Превратности Фортуны

Больше всего, конечно, я разглядывала планетолёты: громады космических исполинов, ловящие световые блики своими боками из нержавеющей стали, были доминантами портового пейзажа. Они лежали, как выброшенные на берег звёздные киты, рядом с не менее массивными конструкциями терминалов причальных шахт, соединявших внутренность Фортуны с космической пустотой. Повсюду: возле скоплений контейнеров, возле кораблей – суетились люди, отчего с разных сторон то и дело долетали матерные крики.

Мои спутники какое-то время молчали, и я уже начала надеяться, что на этом они и закончат свою болтовню, но надежда оказалась тщетна.

– Постой, – вновь подал голос один из них. – Ведь невозможность сформулировать категорический императив значит лишь то, что категорический императив невыразим словами. Бога тоже нельзя облечь в какие-то определения. Он непостижим и не определяем. Но ведь это не значит, что Бога нет.

– Это мысль. Недаром Кант остро чувствовал сущностную близость морального закона и Бога.

– Да-да-да, вот оно! – подавший голос оглушительно щёлкнул пальцами. – Именно так Бог и проявляет себя – через мораль. Это похоже на историю с божественными чудесами, которые совершаются не вопреки, а внутри так называемой объективной реальности. Реальность подстраивается под них, чтобы чудеса могли произойти, и они действительно происходят – не нарушая ни одного из законов природы. То же и с моралью: можно проследить, как она возникает, разложить её механизмы по полочкам – как ты сделал на примере с кошкой, – но подлинная её причина всё равно – Бог.

– Эй, это ты уже куда-то не туда забрёл. Ты что же, хочешь сказать, будто чудес не бывает?

– Конечно, бывают! Вся жизнь состоит из чудес. Но каждое из них имеет рациональное объяснение.

– А как же Филип Дик?

– А что не так со святым Филом?

– Ну, смотри, мы все знаем, что святой Фил – это андроид, разработанный в недрах секретного советского института и засланный в США, чтобы уничтожить американскую научную фантастику и через это уничтожить их будущее. Ведь будущее в настоящем существует только в воображении людей и по большей части в голове писателей-фантастов, да ещё участников футурологических конгрессов. Лишённая же будущего страна обречена…

– Да-да, – раздражённо перебил говорившего собеседник, – я помню Новейший Завет валисианства не хуже тебя. Ближе к делу.

– Я к тому, что святого Фила контролировал советский спутник, который в 1974 году начал ловить сигналы от Бога, изгнанного Велиалом с Земли в Главный пояс астероидов. Разве это не чудо, не нарушение законов объективной реальности?

– Вовсе нет. С точки зрения советских программистов это объяснялось просто тем, что компьютерный мозг их спутника сошёл с ума, и его программа начала генерировать совершеннейшую чушь. Лишь святой Фил, а за ним и Быков-олигарх смогли силой своей веры узреть в откровениях Валиса послание истинного Бога.

– Ну хорошо. А что насчёт Моисея? Например, когда он развёл воды Красного моря?

– Э, нет, Ветхий Завет – это другое. Тогда человечество, точнее, его коллективное сознание, было совсем юным – и так называемая объективная реальность ещё не настолько затвердела, как сейчас, не настолько была подвержена рациональным объяснениям. Напротив, в те времена реальность была мягкой и податливой – потому чудеса встречались на каждом углу. Если ты вспомнишь историю исхода из Египта, то первые три-четыре казни могли повторить даже местные жрецы, пусть и не так феерично, как Моисей. Оттого в те древние времена Бог спокойно мог проявлять себя через то, что нам сейчас кажется сверхъестественным, а тогда было совершенной обыденностью.

– Ну а Ефросинья?

– А что, с точки зрения науки, катастрофу на Ефросинье объяснили всю вполне. Люди там развили себе телепатию нейроимплантами – и двинулись крышей, попутно уничтожив население в ужасающей психической войне. Какие уж тут чудеса, старушка наука во всей красе.

– О, – указал куда-то рукой его собеседник, – мы почти приехали.

Я проследила за его указующим пальцем и увидела совсем небольшой космический корабль, даже скорее катер, метров тридцать в длину и метров пять в диаметре, рядом с которым скучало около десятка человек, одетых не как портовые рабочие, а под стать мне и моим спутникам в обычную офисную одежду.

