл проливной дождь. Неопределённый, дрожащий свет от неоновых ламп едва мог разогнать мрак сумерек, рано наступающих в это время года.

Он взволнованно ходил взад и вперёд по коридору центральной больницы Дербента. Его глубокие, синие глаза смотрели в окно, в стекле которого отражалось красивое и мужественное лицо, с характерно восточной бледностью – смугловатое и матовое. В голове его блуждал абиссаль из самых разных мыслей, и в тревожном импульсе он задумчиво поглаживал свой подбородок. Вдруг послышались шаги в конце коридора. Он оглянулся и увидел своего друга, лицо которого сияло от счастья. Они были примерно одинакового возраста, но на фоне первого, тот выглядел более моложаво.

–

Ну что? – спросил он тонным голосом.

Тот подошёл ближе и, положив руку на его крепкие плечи, ответил:

–

Родила!

Друзья заключили друг друга в объятия.

–

У меня девочка, брат, – произнёс счастливый отец, – девочка!

–

Поздравляю, Хамза, -произнёс его друг, – от всей души!

–

А твоя жена, – выпустив его из объятий, спросил Хамза, – ещё не родила?

Тот строго поджал губы и, испустив тяжёлый вздох, ответил:

–

Пока никаких известий. Признаться тебе, я уже беспокоюсь.

–

Не стоит так переживать, Мустафа, – сказал Хамза. – Первые роды у всех тяжёлые!

И не успел он окончить свою мысль, как в небе неожиданно вспыхнула голубоватым огнём молния, искра которой ослепила им глаза. Суеверный Мустафа увидел в этом знамение. Следом из родильной палаты донёсся звонкий и чистый плач новорождённого.

Мустафа прикусил губу и в судорожном волнении стал смотреть в конец коридора.

Спустя примерно двадцать минут в коридоре появилась медсестра. Друзья тут же заметили её взволнованное лицо и двинулись к ней на встречу.

–

Ну что сестра?.. – произнёс взволнованный отец. – Родила?

Вытерев пот с лица, та с добродушной улыбкой ответила:

–

Поздравляю вас, брат Мустафа, у вас родился мальчик.

Волна тёплой крови бросилась в лицо молодого отца, он почувствовал, как тревога сменяется радостью в душе, а сердце ритмично забилось в груди. Но, поборов первые порывы волнения, он прибавил, стараясь быть серьёзным в голосе:

–

А моя жена… как она?

–

Она и ребёнок, – отвечала медсестра, – в полном здравии!

Глаза Мустафы засияли радостью. Хамза обнял его и поздравил от всего сердца.

Женщина с пониманием отнеслась к сентиментальности мужчин.

–

Я могу видеть жену? – обратился Мустафа к медсестре.

–

Вообще-то нельзя, но… – двусмысленно протянула та и призвала кокетливый взгляд на помощь своим словам.

Мустафа понял, к чему она ведёт и, сунув руку в карман брюк, достал пять рублей.

–

Мы, надеюсь, договоримся?! – произнёс он с ухмылкой, деликатно засунув купюру в карман халата медсестры.

–

Да! – с улыбкой ответила довольная женщина и хитро посмотрела на Хамзу.

–

Нет уж, увольте, – демонстративно положив руку на грудь, сказал тот. – Я наберусь терпения и взгляну на свою малютку через несколько дней.

–

Как хотите, – бросила медсестра и взглянув на Мустафу добавила, – пойдёмте со мной.

Хамза отпустил друга, и спустя несколько минут Мустафа уже стоял перед дверью родильной палаты. Он кинул взгляд на медсестру, будто бы спрашивал дозволения войти, и получив ответ в виде её улыбки, открыл дверь.

Войдя внутрь, он взглядом, быстрым как сама мысль, окинул всю палату и остановил свой заворожённый, наполненный любовью взгляд на худенькой девушке ослепительной красоты. Она лежала на койке и смотрела на него красивыми глазами, что излучали флюиды не меньшей ласки и любви, а на её прекрасном лице, подобно бриллиантам, блестели капли пота. Она встретила мужа чистой и нежной улыбкой, в которой читались её смущение и радость.

