Полная версия
Сага о Фениксе. Часть 1: Из пепла
Учитель присел на траву и принял удобную позу для медитации.
– Ты читаешь элли не как остальные. Все, в том числе и твой друг Тео использует звуковые волны, в то время как ты используешь технику Концентрации дыхания – это соединение, совокупность, только внутри магии воздуха. Такое явление называют «квинтэссенцией». – говорил он. – Квинтессенция – это особая энергия, которая существует в природе как совокупность единства всех четырех элементов, и как олицетворение круговорота темной материи с тёмной энергией. В древние времена этот пятый элемент называли «материей жизни». Всё пронизано его частицами: молекулами, атомами, эллери, эллями. Но что заставляет их «жить»?
– Тёмная энергия и темная материя.
– Верно, но и она из чего-то состоит кроме зэрочастиц. В магической космологии – это и называют «квинтэссенцией» – прародительницей «совокупностей», всего сущего. Если же обратиться к обычной метафизике, то «квинтэссенция» – это соединение любой положительной и отрицательной энергий, которые дают нулевой (первичный) заряд. Ты знаешь, что есть отрицательная энергия – абсорбирующая, и есть положительная – синтезирующая….
Наша Земля не исключение: электромагнитные волны защищают нас от мощных энергетических конвергенций, где тоже присутствуют подобные поверхностные отголоски борьбы противоположностей.
«Квинтэссенция» является материей жизни от того, что порождает «дыхание жизни» в конечной материи. Магия природы тесно связана со всеми живыми биологическими организмами, но внутри каждого из них существуют те самые заряды, позволяющие запускать процессы жизнедеятельности. Наше тело – не исключение. Оно является мощным проводником: мозг и все его нейронные соединения, например.
Электрический ток или такое природное явление как молния – воплощение «материи жизни» в первородной магии. Воздух является хранителем, устанавливающий контакт зарядов положительной и отрицательной энергий, что производят молнию.
«Квинтессенция» способна регенерировать материю: возвращать всё на круги своя, создавать баланс. Именно так, я могу объяснить твою способность к абсорбции – на самом деле твоя магия не усиливается, а создает противоположный эффект, способный уравновесить энергию в момент накопления или бесконтрольного магического воздействия.
Этот способность создавать, видоизменять, разрушать, с той целью, чтобы устанавливать равновесие взаимодействующих между собой энергий. Поэтому она пронизывает материю и дает любому магу открыть сущность в зените силы – перехода от обособленной стихии к энергии.
Прозвучала итоговая пауза.
– Так вот, я хочу дать тебе понять. Что все приемы, заклинания и техники – это часть всего, того что открывает магу состояние «квинтессенции» – чувства единства и равновесия. И я хочу, чтобы ты не только знал, но и умел чувствовать это…
Учитель направил меня. Я следовал голосу ощущений. Важно было настроиться, звучать без фальши, установить контакт. Я закрыл глаза и помню, что вошел в периферийное состояние. Моё тело испускало биополе из энергетических волн, которые не имели температуры и струилась приятными едва уловимыми ровными дуновениями, не возбуждавшие мышечные, кровеносные, нейронные соединения. Те, что я испытал в Мире Магии. Это как раствориться, но продолжать быть. Я попал в многомерное пространство, когда в беспорядке сотни материй проходили насквозь обратной силой поднимали и создали реальную невесомость над землей. Пробежал слабый приятный ток.
– Теперь чувствуешь?
– Да.
– Твоя магия изначально не ограничивалась Концентрацией дыхания. Если бы это было так, то ты бы ничего не почувствовал, а видел бы ясные иллюзии. Но суть в том, что ты не доверяешь своим чувствам. Только тогда, когда ты откроешься миру чувственного, весь твой разум станет проводником в измерения мира явленного, что приведет тебя к твоей сущности – твоей квинтессенции….
Глаза открылись, магия наполнилась содержанием.
Что есть магия?
Магия – это искусство улавливать ускользающий мир.
– Искусство боевой гейши не покорять силой физической или силой природной, искусство боевой гейши – покорять взглядом, соприкасаясь с сознанием духа. – говорила Кесседи.
Она согласилась учить меня исключительному танцу. Веера служили продолжением меня самого. Взгляд бросается в высь – достигает его сердца. Запястье изгибается водяной змейкой. Руки плывут как лист на ветру, руки взлетают – порхания молодой бабочки, плечи легки – крылья десятикрылого журавля учатся летать. Круговорот, и …
– Взмах крыльев!
