Жизнь на осколках

– Ну, если ты уверен, что там нас не караулят ее приятели каменными топорами, давай попробуем.

Проигнорировав его неуместную шутку, Толик первым двинулся в глубь подвала, на всякий случай, крепче стиснув ствол винтовки. Завернув за угол, обнаружил единственную дверь.

Больше ей деваться некуда.

– Осторожно! Сверху!

Услышав крик Виктора, что прикрывал ему спину, Толик резко отскочил к противоположной стене, и совсем рядом приземлилась на четвереньки светловолосая пацанка. Прежде чем он успел разглядеть ее подробнее, по скуле, – благо он успел отвернуть лицо, спасая глаза, – проехались длинные острые ногти. Специально она их натачивала что ли?.. Сильные руки потянулись к горлу. Виктор, подскочив сзади, сделал захват шеи, и немедленно за это поплатился. В руку ему впились крепкие белые зубы, оставляя кровоточащие следы. Впечатав подошвы Толику в живот, вырвав глухой стон, незнакомка подалась назад, впечатав Виктора в стену. Толик позволил телу сползти по стене, чтобы вовремя подставить ножку. Упав, девушка зарычала, попыталась подняться, но они навалились на не нее вдвоем. Заломив за спину руки, стянули ремнем ее же джинсов.

– Вот сука! – зашипел Виктор, заматывая укус носовым платком и сверля взглядом сражающуюся с путами блондинку. – Как бы не пришлось уколы от бешенства искать…

– Перестань. Не видишь, она напугана, – одернул его Толик, опускаясь рядом с дикаркой на корточки, чтобы убрать со смазливого личика вьющиеся локоны. – Ты видел у нее на запястьях отметины от наручников? Уверен, если поискать, мы найдем на ее теле и другие следы.

Виктор нахмурился, кажется, таки улавливая ход его мысли.

– Думаешь, ее удерживали тут насильно и…

От этого "и"становилось тошно, и Толик от души пожелал, чтобы кости мучителя девчонки лежали в одной из комнат наверху.

– По-моему, тут не надо быть психологом, чтобы догадаться… – погладил несчастную, скользнув пальцами по скуле. – Мы не тронем тебя. Жизнью клянусь. Пошли отсюда.

Они помогли девчонке подняться, выведя на свет божий. Расположившись у гаража, достали припасы. А-то есть от этих волнений захотелось ужасно.

– Кофе хочешь? – спросил он незнакомку, открывая термос. Та кивнула, и он поднес к ее губам импровизированную чашку с напитком. Какие у нее, однако, глазищи… – Тебя как зовут?

Девчонка глотала кофе, чуть прикрыв от удовольствия глаза, не забывая однако из-под опущенных ресниц следить за пленившими ее незнакомцами. И лишь выпив все до капли, отстранилась, тихо выдохнув:

– Ма-ша, – слово прозвучало глухо и словно бы неловко. Очевидно, она давно не практиковалась, не пытаясь поговорить даже сама с собой.

– А я Толик. Моего приятеля Виктором зовут. У нас тут недалеко община, мы искали новое место. У нас и девушки есть, вы могли бы стать подругами. У тебя были подруги?

Осторожный, короткий кивок. Верить им Маша не торопилась, оно и понятно, а они не торопились ее развязывать, не в состоянии предсказать ее дальнейшего поведения. Ситуация, однако…

– Пойдем с нами? Вместе держаться безопаснее, – предложил он. Но девчонка качнула головой, отказываясь. Поселить в душе страх и ненависть – легко, а вот вновь вернуть человеку веру в людей – дело долгое и нелегкое, иногда даже тщетное. – Тогда, может, мы возьмем Любу и Свету и придем в гости? Например, завтра.

Закивала, сочтя компромисс приемлемым. Что ж, никто не говорил, что первый шаг навстречу должен быть семимильным.

– Только ты уж зубы-то не распускай, – проворчал Виктор, развязывая узлы, которые сам и навязал. – А-то врача в наше время днем с огнем не сыщешь…

Освобожденная, девушка вскочила на ноги, пятясь. Только ее никто не преследовал. Напротив, Толик протянул ей сверток с хлебом и сыром, схватив который, она бросилась наутек, скрывшись в подвале, долгое время служившим тюрьмой, но спасшим ей жизнь. Все же жизнь непредсказуемая штука…

– Ну что, пошли к своим? – предложил Виктор, посмотрев на клонящееся к горизонту солнце.

