Мы все виноваты

Альберто Васкес-Фигероа

Мы все виноваты

ГЛАВА 1

Залы, залы и ещё больше залов.

Коридоры, коридоры и ещё больше коридоров.

Окна, выходящие в сады, на фонтаны, на реку и луга, и новые окна, открывающиеся в новые сады, новые фонтаны, ту же самую реку и новые луга.

Ценные картины, греческие статуи и мебель строгой элегантности.

Персидские ковры, испанские гобелены, турецкие ковры и итальянские гобелены.

Гигантские и сверкающие хрустальные люстры, которые, вероятно, ежедневно натирал до блеска целый отряд слуг.

Суровый дворецкий в безупречной форме шагал бодрым шагом, ведя сквозь запутанный лабиринт величественного дворца с такой же эффективностью, с какой африканский следопыт идёт по следам слона в самой глуши джунглей.

Человек, пытавшийся угнаться за ним, но часто отстававший, замирая в восхищении перед красотой картины или статуи, был вынужден время от времени прибавлять шаг, если не хотел остаться один – и неизбежно потеряться – в сердце этого внушительного места, больше похожего на открытый для публики музей, чем на жилище простого смертного.

Вскоре, отчасти благодаря врождённому чувству ориентации, а отчасти заметив, что солнечный свет проникает через окна под самыми разными углами, гость пришёл к выводу, что его либо сделали жертвой, либо, в зависимости от точки зрения, счастливым участником заранее спланированной экскурсии, предназначенной не только для демонстрации бесчисленных произведений искусства, но прежде всего для того, чтобы ошеломить его неоспоримым проявлением богатства и могущества того, кто способен заключить подобные сокровища под одной крышей.

Он без труда пришёл к логичному заключению, что от главного входа к месту назначения наверняка существует гораздо более короткий путь, и потому, сам того не желая, начал составлять представление о нравах, личности и поведении владельца всех этих чудес.

Экскурсия завершилась, когда суровый дворецкий пригласил его сесть в широкое кресло из чёрной кожи в одном из углов кабинета размером с теннисный корт, обстановка которого соответствовала остальной части дома.

– Сеньор Лакруа примет вас через минуту, – был весь комментарий чопорного персонажа, прежде чем он исчез тем же путём, каким появился.

Оставшись снова в одиночестве – хотя, по правде говоря, даже пока он гнался за униформированным слугой по коридорам, чувствовал себя столь же одиноким – вновь прибывший принялся изучать глазами эту изумительную комнату и без труда определил, даже не подходя ближе, что Гойя, Пикассо и Сезанн на стенах – вовсе не дешёвые копии.

Он прикинул, что всемогущий Ромен Лакруа заставит его подождать от семи до десяти минут, поскольку опыт подсказывал: именно столько времени нужно мультимиллионеру высшего класса, чтобы продемонстрировать, как он занят, но при этом не показаться невежливым.

Ровно через восемь минут, почти с немецкой пунктуальностью, хозяин появился. Однако, вопреки всякой логике, был он не в строгом костюме и не в элегантном пиджаке из коричневого альпаки, а в простой спортивной одежде, слегка пропитанной потом, да ещё и в ужасных кроссовках ярко-зелёного цвета, совершенно не подходивших к остальному.

– Добрый день! – были его первые слова. – Простите за опоздание, но я был в спортзале и пах как обезьяна. Едва успел принять душ.

– Я с интересом любовался вашими картинами.

– Великолепны, не правда ли? Коньяк?

– С удовольствием!

Как по волшебству, книжный шкаф справа распахнулся, открывая ярко освещённый бар. Мужчина в спортивном костюме достал оттуда два бокала и широкую резную хрустальную бутылку, прошёл к соседнему дивану и с показной медлительностью налил ароматный ликёр, одновременно спрашивая:

– Значит, вы и есть тот самый знаменитый Гаэтано Дердерян?

– Лишь сотая часть той славы, что у вас.

– Не будем делать нелепых сравнений, – хозяин поднял бокал в безмолвном тосте. – Я всего лишь один из многих преуспевающих финансистов, а вот вы, как мне говорили, безусловно, лучший в своём деле.

