Навья отрава

Драгана видела людей насквозь, могла легко подчинить их, но позволила им относиться к себе с пренебрежением. Как говорила Велеслава? «Добра слишком, как дите малое». А еще она могла быть счастлива в подводном мире, беззаботно живя и наслаждаясь бесконечно долгой русалочьей жизнью, но отчего-то решила покинуть свой привычный мир. Тоже стремилась куда-то, как вольный ветер. И это же манило Марешку. Куда? Ей и самой неведомо.

Эти размышления вызывали новую волну боли. Она думала о своих родителях. О матери – со светлой печалью и невыразимой любовью, а вот отец…

«Ах, батюшка. Ты не смог защитить ни жену, ни дочь. Ты готов был отдать их на растерзание толпе, потому что так и не принял их суждения, не проникся вольным русалочьим духом». Она могла пересчитать на пальцах одной руки тех, кто радел о ней, кто беспокоился.

Снова вспоминала свою дорогую Велеславу, о том, как она смотрела при расставании и отдала свою большую ценность, в надежде, что сумеет совладать с силой и научится усмирять ее.

А теперь колдовская сила зависела от прихоти Темной Богини. Пока Марешка была ей нужна, она позволяла ворожить, наводить чары, но так, чтобы знала: в любой миг она может сделать ее слабой.

– Марешка? Что такое?

Тихий настороженный голос вырвал ее из тумана скорбных и тяжелых мыслей. Она подняла голову и столкнулась с взглядом пронзительных голубых глаз. Владар приподнялся на локте и хмурился. Огонь бросал на его лицо янтарные отсветы.

Марешка поспешно отерла мокрое лицо. Делиться с Владаром тем, что тяжким грузом лежало на сердце, еще не выходило.

– Дурной сон увидела, – нашлась с ответом. И это была правда.

Он не сводил с нее глаз, будто не поверил. Марешка вздохнула. До сих пор казалось невероятным, что они с ним вдвоем очутились в глухом лесу по собственному желанию. Точнее, у нее бы не нашлось возражений, если бы он внезапно решил остаться в деревне. Все-таки там был его дом, люди, которых он знал. Там его любили и уважали.

Но после того, как он встал на ее защиту и пожелал последовать за ней, она поняла, что не смеет его останавливать. Владар заботился о ней, как умел. А она, как умела, позволяла ему это.

Марешка как зачарованная смотрела на него, но представляла на его месте черноволосого мужчину с золотой сережкой. Это он мог бы сейчас смотреть сквозь танцующее пламя и улыбаться так, как улыбался он один.

Марешка подавила растущий ком в груди, иначе бы разрыдалась, и навзничь упала обратно на расстеленную волчью шкуру, отчего плотно связанный валежник с еловыми ветками закачался. Это Владар придумал устроить такое ложе, чтобы не мерзнуть от идущего от земли холода, а рядом с костром ночевать оказалось даже приятно. Вчера ночью после непродолжительной оттепели, грянул крепкий мороз, но они предусмотрительно легли спать в теплой одежде, под плотными шерстяными покрывалами.

– Не нравится мне, что ты не хочешь открыться, – донесся до нее спокойный голос, но в нем прозвучала едва скрытая тоска. – Думаешь, не пойму тебя?

«Ой, кузнец! Спал бы ты лучше». Ей со своей болью самой вовек не разобраться, а тут он еще. Но она заглушила растущее негодование.

– Что ты хочешь понять? – наконец, спросила она.

Краем зрения увидела, как Владар подскочил с ложа и снова уселся на нем.

– Тебя хочу понять. Твои мысли. Я же вижу – сама не своя. И слезы в глазах.

Марешка пожала плечами, признавая его правоту.

– Будто мало причин… Последние дни нам вовек не забыть и не изменить. Ты узнал обо мне многое, о чем догадывался или о чем сплетничали наши соседи. Но ты встал рядом со мной в Ночь Темной Богини и не стал слушать коварных речей Старейшин. Наверное, тебе тоже было нелегко принять это решение.

Лицо кузнеца потемнело, и он кивнул.

– Раньше я боялся таких, как ты, – тихо произнес он, собираясь с мыслями. – С детства мне внушали, что всякая ведьма – зла и опасна, а душа ее темна. Она стремится причинить вред людям, потому как служит Тьме. Я слышал разговоры о тебе, но ничего не мог с собой поделать. Манила ты меня, как никто. Уж думал сперва, что чары на меня навела, но потом понял, что ты вовсе не желала замужества. Но это привлекло еще сильнее. Ты не была похожа на изворотливое и подлое создание. Нет, в тебе было что-то совсем другое, чего не мог понять. Ты ускользала, как… – он задумался, не зная, какое подобрать слово, – как вода между пальцев, которую черпаешь ладонями в ручье.

