Свет иллюзорной любви. Запретный роман

Я рисовала в своих мыслях сладостные картины семейных обедов, когда мы видим друг друга, признаем и понимаем, весело общаясь за чашкой чая. Но наша жизнь всегда напоминала некую гонку, в которой не было видно конца. В бесконечных делах мы напрочь забывали друг о друге, поставив во главу каждый свои собственные заботы, не делясь ими и не помогая друг другу. Казалось, что мы просто соседи, которые вынужденно ютятся под одной крышей в одной квартире. Как будто мы чужие люди, объединенные всего лишь одним местом жительства!

Я поставила на стол натертый мною до блеска бокал и горько улыбнулась, вспоминая свое детство. Даже обязательные воскресные обеды всей семьей в одно и тоже время за празднично накрытым столом, украшенным маминой ажурной скатертью, ручной вязки и бабушкиным сияющим ярко начищенными медными боками, тульским самоваром, проходили удивительно медленно и почти безмолвно, если не считая стандартных разговоров и стандартных фраз. «Все должно быть правильно и так, как нужно!»-было главным девизом и беспрекословным руководством к исполнению всеми членам семьи. И я делала так, как нужно, как подобало ситуации, натянуто улыбаясь и неспешно похлебывая горячий чай из маленькой пиалы нашего старинного китайского фарфорового сервиза. Огромные напольные часы из красного дерева, неизменно стоявшие в углу около обеденного стола, так же степенно отбивали положенное время и все в этом доме шло так, как нужно. Все шло так, как правильно. Только для кого правильно? Иногда я задумчиво вглядывалась в эти лица, такие знакомые и незнакомые одновременно. О чем они думают на самом деле?

–Чего ты застыла? Работы у нас еще полным-полно! – бабушка хмуро покосилась на меня, продолжая натирать сверкающий бокал. Этот ритуал был обязательным каждый год перед Рождеством, и весь наш семейный хрусталь, купленный моими предками еще во времена императора Николая Второго и затем бережно хранимый и выставляемый напоказ только на праздники, этот драгоценный хрусталь раз в году осторожно вынимался нами из серванта и бережно натирался до блеска, вызывая неизменные восторженные и завистливые взгляды наших гостей.

Мои руки машинально продолжали работать, а мой взгляд смотрел сквозь этот праздничный, натертый до блеска, искристый хрусталь, куда-то очень далеко…

Как и много лет назад после того, когда был выставлен из серванта фамильный сервиз еще моей прапрабабушки, и украшена моим отцом огромная праздничная елка именно так, как следует по нашим семейным канонам, тогда и именно тогда начиналось мое волшебное время. Можно было никем незамеченной залезть под стол и играть в захваченную драконом в плен принцессу и со сладким предвкушением ждать помощи от моего верного коня в виде маленького плюшевого щенка, уже немного потрепанного от времени, но моего любимого и неизменного друга по играм. Или, усевшись под огромной нарядно украшенной елкой еще пахнущей лесом и установленной в большую кадку с песком, можно было тихонечко снимать тех блестящих золотистых медвежат с нижних веток или тех круглобоких величественно украшенных искусственным снегом длинных витиеватых сосулек и, поиграв с ними, повесить их снова на елку, но именно на то место, куда успевала шепнуть мне каждая елочная игрушка. А вечером можно было увязаться мне вслед за моим дедом, который аккуратно скатывал большие и малые коврики во всем нашем доме и выносил их на свежий снег, на мороз, готовясь чистить их так, как чистили ковры на этом свежем искрящем снегу сотни лет тому назад. Вот тогда выдавался и мне шанс сбежать по ступеням туда, на снег, на улицу, на свободу. Дед- единственный кто не отгонял меня, как назойливую муху, а только весело улыбался, наблюдая как я резвлюсь на снегу. Снег все падал, рождаясь из непостижимого ночного тумана, все кружась надо мною и медленно опускался алмазными, чуть отливающими голубизной, снежинками, укрывая все вокруг теплым одеялом. Я бегала по этому рыхлому свежевыпавшему молодому снежку, раскрыв рот и ловя языком эти колючие снежинки, которые все падали и падали, словно кристально-чистые звезды с волшебного покрывала бабушки-зимы. Мой деда прохаживался по снегу, вооружившись веником и счищая снег с наших прекрасных персидских ковров, оставляя лишь редкие снежинки, зацепившиеся за тугой ворс. А я все смотрела и смотрела, запрокинув голову к небу, на диво ночной звездной пелены, сменяющей яркие краски цвета ультрамарина спокойного предновогоднего вечера.