– Пошли.

В проломе, Толик в последний раз оглянулся, как ему показалось, заметив Машу, что следила за ними из-за угла дома, и вздрогнул от смеха спутника.

– Так вот тебе какие нравятся, – озвучил свои выводы Виктор, все быстрее шагая в сторону дома.

– Ты о чем?

– О бабах, конечно. Только не надо отнекиваться, я же видел, как ты смотрел на дикарку. Да и чего в том такого? Как говорится, что естественно, то не безобразно.

Толик только качнул головой. Вот с кем, а с Виктором обсуждать подобные темы не тянуло от слова совсем, уж больно расходились их взгляды в этом вопросе. Однако, товарища это никогда не останавливало, и он просто решил перевести стрелки.

– А тебе, значит, нравятся мамочки-наседки?

– С чего ты взял? – напрягся Виктор.

– А то никто не видит, как ты к Любе клинья подбиваешь… – заметил Толик, не скрывая того факта, что попытки Виктора шифроваться в этом вопросе давно провались.

И тот немедленно вспыхнул:

– Глупости! Просто кроме Любы у нас нет свободных баб…

– Конечно…

Один дома

Совсем один на хозяйстве Степа остался впервые. Проводив всех, он заглянул в детскую, убедившись, что возбужденные девичьи голоса, обсуждавшие, что взять с собой к Дикарке, не разбудили детей, и засучив рукава отправился на кухню. К счастью, теперь было на кого оставить вход – все больше привыкая к новому месту и людям, Тора сама и с радостью взяла на себя эти обязанности.

Закончив с грязной посудой, крупой, что все чаще приходилось перебирать в борьбе с жучками, и оставив подниматься к приходу хозяйки очага тесто, он дал себе десять минут на отдых. Прихватив журнал, который еще не читал, вышел в общую гостиную, устраиваясь на диване.

– Ничего себе! – воскликнул он, прочитав новость двухгодичной давности, которая тогда прошла мимо него. – Представляешь, военные создали "зомби"! Ученые подтверждают, мутация его может передаваться при контакте с открытыми ранами…

Тора заворчала, чуть приподняв голову.

– Советуешь не верить желтой прессе? – попытался он угадать, что хочет сказать собеседница. Однако, когда та поднялась на лапы, прислушиваясь, его и самого точно подбросило.

Дотянувшись до ружья, он присел возле собаки, положив ладонь ей на холку. В этот момент, как никогда прежде, понимая, как чертовски ему повезло встретить ребят в первые же дни после того, как их мир рухнул. Не представлял, что бы делал, оставшись один на долгое время, как эта Дикарка. Совершенно неприспособленный выживать и шугающийся собственной тени.

Со стороны пастбища доносилось тревожное блеяние. Надо проверить животных. Надо. Степка с трудом, но заставил тело слушаться, поднявшись. Приблизившись к выходу, выглянул наружу.

Тяжелые тучи висели совсем низко, так, что казалось, заберись на обломки любой из рухнувших городских высоток, и можно достать рукой. Вдалеке уже тихо рокотало, предвещая дождь и молнии. На город медленно, но неотвратимо надвигалась гроза.

Если к вечеру не пройдет, ребята сегодня вряд ли вернутся…

Впрочем, животных по-любому следовало загнать в хлев. Оглянувшись на Тору, он подумал с минуту, взвешивая возможные последствия своих действий, – если собака сбежит, Виктор его пристрелит, точняк, – и отстегнул ошейник от цепи. Давая животному свободу действий, если кто-то решит проскользнуть внутрь в его отсутствие, или… он не вернется.

Лезут же глупости в голову.

Покинув убежище, поспешил пересечь открытое пространство, прячась в тень, отбрасываемую курятником. Птицы тоже беспокойно кудахтали. Возились в сарае кролики, усиливая тревогу.

Дурачье, у тебя же ружье в руках! Ружье, из которого он не умел стрелять. Попадет ли… А если надо конкретно череп разнести? Ох, некстати он про зомби вспомнил. Ох некстати. Хотя, если подумать, глупость же. Ну, какие зомби? При нынешней температуре, они бы давно разложились или были съедены личинками насекомых и падальщиками. Правда ведь?