Его сбивчивая речь привела ее в замешательство. Стало стыдно и неловко, что не могла ответить на искренние и неподдельные чувства мужа.

– Благодарю, – произнесла она. – То, что случилось тогда ночью… Я говорила тебе, что Ядвига хотела убить нашего горностая. А он совсем этого не заслужил. Он – такой маленький и невинный. И я… я вышла из себя. Мой разум словно помутился. Вода в ручейке, о которой ты говоришь, превратилась в бушующую неуправляемую реку, которая могла снести все на своем пути. Я была не в состоянии остановиться. Это чувство наполняло меня, радовало. Я наслаждалась им и упивалась каждым мгновением, понимаешь? Даже когда навьи и волки терзали тех, кого ты знал прежде.

Она снова запнулась, понимая, что слезы вот-вот польются из глаз. Владар мрачно кивнул.

Повисло молчание. Только ветки в костре трещали, сгорая в жарком пламени, и плевались золотыми искрами.

– Знаю, – сказал Владар. – Мне тяжело осознавать, что ты послужила гибелью многим…

При этих словах она зажмурилась и внутренне сжалась, но кузнец продолжал.

– И все же… Смотрю на тебя – и не вижу свирепую бездушную убийцу. Несмотря на все.

Марешка вздохнула, чтобы хоть как-то унять жжение в груди от вновь разливающейся боли.

«Несмотря на все…»

И тут в памяти неожиданно возникли первые смотрины, изумленные взгляды мужчин, желавших посвататься к ней, злой взгляд отца и…

Крысиный пирог. То, как он выглядел и какое неизгладимое впечатление произвел. Несмотря на мрачное настроение, девушку разобрал смех.

Владар с недоумением уставился на жену, но когда она пояснила причину этого странного смеха, то присоединился к ней, и некоторое время окружавшая ночь дрожала от их хохота. Пряник поднял маленькую пушистую голову и зевнул с недовольным видом. Марешка провела ладонью по его шерстке, чтобы успокоить.

Это был первый раз, когда они так смеялись над чем-то вместе с Владаром. Мысль об этом поразила ее.

– Знаешь, – насмеявшись, сказал он, – твое гостеприимство было самым необычным. Я вернулся домой и понял, что пойду сватать тебя непременно.

Она снова залилась смехом.

– Отчего так?

Кузнец сделал хитрый вид.

– Стало ясно, что больше никто к тебе не посватается, а мне того и надо. Почуял, что ты нарочно такое вытворяешь. Не зря про тебя говорили, что ты…

Он замялся.

– Сумасшедшая? – весело подсказала Марешка.

Он качнул головой, не зная, какое выбрать слово.

Они снова замолчали, но теперь ей стало немного легче. Марешка непроизвольно улыбалась, отвернувшись от костра, и глядела в темноту, где раскинулся бескрайний лес.

– Не выходит из головы то, что ты сказала тогда, – вновь заговорил Владар. – О моих настоящих родителях. Было горько признать, что Старейшины лгали нам, но теперь уж ничего не поделать. И все же. Мысли о моих отце и матери не покидают меня. Они погибли, так? Когда Сторожевые напали на караван?

Марешка помедлила с ответом, не зная, что сказать. Перед глазами пронеслась жуткая картина: тихая ночь, уставшие люди, остановившиеся на ночлег, гром копыт и отчаянные крики. Звон клинков, брызги крови, детский плач.

– Помню, что в той сече, вероятно, никто не выжил. Или я не увидела всего, – сказала она осторожно, и Владар вздохнул, но следующие слова приободрили его. – Могу попытаться узнать, откуда именно шел караван.

Владар снова выпрямился на своем ложе: она поняла это по тому, как под ним сразу затрещал валежник.

– Насколько это трудно? Как увидеть? – спросил кузнец, а в голосе его прозвучало нетерпение.

Судя по всему, теперь он не уснет, а вместе с ним – и она.

– Хочу знать, вдруг где-то есть люди одной крови со мной, понимаешь? Моя настоящая родня! – Владар старался говорить спокойно, но от него так и исходило волнение.