Я тяжело поставила на стол хрустальную конфетницу, вдоволь намечтавшись и вернувшись наконец-то обратно. Мне нужно было закончить все дела со сдачей моей первой экзаменационной сессии и, возможно, перевестись в университет в Петербурге во время моих зимних каникул, если я все-таки приму решение, на котором так настаивал мой новоиспеченный жених. Но этот экзамен по информатике все портил! Как можно было сдать этот экзамен, если у меня не было дома компьютера! Единственной из всей моей университетской группы… Моя семья предпочитала, чтоб я училась только используя книги и не разрешали пользоваться компьютером. Родившись в небедной семье и окруженной практически музейными антикварными вещами, я словно погружалась в эту атмосферу, уносящую меня на века назад, отрываясь от реальной действительности. Мое детство было довольно аскетичным. Родители не считали нужным покупать мне что-то дорогостоящее и новое, боясь вырастить избалованного ребенка.

Руслан смеялся надо мной, когда я перепугано смотрела на его подарки и неизменно все возвращала их щедрому дарителю. «Только цветы на праздник или шоколадка!» – в моей голове постоянно вертелись пуританские наставления старших, и я, вздохнув, закрывала коробочку с красивыми сережками.

–Ну, Руслан, мы ж договаривались! Девушке ничего нельзя принимать в подарок до свадьбы! —жалобно говорила я, когда мне так хотелось это взять себе.

Наутро, натянув на себя гипюровую блузку, отлично сохранившуюся в старинном сундуке моей прабабушки и, накинув свою, еще по-детски противного розового цвета, куртку, я отправилась в академический зал информатики делать свои уроки.

Воспоминания о моем первом дне в университете сладко укутывали меня, словно согревая по дороге в этот промозглое утро… Полгода назад я сидела в университетской библиотеке на сдаче вступительных экзаменов. Я помнила это особенное летнее утро с этим будоражащим мою кровь ярким рассветом и бурными надеждами. Помнила все до мельчайших черточек, движений и запахов. Я помнила этот скрипящий стул и запах старых библиотечных полов; помнила эту огромную серую бетонную трубу на заднем дворике, который был виден из библиотечного окна. От этой трубы уже долгие годы пластами отваливалась толстая штукатурка, кое где уже начинала виднеться своими железными прутами ржавая арматура, но этот вид из окна все равно поражал мое неокрепшее воображение девчонки, видевшую раннее только дворик моего дома и школу.

Тогда я мечтал об этом университете и новом для меня мире, как о первом и о последнем шансе в моей жизни. Я должна была вырваться из этого темного замкнутого мира, насквозь пропахшего приторно-сладким нафталином недр старых шкафов и затягивающих меня в свое прошлое старинных антикварных книг. Я должна была вырваться из этого мира, где меня каждый день пичкали лекарствами, убеждая что я больна и слишком слаба, чтоб жить так, как жили остальные девочки моего возраста. Я должна была вырваться из этого мира, где уже в четырнадцать лет я чувствовала себя полной старухой.

Глава 3. Первая влюбленность.

В ту первую зиму после удачно сданной мною экзаменационной сессии в университете, мы с подругами по студенческой группе вымывали аудиторию и развешивали бумажные снежинки в актовом зале университета. Было так весело и беззаботно, как только могут себя чувствовать шестнадцатилетние девчонки, наполненные надеждами и романтическими желаниями, разбавленные еще легкой пенкой уходящего от них навсегда детства! Мы закончили работу, когда лучики послеобеденного солнца еще вовсю искрились на снегу. Я бежала к выходу по парадным ступеням главного корпуса и тут я увидела Его! Вернее, сначала я увидела только глаза. Это были два темных бесконечных океана, волны которого уже начинали бурлить. Орлиный нос, густые волнистые волосы и стать персидского принца. Я утонула в этом океане, забыв все вокруг. Мои недавние робкие попытки понять, что такое любовь; понять, что такое взрослая жизнь и как себя нужно вести с мужчиной в роли его невесты или уже в роли жены-все это оказалось уже неважным. В этот морозный зимний день в моем сердце бушевала весна, распускаясь прекрасными цветами первой юношеской любви.

