Как управлять людьми или Искусство манипуляций

– Ну а Ефросинья?

– А что, с точки зрения науки катастрофу на Ефросинье объяснили всю вполне. Люди там развили себе телепатию нейроимплантами – и двинулись крышей, попутно уничтожив всё население в ужасающей психической войне. Какие уж тут чудеса, старушка наука во всей красе.

– О, – указал куда-то рукой его собеседник, – мы почти приехали.

Я проследила за его указующим пальцем и увидела совсем небольшой космический корабль, даже скорее катер, метров тридцать в длину и метров пять в диаметре, рядом с которым скучало около десятка человек, одетых не как портовые рабочие, а под стать мне и моим спутникам в обычную офисную одежду.

– Пора решать, – кивнул один из моих спутников второму.

Тот порылся в кармане и достал какой-то металлический кругляш. С удивлением я отметила про себя, что это монета.

– Решка, – сказал тот, кто до этого уже проиграл два раза.

– Стало быть, орёл, – кивнул его товарищ.

Подкинутая монета упала к ногам загадавшего решку. Он нагнулся и с нескрываемым расстройством констатировал:

– Орёл!

– Судьба, – несколько неловко развёл руками загадавший орла.

– Что это вы решили? – поджав губы, спросила я.

– Ах, – был ответ, – обычные мужские штучки. Барышням такое неинтересно.

Расспрашивать дальше я не стала, тем более что миникар уже остановился возле космокатера. Кто-то из ожидавших дал понять, что наконец-то можно отправляться, а то нас только за смертью посылать – настолько нас заждались. Я промолчала, не найдясь, что сказать, а мои спутники в ответ произнесли какие-то загадочные фразы, смысл которых был трудноуловим, если вообще был.

Нас ещё раз подвергли досмотру, на этот раз гораздо более тщательному, на предмет всевозможных запрещённых к проносу на борт космического судна вещей – и лишь после этого мы загрузились в катер.

Мне объяснили, что космокатер не предназначен для долгих полётов, поэтому его конструкция не предусматривает создание центробежной силы для гравитации, так что нужно обуть ботинки с магнитной подошвой, чтобы перемещаться во время полёта и после стыковки с везущим ценный груз планетолётом, которая и вовсе возможна только при отсутствии вращения стыкующихся аппаратов. Пришлось оставить мои лёгкие элегантные туфли в ящике на входе и облачить ноги в тяжёлые уродливые магнитные ботинки. Там же, на входе, я оставила свой рюкзак с вещами. Внутренность же катера меня разочаровала: она сильно походила на салон межрайонного автобуса: почти такие же ряды сидений с проходом между ними, только вместо окон здоровенные экраны, предназначенные для передачи изображений с внешних камер. Да ещё было впереди отдельное место для пилота, всё-таки космические путешествия, в отличие от внутриастероидных, ещё не стали полностью автоматическими. Ладно, подумала я, усаживаясь на свободное место, может, хоть в невесомости интересно будет. Спутники мои расположились рядом, но, к счастью, они теперь молчали и хранили сосредоточенные выражения лиц: видимо, стеснялись вести свои выспренние речи в присутствии представителей других департаментов.

Пилот потребовал от всех пристегнуться, зорко следя грозным взглядом, чтобы никто не сачковал это требование, – и полёт начался. Катер встал на дыбы, затем стал падать вдоль причальной шахты. Включились экраны, и можно было наблюдать, как по ним проплывает внутренняя скальная поверхность тоннеля, проложенного сквозь каменную плоть астероида. Я знала, что вдоль шахты шли направляющие рельсы, электромагнитное поле которых двигало наш катер к внешней поверхности Фортуны, но они не попадали в поле зрения камер, и оттого каменная гладь на экранах казалась нерукотворной пустыней наподобие марсианских равнин.

После выталкивания полем из шахты наш миниатюрный космолёт включил двигатели и, спустя пару минут гравитационных пертурбаций, когда направление силы тяжести скакало туда-сюда: пол оказывался то на потолке, то на стене, а чаще где-то между – наступил период плавного разгона, когда низ находился у нас под ногами, правда, тянуло к нему слабее даже, чем в Зелёном нутре Фортуны. Зато на одном из экранов можно было увидеть нашу старушку-Фортуну: невыразительный кусок серого камня, мерцающий огнями маяков в районе полюсов, быстро удалялся, уменьшаясь в размерах, и вскоре стал совсем неразличим на фоне черноты космоса, скудно подсвеченной звёздами. На другом из экранов видно было Солнце, но выглядело оно, прямо скажем, не впечатляюще: блестящий жёлтый кругляш размером с ноготь моего большого пальца. Наконец, минут через десять двигатели выключились, пилот разрешил отстегнуться на ближайшие полчаса, и наступила невесомость: корабль двигался к цели по инерции. Что ж, ничего особенного, кроме тошноты и головокружения, я не почувствовала. То есть лёгкость в теле – это, конечно, приятно, но лучше уж когда есть хоть какое-то ощутимое притяжение, а то уж слишком физически дискомфортно.