– Пора решать, – кивнул один из моих спутников второму.

Тот порылся в кармане и достал какой-то металлический кругляш. С удивлением я отметила про себя, что это монета.

– Решка, – сказал тот, кто уже проиграл два раза.

– Стало быть, орёл, – кивнул его товарищ.

Подкинутая монета упала к ногам загадавшего решку. Он нагнулся и с нескрываемым расстройством констатировал:

– Орёл!

– Судьба, – несколько неловко развёл руками загадавший орла.

– Что это вы решили? – поджав губы, спросила я.

– Ах, – был ответ, – обычные мужские штучки. Барышням такое неинтересно.

Расспрашивать дальше я не стала, тем более что миникар уже остановился возле космокатера. Кто-то из ожидавших дал понять, что наконец-то можно отправляться, а то нас только за смертью посылать – настолько нас заждались. Я промолчала, не найдясь, что сказать, а мои спутники в ответ произнесли какие-то загадочные фразы, смысл которых был трудноуловим, если вообще был.

Нас ещё раз подвергли досмотру, на этот раз гораздо более тщательному, на предмет всевозможных запрещённых к проносу на борт космического судна вещей – и лишь после этого мы загрузились в катер.

Мне объяснили, что космокатер не предназначен для долгих полётов, поэтому его конструкция не предусматривает создание центробежной силы для гравитации. Так что нужно надеть ботинки с магнитной подошвой, чтобы перемещаться во время полёта и после стыковки с везущим ценный груз планетолётом. Пришлось оставить мои лёгкие элегантные туфли в ящике на входе и облачить ноги в тяжёлые уродливые магнитные боты. Там же, на входе, я оставила свой рюкзак с вещами.

Внутренность катера меня разочаровала. Она сильно напоминала салон межрайонного автобуса: почти такие же ряды сидений с проходом между ними, только вместо окон здоровенные экраны, предназначенные для показа изображений с внешних камер. Да ещё было впереди отдельное место для пилота, всё-таки космические путешествия, в отличие от внутриастероидных, ещё не стали полностью автоматическими.

Ладно, подумала я, усаживаясь на свободное место, может, хоть в невесомости будет интересно. Спутники мои расположились рядом, но, к счастью, теперь молчали и хранили сосредоточенные выражения лиц: видимо, стеснялись вести свои выспренние речи в присутствии представителей других департаментов.

Пилот потребовал от всех пристегнуться, зорко следя грозным взглядом, чтобы никто не сачковал это требование, – и полёт начался. Катер встал на дыбы, затем стал падать вдоль причальной шахты. Включились экраны, и можно было наблюдать, как по ним проплывает внутренняя скальная поверхность тоннеля, проложенного сквозь каменную плоть астероида. Я знала, что вдоль шахты шли направляющие рельсы, электромагнитное поле которых двигало наш катер к внешней поверхности Фортуны. Но рельсы эти не попадали в поле зрения камер, и оттого каменная гладь на экранах казалась нерукотворной пустыней наподобие марсианских равнин.

После выталкивания из шахты космокатер включил двигатели, и следующие пару минут направление силы тяжести скакало туда-сюда: пол оказывался то на потолке, то на стене, а чаще где-то между. Затем наступил период плавного разгона, когда низ находился у нас под ногами, правда, тянуло к нему слабее даже, чем в Зелёном нутре.

Зато на одном из экранов можно было увидеть нашу старушку-Фортуну. Невыразительный кусок серого камня, мерцающий огнями маяков в районе полюсов, быстро удалялся, уменьшаясь в размерах, и вскоре стал совсем неразличим на фоне черноты космоса, скудно подсвеченной звёздами. На другом из экранов было видно Солнце. Но выглядело оно, прямо скажем, не впечатляюще: блестящий жёлтый кругляш размером с ноготь моего большого пальца.

Наконец, минут через десять двигатели выключились, пилот разрешил отстегнуться на ближайшие полчаса, и наступила невесомость: корабль летел к цели по инерции. Ничего примечательного, кроме тошноты и головокружения, я не почувствовала. То есть лёгкость в теле – это, конечно, приятно, но лучше, чтобы оставалось хоть какое-то ощутимое притяжение, а то уж слишком физически дискомфортно.

– Охо-хо, – сказал один из моих спутников, тот, что всё время проигрывал. – Пожалуй, отлучусь-ка я в гальюн. А то ненароком нарушу последний из обсуждённых нами некатегорических императивов.