– Магия?! Магия – это многообразие форм! – Джеймс удивленно дает первый попавший в голову ответ.
Ловкость, гибкость, резкость, плавность, штильность, волнение, всплеск. Внутренние льды таят, ручей образует волны, что впадают в океан, а его капли превращаются в бегущие облака. Их безмятежные течения соединяются и….
– Грозовой поток!
– Магия— это естественный порядок вещей. – держала боевую стойку Эмели.
Могущественные крылья десятикрылого журавля опускаются… Птица достигает земли и в соприкосновения осознает своим чутьем неистовый миг рождения своей свободы. Она концентрируется: отдаёт всю тяжесть притяжения, отталкивается, разгоняется и обретает равновесие – взлетает, уподобившись лучу света прорезающий пустоту…
– Скорость света!
– Магия – это…. Как посмотреть… – почесывал затылок светло-русых волос Ваня, смеялся над тем, что в ответственный момент не мог собрать слова в кучу. – Может быть магия – это невероятная энергия, которая внутри и вне нас…
Крылья чувствуют объятие возвышения тепла. Всем телом одолевают кольца всеохватывающего жара, но оно не сгорает, оно ещё не готово самоотверженно погибнуть ради заветной цели. В груди воспламеняется воля выйти за границы небесных чертог, не страшась падения. Эта воля никому не починена отныне, только…
– Восходящие лучи!
– Магия – это полет твоей фантазии, которая становиться частью реальности. – пытался замотивировать дух Тео.
Я обожал дождливые дни. Вместо летающего острова, мы с друзьями и Тео резвились в Тренировочном центре, оттачивая эквилибристику и воздушную гимнастику. Я – физически слабее всех, брался за трапецию, мысленно прощался со смертью страха и нырял с головой в состояние бесстрашия. Я словно пролетал одни небеса за другими. Всё выше и выше… Я ощущал приближение того состояния, что переставало делать меня прежним – человеком… Никакие метафоры не имеют истинной достоверности испытываемого. Песчинка блаженства. За моей спиной возникли больше чем крылья – я превосходно выполнил все трюки с завершением трехкратного сальто, от похвалы пятки чуть оступились, войдя в глубь мата, я готовился было упасть, но меня успел подхватить Джеймс. Я засмеялся, смеялись и те, кто был ещё на верху полосы препятствий. Сейчас осознаю, что я хотел дотянуться до них – ухватиться и не отпускать свет нити путеводной звезды…
– Магия – это внутренний голос жизни, который мы пытаемся услышать. – я упивался тем, как на Фестивале Весны, под грушами и вишнями Пенни играла на скрипке. Неземная Мелодия направляла меня за горизонт. Я отдался тому, о чём говорил Учитель…
Вечность полета оканчивает круговорот энергии. Пламя становиться чистым светом. Пространство и время сжимается в точке. Всё меркнет. Вспышка. В конце магический пепел безмятежно опускается на мир с которого начинается покой…
– Рассвет!
Что есть магия? Спрашиваю вновь и вновь…. Отголосок ответа укроется в океане Мира Магии.
Семнадцатое августа пять тысяч семьсот семьдесят пятого года. Как такое забыть … Я едва касался пальцами перил лестниц, спускался медленно в первой нежно-голубой мантии, которую мне сшила Эмели. Мои ноги в чешках плыли.
Друзья встречают меня и напутственно провожают до Фартелла. Джеймс поднимает большой палец вверх, Пенни прижимает ладони от восторга, а Эмели готовиться подправить последние штрихи.
На выдохе я вхожу в парадный зал. Все огни в Ильверейн горят для меня. Стук в груди, дыхание подпирается от озирающихся взглядов родительских улыбок Олдридж-ай, Льёвана и Элизабет.
Учитель открывает мне длинные потертые ладони наружу, с коварной искренностью заманивает мои доверчивые и потерянные маленькие прохладные руки, прижимает к себе и читает элли. Мгновение истины. Магическая тишина. Покорившись велению, в парившей неизвестности шёпот прорицал мне:
«Птица феникс рождается, восстав из пепла, в зените чёрного солнца: она взлетает над горизонтом событий и освобождает внутреннее пламя в вечности последнего взмаха крыльев».