– Если хотите, можем поменяться ролями, – серьёзно ответил гость. – Хотя, уверяю вас, моя квартира поместилась бы почти целиком в этом кабинете.

– Полагаю, вы преувеличиваете, но пусть будет так. Не возражаете, если я задам вам несколько личных вопросов?

– Это ваше право.

– Ваше имя всегда привлекало моё внимание: Гаэтано Дердерян Гимараэш. Откуда оно?

– Я родился в Пернамбуку, мой отец – армянин, мать – бразильянка. Думаю, вы знаете, что моя страна – это земля иммигрантов, и вновь прибывшие, особенно европейцы, сходят с ума по мулаткам.

Хозяин дома, похоже, удивился и стал пристальнее всматриваться в гостя:

– Ваша мать – мулатка?

Тот улыбнулся с удовольствием:

– В четвёртом поколении, но с кожей достаточно тёмного оттенка, чтобы свести с ума человека, который всю жизнь занимался шахматами и преподавал математику.

– Он вас научил играть?

Гость кивнул. Тогда хозяин добавил:

– Никогда не понимал, почему вы так рано ушли из профессионального шахматного круга. Говорили, что вы могли претендовать на титул чемпиона мира.

– Говорили неправильно. Я осознаю свои ограничения. Как я унаследовал от отца особый дар к математике, так и от матери – бурную фантазию. А фантазия – злейший враг профессионального шахматиста. В решающий момент возникает потребность сделать что-то совершенно неожиданное – и ты попадаешь в собственную ловушку. Я проиграл самые важные партии своей жизни самым глупым способом, какой только можно себе представить.

– Жаль, потому что, по-моему, шахматам немного фантазии не помешало бы! – Ромен Лакруа сделал паузу, затем спросил: – У вас есть представление, зачем я вас вызвал?

– Самое отдалённое.

Мужчина в спортивном костюме – среднего роста, крепкого телосложения, с заметной склонностью к полноте, если бы не ежедневные физические нагрузки, – медленно отпил ещё, достал из серебряной коробочки длинную сигару и молча предложил её своему собеседнику. Тот отказался, и тогда хозяин с раздражающе медленной неторопливостью закурил сам. Закончив, он выпустил густое облако дыма и произнёс:

– Дело деликатное. Очень, очень деликатное.

– Полагаю, если бы было иначе, я бы не был сейчас здесь. Как вам, вероятно, сообщили, наши гонорары – самые высокие на рынке.

– «Наши»? Я всегда думал, что вы работаете один.

– Времена меняются, мир становится всё сложнее, и сегодня качественно выполненная работа невозможна без команды хороших профессионалов.

– Но, надеюсь, это не скажется на вашей обязательной конфиденциальности? – логично заметил Ромен Лакруа. – Я знаю немногих людей, способных хранить тайну долгое время.

– Секретную информацию знаю только я, – спокойно уточнил гость. – Так же как вы не делитесь с подчинёнными сутью каждой финансовой операции, давая им лишь те сведения, которые необходимы, моя организация работает по принципу изолированных отделов. Никто, кроме меня, не имеет полной картины.

– Это успокаивает.

– И мне приятно, что так. Понимаете, иначе ни одна уважаемая корпорация не поручила бы мне свои дела.

Хозяин несколько раз кивнул, долго оставался в раздумьях, затем встал, подошёл к окну, рассеянно взглянул на пейзаж, который, без сомнения, знал наизусть, выпустил ещё струю дыма и, не оборачиваясь, спросил:

– Ответьте мне честно: вы всегда действуете строго в рамках закона?

– Разумеется! – быстро и уверенно ответил Дердерян. – Признаю, что в некоторых ситуациях мы приближались к грани закона, но уверяю вас – никогда её не пересекали. – И голос его изменился, когда он добавил с подчёркнутым намёком: – И не собираюсь этого делать ни за какие деньги.

– О, ради Бога! – воскликнул Лакруа. – Успокойтесь! Мне бы и в голову не пришло поручать вам что-то незаконное. Да, меня часто связывают с теневыми схемами, чёрным налом и крупной политической коррупцией, но если бы в этом хоть что-то было правдой, я бы точно знал, к кому обращаться. Дело, по которому я к вам обратился, не из таких.