– Давай не оправдывайся, – рассмеялся второй. – Просто тебе не терпится засунуть шланг себе в задницу.

– Расскажешь это моему стулу, который будет здесь повсюду, если я потерплю фиаско, – не растерялся его приятель.

Я с опаской глядела, как он пробирается к туалету. Про сложность посещения отхожих мест в невесомости со всеми этими шлангами и насосами я знала из Сети, и не была уверена, справится ли этот чел с подобными трудностями. Всё-таки гадить без гравитации – это тебе не про философию разглагольствовать. Не придётся ли в самом деле нам тут, в салоне, пожинать плоды его неудачи? Но всё прошло, судя по всему, благополучно. Вернулся он явно довольный и даже зачем-то подмигнул мне.

Разочарованно заключив про себя, что космос – отстой, я поняла: мне скучно. Сеть, ясное дело, не ловила, листать было нечего, и я принялась доблестно ждать конца этого путешествия.

Спустя какое-то время на одном из экранов появилась цель нашего пути: космический корабль. Он был значительно внушительнее того, считай, прогулочного катера, на котором мы прилетели с Фортуны. Предназначение большого корабля состояло в дальних перелётах между астероидами, а все такие аппараты были устроены по одному принципу: несколько жилых блоков-отсеков и длинный цилиндр, вмещающий термоядерный двигатель-реактор. Во время долгих полётов обитаемые блоки располагались на удалении в сотню-другую метров от реакторного модуля, соединяясь с ним длинными штангами. Вся эта конструкция непрестанно вращалась вокруг своей продольной оси для обеспечения центробежной гравитации в жилых блоках. Когда же космолёту надо было причалить куда-то, то обитаемые модули прижимались к центральному цилиндру, а штанги складывались вдоль него.

У корабля на экране жилых отсеков было два, и сейчас, стыковки ради, они прилегали к одному из торцов реакторного модуля, образуя навершие, так что итоговая конструкция вызывала не самые пристойные ассоциации. Противоположный же торец выглядел так, как будто его отгрызли: металл корпуса был исковеркан, и наружу беспорядочно торчали куски искалеченных внутренностей корабля.

По разговорам в салоне во время полёта я поняла, что основной двигатель этого космолёта не подлежал восстановлению, а сам корабль добрался до Фортуны каким-то чудом, используя вспомогательные ядерные движки, предназначенные для раскрутки жилых модулей вокруг оси цилиндра. Также из разговоров окружающих я поняла, что вместе с основным двигателем был безнадёжно разрушен и передатчик дальней связи. Поэтому на Фортуне узнали о возвращении космолёта лишь пару дней назад. А до того он считался безнадёжно утерянным, поскольку перестал выходить на связь.

Все заняли свои места, двигатели заработали, и опять, как в начале полёта, направление силы тяжести принялось беспорядочно плясать, пока наш космокатер ориентировался в пространстве подходящим образом и стыковался с повреждённым кораблём. На этот раз гравитационная кавалькада длилась минут десять, и под конец меня даже начало мутить. Но вот стыковка свершилась, двигатели отключились – и все зашевелились, отстёгивая ремни и поднимаясь со своих мест. Двери, через которые мы заходили, открылись внутрь другого корабля, и оттуда вплыл человек, приветствуя всех собравшихся.

Поднявшись со своего кресла, я постаралась изобразить на лице максимально серьёзное выражение, ведь сейчас начиналась самая ответственная часть мероприятия: надо было следить, чтобы, как выразился Август, «они там не расслаблялись».

Но как назло, один из моих спутников, тот, что не ходил в туалет, вдруг решил поговорить, и не со своим приятелем, а со мной. Он как будто невзначай как-то оттёр меня к стене и обратился с такой речью:

– Надеюсь, не слишком мы утомили тебя своими разговорами? Они могут казаться праздной болтовнёй, но имеют самое что ни на есть практическое значение… Ты, кстати, в Бога веруешь?

Я задумалась, как бы так ему мягко и тактично намекнуть, чтобы он не мешал мне работать, и уже склонялась к показавшемуся удачным варианту «отвали, урод», как ход моих мыслей был прерван женским криком.