Я позабыл Слова Завета, как того и требовала негласная традиция стирать внешнюю память. Но я всё же вспомнил….
Моя эйфория затащила друзей на Беллантриэльскую башню. Казалось, произошло забытое перерождение – фейерверк брызгал в ночном небе, я следил за их реакцией. На вершине Ильверейн мы лицезрели прелесть красочных вспышек нашей жизни – заново удивлялись масштабами их разноцветных, падающих к рукам искр. Мы мечтали достичь звезд…
Тео и остальные маги воздуха заставляли меня кружиться под ликующие аплодисменты, когда я совмещал приёмы, которые перекрещивал между собой, совершая навороты, – соединял локти, двигаясь спиралями, что распадались в хороводе. Я использовал Круговорот эллей и перестал повелевать всеми своими чувствами, и после я оторвался от земли. Я был вихрем… и начал цикл перевоплощения именно тогда, не осознавая этого в ту мимолетность. Невидимые ленточные полотна накрыли мой разум. Я впервые освободился…
Магия – это бесконечность, но не безграничность. Все мои магические сущности это «квинтессенция» … Она есть Дыхание Молнии…
Кто я? Я был учеником, был мастером, был странником, был изобретателем, был воином, был гейшей, был поэтом, был целителем… Всё воедино я был тысячикрылым журавлем… И кто я есть? Я был и есть всё это….
Я думал, я переродился… Но я ошибся… Я только проснулся, только вдохнул жизнь, но не открыл её глаза. Это только преддверие моего нового рождения, нового цикла…Начала моего противоречия….
[1] Силлериум – иное, духовное измерение, параллельный мир, основаеваемый магами прошлого. Был открыт в результате феномена под названием Великое Сияние, ставшее началом магии на Земле.
Глава 7. Противоречие
1Я – наивный думал, что всё уже предрешено. Казалось я создал долгожданный абсолют, достиг предела… Льёван был прав. Я неисправим, как отрицание судьбы, которую сам же создал. У всего есть причины, следствия и последствия. Если кто-то утверждает, что всё в жизни нет истины, следовательно нет и смысла забывает, что , в априори, это и есть смысл. Истина и смысл – это лабиринты, не имеющие ни входа, ни выхода, но имеющие общий проход. Это противоречие в уравнении, которое мы пытаемся устранить до встречи со смертью – ответ на все вопросы.
Дыхание Молнии или техника Квинтэссенции – это всё, чем я овладел, что сотворил и в конце концов отпустил. Да, я овладел магическим искусством дивергенции[1], но только Олдридж-ай верно почувствовала, что я нарушаю все каноны, иерархии и структуры. Источник, истинная природа моей магии была неясной и расплывчатой. Еще ни один первородный маг в силу врожденных способностей не переходил в состоянии дивергенции от стихии к чистой энергии. Противоречия никто не замечал, в том числе я…
Я часто слышал за спинами, что я ничего нестоящий маг – одним словом дилетант. Голоса опасливой зависти убеждались, что Учитель открыл мне запретный секрет…Всё чистая правда, и все чистая ложь… Он долго странствовал в Мире Магии, покидал реальность, в которой существовал его последний ученик. Раньше я не искал причин узнать истину. Её никогда не было…
Поодаль от Учителя, моей единственной опорой в сверхчеловечные времена были близкие люди. Я раньше предполагал, но не признавал, что использовал всех ради утопического поставления в уравнение судьбы гармоничного значения переменной. Всё куда прозаичнее, когда в этом процессе ты не единственный участник акта математического творения…
Мелдор возненавидел меня, когда узнал, что я стал первородным магом. Противостояние Воздуха и Огня – это состояние пожара, агонии и пепелища. Из-за обиды прошлого мы сделались соперниками, чуть ли не врагами…. Я понимал – его боль более чем очевидна. Ведь я лишил его надежд, сделал волком-одиночкой, вынудил капитулировать, доказывая, что воля к власти непорочна. Конечно, он пытался отомстить сполна отрывался на моей неопытности, нерешительности в магических поединках. Льёван всё просчитал, и наблюдал как я занимаю упрямством чужое место.