Мустафа улыбнулся в ответ и шагнул вперёд. Подойдя к жене, он, взяв её бледную руку, склонился и шёпотом произнёс:

– Спасибо, Захра. Ты смогла это сделать и осчастливила меня, подарив сына.

На красивые глаза Захры накатились слёзы. И выслушав его хвалебный и благодарный туш, она взглядом обратила его внимание на дитя, что лежало в кувезе, а причиной тому послужило то, что он родился раньше срока. Мустафа встал и подошёл к нему.

Ребёнок спал. Поглядев на него, Мустафа испытал чувство умиления; тот лежал непринуждённо, его крохотные ручки сжались в кулачки, а нежное, ангельское личико сияло невинностью. Молодой отец в пылу своей радости неосознанно протянул к нему руку, и в эту секунду, когда она нерешительно застыла в воздухе, осознав, что это может быть нестерильно, ребёнок неожиданно открыл глазки и остановил свой взгляд на человеке, который воодушевлённо смотрел на него. И Мустафа сразу же приметил достоинство столь пронзительного взгляда.

«Я назову тебя Али!» – сказал он про себя.

И будто бы уловив ход его мыслей, ребёнок потянул к нему ручки и заплакал всей силой своего младенческого голоса.

Лёгкая улыбка мелькнула на губах отца и, приложив руку к стеклу, что отделяло его от ребёнка, он вдохновенно прибавил:

«Сын мой – младенец судьбы!»

Спустя неделю молодая пара вернулась домой. Новоиспечённых родителей с восторгом встретили родные и друзья. В чете Гусейновых появился долгожданный первенец. Мустафа и Захра были тронуты столь радушным приёмом и устроили для своих гостей настоящий пир.

Однако спустя всего через год семья Гусейновых радовалась появлению уже новых членов семьи. На сей раз роды прошли без эксцессов, и Мустафа с Захрой вошли в свой дом с двумя очаровательными близнецами – мальчиком и девочкой. И по желанию своих старшин, мальчика назвали Хабибом, а девочку – Хадиджей. Но радость семьи была омрачена вестью о том, что жена Хамзы, не выдержав вторых родов, скончалась на больничной койке, успев подарить жизнь своему новорождённому сыну.

Хамза тяжело перенёс свою утрату и, дабы сохранить в себе память любви к супруге, он, дав обед целибата, отказался жениться во второй раз.

Семья Гусейновых

Дагестан – страна гор, зелёных лугов и идиллических пейзажей. Народы, проживающие там, снискали себе славу гостеприимных хозяев и отважных воинов. Седой Каспий нёс к его берегам свои шаловливые волны, как взбунтовавшийся вассал, а на небе его, в пандан солнцу, ловя на крыльях солёные ветра, барражировали могучие орлы. И средь россыпи городов, что выстроились по его берегам, мы познакомим читателя лишь с одним, который гордо, словно рыцарь великого королевства, имевший за плечами подвиги, что были увековечены на страницах истории, носил звание самого древнего города России.

Дербент – свидетель многих эпох, расцвета и упадка цивилизаций, завоевателей и героев. История этого города начисляла насчитывает вот уже пять тысяч лет, и его часто называли Кавказский Иерусалим, за обладание которым сражались гунны, персы, арабы и турки. Дербент всегда был в перипетиях военных и политических интриг древности. Однако, несмотря на это, ис- покон веков в нём мирно сосуществовали три основные конфессии мировых религий. А все принципы толерантности заложили свой крепкий фундамент под сводами его великой цитадели – «Нарын-Кала».