Испуганно закричала коза, подстегивая к действиям, и Степка отлепился от стены, толкнула к кособокому загончику, где коза жалась к напряженно застывшему барану. Открыв дверцу, он ухватил обоих за веревки, намотанные на рога, потянул в сторону скотного двора, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. По спине скользнул холодок. Желание бежать, спрятаться в относительной безопасности убежища, забив на все, всколыхнулось, но было подавлено. В конце концов, он мужик или где? Да и без козы община лишится немалой доли рациона, необходимой, как минимум, двум растущим организмам, что сопели в детской. Сопели ли. А вдруг их разбудило тихое рычание Торы или все приближающийся гром? А дома совсем никого.

– Пошли, – велел он то ли себе самому, будто приросшему подошвами к земле, то ли скотине.

Впрочем, последних особо подгонять не пришлось. Напуганный, даже упрямец Бархан с радостью нырнул в хлев: теплый, сухой и пахнущий родным дерьмом. Которого сегодня, определено, значительно прибавится. Опять Степке придется за лопату браться…

Крепко-накрепко заперев дверь, пожелав животным удачи, обернулся, прижимаясь спиной к хлеву, чтобы никто не мог зайти в тыл, как учил Толик, и выставил перед собой ружье. Осмотрел окрестности, и мог поклясться, что видел в кустарнике движение, всколыхнувшее листву. Не спуская с кустарника глаз и, тем более, не поворачиваясь к нему спиной, Степка попятился к убежищу. Встречая его, Тора радостно тявкнула, виляя обрубком. Знать, и ей было не по себе одной, хотя она и привыкла выживать в одиночку. Заперев дверь изнутри на металлический засов, первым делом проверил детей.

– Пора завтракать? – выкопавшись из кокона байкового одеяла, поинтересовалась Леночка.

И он заставил себя улыбнуться вечно голодной малышке:

– Да. Вставайте, умывайтесь, а я пойду что-нибудь приготовлю.

– Я хочу вареные яйца, – решительно объявила девочка, послушно покидая огромную кровать, которую делила с названным братом. Ну, пока-то можно, а потом придется что-нибудь придумывать.

– Яйца закончились. Могу предложить рисовую кашу или блинчики со сметаной.

– Я могу сбегать в курятник, – предложил Василий просто по-арамейски быстро одеваясь. Толика воспитание.

– Нет! – слишком резко выпалил Степка, заставив детей вздрогнуть. – На улице сильная гроза. Кроме того, – усилием воли меняя тон на заговорщический, заметил он мальчику, – если во всем потакать женщине, она тебя запряжет и поедет.

– Вася не любит играть в лошадку, – надула губы Леночка, капризно откинув платьице, что приготовила для нее перед уходом Люба. – Яйца хочу.

Ну вот и что с ней делать? Будет же голодной весь день сидеть. Неожиданно, в голову пришла безумная и гениальная идея, и обещание наказания застыло на губах.

– Я найду тебе лошадку, – пообещал Степа Леночке, глаза которой тут же заинтригованно загорелись. – Только ты должна быть послушной девочкой.

Не прошло и получаса, как платье было надето, ботиночки зашнурованы, а каша съедена до последней ложки. Осталось только каким-то образом оседлать Бархана, когда гроза, что лупила в стекла проливным дождем, утихнет.

С колкой дров тоже пришлось обождать, так что занялись уборкой в доме. И как Люба все успевала делать практически в одиночку?.. Побежав за совком, Василий вдруг замер, потянулся к засову. И швабра грохнулась на пол, напугав Леночку и ее плюшевого мишку, округлившего разноцветные глаза.

– Не трогай! – отдернул мальчика от двери Степка.

– Но там кто-то пришел, – попытался тот возразить, однако окончание фразы потонуло в грозном лае Торы.

В ответ нечто большое и грузное налетело на преграду, недовольно зарычав.

И все-таки ему не показалось. Кто-то был там, снаружи, наблюдая за ним, но не рискнул напасть на вооруженного человека. Знаком с огнестрельным оружием? Степа попятился, крепко держа мальчика за руку, уводя подальше.

– Лена?

Заметив пропажу, повернулся вокруг своей оси, ища взглядом девочку, беззвучно исчезнувшую, оставив на стуле медведя.

– Лена!

Снаружи последовал еще один бросок, по металлу двери заскрипели когти. Тора заходилась лаем, Васька испуганно жался сбоку, ища защиты у взрослого. Который и сам не представлял, что делать. Впрочем, первым делом, следовало найти ребенка.

Леночка нашлась под кухонным столом, обнявшей колени руками и спрятав в них лицо. Он хотел коснуться детского плечика, но передумал. Так ведь и до смерти напугать можно. Еще начнет заикаться… и его убьет уже Люба, одной из своих сковородок.