В отражении кривых зеркал мы – агрессивные, истерзанные совестью и горделивые. Вечные соперники. Мелдор не смирил, что я украл его исключительное преимущество – право на лидерство. Он всё глубже уходил в Тень, а я открывал дорогу к Свету. Его злил сам факт, что какой-то гиперчувствительный аутсайдер, вроде меня, в одночасье разрушил систему стереотипной социально-властных иерархий, нарушал правила, и правила игры непредсказуемо менялись…
2Воистину собирать чужие головоломки, делать врагов союзниками любил только один человек – магистр Айрес. Его личность всегда исчерпывала мою интуицию на прочность. Воздух выходит из легких, и былые ощущения не покидают. Ток и испуг…Я поднимался на край неба, а он словно обреченно спускался…Как падший ангел. Наша встреча —неосторожность Льёвана. Он обыграл нас, и давно придумал решение, которое я отверг.
Память – искусство точности, она терпит неточности, и не терпит излишеств. Айрес, после Пленарной научной конференции хотел отослать меня Красную Башню и обмануть доверчивость Олдридж-ай. Он был зол. Льёван допустил роковой промах из-за своей привязанности… Айрес ревновал, так же как и я. Мы делили Льёвана – рвали его совесть на куски, деля власть над ним.
Мы – одной поле ягоды. Только вот Айрес считал, что от рождения я оставался дикой алой розой, а он утратил сущность и обернулся в терновник. «Диалог о розах» – телепатический трактат о нас, поэтическое преклонение и сердечная ненависть к естественному дару и проклятию красоты. Почему он наделил меня этой сущностью? Я приходил к этому постепенно. Айрес был первым кто застал меня перед тупиком…
Я пытался отвлечься и уйти от проблемы. Светлая дверца личного мирка открывалась живой изгородью, которая отделяла от паривших невзгод – тенистые вязы и дубы дополняли сад расчётливым майским бризом. Кусты шиповника с мыса Раксаху отцвели и готовились к июльской жаре созреть, налившись терпким вкусом; щебечущий соловьём источник утолял жажду растений. Каскадная струна воды омывала лицо и питало сухую кожу свежестью и прохладной гладкостью.
Розы. Дикие. Как они пахли страстной кровью! Ни горячей, а живительной и неукротимой силой. В тени лепестки переливались красным гранатом, косые солнечные лучи воспламеняли их, капельки влаги веяли морским привкусом соли; жёсткие листья, укрывавшие кинжальные шипы, обрамлялись малахитовым налетом. Пышная младость бутонов оберегалась мощным плетением, – сорняковый неистребимый плющ обнимал стволы деревьев, а поздние цветы «чубушника» оседали весенними снежинками, оттесняя правящую огненную ярость. Я полез подвязывать гибкие, хлёсткие и цепкие, опущенные и завернутые в дугу папоротника, молодые побеги и подросшие ветви: забрался глубоко голыми руками в заросли и, спустя несколько минут, безжалостно уколол палец, услышав известные ушам строки.
– О, дикая алая роза! Как ты прекрасна…
Из точки заструился пучок густого кровяного пузырька. Ветер донес невнятный шёпот, леденящий душу. Голос оказался настолько проникновенным, что он на секунду повернулся – хотел было прогнать галлюцинацию – как перед мной возник хладнокровная ухмылистость магистра Айреса.
– Здравствуйте, Юэн…
Я отвернулся, и, продолжив сидеть на корточках, засунул повреждённый палец к губам и начал обсасывать ранку. Магистр Айрес подошёл поближе и преподнёс в знак добрых намерений известковый платок – на нём остались красные пятнышки.
– Какими вы здесь судьбами?
– Случайно, к моему везению…
– Вы снова льстите. Мы же договорились не врать. – привередничал я.
– Ничуть. Аромат ваших роз затмевает майскую пахучесть всего Айседаля.
– Неужели?! – Я пытался не реагировать на его ползучесть.
– Моё обоняние лучше вашего в сотни раз, уж извините…
– Ладно, убедили.
Наигранная лесть заставила соблюсти правила приличия и принять условия огромного ультиматума – прямолинейности.
– И что вас заблагорассудило следовать благоуханиям?
– Мой друг, вы витаете в облаках…. Ветряная натура!
Надавленная распущенность голоса осматривала сад, пестривший ненавистными цветами.