Марешка подумала о своей русалочьей родне и понимающий вздох вырвался из груди. Она перевернулась и встретилась взглядом с кузнецом.

– Это не трудно, – произнесла она и потянулась к дорожной сумке. Там лежали драгоценные книги и вещи для ворожбы. – Хотя бы попытаемся увидеть.

– Что? Сейчас? – Владар округлил глаза.

– Боишься? – она прыснула со смеху.

Владар нахмурился.

– Никак не привыкну, что моя жена – какая-то ворожея или ведьма. Как-то это… чудно.

Очень хотелось сказать, что она не совсем ведьма, а скорее – русалка, хотя бы наполовину, но эту тайну ему еще не следовало знать. И дело вовсе не в том, как тебя называют, а какая в тебе сила и какой за тобой стоит род. Но ведьма – так ведьма. Пускай.

– Ты сам все видел в Ночь Темной Богини, – спокойно произнесла Марешка. – Ну что? Готов?

На лице Владара отразилось смятение, но тут же пропало. Кузнец махнул рукой.

– А будет ли хуже? – спросил он воодушевленно, чтобы успокоить скорее себя, чем ее.

– Не будет! – подтвердила она невозмутимо.

Он повел плечами.

– Что потребуется от меня?

– Ничего особого. Я могу видеть и без участия человека, но, если мы, скажем, возьмемся за руки, получится лучше.

При этих словах кузнец сразу приободрился. Ему понравилась мысль, о том, что они прикоснутся друг к другу. Владар широко улыбнулся. Марешке даже стало не по себе: муж, который счастлив от того, что может взять за руку свою жену.

Она постаралась отогнать от себя чувство вины. Владар не пытался обнять ее или поцеловать, хотя часто ловила его пристальный взгляд на себе. Не так давно он повторил сказанное им еще в пору сватовства: «Лишь бы ты жила со мной рядышком… И не надо иного счастья…»

Ох, и зачем он это повторил? И так горько. Куда ни глянь – все ее вина. Только сцепить зубы и отгонять от себя эти мысли, покуда рассудком не тронулась. Но решила так. Владар знал, что она шла замуж не по любви, хотя и дала согласие. Что из этого получилось?

Наверное, Боги прослышали о ее нраве и пожелали по-своему проучить, чтобы не подвергала сомнению их власть.

И рада бы Марешка полюбить Владара, сказать слово теплое, прижаться к нему, но не могла. Тень Радомира встала между ними, и не ведомо, пройдет ли эта жгучая боль. Слишком жива еще память о Красном Тереме и священном столбе, о свисте кнута и радостном крике толпы. Но думая об этом, другие мрачные мысли заполняли ее: когда эта же толпа кричала, но уже от страха и беспомощности.

– Марешка?

Она вздрогнула и столкнулась с встревоженным взглядом голубых глаз.

– Можешь не ворожить, если это так тяготит тебя, – сказал он.

– Почему ты так решил?

– Ты себя не видела. Сперва лицо такое открытое, красивое, доброе было, а потом внезапно, будто подменили тебя, а изнутри тень черная промелькнула, и лицо стало совсем другим – пугающим. Точно зверь оскалился дикий.

Заметил, значит. Она подавила вспыхнувшее раздражение. Владар-то был ни в чем не виноват. Марешка ничего не ответила, подхватила мешочек с песком и присела там, где оставался чистый снег без всяких следов.

– Подойди, – сказала коротко, и кузнец уселся рядом, с любопытством глядя на мешочек. Она высыпала немного песка на плотный, прихваченный морозом снег, и взяла за руку Владара. Его ладонь была сильной и горячей. Он сжал ее ладонь крепче, чем она ожидала, а в глазах вспыхнул знакомый огонь.

– Думай о своем детстве, – сказала Марешка как можно спокойнее. – Попробуй вспомнить себя совсем маленьким.

Песок струился между пальцев, смешиваясь со снежинками, превращаясь в линии и узоры. Марешка не отрывала глаз от них. В памяти ожило то гадание, в котором впервые пронеслись вооруженные всадники, напавшие на беззащитный караван.

– Ты дрожишь, – внезапно сказал кузнец. – Переживаю.

Ну что ты будешь делать с этим кузнецом?

– Т-с, – шикнула она. – Это не страшно. Делай, что говорю.

Он что-то еще бормотал, но она не слушала. Владар всегда был не из болтливых, и в этот миг ей захотелось, чтобы он таким и оставался.