– Степа, – позвал Василий, дернув за штанину. – А как же наши вернутся?

– Не переживай. Толик с Виктором ребята не промах, они никому не позволят причинить девчонкам вред, да и себя в обиду не дадут.

Во всяком случае, Степка на это надеялся, пожалуй, впервые с тех пор, как прошла ломка от разлуки со смартфоном, пожалев об отсутствии в новом мире мобильников. Как сейчас было бы просто: позвонил, предупредил, попросил о помощи. Интересно, а сварганить какие-нибудь примитивные рации возможность существует? Эх, надо было лучше в школе учиться!..

– А вот умереть от голода они рискуют сильно. Поможешь мне картошки начистить?

Заняв мальчика делом, отвлекая от рвущегося внутрь зверя, Степа вышел в залу, потрепав между ушей собаку, успокаивая. И лай сменился тихим рычанием, позволяя определить: признав, что дверь человеческого логова ему не по зубам, хищник отправился туда, где сильнее пахло едой, где за дощатой, не в пример камню, стеной волновались перепуганные животные. Даже отсюда Степа слышал, как яростно дерут когти дерево и летят щепки.

– Их съедят?

Держа за руку зареванную названную сестренку, за спиной стоял Василий.

Судорожно вздохнув, принимая решение, Степан покачал головой и стиснул в руке винтовку.

– Я сейчас выйду, а ты закроешь дверь на засов, понял? – велел он мальчику, положив ладонь на плечо. Говоря, как со взрослым. – Откроешь, только если один из нас скажет, что все в порядке. Обещай мне.

– Обещаю, – столь же серьезно отозвался тот.

Идти не хотелось до жутиков. Только еще сильнее не хотелось смотреть в глаза товарищам, которые вернутся, чтобы посчитать очередные потери. Нет, это было недопустимо. И он сделал первый шаг в напоенный влагой внешний мир, с облегчением обнаружив, что дождь перестал. Обогнув развалины, на миг прирос к месту. Уже почти проделав дыру, в хлев рвался здоровенный тигр, которому повезло сбежать то ли из поврежденного землетрясением зоопарка, то ли из цирка. Убивать везунчика Степа не хотел, но когда речь идет о выживании, иногда приходится забывать о собственных желаниях.

Подобравшись на расстояние выстрела, он передернул затвор, взводя курок, и зверь стремительно повернулся, оскалив смертоносные клыки. Подобрался, не оставляя места сомнениям, и Степа прицелился. Спустил курок, но пуля ушла, вонзившись в стену хлева над головой хищника. Следом раздался еще один выстрел, в воздух, и обнаружив себя в меньшинстве, зверь поспешил ретироваться, скрывшись в чаще.

Степа повернулся, увидев пересекающего скотный двор от дороги Виктора, и снизошедшее было на него облегчение разом испарилось. Ну почему не Толик?..

– Ты самоубийца или идиот? – вопросил тот, приблизившись на расстояние двух вытянутых рук. – Не умеешь стрелять, не высовывайся.

– Но я целился ему точно в голову, – не понимая причин промаха, возразил Степа.

– А отдачу учел? Она ствол вверх уводит, дурила!

Услышав их голоса за дверью, Василий отодвинул засов, и в ноги им кинулась счастливая псина, вылизывая хозяину руки.

– Вот и оставь тебя одного дома… – проворчал Виктор, но голос его смягчился. – Хотя, должен признаться, не ожидал, что у тебя трусости не хватит отсидеться. Надо пневматики надыбать где-то, что ли, тренировки организовать, чтобы вас с Лехой в первой же стычке не грохнули… Пошли в дом, сейчас снова ливанет.

Так и не решив, воспринимать замечание как комплимент или как подколку, Степа поплелся следом. Прикрыв за собой дверь, таки задвинул засов, чувствуя, как пробивается изнутри запоздалая дрожь.

– А ты чего вернулся-то?

– Угадай с трех раз, – устало плюхнулся на диван Виктор. – Люба переживала, как вы тут без нее справитесь. Все же, женские предчувствия – это сильно.

Глава 3

В ожидании беды

Начавшее было подзабываться чувство надвигающейся беды разбудило Виктора среди ночи, оставляя лежать, пялясь в тонущий во тьме потолок. Уже через пару минут, земля не сильно, но ощутимо дрогнула. Инстинкты, что заставляют животных ни с того ни с сего срываться с насиженного места, а птиц подниматься в воздух, и на этот раз не подвели его. И только что-то человеческое, укоренившееся в них за века существования цивилизации, уговаривало не дергаться: толчок совсем слабый, может, обойдется. И он хотел бы в это верить, но толчок повторился, более сильный и тревожный.