– Вы знаете от чего я не люблю розы, но восхваляю их через строки Миллидиаса? Мне кажется Палладин Нэнзидаль посвящала строки не сколько этим упоительным созданиям, сколько их человеческому отклику.
– Вы сейчас надумали меня оскорбить таким признанием?
– О, мой друг, – переигрывалась степень удивления магистра. – Мы же договорились не обижать искренности друг друга!
– Тогда вы красноречивый плут! – колюще утвердил я, настороженно присмотревшись как взгляд Айреса, а точнее его длинные пальцы смертельно боялись соприкоснуться с розами.
Айрес скованно вздохнул.
– Не могли бы мы выйти от сюда. Воздух райский, однако тесноватый для людей – Он признал, что переборщил с высказыванием: – …Ладно, для меня! Вы победили!
Я пожалел магистра, видя как он пресыщенно испытывал серыми, пепельными глазами тошнотворность к розам. Во мне зашевелилось любопытство – я ведь ценил загадочность.
Размеренные шаги сопровождалась молчанием. Правда столь заурядное убийство времени нам наскучило, потайным чутьем захотели завладеть знанием друг о друге. Мы шли по кругу – особый прием магистра, ограничивать пространство оппонента.
Айрес намерился обсудить мои пространные магические успехи, обмолвиться пустыми словами на эллерийском языке. Я же был не приклонен и потребовал объяснений.
– Искушение, мой дорогой друг, только искушение… Вы Змея знающая куда нападать на зазнавшегося Льва. Вас не проведешь.
Он уже говорил об этом, но не в моем присутствии. Льёван подтвердил однажды его случайное суждение, после спора в Фартелле. На выходе из я случайно обернулся, предчувствовав острые дебаты. Меня, ещё ассистента директрисы Ильверейн, обсуждали три старинных товарища. Айрес заглатывал из бокала игристое вино, Олдридж-ай сдержалась от чересчур бурных реакций.
По гороскопу я – Белая Змея. Что змея имеет клыки, так и роза имеет шипы. Эту параллель чувствуешь, когда слушаешь проникновенное стихотворение:
О, дикая алая роза – как ты прекрасна
С наступлением зимней поры;
Твоя ярость кипит, кровь испарилась,
Солнечный снег воспламеняет шипы!
Ты цветешь в забвенных садах,
В тенях воплотился твой алый закат:
Зреют шипы в месяц душистой зимы,
Чернота во снегах выдает воплоти!
О, бойся шипов – они сила той страсти,
Что зажигает неумолимый огонь,
Огонь той любви к свободе и власти;
Прекрасен цветок – неукротимый дракон!
Искристая прелесть и отвага змеиных шипов —
Божественный дар и греховность.
О, дикая, алая роза! Где он?
Твой исцеляющий яд лепестков?
Аромат терновых плетений – блажен и смертелен:
Заветная гибель претворит фимиам искуплений.
Чего же ты ждешь? Восполни сердца утрату —
Руки готовы познать, чем загадка твоя чревата.
Возлюби ты в конец своё естество:
О тебе поэт вознесённый в Эмпирее поёт.
О, дикая алая роза, молю!
Цвети – природное пламя и кровь!
Ловкий трюк. Беспроигрышная Манипуляция. Айрес решил играть со мной. Я зря насмехался над его «Диалогом о розах»: уже кровавых, устрашающих, безжалостных как разожжённое пламя.
– Вы и в самом деле «дикая алая роза» …
– Почему вы так решили? И уж если говорим о цветах, то это сравнение подходит женщинам, не так ли?
– Стереотипы! – отмахнулся взглядом он. – Да, и говоря откровенно, роза – это цветок, а цветок мужского рода – «он мой».
– Занятная у вас логика. – сдавил смех я , потому что никак не смог оспорить тезис. Правда сильно кололась. – Тем не менее, в чём смысл?
– Почему вы во всём ищете смысл или его причину?
Бессознательно затянулось лезвие ножевого крючка.
– Я вас внимательно слушаю…
– Ох, уж эта ваша аутсайдерность! Идти против течения…. Не верить в бессмысленность, но слепо следовать её инстинкту… – последовал долгожданный плевок.
Как травмоопасно натянулась струна между нами – представить было нельзя: всё стремилось к склоке.
– Мне всё равно: говорите – что хотите. – Я сдерживал себя до последнего. – Играть по вашим правилам я не собираюсь.