Стоял весенний день. В небе неслись клочки палевых облаков, гонимых пока ещё прохладным ветром, а солнце, что выглядывало из-за них, бросало на землю золотистые лучи, которые освещали (но не грели) маленькие улицы и переулки древнего города. В его парках и аллеях, покрытых нежной первой зеленью, вовсю звенели голоса прилетевших с зимовки птиц, а вся природа вокруг дышала свежестью и радостью весны.

Сидя на скамье в одном из главных парков, мальчик лет десяти, со всем любопытством юного ума, предавался чтению книги. Периодически слюнявя палец, он перелистывая одну страницу за другой, с жадностью поглощая в себя каждое новое слово. Он так был увлечён этим делом, что даже не заметил мужчину, который вот уже порядка пяти минут назад подсел к нему.

–

Что читаем? – заговорил наконец мужчина голосом, который волнами заколебался в чистом воздухе парка.

Мальчик оторвал глаза от книги, и перевёл взгляд на незнакомца. Тот был средних лет, статный с лёгкой проседью в волосах, что виднелись из под тёмно-серой шляпы. И было заметно, что он сохранил чёткость ума, белизну зубов, зоркую твёрдость взгляда и звучность голоса. Облачён он был в плащ того же цвета, что его шляпа, а рука его опиралась на чёрный зонт, что, видимо, служил ему вместо трости. И это было логичным суждением, ибо у погоды сегодня не было ни малейшего намёка на дождь. Лицо этого человека было строгим, но не броским для взора, и если не брать в расчёт то, что одет он был не по сезону и довольно старомодно, вся его внешность дышала жизнью и достоинством, в ней было что-то манящее, мистическое и даже обещающее.

–

Островский, – ответил мальчик, не сводя глаз с мужчины, – «Гроза».

На лице того появилась мягкая улыбка, что невольно вызвала в душе мальчика симпатию к его сану.

–

Прекрасный выбор, – похвалил он и, положив из рук на скамью бумажный пакет, добавил, – но скажи, не слишком ли ты юн для такого произведения?

Голос у него был необыкновенный, глухой, и в то же время гулкий, будто исходил из самых глубин гортани.

–

Мой папа говорит, – со слегка задетым самолюбием ответил мальчик, – неважно, что читаешь, главное, чтобы ты взял из этого то, что будет полезным для тебя.

–

Правильно говорит! – согласился мужчина, и вытащив из бумажного пакета зелёное, на вид спелое яблоко, протянул его мальчику. – На вот, возьми. Подкрепись для своих познаний.

Мальчик чуть отпрянул назад и, покачав головой из стороны в сторону, ответил:

–

И ещё папа меня учил, не брать ничего у незнакомцев.

–

Браво! – отозвался тот, – Видать, он у тебя достойный муж и воспитатель, – затем, вытянувшись во всю спину и без всякой аффектации положив руку на колено, он произнёс: – Ну так давай же познакомимся, юный джигит.

–

Меня зовут Али, – весело ответил мальчик, – а Вас?

–

Ну… – поправив шляпу на седой голове, протянул многозначительно мужчина, – Придёт время, и ты его ещё узнаешь…

Али удивлённо поднял на него брови и хотел было спросить что-то, как вдруг, кто-то окликнул его сзади:

–

Адеш Али (ув. обращение к старшему брату, у тюркских народов Кавказа)!

Али оглянулся и увидел недалеко от себя двух близнецов.

–

Что вам? – недовольный тем, что его отвлекли, спросил он хмуро.

–

Мама зовёт тебя домой, – ответила златокудрая девочка неземной милоты.

–

Хорошо, Хадиджа, я иду, – сказал Али и когда вновь обернулся к своему собеседнику, то того уже и след простыл. На месте, где он сидел, осталось лежать то самое предложенное им яблоко. Мальчик постоял в удивлённой позе пару секунд, а после вскочил со скамьи, словно кукла на пружине, и принялся вертеть головой, дабы понять, куда тот вдруг исчез.

–

Что с тобой, Адеш? – спросил у него младший брат.