Я посмотрела в сторону крика и сразу ощутила неладное. Пассажиры космокатера застыли в неестественных позах, а вошедший с другого корабля и вовсе парил в воздухе, ни за что не держась и не шевелясь. Ещё в воздухе медленно плыло множество красных капель, но осознание случившегося пронзило меня лишь когда я увидела другого своего спутника по путешествию от Департамента.

Он стоял с магнитным пистолетом в руках, направляя оружие на двух испуганно жмущихся друг к другу девушек, одна из которых, судя по всему, и кричала. Я перевела взгляд на зажавшего меня и почувствовала на своих запястьях стальную хватку его рук. Получается, пока он отвлекал меня, его приятель просто перестрелял почти всех, кто был в салоне катера. Я слышала, что магнитные пушки стреляют бесшумно, но не могла подумать, что настолько.

– Барышня, барышня, – обратился он ко мне. – Сохраняй, пожалуйста, спокойствие. Не делай лишних движений – и тебе ничего не грозит.

Даже без этого предупреждения сопротивляться я и не думала, ведь на курсах самообороны направила основное своё усердие на изучение техники сворачивания шеи противника из положения лёжа, оставив без внимания науку высвобождения из захватов. Стало быть, едва ли мне удалось бы вырваться. А даже получись у меня что-то, то вооружённый пистолетом подельник моего пленителя одним движением пальца сможет в любой момент обнулить этот успех. Однако бурлившие внутри меня страх и возмущение требовали выхода.

– А как же, – задыхаясь, выдавила я, – ваш гадский императив?

– Невыразим словами, дамочка, невыразим словами, – ответил стоявший рядом со мной, проворно приковывая меня наручниками к какой-то скобе на стене.

Его сообщник в это время сделал то же самое с двумя другими оставшимися в живых. Затем он выскользнул из ботинок и, сказав «помчали», скрылся в проёме, соединяющем космокатер с большим планетолётом. Перемещался он при этом настолько ловко и проворно, что становилось ясно: парень этот не первый раз в невесомости. Да и приятель его тоже: несколькими выверенными движениями он отправил себя в полёт к пилотскому креслу и начал там возиться с терминалом управления.

Что же мне было делать в сложившейся ситуации? Очевидно, эти двое нацелены забрать ту секретную штуку, за которой все мы сюда прибыли. Только зачем они оставили в живых нас троих? Ответ напрашивался неутешительный, ведь выжившие все как на подбор были молодыми женщинами. Завершив грабёж, злоумышленники изнасилуют меня и моих товарок по несчастью, а потом убьют. Никаких сомнений или ложных иллюзий по этому поводу у меня не было.

Я немного попроклинала себя за то, что не обучилась на курсах самообороны чему-то способному выручить меня в нынешнем положении. Но скоро сообразила, что никакие приёмы не помогли бы мне освободиться из металлической хватки наручников. Я обшарила глазами пространство перед собой, но ничего, что могло бы послужить оружием, в зоне досягаемости не наблюдалось. Я поглядела на двоих своих товарок по несчастью, но от них явно помощи ждать не стоило. Во-первых, они были от меня далеко, во-вторых, были заметно парализованы паникой.

Я осмотрела скобу: с ходу браслет наручника с неё и не снимешь. Выглядела она, впрочем, не так чтобы очень прочной, возможно, если дёрнуть посильнее, то смогу оторвать и тогда… что тогда? Привлеку внимание злоумышленников, вызову их раздражение, что будет некстати, ведь как минимум один из них вооружён. Как там говорят: не вертись у коровы перед рогами, а у вооружённого бандита перед глазами: никто не знает, что скотине взбредёт в голову. Впрочем, коров я видела только в сетевых роликах, и животные эти всегда вели себя довольно спокойно: лишь меланхолично жевали травку. Хотя рога у них впечатляли, да.

Лихорадочный бег моих мыслей был прерван возвращением второго нападавшего: он вплыл сквозь дверной проём. Выражение его лица изменилось и теперь представляло собой уродливую гримасу гнева, смешанного с ужасом. Его товарищ обернулся:

– Что? А где…

– Нигде, – резко оборвал он его. – Нету ничего.

– Как нет? – в голосе прозвучал испуг.

– А так вот, нет. Это измена.

– Какая такая измена?

– Обычная измена. Думал, я не пойму?!

– Чего не поймёшь?