– Ультиматумы ваш конёк. Но мы давным-давно договорились, а значит игра слов продолжается.
– Тогда будьте осторожнее: эти ваши «розы» поглотят нас обоих.
Предопределение ли это?
–Юэн-ёй, простите моё высокомерие, – Айрес поменял тактику. Он понял кто перед ним стоял – маг, а маг обладает такой чертой как чувствовать опасность. – Не боитесь ли вы пораниться о собственные шипы?
Вопрос выпустил пчелиное жало. Я смолчал. Импульсивные скачки солнечных бликов на глазах впивались занозами в меня. Встреча окончилась фальшивым звуком натянутой струны.
– Хмм… – эта протяженность нагнетала, стала поводом прекратить спор. – Я надеюсь, что мы не в обиде. Все же подумаете, над этим. Нечего излишни «сопротивляться» …
– Как вам будет угодно… – Я собирался покинуть Ботанический сад. Я перенервничал. Меня волновали другие вещи. – Но в следующий раз, давайте перестанем говорить метафорами. Это сильно утомляет….
Прощальную просьба:
– Ах, Юэн … Верните мой платок. Он мне очень дорог.
Пропитанный пятном крови платок вернулся в руки Айреса.
Смешанные чувства. Духота. Лёгкие пропитались липкой влагой. Чёрная мантия от жары перегрела тело. Я направился восстанавливать дыхание вниз к причалу. Здесь же я преподнесу свой дар – проклятую розу, что расцвела в суровую зиму.
Ильверейн спал. Наливная заревая полоса превращалось в пламенную медь на горизонте. Снег почерствел и хрустел на заснеженных полянах, на дорожках от человеческих шагов иней зябло свистел, скользя, словно полируемое стекло.
Чем мне нравились дикие алые розы? Они бесстрашны перед погодными аномалиями. Март на Айседаля всегда холодный, не меньше чем январские морозы с ветродуем. В мое отсутствие нежная забота Пенни не облагородила сад. Я голыми мерзлыми руками подвязывал хлёсткие сети с шипами и бутонами, душившие старое дерево, укрывавшее в июне от зноя.
– Где-где, а вы обитаете здесь!
Странно, но магистр Айрес всегда подкрадывался из-за спины.
– А вы все крадетесь…– Я снова изображал занятость.
– Вам известно, у меня нет особых причин быть здесь.
– Неужели мой сад тронул вашу душу. – нежно ёрничал я.
– Он пленяет своей незамысловатостью. Климат Айседаля не создан для цветов, наподобие ваших роз…. Они прекрасны.
– Но вы их терпеть не можете!
– О, только не ваши! – оправдывался магистр.
– Вы наглый льстец.
–Вы ничего нового не открыли, Юэн. Иногда ваша прямота – бестактность!
– Скорее самоуверенность… – Я дёрнул посильнее мёртвый толстый стебель укромного сорняка.
Он присел на скамейку, отряхнул меховой подол мантии, и продолжил всматриваться и кратко, с искренним пафосом посмеялся над замечание с коронным злорадным удовольствием.
– Меня радует, что вы остаётесь прежним. Сколько видал: все меняются, подстраиваясь под этот мир – только не вы. Меня завлекают хитрости аутсайдеров.
– Могу предположить, вы считаете, что аутсайдеры боятся перемен, но идут им на встречу.
– Вы понимаете меня с полуслова. Льёван и то далек от меня.
Я знал, что его похвала – это стратегия держать врагов на близком расстоянии, играть на принципе доверительности.
– Несомненно. Лидеры бояться разочарования и несправедливости, а вот аутсайдеры знают, что их может ждать: они никогда не прыгнут выше головы, если риски неочевидны. Проще говоря, они реалисты…
– А если они не знают?
– С одной стороны это преимущество, но земной шар то безостановочно движется. Лидеры думают об идеях и прогрессе, а потенциал аутсайдеров думать о последствиях. Они всегда делают грязную работу за ошибки лидеров. Вот почему я считаю, что только аутсайдеры – истинные бунтари, революционеры и редкие творцы.
– Значит вы считаете меня аутсайдером?
– Ну, согласитесь. Мальчик тихоня, – запнулся неожиданно Айрес – На Белландриэльской башне вы играли невинный образ очарованного странника, мечтателя, желавший дотянуться до звёзд, вопреки самому себе.