–

А куда подевался дядька? – вертя головой, спросил Али.

–

Какой дядька? – спросили те единогласно.

Али воззрился на них с выпученными глазами.

–

Да тот, с кем я только что беседовал до вашего появления! – отвечал в парах старший.

–

Но, Адеш. – протянула девочка, – рядом с тобой никого не было.

–

Как так? – оторопев брыкнул Али.

–

А вот так! -утвердительно произнёс мальчик. – Мы с Хадиджей даже были удивлены тому, что ты разговаривал сам с собой.

Али встал как вкопанный, вперив изумлённый взор на в брата и сестру.

–

Сам с собой? – с нотами гнева в голосе произнёс он. – Вы что, решили подшутить надо мной?

Близнецы удивлённо переглянулись и ответили в один голос:

–

Нет, Адеш!

Али упёр руки в бока и опустил задумчивый взор на землю. Постояв минуту в думах, он посмотрел на скамью на которой лежало яблоко, и дабы утвердить свою правоту, он резко взял его в руки и демонстративно показав близнецам, сказал:

–

А откуда по-вашему тут появилась это яблоко? А?

На что те двое развели руки в стороны и покачали головами.

Выпустив из ноздрей раздражение в виде горячего воздуха, Али стал изучающе разглядывать яблоко и, рассмотрев его со всех сторон и не приметив ничего необычного, он откусил приличный для своего рта кусок.

И в этот миг, когда все рецепторы его языка вкусили кислосладкий вкус плода, вдруг подул сильный ветер, который взволновал листву и напугал всех птиц вокруг, что стаей устремилась ввысь.

Златовласая девочка ойкнула от испуга и прижалась к брату, который был напуган не меньше неё.

–

Ха, – усмехнулся Али, – трусишки. Это всего лишь ветер, не более того.

Однако слова его шли вразрез с тем странным чувством, что взъерошено зашевелилось у него в груди, когда он вновь взглянул на яблоко, которое начинало принимать неестественно ядовито-зелёный окрас. Али снова вперил в него взгляд, который отчётливо выдавал его апатию.

–

Что с тобой, Адеш? – сразу приметив смену его настроения, спросила девочка.

–

Н-ничего… – почёсывая затылок, протянул тот неуверенно, а после брезгливо выбросил яблоко в урну и выплюнул его остатки изо рта. Затем, снова оглядевшись по сторонам, он добавил: – Пошли домой.

Взявшись за руки, трое детей пошли по тропинке парка, напевая весёлые песни и периодически устраивая себе в пути незамысловатые забавы, что переходили в детские шалости.

Автор предлагает избежать утомительных рацей о ювенальной поре наших героев и пройти вперёд, продолжить эту повесть с иного листа, совершив всего-навсего шажок в беге времени.

Не успел люд меркантильный и глазом моргнуть, как дети четы Гусейновых, без метафизического преувеличения, выросли в воистину прекрасных созданий. Все знакомые и родные семьи восторгались ими и не переставали удивляться тому, какие они разные.

Его чёрные и выразительные глаза смотрели твёрдо и сурово, а красивые мужские черты лица дышали силой и здоровьем натуры, что были бесстыдно-прекрасными. Рождение семимесячным не стало для него помехой, чтобы овладеть крепким и выносливым телом, и это стало ему наградой за усердные тренировки и той самоотверженности, с какой он брался за любой спортивный снаряд. И вот уже к шестнадцати годам он был так силён и хорош собой, что парни взрослее него не желали испытывать судьбу, а одним своим взглядом он ввергал в огонь греховных помыслов любую девушку, каких бы высоких нравов та ни была. Именно в такого красавца вырос наш главный герой – Али, который не кичась своими достоинствами, оставался простодушным в манерах и в речах, с ловкостью находя общий язык с людьми, и которого в полной мере описывало понятия – ригоризм.