Разумеется, про предложение Руслана уже не могло быть и речи. Мне было жаль его темную фигуру в этом элегантном черном пальто. Он немного ежился, подбирая верх своего ворота и все ждал и ждал меня в ту последнюю новогоднюю ночь. Я смотрела на него из окна своей квартиры третьего этажа многоквартирного дома, глотая слезы и слушая симфонию Баха на виниловых пластинках дедушкиного старенького патефона. Я не вышла к нему. Так надо было. А он ушел в никуда. Так же, как и появился когда-то. Тихо ушел, не оставив особого следа в моей душе.

Да, это было начало нашего бурного романа с этим новым парнем из Тегерана. Бахири Мохебби Мохаддан- ведь так могли звать только принца из моих сказок! И в моем сердце- сердце влюбленной шестнадцатилетней студентки- первокурсницы уже бушевал огонь. Степенный и умный восточный красавец покорил моей сердце с первого взгляда. Он был старше меня ровно на восемнадцать лет и в его только исполнившиеся тридцать три года, он казался мне зрелым мужчиной, повидавшим уже все на своем веку и мудростью стоявшим уже ближе к уровню моего отца-профессора. Ему же нравилась моя необузданная энергия и красота моей дикой юности, вырвавшейся на свободу и не знавшей еще абсолютно ничего. Я была для него робким ребенком, а все его друзья в моем понимании были для меня чужими «тетями» и «дядями», что жутко смешило его.

Бахири оказался довольно обеспеченным мужчиной и старался всячески одаривать меня подарками. После того, как я принесла домой небесно- голубые красивейшие ковбойские джинсы, который привез его брат из Америки специально для меня, моя семья, по обыкновению, закатили мне скандал и на следующий день, под причитания Бахири о его зря потраченных деньгах, я вернула ему его подарок. Но от маленькой черной сумочки с тончайшим, как кружево, восточным рисунком на ней, я не смогла отказаться и усердно прятала ее от всевидящего бабушкиного ока. А на утро, набивая ее тетрадями и ставя в свою большую, потрепанную, бывшую мамину сумку, я забегала в дом своей подруги и, оставив старую потрёпанную сумку у нее дома, я весело бежала на уроки в университет, прижимая к себе красивый женский аксессуар, с заговорщическим видом заправских конспираторов перемигиваясь со своей подругой.

–Я приеду к тебе завтра в четыре вечера. Пойдем в театр. – Бахири легонько шлепнул меня по носу шелестящими глянцевыми буклетами с сегодняшним представлением от какой-то известной заграничной театральной труппы.

Это был иной мир, новый и яркий. Такой, которого мне так хотелось в моих девичьих снах и детских фантазиях, вырвавшись наконец из полусонного книжного царства пыльных библиотек. Я сидела дома уже готовая к встрече с моим возлюбленным. На мне было винтажное нарядное платье, в котором еще моя мама ходила на свидания. Нацепив на себя еще и все мамины украшения, я скучающе ковыряла своей ножкой в шелковых чулках старый залежалый ковер времен дедушкиной молодости. Один его край вечно отгибался вверх, заставляя всех домочадцев усердно поднимать ноги, переходя рубеж или, уже спотыкнувшись, старательно махать руками, чтоб не упасть и что-то бубнить себе под нос.

В дверь позвонили. Как всегда, с букетом роскошных цветов для меня и парочкой коробок конфет в подарочных ярких упаковках для моих домочадцев, мой иранский «принц» стоял в дверях с неизменной загадочной улыбкой и одуряющим восточным ароматом его духов. И я снова погружалась в эту атмосферу всего яркого и вечно праздничного.

Он открывал передо мной мир, о котором я и не подозревала. Он учил меня всему, чему должны были учить меня мои родители. Иногда он хватался за голову от моих глупых вопросов и называл меня «дочь моя», но терпеливо и доходчиво все мне объяснял. Он брал меня с собой на рынок и показывал, как надо выбирать мясо и каких видов оно бывает. Он учил меня не бояться заходить в бутик и не убегать, когда ко мне подходит продавец-консультант. Я начала ходить с ним в кафе и рестораны в первый раз в моей жизни. Он, будучи иностранцем в моей стране, показывал мне мой родной город, открывая все новые и новые места, которые я никогда не видела, живши со своей семьей весьма уединенно. С ним эта девочка-подросток превращалась в изящную юную леди, в молодую девушку, полной грации и естественной красоты.