– Ты робот! Ты меня предал! – он вскинул пистолет и навёл его на своего сообщника. Или уже бывшего сообщника?

Прозвучало лёгкое, еле слышное «пунь» – то магнитный ствол выплюнул крошечный кусочек металла. Но тот, кому была предназначена эта смертоносная посылка, успел оттолкнуться от пола и полетел навстречу стрелявшему. Того же сила отдачи отбросила назад, он зацепился плечом за дверной проём – и закрутился вокруг своей оси.

– Ты с ума сошёл, попустись! – крикнул ему второй, подлетая и хватая за руку с оружием.

Началась борьба, в продолжение которой несколько раз прошелестели выстрелы. После второго одна из моих товарок по несчастью заверещала: в неё попала пуля, то ли рикошетом, то ли прямым попаданием; в какую часть тела – я не поняла. Словно от её визга, а на деле в пылу схватки, один из сражавшихся выронил пистолет, и тот поплыл через весь салон катера.

Поплыл в мою сторону, но сильно выше.

Разогнанный страхом и паникой мозг сразу подсказал мне, как быть. Трясущимися руками я расшнуровала магнитные ботинки, хотя проклятые шнурки никак не давались моим дрожащим пальцам. Но я успела. И сумела подпрыгнуть вверх как раз когда пистолет достиг пространства надо мной.

Ухватив металл рукояти, я поспешно перевела взгляд на этих двоих: они всё ещё мутузили друг друга. Тогда, памятуя о последствиях выстрела в невесомости, я подтянулась за углепластиковый шнур, соединяющий наручники, поближе к стене. Опёрлась спиной о твёрдую поверхность, подняла руку с пистолетом на двоих, кувыркающихся в борьбе, прицелилась, глубоко вдохнула, выдохнула – и нажала курок. Раз, другой, третий… Я продолжала жать на спуск даже после того, как пистолет перестал издавать «пунь» по причине израсходования боезапаса, а двое злоумышленников, столь озабоченные вопросами морали, стали двумя парящими в воздухе мертвецами.

Когда же я поняла, что всё кончено, то отметила про себя: не зря я на курсах самообороны училась стрелять. Я опустила пистолет и закрыла глаза, часто дыша и ощущая выпрыгивающее из груди сердце. Мне хотелось разреветься, как тогда, прошлый раз, когда меня чуть не убил бывший, но, к своему удивлению, смогла сдержаться. В конце концов, это уже не впервой.

– Барышни? – вдруг прозвучал вкрадчивый голос.

Я вздрогнула, распахнула глаза и навела на звук бесполезный уже пистолет.

– Эй-эй, – поднял пустые ладони над головой человек, выглядывавший из дверного проёма, что соединял космокатер с большим планетолётом. – Я не с ними.

Это был невысокий молодой мужчина с невзрачными чертами лица и усталым взглядом. Он представился как Сурентий Шиванов, пояснив, что он – половина оставшегося экипажа. Ещё одна половина: пилот – вскоре объявился тоже. Пилотов до недавнего времени было двое, но второй погиб вот только что, застреленный злоумышленником.

Они обыскали трупы нападавших и, обнаружив там электронные ключи от наручников, освободили меня и других пленниц.

Оказалось, раненой девушке пуля попала в предплечье, притом как-то по касательной: словом, ранение оказалось нестрашным. Пока пилот перевязывал пострадавшей руку, Сурентий перетащил с планетолёта на космокатер немного грузов: какие-то сумки-чемоданы и здоровенный стеллаж, уставленный чёрными шарами. Ясно, что стеллаж и был тем самым, ради чего всё это путешествие предпринималось. После отправки на Фортуну краткого радиосообщения о случившемся, мы несколько повозились с закреплением грузов и трупов, а затем отправились в обратный путь, который прошёл без происшествий.

В космопорте нас встречала целая делегация, среди которой я запомнила лишь Августа. Никогда раньше не видела шефа настолько эмоциональным. Он обнимал меня, приподнимая над полом. Виновато вздыхая и качая головой, всячески просил у меня прощения за то, что всё так вышло. Говорил, что имей он хоть какое-то основание подозревать, как всё обернётся, то не подпустил бы меня к этому полёту и на сотню километров. Убедившись же, что со мной всё в порядке на физическом плане, а ментально я вполне держусь, Август объявил на ближайшую неделю мне выходные для того, чтобы прийти в чувство, а затем отправил домой на дорогом арендном авто.