Ещё с детства он питал страсть к живописи, и тому рвению, с которым он принимался за самостоятельное изучение всех азов искусства, мог бы позавидовать сам Рафаэль. И перфекционизм в этом деле всё же помог ему стать настоящим мастером кисти и мастихина. Его прекрасные полотна гармонично дополняли интерьер дома и даже школы, придавая их скучным стенам живой окрас.

Бытует мнение, что каждый художник сумасшедший по- своему, а если говорить о безумстве нашего героя, то оно заключалось в том, что он заводил себе тетрадки и брался рисовал карандашом чёрно-белые картинки, события, что происходили с ним за день. И когда родители, увидев его «странные» работы, спросили, зачем он это делает, Али ответил:

– Мама, многие люди заводят дневники. Я же предпочитаю рисовать свой день. Лучше ещё раз взглянуть на прожитый тобой миг в картине, нежели прочесть его в словах.

Получив столь простой, но ёмкий ответ, родители больше не стали предвзято относиться к странностям своего старшего сына и вполне равнодушно относились к тому, что тетрадки уже с трудом вмещались в комод, в шкаф его комнаты.

Неравнодушие к русской литературе было ещё одним из увлечений молодого художника. Его любимым автором был Л. Толстой, завоевавший его симпатию своим бессмертным романом «Война и Мир», который Али перечитал уже трижды. Ему сразу приглянулся образ Андрея Болконского, которым он восторгался и которого критиковал за опрометчивость в поступках и за чёрствость в отношении к супруге. Ибо сам он вырос в цельную и честную натуру, которая не примирится с обманом и надменностью.

Несмотря на свой юный возраст, Али был акселератом и удивлял своих сверстников и учителей своим твёрдым мышлением. А остроту своего не юного ума он дополнял тем, что был тонным с девушками и весёлым с парнями. Юный художник всегда придерживался правил комильфо и был сангвиником по жизни. И, как и подобает людям его романического лада, он мечтал однажды познать то чувство, что станет генератором его дальнейших творений, во имя которого он пойдёт на подвиги, увенчанные не меньшей славой, чем те, что знала история из рыцарских сказаний.

В отличие от своего брата Хабиб вырос в его полную противоположность: сурового к другим и к самому себе юношу, с твердокаменной натурой, для которого лирика искусства и красноречие литературы ровным счётом ничего не значили. Этот железный человек был непроницаем для людских взглядов, которые тщетно пытались разгадать его загадочную личность и вести параллель с его старшим братом, к слову сказать, в привлекательности и обаянии которому он ничуть не уступал. И если старший был сангвиником, то Хабиба можно было охарактеризовать как холерика. Горячая кровь бурлила и клокотала в нём, как рокочущая лава в жерле вулкана. Он был типичным экспансивным представителем кавказского подростка – вспыльчивым и своенравным. Но у него была незаменимая черта, та, которая была неотъемлемой частью сути Али; он был очень воспитанным. И благодаря этому качеству, он сдерживал свой буйный нрав.

Единственное, в чём были схожи братья – это в предпочтении шумным компаниям своих сверстников, коллективных занятий в борцовской школе имени легендарного Али Алиева. И на зависть недругам, но к радости родных, они часто завоёвывали на различных соревнованиях призы и медали, делая серьёзные шаги на получения звания – «Мастер спорта».

Братья были отзывчивы и религиозны: уважали и чтили законы гор, и по праву в этом была заслуга их отца.

Мустафа был тем, кто от судьбы не бегал и приключений не искал, и приучал к этому принципу сыновей, являясь для них строгим и в то же время ласковым наставником. Вдобавок к вышесказанному – Мустафа был апологетом законов шариата и не испытывал бессмысленных увлечений, а в общении с детьми всегда старался выражаться сентенциями, дабы искоренить в их речах всякую брань. И внушал им бесстрашие перед скрытым или явным врагом и желание с честью горца и достоинством мужчины встречать все тяготы судьбы. Однако и у него была своя слабость – он души не чаял в том золотом мотыльке, которую сыновья имели честь называть сестрой, а он с гордостью – дочерью.