Вскочив, поспешно натягивая джинсы и прихватив рубашку, надевая на ходу, Виктор бросился к ближайшей комнате.

– Люба!

А ударить в дверь кулаком не успел – та распахнулась сама, явив на пороге одетую в старомодную ночнушку, заспанную девушку. От вида дурацких рюшечек, под которыми вздымалась девичья грудь, перехватило дыхание. Эх! Если бы не землетрясение, вытолкнул бы обратно в комнату и закрыл дверь изнутри, но…

Очередной толчок поколебал равновесие, и, буквально толкнув его грудью, не накинув даже халата, Люба вылетела в коридор, кидаясь в детскую.

– Малыши!

Те уже проснулись и, освободив от мертвой хватки названного брата, Леночка кинулась ей на шею:

– Мамочка! Мне страшно.

И Люба погладила ее по черным кудряшкам, поцеловав в макушку. Быстро одев девочку, – да, хоть Васька уже был способен позаботиться о себе сам, – вывела обоих, чтобы отвести в общую гостиную, где по давнему договору, в экстренных ситуациях собирались все обитатели.

– Курточки захвати, – бросила она через плечо.

Послушно взяв с вешалки две детские куртки, на случай, если придется бежать из дома в холодную ночь, Виктор вернулся к ней. Скользнув в чужую спальню, куда ни разу не удавалось даже заглянуть, осмотрелся. Ожидаемо, среди вещей девушки преобладали книги, в основном по психологии, но была еще классика и, неожиданно, небольшая стопка женских журналов. А ему казалось, что такие вещи недотрогу совершенно не интересуют. На тумбочке, над которой висело овальное зеркало, шкатулка с украшениями, которые Люба почти не носила, расческа, шпильки и обгоревшее с одного угла фото в рамке. Люба на нем была еще совсем девочкой лет четырнадцати, рядом, судя по всему, родители и три мальчика, что называется, мал мала меньше. Братья? Что ж, тогда становилось понятно, почему она так хорошо управляется с детьми. Сердце неприятно екнуло – Люба никогда бы не оставила братьев или их поиски, если бы они были живы, значит…

Додумать мысль не дал вздрогнувший под ногами пол. Ругнувшись себе под нос, Виктор схватил платье, что висело на спинке стула, пальто Любы и рванул к выходу, застыв на миг в дверях. Вернулся, чтобы схватить фото. Так или иначе, пока, заменить возможно было все: разбитое зеркало, испорченную одежду или книгу, но не единственную память о близких.

Выскочив в гостиную, он застал всех в сборе возле самого крепкого в подвале перекрытия. Туда даже успели подвинуть один из диванов, на котором сидела Люба, успокаивая малышей.

– Ты что там, заснул? – недовольно спросил Толик, чья куртка покоилась на плечах Любы, маскируя за агрессией тревогу. Протянул винтовку.

Правильно, пожалуй, оружие и боеприпасы это еще одна, трудно восполнимая потеря.

Виктор передернул плечами:

– Да брось ты. Самое интересное еще не началось, – заметил он, отдавая девушке вещи.

Увидев фото, та подняла на него такой преданный взгляд, что стало не по себе. Из-за вечных ссор и грязных, низменных мыслишек. Из-за "Клавы", которая, нет-нет, а проскакивала в перепалках…

– И, надеюсь, не начнется, – протянул Лешка, крепко прижимая к себе Свету, что спрятала лицо на груди парня.

Двери оставались открыты настежь, чтобы иметь возможность выбраться, если все начнет рушиться, и снаружи доносились испуганные крики животных, которые такой возможности были лишены.

– Может, выпустить их? – предложил Степка, примостившийся на боковине. – Так у них будет больше шансов.

– Ага, – фыркнул Виктор, присаживаясь на корточки возле стены. – А ловить их потом по округе ты будешь, умник? Кроме того, не стоит забывать о тигре.

Подтверждая слова делом, дотянулся до цепи беспокойно топчущейся на месте Торы, но лишь для того, чтобы намотать конец на ладонь, не позволяя зверю спасаться бегством, и та ткнулась мордой ему в ноги, ища поддержки и утешения. Надо будет спросить у Любы, страдают ли посттравматическим синдромом животные. И он потрепал собаку по холке, ушам, убеждая, что бояться нечего. Прикрыл глаза, вспоминая день, когда все началось, а может, закончилось.