–Собирайся! Сегодня мы едем на день рождение моего дяди! – торопливо кричал мне по телефону мой жених, пытаясь не отрываться от своих дел с его семейным бизнесом.

От праздников в мусульманских общинах я была в восторге. Тихие, спокойные люди, ведущие размеренные беседы и пьющие только натуральные соки вместо алкогольных напитков. А какие замечательные были их песни! Мягкие голоса так и вкрадывались в душу, а звуки восточного дудука и флейты уносили мои мысли в небеса.

–Лика, порежь хлеб! – оторвалась от разговора и вернула меня с моих грез обратно на землю русская жена дядюшки моего Бахири.

«Порезать хлеб! А какими ломтиками надо резать? А нож-то острый, мне мама никогда еще не разрешала пользоваться острым ножом… А если я хлеб порежу-куда потом надо это положить? А поставить куда эту тарелку с хлебом?»– мысли беспокойным роем носились у меня в голове. Я оглядела богато уставленный стол. И зачем этот хлеб? Может быть, она забудет об этом поручении? Я искоса глянула на шестидесятитрехлетнюю грузную тетушку, по-хозяйски переставлявшую блюдо с красной икрой и фаршированной щукой. Нет, такая точно ничего не забудет. И я пошла спрашивать у нее, где могу найти нож и хлеб. Тётушка вздохнула и молча указала мне настоящую рядом хлебницу.

Он показывал мне все. Все, кроме одного. Тема секса со мной до свадьбы, как у истинного глубоко верующего мусульманина, у него была закрыта.

В этот день он заехал за мной раньше обычного. Бахири был в роскошном черном классическом костюме с белоснежным кружевным платком в верхнем кармане сюртука. Я молча показала на свое платьице, перешитое мною с маминого старого бального платья. На моих глазах уже наворачивались слезы. У меня не было ничего подобающе роскошного для такого случая. Бахири молча обнял меня и, ни говоря ни слова, увел меня за собою. Мы ехали куда-то, а за окнами мелькали, все сменяясь, дома и парки, да те редкие прохожие, что осмелились выйти на улицу в столько студёный темный вечер. Он привел меня в магазин с вечерними платьями. Я ходила между ними, ощущая себя Золушкой во дворце.

–Выбирай. – просто сказал он.

Мой выбор пал на красное яркое платье. Оно село на меня точно по фигуре, словно сшитое специально для меня и ждущее только своего часа, пока я приду за этим дивным платьем. Таксист все ожидал нас у ворот, и мы снова куда-то поехали. Машина остановилась около дверей шикарной фотостудии.

–Так ты же не предупреждал меня! – разочарованно протянула я.-Мне ведь нужно было подготовиться получше!

–Ты всегда красавица. – мой возлюбленный смотрел на меня нежно и как-то по-особенному.

Мы позировали, сидя рядом с друг другом на стульях, как на тех старинных фотографиях, которые остались у моей бабушки еще от ее родителей.

–Ну все! Теперь нужно просто ждать! – радостно произнес Бахири, укутывая меня перед выходом на мороз в мою старенькую шубу из искусственного меха.

Потом мы уплетали мясо по-французски в маленьком кафе неподалеку от его офиса. Я старательно откладывала жаренный лук, которые на дух не переносила и мое изысканное французское блюдо превращалось в мясо по-домашнему. Бахири тепло смотрел на меня и, казалось, воздух вокруг нас и тот- искрился и звенел, как стеклянные старинные новогодние игрушки, которые мы каждый год старательно протирали перед тем, как вешать на елку.

Время пролетало в учебе и каждодневных свиданиях, но каждый день с ним был особенным. Мама тяжело вздыхала, понимая, что скоро мы поженимся и я уеду с мужем в Иран, но уже начиная понемногу мириться с этим. Все было всем понятно. Все, кроме одного. Эти фотографии, на которых я была в коротком красном платье, выгодно подчеркивающее мою фигуру и нежно сжимающая руку моего жениха, наконец то долетели до места назначения. К его родителям, в Тегеран.