При одном взгляде на эту девушку становилось ясно, что всё в ней дышало вальяжностью молодости, что жизнь ей дана, чтобы жить в своё удовольствие, и что те невзгоды и несчастья, которые могут встретиться ей на пути, она с эльфийской ловкостью сможет пройти. У неё были не типичные для кавказских народов светлые и кудрявые волосы, брови и ресницы её шли в противовес двух рас, наделив пылкостью южанки, а чело отмечало горделивым саном северной горянки. Её прекрасное лицо, на котором всегда светила милая и утончённая улыбка, заставляло биться в волнении сердца многих парней, а голубые глаза были настолько глубоки, что в них легко можно было разглядеть всю доброту её юной, невинной души. Беспечная голова этой светлокудрой, синеглазой девушки была не создана для сокрытия важных тайн или долгой обиды.

Гусейновы были из тех дагестанских семей, в уставе которых черным по белому были прописаны ценности духовного и нравственного воспитания, уважение к традициям гор и канонам шариата. Патернализм был важной частью их семейного кодекса и не имел исключительности. Они жили скромно, но это не мешало им быть дружными и жизнерадостными по отношению друг к другу и к окружающим.

Но, как говорится, ничто не вечно в этом мире, потому как он сам не вечен. Трудности и проблемы настигают каждую семью, какой бы дружной и сильной она ни была. И порой хватает ничтожной причины, которая порождает грандиозные последствия, что даже светоч знаний или пламенная вера могут не выдержать его разрушительной силы. А причиной проблем в семье Гусейновых, как и, наверное, в большинстве семей Дагестана, явилась безрассудная скупость в принятии решений той правящей элиты Кремля, что поспособствовала разорению и распаду страны не меньше, чем расточительство их предшественников.

Как гласит старая притча: «Чтобы построить мощное и развитое государство с чётко слаженным механизмом развития – как в социальной, так и в экономической структуре – требуется: большой ум, неиссякаемое терпение и море пролитой крови, но а разрушить его хватит и пары дураков, которые возьмутся похерить его историю».

Что в итоге и случилось с некогда великим Советским Союзом. А фатальные последствия его распада сказались тем, что заводы, фабрики, на которых работали миллионы рабочих, начали пребывать в экономической стагнации, а затем и вовсе закрылись.

Правительство также прекратило финансирование и хозяйственной отрасли, что, в свою очередь, привело к полному разорению колхозов страны. И колхоз, в котором Мустафа проработал почти двадцать лет, не стал исключением. И дабы выбраться из той глубокой финансовой ямы, в которую его семья попала не по собственной вине, ему – как отцу семейства – пришлось оставить любимое дело и заняться обычной торговлей.

За то время, что он проработал в самом знаменитом колхозе Юж-Дага – имени Жданова, Мустафа приобрёл много полезных знакомств, которыми и воспользовался, попутно собрав в ладони те гроши, что они с женой смогли накопить.

Открыв себе небольшую лавку на рынке и вконец подавив в себе некогда заветную мечту стать заведующим легендарного колхоза, Мустафа, пополнив ряды прекариата, смиренно принял свою горькую действительность, сменив амплуа тракториста на продавца, которого спозаранок провожала Захра, смотря ему вслед взглядом, исполненным грусти и любви.

Это было тяжким бременем для семьи Гусейновых, которое навсегда опечаталось в их памяти. Приходилось экономить на всём, и даже приход национальных праздников Мустафа и Захра ждали с опасением, как какой-нибудь приговор. Ведь доселе они устраивали для своих детей настоящий пир, с изобилием подарков под новогодней ёлкой, или яств на праздничном столе Уразы. Сейчас же подобное было неслыханной роскошью, и даже самый любимый праздник дербентского люда – «Новруз- байрам» прошёл очень скромно: с небольшой тарелкой фруктов и конфет.