Бразильцу уже начинала надоедать затянувшаяся беседа, которая, по его мнению, ни к чему не вела. Его собеседник, весьма проницательный человек, понял это и, вернувшись на место, тяжело вздохнул:

– Хорошо, думаю, лучше сразу к делу. Как вы знаете, я – президент корпорации Acuario & Orión, объединяющей более сотни компаний в разных отраслях: от телекоммуникаций до инженерии, прессы, телевидения, кино, издательств и так далее. Мой офис предоставит вам всю информацию.

– У меня она уже есть.

– Тем лучше! Продолжим. В течение многих лет дела шли превосходно. Агрессивная стратегия роста принесла не только огромную прибыль, но и личное удовлетворение.

– В этом я не сомневаюсь. Уровень роста вашей корпорации – вне конкуренции. Ваш стиль управления считается исключительно эффективным.

– Благодарю. Однако, похоже, где-то я допустил ошибку, потому что в последнее время всё осложнилось. Четверо моих ближайших сотрудников погибли при странных обстоятельствах, на нас постоянно совершаются нападения, саботируются стройки, что вызывает задержки и многомиллионные убытки. У нас украли важные документы и картину неоценимой ценности, а кроме того, мне угрожают смертью.

– Проклятье!

– В последнем письме мне сообщили, что я не доживу до Нового года. И хуже всего то, что у меня есть все основания им верить.

– Почему?

– Потому что ничего не требуют взамен.

– Объяснитесь.

– Обычно, если шантажируют человека вроде меня – а это не впервые, – то требуют денег или остановки каких-то работ. Это издержки профессии, и я с ними смирился. Но когда тебе подробно описывают, как убили твоего исполнительного вице-президента, и заявляют, что ты следующий, – всё меняется.

– Я думал, Матьяс Баррьер покончил с собой.

– И я тоже, – с искренним и немного растерянным выражением сказал хозяин. – Пока мне не объяснили, что он никогда не нажимал на спусковой крючок.

– А что говорит полиция?

Лакруа лишь стряхнул пепел в тяжёлую богемскую пепельницу и после привычного вздоха ответил:

– Ничего. Полиция ничего не говорит, потому что я им не показывал это письмо.

– Почему?

– Потому что они до сих пор не решили ни одну из моих проблем: ни смерти, ни кражи, ни угрозы, ни нападения. Ничего! И я устал отвечать на их идиотские вопросы.

– И потому я сейчас здесь?

– Именно! Мне нужна эффективность. Дискретность, оперативность и эффективность. Мне нужно знать, кто и почему устроил охоту на меня и мою компанию.

– И только?

– Этого вам мало? До сих пор никто не продвинулся ни на шаг.

– Я имею в виду: вы хотите только информацию или также, чтобы я принял меры?

– Ни в коем случае! – ответил Ромен Лакруа с видом глубоко возмущённого. – Ни за что на свете! Дайте мне эти имена, и я сам решу, обращаться ли в полицию или использовать другие методы.

Вопрос был пропитан иронией.

– Более деликатные, быстрые и эффективные?

– Безусловно! Или вы бы вели себя иначе, если бы на кону стояла ваша жизнь или всё, чего вы добились многолетним трудом?

– Уверяю вас, я поступал бы точно так же. Но поскольку это не моя ситуация, нам с самого начала следует чётко определить мою роль в этом деле, чтобы избежать недоразумений.

– Согласен.

– В таком случае, считаем, что моя задача – выяснить правду, и никто, включая вас, не вмешивается в мою работу. А дальше вы сами решаете, что делать, и я также не вмешиваюсь.

– Вижу, мы друг друга поняли. Что вам нужно?

– Вся информация, которую вы можете предоставить, сотрудничество со стороны ваших людей и свободный доступ ко всем затронутым компаниям.

– Можете на это рассчитывать! Деньги?

– Пока не нужно, но повторяю: наши услуги – самые дорогие на рынке. Некоторые считают их просто астрономическими.

– Об этом не беспокойтесь, – заметил владелец роскошного особняка, выпрямляясь в кресле и тем самым завершая беседу. – В мире больших финансов единственная по-настоящему астрономическая цена – это цена человеческой жизни. Особенно если речь идёт о жизни президента компании. Всё остальное – просто статья «прибыли и убытки». А убытки списываются в налоговой декларации.