Тора первой почуяла неладное, заметалась от хозяина к дверям и обратно, показывая, что надо делать. Столкнувшись с человеческой тупостью, начала поскуливать, потом рычать, хватая за штанину. А они поняли, что происходит, только когда земля неожиданно и сильно содрогнулась, точно рвануло что рядом. Они еще успели выскочить на лестницу, сбежав на несколько этажей вниз, когда все начало рушиться. Тора скулила, Суслик наступал на пятки, изощренно ругаясь, на улице выли сигнализации припаркованных тачек, кричали люди… Какофония звуков, когда-то запрятанная подальше, вырвалась, вызывая желание зажать уши ладонями, но руки были заняты.

Земля не переставала содрогаться, на кухне посыпалась посуда, и звон битого стекла вытеснил отголоски прошлого, возвращая к реальности. Точно очнувшись ото сна, Виктор скользнул взглядом по напряженным позам, по застывшим в напряжении лицам, и поднялся. Придерживаясь за стену, преодолев несколько шагов до дивана, прислонил к нему винтовку и скользнул по руке Любы, судорожно прижимавшей к груди ребенка.

– Раздавишь, – заставил он губы сложиться в привычную усмешку.

В комнатах продолжало что-то падать, но, судорожно вздохнув, девушка ослабила хватку, позволяя Леночке нормально вздохнуть.

– Все обойдется, – пообещал он, набравшись наглости коснуться ее бледной щеки.

И его пророчество сбылось. Ближе к утру. Однако они не двигались с места до самого рассвета, ожидая повторных толчков, которых не последовало.

– Оставайтесь пока тут. Толик. Надо проверить комнаты, нет ли угрозы обрушения.

Тот кивнул, оставляя винтовку у стены.

– Вась, привяжешь? – вверил Виктор мальчику заботу о собаке, смывая с личика застывшее выражение, возвращая на него слабую, но счастливую улыбку. Тот любил, когда к нему обращались как к равному.

– Будьте осторожны, – попросила вслед Люба, румянец смущения которой не оставлял сомнений – она тоже вернулась из кошмара в реальность.

Страх потери

Удовлетворенно вздохнув, украв у жизни час ничем не омраченного счастья, Алексей погладил по волосам любимую, задремавшую у него на плече. Поцеловал в макушку, точно дитя, которым та, в сущности, оставалась до сих пор. Даже после всех потерь, что ей пришлось пережить, после того, как стала женщиной, подарив ему свою невинность. Удивительное и противоречивое существо, раскованное в постели, открытое новому, и одновременно настолько застенчивое, что в своей комнате они занимались этим от силы раз пять, когда оставались на хозяйстве совсем одни. Пришлось оборудовать любовное гнездышко вне территории общины. В здании почти не пострадавшей от катаклизма маленькой церквушки, что прежде стояла у лесопарка. Это тоже первое время смущало девушку, но ему удалось убедить ее, что раз бог оставил людей, наслав на них кару за их грехи, то оставил он и свои святилища.

А лучше и безопаснее места в шаговой доступности просто не имелось.

Так же задремав ненадолго, Лешка проснулся от непонятных, а оттого настораживающих звуков, доносящихся снаружи. Выскользнув из девичьих объятий, погладил любимую по щеке, будя прикосновением:

– Свет, – прошептал он, когда она распахнула глаза, накрыв рот ладонью, призывая к молчанию.

Она кивнула. Услышав странную возню, решительно откинула одеяло. Стерев с плоского живота подсохшее семя, потянулась за джинсами. Да, они жили вместе уже год, но Лешка еще ни разу не кончил в нее. Не представлял, как сможет появиться на свет их малыш, если Светка залетит, в условиях даже не средневековья. Не хотел потерять. Их обоих.

– Оставайся тут. Я посмотрю, что там, и сразу вернусь.

Однако Светка вцепилась в руку, что клещами:

– Я с тобой.

Лешка вздохнул. И даже не потому, что в случае серьезной переделки девушка может стать обузой, помехой. Сможет ли он защитить ее в момент опасности? Толик бы, наверняка, смог, и Виктор. А он? С другой стороны, оставить ее одну, беззащитную, тоже казалось не лучшей идеей. И он сдался, потянув ее за собой.