Это был красивый роман. Роман, длинною в вечность, но который окончился всего лишь через 130 дней. Мой "персидский принц" оказался очень любящим и почтительным сыном и о женитьбе на православной молоденькой девушке в коротком платье не могло быть и речи. Его родители наложили «вето» на наши отношения, не дав благословения на свадьбу. И я, не выдержав насмешки окружающих и своей собственной семьи на тему о «брошенной невесте», замкнулась в себе, не встречаясь больше ни с кем.

Получив заветный диплом архитектора, я быстро вышла замуж за другого. В принципе, этим "другим" мог оказаться любой. Мне было уже все равно. В тот момент еще не зажившей раны от первой юношеской любви, мое сердце казалось мне разбитым навсегда.

Глава 4. Замужество.

Это было время моего кошмарного замужества. Но на работе было все отлично. Работа была всегда моей отдушиной. Первая работа, как и первый мужчина – это всегда запоминается.

Я была трудоголиком. Даже если я буду падать с ног от усталости- но все доделаю, что наметила. Помню тот ремонт в нашем с мужем домике для гостей, когда я не успевала докрасить дверь до наступления темноты, а назавтра мы ожидали гостей… Я стояла в темноте, мазюкая синей краской эту дверь, включив прожектор и тихонько глотая свои слезы. В колено тыкалась моя собака, жалобно поскуливая и требуя ласки. Капли краски на земле, капли дождя вокруг и моя одинокая фигура в старой потрёпанной фуфайке, держащая в руках банку краски. Рядом виднелась незаконченная мной постройка гаража. И снова я, крепко сжав челюсти, продолжала свою работу. Проснувшись с первыми лучами солнца и быстро приведя себя и дом до блеска, я успевала наготовить кучу блюд к приходу гостей, которые, конечно же, все равно все не съедят. И, как всегда, я сидела во главе стола рядом со своим престарелым мужем и сияла. Сияла еще теми остатками юношеского веселья и беспричинного счастья, радуя окружающих и заставляя моего мужа все больше и больше озадаченно морщить свой лоб.

Этот год пролетел как-то очень быстро, ярко и наверное, так, как и полагается всем при вступлении уже в настоящую взрослую жизнь. Так говорила моя семья и, значит, так было правильно.

Той весной остались навсегда в прошлом мои юные незабываемые студенческие годы. Весело отмечая получение дипломов, мы всей нашей дружной студенческой группой провели те беззаботные летние деньки на пляже нашего туристического лагеря, где отдыхали только студенты университета, преподаватели и члены их семей. Стоя на пристани, мы пускали в небо воздушные шары. Мы отпускали навсегда нашу юность и студенческие годы, готовясь к новому жизненному этапу. Я теребила в руках ленточку своего белого воздушного шарика, волнуясь и еще не решаясь отпустить его. Моя подруга Марина, быстро распрощавшись со своим огненно-оранжевым шаром, что-то весело тарахтела мне на ухо. Я улыбнулась в ответ и вдруг заметила на себе пристальный взгляд одного из наших профессоров. Он медленно кивнул мне, не отпуская взгляда. Я стояла вместе с Мариной и смотрела, как мой белоснежный шар взлетает в небо. Все дальше и дальше. Было грустно отчего-то и в тоже время радостно от ожидания нового витка жизни.

–Позвольте представиться. Меня зовут Александр. – послышался сзади меня глубокий низкий голос.

Я оглянулась. Все тот же профессор в белоснежном летнем костюме и солидных очках. Я несмело улыбнулась ему.

Свадьбу сыграли через три месяца. Я понимала, что так будет лучше. Что я не буду обузой своей семье, терпевшей мое присутствие дома до окончания моего университета и всячески намекая, что двадцать один год – это как раз то время, когда нужно начать взрослую самостоятельную жизнь и завести свою семью.

Когда мне еще только исполнилось шестнадцать, и я поступила в университет, моя семья решила приучать меня к самостоятельности, полностью лишив карманных денег. Я получала свою стипендию, учась в университете, но этого было недостаточно, чтоб полностью содержать себя. За небольшую плату я выполняла на заказ курсовые проекты и чертежи для отстающих студентов университета. И вот, после пяти лет учебы и труда у меня есть диплом, но нет пока работы. Как нужно жить во взрослой жизни? Как правильно искать квартиру для аренды? Как и где искать работу? Я не знала ответов на очень многие вопросы. Я жила в этом маленьком замкнутом мире моей семьи. Семьи, где я родилась. Теперь настало время уходить.