На этот раз я ехала, не смотря по сторонам и не обращая внимания на яркий калейдоскоп рекламных плакатов. Я чувствовала умом пустоту, которая (я знала тогда это совершенно точно) вскоре обязательно прорвётся потоком мыслей мучительного осознания произошедшего. Тело же моё смаковало приятное послевкусие объятий Августа, его крепких и тёплых рук.

4

Вопреки ожиданиям, осознание произошедшего оказалось не таким уж мучительным. Недаром Егор-пророк в одном из неканонических гимнов поёт, что человечеству гибель не грозит, ибо человек привыкает ко всему. Даже, добавила я от себя, к тому, что его периодически пытаются убить. Тем более в этот раз до попытки непосредственно убийства дело так и не дошло, мне посчастливилось убить раньше; так что пережитый стресс по факту был меньше, чем в прошлый раз.

С другой стороны, в прошлый раз постэффекты пережитого насилия я, считай, не заметила за параноидальным беспокойством о сложившемся настоящем и предстоящем будущем. Теперь же все карты как будто вскрылись: поведение Августа в космопорту недвусмысленно поставило точку (даже можно сказать: восклицательный знак!) в вопросе о его неравнодушном отношении к моей персоне. Всё, что мне оставалось делать, – это не сопротивляться потоку грядущих событий, который, несомненно, приведёт меня к союзу с одним из влиятельнейших людей Фортуны. А поскольку параноидальные метания не занимали моё внимание, то в этот раз я смогла распробовать постэффекты пережитого эмоционального и телесного насилия в полной мере.

Меня преследовали мысли о незавидной версии моей судьбы, которая воплотилась бы в жизнь, не ухвати я вовремя пистолет. Или не начни эти двое драться. Кстати, а почему это вообще произошло, что это было за «ты робот, ты меня предал?» Почему у одного из них вдруг заклинило мозги? Вероятно, он изначально был поехавший. Да и его сообщник наверняка тоже. Оба они не в ладах с головой, если решились совершить такое.

Не говоря уже об их речах во время нашей совместной поездки! Можно представить, что они со мной бы сделали, пойди всё по их плану. Со мной и другими двумя девушками. Я старалась об этом не думать, но в голову всё равно пролезали тошнотворные воспоминания о стальном хвате чужих рук на моих запястьях. Или о том, как я с наездом говорила: «А как же ваш гадский императив?», но то уже не были слова свободного человека.

От размышлений этих не было никакой пользы, они лишь зазря расстраивали, поэтому я сочла хорошей идеей сбегать от них с помощью алкоголя.

Обычно я не пью, потому что мне омерзительно то состояние отупения, которое вызывает спиртное, мне отвратительны телесные ощущения ватности конечностей, а уж насколько мне гадко от липкой пакости похмелья – словами не описать. Но, как говорится, всё есть яд, всё есть лекарство. И тогда я находилась в особо неприятном состоянии, когда отупение ума как нельзя кстати.

Первые два дня отпуска я спала до полудня, а потом бесцельно потребляла контент в Сети, запивая стресс вином и заедая мусорной пищей. На третий же день, проснувшись опять в районе полудня, я ощутила, что чувствую себя уже не такой раздавленной, что с вином пора заканчивать и что сегодня будет последний алкогольный день моего отпуска. Я решила: а отчего бы не прогуляться в Зелёное нутро, в какой-нибудь парк, и не распить там немного вина, сыграв тем самым завершающий аккорд моей алкотерапии. Идея показалась мне настолько соблазнительной, что я почти сразу собралась и отправилась осуществлять задуманное.

Возле подъезда было припарковано – невероятная редкость для такого дешёвого района, как мой, – авто, рядом с которым ошивался какой-то мутный тип. Он, не спеша, прохаживался, задумчиво переводя взгляд с мостовой на окна моего дома, даже как будто именно на окна моей квартиры. Внутренне напрягшись, я ускорила шаг, стремясь пройти мимо как можно быстрее, но незнакомец ухватился за меня взглядом и помахал мне рукой, выражая лицом приветливую радость. Я прибавила шагу ещё, но тут тип окликнул меня по имени, и я невольно остановилась, напрягаясь ещё сильнее и снимая со спины рюкзак, где у меня, помимо прочего, лежали шокер и перцовый баллончик.