Кончики тонких пальцев продолжали чертить узоры: она не отрывала глаз от них, размеренно дыша. Одна из линий легла между других, как извилистый купеческий тракт, который вел в прекрасный город. Марешка замерла, разглядывая высокие стены, улицы, выложенные камнем. Вспомнила что-то похожее на одной из картинок в ее книгах, но они не могли сравниться с увиденным. Она неотрывно и жадно разглядывала проносившиеся мимо дома, выстроенные из белого и красного камня, пышные цветущие сады, огромные площади, где проходила торговля, сновали люди, мчались лошади.

Внезапно, снова знакомое чувство обожгло грудь, как от прыжка в ледяную воду. Дыхание замедлилось. Рисунок увеличился, она понеслась прямо на него всем телом, врываясь в видение. Оно плыло и подрагивало, но Марешка различала незнакомые лица, фигуры, облаченные в красивую, неведомую одежду. Люди говорили на известном ей языке, она могла понимать их, хотя отдельные слова вызывали затруднение.

Но это был язык, очень похожий на тот, на котором говорили в родной деревне.

Дрожь усиливалась. Марешка стояла среди незнакомцев, которые ожесточенно спорили, но как можно тише, чтобы не услышали посторонние. Двое мужчин и одна женщина скрывались под покровом ночи. Раскидистое дерево шелестело над ними. Она изо всех сил прислушалась, хотя голова была окутана туманом, и с трудом различала слова.

– Увезете мальчика к родственникам. Никто не должен узнать, что у тебя родился сын, Феотиния…

Феотиния. Марешка повторила про себя это имя, чтобы запомнить.

Женщина прижала ладони к лицу, видно, не желая признавать необходимость этого выбора. Мужчина яростно зашептал:

– Тебе известно, что вам грозит за нанесенное оскорбление храму. Вас подвергнут наказанию за то, что вы попрали закон. Жрецы не потерпят такого святотатства!

Марешка заскрипела зубами от ярости. Снова люди предают любимых и подвергают их опасности ради мнимых законов. Неужели нигде нет свободных от жрецов земель? Она постаралась унять ярость и сосредоточиться на видении, чтобы оно не ускользнуло. Песчинки взметнулись вверх, путая рисунок. Исчезли фигуры и ночной сад. Затихли яростные споры. Окутала темнота, и она вновь понеслась над неведомыми землями, в этом бесконечном клубящемся тумане.

Марешка покачнулась и сделала глубокий вдох, чувствуя, как змейка на шее плавно скользит вокруг шеи. От нее исходил сильный жар. Она помогала справиться с видением и направить силу. Но все же…

Что-то было не так. Марешка нахмурилась, приходя в себя. Изменилось ощущение самой силы, точно дозволяли пользоваться ею, но неохотно.

Она начала чувствовать это после Ночи Темной Богини, когда сила была подобна безбрежному морю, свободному и прекрасному, с набрасывающимися на берег огромными волнами. А теперь это было озеро, в котором вода становилась то чистой и прозрачной, то мутной и грязной. Его берега то мелели и засыхали, то снова наполнялись водой до самых краев. Что-то происходило в темных глубинах, но нельзя было понять, что там скрывалось.

Мужская ладонь легонько сжала ее ладонь, и Марешка окончательно очнулась. Из тумана выступило знакомое лицо и обрело черты Владара.

– Краса моя, что с тобой? – голос звучал встревоженно. – Что ты увидела?

Она встряхнула головой, и тогда туман принялся стремительно таять. Прежде, чем ответить, она откашлялась.

– Твоя мать, возможно, еще жива, – сказала Марешка хрипло. – Живет в одном из Дальних Городов. Тебя хотели спрятать, отправили с караваном и надежными людьми на запад, как я и говорила тогда.

Владар сидел, замерев, как громом пораженный.

– Моя мать жива? – растерянно переспросил он.

Она кивнула и поднялась на ноги, охнув, когда закружилась голова. Очень хотелось пить.

– Это еще не все. Есть вероятность того, что твой отец живет где-то там, но я не знаю. Из видения я лишь поняла, что…

Марешка запнулась. Как сказать человеку, что он был не слишком желанным ребенком? Кто такая эта Феотиния, если не смогла отстоять своего сына из-за какого-то глупого закона?

Кузнец смотрел с надеждой. В его глазах засияла надежда. Имела ли она право так жестоко отнять ее, едва подарив?