Через три часа бразилец принимал в своём роскошном номере отеля «Джорж V» Мадлен Перро – свою доверенную особу во Франции на протяжении многих лет. Время уже оставило отпечаток на её лице, но она всё ещё оставалась весьма привлекательной женщиной.

– Расскажи мне всё, что знаешь о Ромене Лакруа, – попросил он.

– Всё? – удивилась она. – Я могу говорить часами.

– Всё, что может оказаться полезным. Он нанял нас, не торгуясь о цене.

– Может себе это позволить, – сразу ответила француженка. – Но если не торговался, значит, у него серьёзные проблемы. Он не из тех, кто что-то даёт просто так.

– Скупой?

– Я бы сказала – расчетливый. Такого состояния, как у него, не наживают, разбрасываясь деньгами.

– Откуда у него это состояние?

– Отсюда и оттуда.

– Уточни.

– Лакруа из семьи со средним достатком. Его отправили в лучшие школы, где он учился с будущими политиками. Он всегда старался скрывать свои идеологические взгляды, если они у него вообще есть. Долго болтался без дела, пока не женился на дочери министра, который устроил его в компанию Helf Aquitania – как ты, наверное, знаешь, это давно уже рассадник коррупции во Франции.

– Это общеизвестно. Продолжай.

– С этого момента он начал двигаться в верхах власти, как рыба в воде, пока не убедил правительство продать ему за копейки одну из крупных государственных строительных компаний, ещё и в кредит. Сразу после этого он развёлся с первой женой, чей отец уже перестал быть министром, и закрутил роман с нынешней женой – бывшей «Мисс Вселенная», ранее замужем за венесуэльским медиамагнатом.

– Помню тот скандал.

– С этого момента его карьерный рост стал неудержимым, особенно потому, что он тихо и незаметно скупал ключевые СМИ страны, что обеспечивало ему защиту от нападок.

– Ты описываешь классическую схему.

– В деле карьерного роста даже Индурайн не смог бы его догнать.

– Связи с наркотиками?

– Нет, насколько мне известно. И, по-моему, он слишком умен, чтобы ввязываться в такую опасную сферу. Это не его стиль, да и не нужно ему.

– Торговля оружием?

– Тоже нет.

Гаэтано Дердерян закрыл глаза и погрузился в глубокое раздумье. Его спутница, зная его хорошо, даже не моргнула – она знала, что в такие моменты лучше его не тревожить.

Бразилец заслуженно слыл обладателем блестящего, аналитического ума, способного запоминать данные, как гигантский компьютер, и использовать их в нужный момент.

Через пятнадцать минут, будто бы проснувшись, он посмотрел на собеседницу и спросил:

– Как ты думаешь, кто мог бы хотеть его убить?

– Раскрой любую страницу телефонного справочника – обязательно найдётся кто-то, кто мечтает ему отомстить. Но не знаю, дошло ли у кого-то до желания убить. Лакруа идёт по жизни как танк, давя всех на пути. Неудивительно, что кто-то это воспринял без особого энтузиазма. Брошенная жена, обманутый муж, разорённый бизнесмен, лишённый поста политик – список длинный.

– Всё это – месть. А другие мотивы?

– Конечно! Амбиции. Если Лакруа умрёт, его империя распадётся, и большая часть достанется его эффектной жене, о которой злые языки говорят, что она открывает рот только, чтобы выпить рому.

– Ром? – удивился он. – Я думал, это напиток моряков и дальнобойщиков.

– Бедняки в Венесуэле обожают ром. Говорят, Наима Фонсека родилась в хижине на окраине Каракаса и научилась читать и писать только когда её начали готовить к конкурсу красоты. – Француженка сделала паузу и добавила: – Судя по всему, знания ей мало пригодились.

– Удивительно, что такой умный человек как Лакруа женился на ней.

– Умные мужчины умны только выше пояса, дорогой, – уверенно заявила Мадлен. – Чем лучше работает у них голова, тем хуже всё остальное.

– Говоришь по опыту?

Она утвердительно закивала.