– Охо-хо, – сказал один из моих спутников, тот, что всё время проигрывал. – Пожалуй, отлучусь-ка я в гальюн. А то ненароком нарушу последний из обсуждённых нами некатегорических императивов.

– Давай не оправдывайся, – рассмеялся второй. – Просто тебе не терпится засунуть шланг себе в задницу.

– Расскажешь это моему стулу, который будет здесь повсюду, если я потерплю фиаско, – не растерялся его приятель.

Я с опаской глядела, как он пробирается к туалету. Про сложность посещения отхожих мест в невесомости со всеми этими шлангами и насосами я знала из Сети, и не была уверена, справится ли этот чел с подобными трудностями. Всё-таки гадить без гравитации – это тебе не про философию разглагольствовать. Не придётся ли и в самом деле нам тут, в салоне, пожинать плоды его неудачи? Но всё прошло, судя по всему, благополучно. Вернулся он явно довольный и даже зачем-то подмигнул мне.

Разочарованно заключив про себя, что космос – отстой, я поняла, что мне скучно. Сеть тут, понятно дело, не ловила, листать было нечего, и я принялась доблестно ждать конца этого путешествия. Через какое-то время на одном из экранов появилась цель нашего пути: космический корабль, который был значительно внушительнее нашего, считай, прогулочного катера. Предназначение того корабля состояло в дальних перелётах между астероидами, а все такие аппараты были устроены по одному принципу: несколько жилых блоков-отсеков, длинный цилиндр реакторного модуля, вмещающий термоядерный двигатель-реактор. Во время долгих полётов обитаемые блоки располагались на удалении в сотню-другую метров от реакторного цилиндра, оставаясь соединёнными с ним длинными штангами; вся эта конструкция непрестанно вращалась вокруг своей продольной оси для обеспечения центробежной гравитации в жилых блоках. Когда же космолёту надо было причалить куда-то, то обитаемые модули прижимались к центральному цилиндру, а штанги складывались вдоль него.

В данном случае жилых отсеков было два, и сейчас, стыковки ради, они прилегали к одному из торцов реакторного модуля, образуя навершие, так что итоговая конструкция вызывала в голове не самые пристойные ассоциации. Противоположный же торец выглядел так, как будто его отгрызли: металл корпуса был исковеркан, из него беспорядочно торчали наружу куски искалеченных внутренностей корабля.

По разговорам в салоне во время полёта я поняла, что основной двигатель этого космолёта не подлежал восстановлению, а сам корабль добрался до Фортуны каким-то чудом: используя вспомогательные ядерные движки, предназначенные для раскрутки жилых модулей вокруг оси цилиндра во время полёта. Также из разговоров окружающих я поняла, что вместе с основным двигателем был безнадёжно разрушен и передатчик дальней связи, так что на Фортуне узнали о возвращении космолёта лишь пару дней назад, до того же он считался безнадёжно утерянным ввиду того, что перестал выходить на связь.

Все заняли свои места, двигатели заработали, и опять, как в начале полёта, направление силы тяжести начало беспорядочно плясать, пока наш космокатер ориентировался в пространстве подходящим образом и стыковался с повреждённым кораблём. На этот раз гравитационная кавалькада длилась минут десять, и под конец меня даже начало подташнивать. Но вот стыковка свершилась, двигатели отключились – и все зашевелились, отстёгивая ремни и поднимаясь со своих мест. Двери, через которые мы заходили, открылись внутрь другого корабля и оттуда вплыл человек, приветствуя всех собравшихся. Поднявшись со своего кресла, я постаралась изобразить на своём лице максимально серьёзное выражение, ведь сейчас начиналась самая ответственная часть мероприятия: надо было следить, чтобы, как выразился Август, "они там не расслаблялись".

Но, как назло, один из моих спутников, тот, что не ходил в туалет, вдруг решил поговорить, и не со своим приятелем, а со мной. Он как будто невзначай как-то прижал меня к стене и обратился с такой речью:

– Надеюсь, не слишком мы утомили тебя своими речами? Они могут казаться праздной болтовнёй, но имеют самое что ни на есть практическое значение… Ты, кстати, в Бога веруешь?