– Послушай, Владар, – произнесла Марешка осторожно. – Попробую поворожить позднее, чтобы выяснить. Дело в том, что видения не всегда показывают все, что нужно. Иногда требуется больше времени.

Он кивнул, но в нем уже горела надежда, которая будет согревать его до того самого часа, когда он узнает неприятную правду. Лучше не торопиться и постараться выяснить все подробнее. Вдруг она не так поняла видение? Не хотелось опечалить бедного кузнеца, который был добр к ней.

Над костром на распорке болтался прицепленный котелок, в котором была горячая вода. От жажды не помрешь, пока кругом столько снега. Оставалось только топить его и наполнять бутыли про запас. Марешка извлекла из сумки пучок трав и бросила в котелок. После ворожбы хорошо было выпить травяной настой, хотя благодаря змейке она почти не устала. И все же, это напоминало о том, как делала Велеслава каждый раз после подобного действа.

Кузнец уселся на свое ложе и задумчиво глядел то на котелок, то на жену. Мысли о родичах не отпускали его. Марешка помешала настой в котелке деревянным черпаком, подождала, пока покипит еще немного, а затем налила в кружку, добавив ароматный мед.

– Выпей, – сказала она, протягивая ее Владару. – Проясняет голову и дает силы. И от хворей лечит.

– Каких еще хворей? – удивился кузнец и даже, как мне показалось, обиделся. – Я не болен. Ты ж знаешь. Мне даже на морозе в рубашке бывает не холодно.

– Знаю. От душевных хворей тоже, – пояснила она. – Облегчает тоску. Совсем не снимает, но на душе сразу становится милее.

Владар настороженно поглядел на кружку.

– Что ж сама не пьешь?

Марешка чуть не прыснула. Он что думает – она его отравить хочет? Ох уж этот кузнец! Она поднесла кружку и сделала несколько осторожных глотков.

– Видишь?

Марешка покачала головой. Входит, они оба не доверяют друг другу?

Владар принял совестливый вид и согласился выпить настой:

– Я бы и так выпил, – принялся оправдываться он. – Но отчего-то решил спросить.

Кузнец шагнул вперед, чтобы взять кружку, но в тот миг, когда их пальцы соприкоснулись, кружка выскользнула и полетела вниз. Марешка ойкнула и испуганно взвизгнула, выставив руку вперед. Ей было жаль настоя. Но то, что случилось, удивило обоих.

Кружка упала вниз, но в воздухе зависли капли настоя, растянувшись почти до земли.

– Что это еще? – Владар изумленно уставился на капли. Они не двигались, а Марешка не убирала руку. Такого еще не случалось. Она с любопытством шевельнула пальцами, и капли настоя дрогнули, потянувшись вверх, подчиняясь движениям руки. Она сжала пальцы, подтягивая капли к себе: они послушно и неторопливо полетели к ладони.

– Кружку, кружку давай! – выкрикнула Марешка. Владар наклонился, выхватил ее из снега и подставил под капли. Мановением пальцев она опустила настой обратно в кружку, изумленно глядя на него.

– Чудеса! – Владар не сводил с нее глаз, не то с ужасом, не то с восторгом.

Но дело было не в чудесах. У Марешки мелькнула одна догадка, но кузнецу о ней знать не надо было. Она повернулась к котелку, глядя на бурлящую там воду, перевела дыхание и протянула к ней руки.

Вода, встрепенувшись, стала подниматься оттуда, превращаясь то в растянутый пузырь, то в капли, подчиняясь ее действиям.

Это открытие ошеломило.

Дочь русалки стала ближе своему народу. Такая мысль придала бодрости. Ее врожденный дар усилился и проявил что-то новое, чего прежде не случалось. И пусть внутри жила неведомая сила, становившаяся то злым черным озером, то тихим голубым родником, открывшаяся способность захватила Марешку и наполнила невыразимым счастьем.

Что, как не умение управляться с водой, указывало на связь с ее милой матушкой и ее сестрами? От всей души окрыленная девушка надеялась, что когда-нибудь она снова встретит русалок и этот дар свяжет их еще больше.

Глава 2. Черный всадник

Сонная дубрава раскинулась вширь по холмам, спускаясь вниз на бесконечную равнину и к серо-голубому горизонту, теряясь в нем. Мутный рассвет принес удивительную тишину и безветрие. Лес будто сковало льдом и морозом: ни одна ветка не шевельнулась, ни одна птица не пролетела. Солнце пряталось за низкими тучами и не спешило показать себя миру.