Я была благодарна будущему мужу за поддержку. И искренне верила, что на благодарности и дружбе можно построить крепкую семью. Я была младше мужа на двадцать семь лет и выше его на голову. Моя мать почему-то плакала в этот торжественный день, когда я кружилась в пышном белоснежном платье за руку с мужем под старинные звуки вальса. Мой отец, будучи на два года младше своего зятя, крепко пожал ему руку, передавая наконец-то меня под его попечительство и под кров его дома.

Последовав рекомендациям моего мужа, я проучилась еще два года в магистратуре другого факультета и, получив еще один диплом с квалификацией инженера. Затем я с легкостью нашла себе хорошую работу.

Я помню этот день… Да, это был день моей первой зарплаты на работе, после окончания долгих лет учебы. Все было хорошо- престижная работа и эта новая жизнь с мужем, где я, словно играла в семью, воодушевленно исполняя роль заботливой жены и рачительной экономной хозяйки дома в своем словно ожившем и придуманном мною мире. Я была еще полна энергии и не замечала много странного, что происходило вокруг меня в моей новой семье. Мне просто нравилось ощущать себя наконец-то взрослой леди, имеющей мужа, свой дом и любимую работу, дающую мне чувство независимости и свободы.

–Мне еще кусочек этого, с белыми сливками.-высунулась из кабинета голова главного конструктора.

Я счастливо улыбалась и нарезала торт на всю нашу группу проектного бюро.

–А вот этот, с шоколадным кремом, Лика, ты лучше не бери в следующий раз. Мне этот торт не понравился. – громко чавкая и доедая сладкий кусочек торта, сказала архитектор Светлана.

Я мило и почтительно улыбнулась этой вредной, въедливой и жутко докучливой старухе. Она всегда была для всех как ложка дегтя в ведре с медом.

Сквозь оконные витражи вовсю светило, ласково пригревая майскими лучами, солнышко. Длинные лучи весело причудливыми солнечными зайчиками резвились на темном паркете нашей огромной архитектурной студии. Я сидела в своем кожаном кресле цвета слоновой кости и пила чай из тонкой фарфоровой чашечки с искусно написанным сюжетом из древнегреческой мифологии. И даже эта ханжа Светлана не могла испортить мне мое чудесное настроение. В этот день на работе я действительно была счастлива, жадно ловя эти радостные моменты и упиваясь ими, стараясь напиться этой живительной энергией, дающей мне силы переживать громкие всплески бушующего нестабильного характера моего уже немолодого супруга.

Я шла домой по знакомым улочкам, наполненными весенней свежестью. Вечер все так же ласкал и манил меня окунуться в его негу. Лучи уходящего солнца нежно раскрашивали голубой холст небосвода и смело пробуя у самого горизонта, как на палитре, все новые и новые оттенки. Мои каблучки приглушенным голосом мерно постукивали по широкой мостовой, словно тихонько нашептывали мне всепобеждающую вечную песню жизни. Ветки мимозы вспыхивали золотом среди еще нежно-девственной зелени кустов. Первые полураскрывшиеся бутоны чайной розы горделиво красовались у дороги. Рядом промелькнул знакомый магазин. Вот, та самая витрина! И я смело потянула на себя стеклянные двери.

Колокольчик весело зазвенел, и я снова оказалась в волшебном мире детства. Назад я возвращалась уже не одна- огромный плюшевый медведь с красным шарфиком улыбался мне, сидя у меня на руках. Я улыбалась ему, солнцу и всему миру. Случайные прохожие, завидя статную симпатичную взрослую девушку с забавным медведем в охапке невольно расплывались в улыбке. Все звенело вокруг и пело. Тогда я все еще ловила иногда эти хрупкие моменты безмятежного счастья. Медведь весело подмигнул мне. Это был самый медведь, которого еще спустя несколько быстро прошедших в будничной суете лет я буду обнимать, пытаясь разделить с ним свой страх, когда Александр будет взламывать дверь моей спальни, пытаясь задушить меня. Этот плюшевый медведь с ласковой доброй улыбкой старался уберечь мой исстрадавшийся внутренний мир, который, казалось, катился к своему закату.