Я задумалась, как бы так ему мягко и тактично намекнуть, чтобы он не мешал мне работать, и уже склонялась к показавшемуся максимально удачным варианту "отвали, урод", как ход моих мыслей был прерван женским криком. Я посмотрела в ту сторону, и сразу ощутила неладное. Пассажиры космокатера застыли в неестественных позах, а вошедший с другого корабля и вовсе парил в воздухе, не держась ни за что и не проявляя никакой активности. В воздухе медленно плыли красные капли. И лишь когда я увидела другого своего спутника по путешествию от Департамента, меня пронзило осознание случившегося. Он стоял с магнитным пистолетом в руках, который направлял на двух испуганно жмущихся друг к другу девушек, одна из которых, судя по всему, и кричала. Я перевела взгляд на зажавшего меня и почувствовала на своих запястьях стальную хватку его рук. Получается, пока он отвлекал меня, его приятель просто перестрелял всех, кто был в салоне катера. Я слышала, что магнитные пушки стреляют бесшумно, но не могла подумать, что настолько.

– Леди, леди, – обратился он ко мне. – Сохраняй, пожалуйста, спокойствие. Не делай лишних движений – и тебе ничего не грозит.

Даже без этого предупреждения сопротивляться я и не думала, ведь на курсах самообороны направила основную часть своего усердия на изучение техники сворачивания шеи противника из положения лёжа, оставив без внимания науку высвобождения из захватов. Стало быть, едва ли мне удалось бы вырваться, а даже получись у меня что-то, то вооружённый стволом подельник моего пленителя одним движением пальца сможет в любой момент обнулить мой успех. Однако бурлившие внутри меня страх и возмущение требовали выхода.

– А как же, – задыхаясь, выдавила я, – ваш гадский императив?

– Невыразим словами, дамочка, невыразим словами, – ответил стоявший рядом со мной, проворно приковывая меня наручниками к какой-то скобе на стене.

Его сообщник в это время сделал то же самое с двумя другими оставшимися в живых. Затем он выскользнул из ботинок и, сказав "помчали", скрылся в проёме, соединяющем космокатер с большим планетолётом. Перемещался он настолько проворно и ловко, что было очевидно: парень этот не первый раз в невесомости. Приятель его в это время несколькими выверенными движениями отправил себя в полёт к пилотскому креслу и начал там возиться с терминалом управления.

Что же мне было делать в сложившейся ситуации? Ясно, что эти двое нацелены забрать ту секретную штуку, за которой все мы сюда прибыли. Только зачем они оставили в живых нас троих? Ответ напрашивался неутешительный, ведь выжившие все как на подбор были молодыми женщинами. Завершив грабёж, злоумышленники изнасилуют меня и моих товарок по несчастью, а потом убьют. Никаких сомнений или ложных иллюзий по этому поводу у меня не было.

Какое-то время я попроклинала себя за то, что не обучилась на курсах самообороны чему-то, что могло бы оказаться по-настоящему полезным в моём нынешнем положении, но скоро сообразила, что в любом случае никакие приёмы не помогли бы мне освободиться из металлической хватки наручников. Я обшарила глазами пространство перед собой, но ничего, что могло бы послужить оружием, в зоне досягаемости не наблюдалось. Я поглядела на двоих своих товарок по несчастью, но от них явно помощи ждать не стоило: во-первых, они были от меня далеко, во-вторых, они заметно были парализованы паникой.

Я поглядела на скобу: сходу браслет наручника с неё и не снимешь. Выглядела она, впрочем, не так чтобы сильно прочной, возможно, если дёрнуть посильнее, то смогу оторвать и тогда… что тогда? Привлеку внимание злоумышленников, вызову их раздражение, что будет некстати, ведь как минимум один из них вооружён. Как там говорят: не вертись у коровы перед глазами, а у вооружённого бандита перед глазами, ибо никто не знает, что скотине взбредёт в голову. Впрочем, коров я видела только на роликах в Сети, и эти животные всегда вели себя довольно спокойно: лишь меланхолично жевали травку. Хотя рога у них впечатляли, да.

Лихорадочный бег моих мыслей был прерван возвращением второго нападавшего: он вплыл сквозь дверной проём. Выражение его лица изменилось и теперь представляло собой уродливую гримасу, выражающую смесь гнева и ужаса. Его товарищ обернулся:

– Что? А где…

– Нигде, – резко оборвал он его. – Нету ничего.

– Как нет? – в голосе прозвучал испуг.

– А так вот, нет. Это измена.

– Какая такая измена?

– Обычная измена. Думал, я не пойму?!

– Чего не поймёшь?

– Ты – робот! Ты меня предал! – он вскинул пистолет и навёл его на своего сообщника. Или уже бывшего сообщника?