Тощий волк опасливо выглянул из-за сугроба, принюхиваясь. Он низко склонил морду к снегу, ноздри его раздувались. Тихое рычание огласило дубраву: волк почуял нечто, что совсем ему не понравилось. Он беспокойно вглядывался между деревьев, где двигался отряд, состоявший из пяти всадников.

Шерсть на загривке вздыбилась, волк попятился. Он не любил людей – они убивали ему подобных, ставили ловушки, но сейчас не люди привели его в сильное волнение. Среди них было нечто такое, чего волк раньше не встречал. Ему стало любопытно. Он почуял это чужеродное, противное живому миру существо. От него разило мертвой плотью и бесконечной тьмой.

Да и сама падаль не страшила волка. Он повидал ее достаточно, но все же отошел за один из крепких дубов, чтобы при случае сразу кинуться наутек. Животное не было трусливо по натуре, но его звериное чутье подсказывало, что следует держаться подальше от этого странного, пугающего существа.

Но отчего тогда люди не боялись его?

Волк еще раз тихонько взвыл и тут же замолк: отряд оказался совсем рядом. Из лошадиных ноздрей валил пар. Лошади хрипели и боязливо вздрагивали. Им тоже не нравилось это существо, которое находилось среди них. Но всадники понукали их, сдерживали, старались успокоить.

Черный конь под странным всадником отливал багровым цветом, словно источал кровь, что сочилась сквозь шкуру. Этот красно-черный конь не хрипел и не вздрагивал, как другие. Он смотрел перед собой остекленевшим взглядом, а из его ноздрей не вырывался пар. Бежал он одеревенело, не глядя по сторонам, хотя лошади рядом косились на него испуганными взглядами и дергались, если он оказывался ближе.

Само существо почти не двигалось. Его лицо нельзя было разглядеть из-за накинутого плаща с капюшоном, и когда отряд прошел недалеко от того дерева, за которым притаился волк, до него донесся отчетливый запах разлагающейся плоти. Волк припал к земле, чуть зарывшись в снег.

Волку ни за что не хотелось бы встретиться на пути этого существа, и когда отряд скрылся за усыпанными снегом дубами, потрусил прочь, иногда оглядываясь ему вслед.

В присутствии черного всадника в плаще Сторожевые с трудом удерживали лошадей, но в отличие от них, они понимали, что такова воля Темных Богов. Почти никому из этих дюжих молодцов, закутанных в звериные шкуры и кожаные доспехи с железными пластинами, не пришло в голову подвергнуть сомнению такое решение, пусть оно и пугало их.

Теперь обратной дороги нет. Они должны исполнить то, что велели Старейшины, а мудрые старцы никогда не ошибаются. Если священные законы попираются сумасшедшей ведьмой, что накликала страшную беду на их деревню, хороши все средства.

С ведьмой нужно сразиться ее же оружием, хотя она и выглядела слабой и беззащитной, но Сторожевым дали строгий наказ: ее надлежит схватить и обезвредить, а потом привезти в деревню.

Этот день надолго запомнится ее жителям. Ведьма будет допрошена с особым пристрастием, подвергнута пыткам, которых она заслужила своей черной ворожбой, а затем торжественно сожжена на костре. Прах ее зароют у порога нового Красного Терема, а народ будет гулять и праздновать несколько дней, прославляя милостивых и справедливых Богов.

Возглавлявший отряд Всеслав поднял руку, призывая остальных остановиться.

– Сделаем короткий привал, – произнес он, оглядывая остальных. Никто не возразил.

Быстро натаскали хворост, разожгли огонь, подвесили котел, в котором скоро забулькала ароматная ячменная каша. Черный всадник спешился и стоял неподвижно чуть поодаль рядом со своей лошадью.

– А этот что? – покосился один из Сторожевых, бросив добрый кусок масла в котелок и помешивая кашу. – Ему чего надо? Так и будет стоять и глядеть на нас?

Всеслав пожал могучими плечами.

– Он подчиняется нам через волю Темного Бога. Ждет приказ.

– Приказать ему, чтоб отвернулся хоть? – Сторожевой пытался говорить весело, но чувствовалось, что он боится.

– Эй, Илизар, – крикнули позади, – и тот, кого назвали по имени, обернулся. – Хватит трястись. Вели ему поохотиться.

Илизар побледнел так, что шрам, пересекавший лоб и глаз, проступил ярко на его лице.