Прозвучало лёгкое, еле слышное "пунь" – это магнитный ствол выплюнул крошечный кусочек металла, но тот, кому была предназначена эта смертоносная посылка, успел оттолкнуться от пола и полетел навстречу стрелявшему, которого сила отдачи отбросила назад, он зацепился плечом за дверной проём – и закрутился вокруг своей оси.

– Ты с ума сошёл, попустись! – крикнул ему второй, подлетая и хватая за руку с оружием.

Началась схватка, в течение которой несколько раз прошелестели выстрелы. После второго одна из моих товарок по несчастью заверещала: в неё попала пуля, то ли рикошетом, то ли прямым попаданием; в какую часть тела – я не поняла. Словно от её визга, а на деле в пылу схватки, один из сражавшихся выронил пистолет, и тот поплыл через весь салон катера.

Поплыл в мою сторону, но сильно выше. Разогнанный страхом и паникой мозг сразу подсказал мне, как быть. Трясущимися руками я расшнуровала магнитные ботинки, хотя проклятые шнурки никак и не давались моим дрожащим пальцам. Но я успела, и сумела подпрыгнуть вверх как раз в тот момент, когда пистолет достиг пространства надо мной. Ухватив металл рукояти, я поспешно перевела взгляд на этих двоих: они дрались по-прежнему. Тогда, памятуя о последствиях выстрела в невесомости, я подтянулась за углепластиковый шнур, соединяющий наручники, поближе к стене. Опёрлась спиной о твёрдую поверхность, подняла руку с пистолетом на двоих, кувыркающихся в борьбе, прицелилась, глубоко вдохнула, выдохнула – и надавила на курок. Раз, другой, третий… Какое-то время я продолжала жать на спуск даже после того, как пистолет перестал издавать "пунь" по причине израсходования боезапаса, а двое злоумышленников, столь озабоченные вопросами морали, стали двумя парящими в воздухе бездыханными телами.

Когда я осознала, что всё кончено, то отметила про себя, что не зря на курсах самообороны училась стрелять. Я опустила пистолет и закрыла глаза, часто дыша и ощущая выпрыгивающее из груди сердце. Мне хотелось разреветься, как тогда, в прошлый раз, когда меня чуть не убил бывший, но, к некоторому удивлению своему, смогла сдержаться. В конце концов, это уже не первый раз.

– Леди? – вдруг прозвучал вкрадчивый голос.

Я вздрогнула, распахнула глаза и навела на звук бесполезный уже пистолет.

– Воу-воу, – поднял пустые ладони над головой человек, выглядывавший из дверного проёма, который соединял космокатер с большим планетолётом. – Я не с ними.

Это был невысокий молодой мужчина с невзрачными чертами лица и усталым взглядом. Он представился как Сурентий Шиванов, пояснив, что он – половина оставшегося экипажа. Ещё одна половина: пилот – вскоре появился тоже. Пилотов до недавнего времени было двое, но второй погиб вот только что, застреленный злоумышленником.

Они обыскали трупы нападавших и, обнаружив там электронные ключи от наручников, освободили нас. Оказалось, раненой девушке пуля попала в предплечье, притом как-то по касательной: словом, ранение оказалось не страшным. Пока пилот перевязывал пострадавшей руку, Сурентий перетащил с планетолёта на космокатер немного грузов: какие-то сумки-чемоданы и здоровенный стеллаж, уставленный чёрными шарами. Ясно, что этот стеллаж и был тем самым, ради чего всё это путешествие предпринималось. После отправки на Фортуну краткого радиосообщения о случившемся, мы несколько повозились с закреплением грузов и трупов, а затем отправились в обратный путь, который прошёл без происшествий.

В космопорте нас встречала целая делегация, среди которой я запомнила лишь Августа. Никогда раньше не видела шефа настолько эмоциональным: он обнимал меня, приподнимая над землёй, и, виновато вздыхая и качая головой, всячески просил у меня прощения за то, что всё так вышло, ибо, имей он хоть какое-то основание подозревать, как всё обернётся, то не подпустил бы меня к этому полёту и на сотню километров. Убедившись же, что со мной всё в порядке на физическом плане, а ментально я вполне держусь, он объявил, что ближайшую неделю у меня выходные на то, чтобы прийти в чувство, а затем отправил домой на дорогом арендном авто.

На этот раз я ехала, не смотря по сторонам и не обращая внимания на яркий калейдоскоп рекламных плакатов. Я чувствовала умом пустоту, которая (я знала тогда это совершенно точно) вскоре обязательно прорвётся потоком мыслей мучительного осознания произошедшего, тело же моё смаковало приятное послевкусие объятий Августа, его крепких и тёплых рук.