– По долгому и горькому. Я считаю, у некоторых мужчин размер мозга обратно пропорционален размеру члена. И речь не о способности к любви, а о способности выбрать женщину, достойную их интеллекта.

– Жан-Пьер не был глупым. Мы вели потрясающие беседы.

– Конечно! Если бы он был так же хорош в постели, как за столом – мы бы до сих пор были женаты. Но, увы, к моменту истины он приходил с пересохшим языком и вялым видом.

– Пошлячка!

– Кто бы говорил! Учитель ругает ученицу за то, что она усвоила урок слишком хорошо. Вот лицемер!

– Это ты так разговариваешь с начальником?

– Нет, но с бывшим любовником – вполне. Большинство пошлостей, которые я знаю, ты сам мне и преподал. Так что не строй из себя святого. А теперь вернёмся к делу. Что ещё ты хочешь знать о Ромене Лакруа?

– Всё. Привлеки наших лучших людей и начинай расследование. У нас развязаны руки, а логика подсказывает, что угроза может исходить как из его личной жизни, так и из деловой. Эта корпорация «Аквариус & Орион» – как гигантский осьминог, у которого, возможно, один из щупалец заражён. Если поймём, какое – сделаем гигантский шаг.

– Насколько я знаю, у него более ста компаний в двадцати странах на пяти континентах. Вряд ли будет легко выяснить, какая из них проблемная.

Гаэтано взял телефон, попросил зарезервировать столик в «Белуге» и принести два чая с печеньем. Затем, словно разговор не прерывался, продолжил:

– Если бы это было просто – нас бы не нанимали и не платили бы столько. Сначала исключим мелкие фирмы или те, что не представляют интереса. Я понимаю, что футбол вызывает страсти, но вряд ли проблемы Лакруа из-за какого-то форварда или уволенного тренера. Начнём с тех бизнесов, где крутятся миллиарды. Тот, кто крадёт Ван Гога и не требует выкупа, не тратит время на пустяки.

– У него украли Ван Гога? – поразилась Мадлен.

– Похоже на то.

– Из собственного дома?

– Это не дом. Это музей. И, думаю, сам факт, что кто-то смог войти и украсть картину, заставляет его понять: точно так же могут войти и перерезать ему горло.

– Он, должно быть, усилил охрану.

– Бесполезно, если никто не входил.

– Что ты имеешь в виду?

– Не стоит сразу исключать, что враг внутри. Надо проверить всех, у кого есть доступ к дому, даже самых близких родственников. – Он на мгновение задумался и спросил: – У него есть братья или сёстры?

– Двое. Старший – профессор литературы, то ли в Лионе, то ли в Марселе. Младшую зовут, вполне заслуженно, Жюльетта-Хамелеон.

– Почему?

– Потому что она меняется в зависимости от того, с кем спит. Один день – леди, на следующий – спортсменка, потом – борец за права, затем – интеллектуалка в стиле Энни Холл. Если в этот момент она встречается с американским актёром – она буддистка или последовательница гуру.

– Сумасшедшая?

– Скорее, безумная распутница без капли личности. Она – зеркало, отражающее того, кто не напротив, а сверху.

– С кем она сейчас?

– Узнаю, как только выйдут свежие таблоиды – готова поспорить, что прошлые уже устарели.

–У меня есть легкое подозрение, что она тебе не нравится.

–Она увела у меня парня, – призналась она откровенно. – Хотя, ладно, на самом деле не увела – просто попользовалась им пару недель и вернула в виде жалкого тряпья.

–Рене?

Она посмотрела на него с удивлением и восхищением и сразу спросила:

–Откуда ты знаешь?

–Я не знал, просто догадался. Твой любимый Рене всегда казался мне слегка недалеким.

–Потому что он и был таким.

–В таком случае, не понимаю, зачем ты злишься на ту бедную девочку, если ты сама изменяла ему каждый день.

–И откуда тебе это известно?

–Потому что ты изменяла ему со мной! Или ты уже забыла?

–Раз ты так говоришь… – Мадлен Перро широко улыбнулась и тяжело вздохнула. – Боже, что за времена были! Тогда ещё не говорили про этот дурацкий СПИД, жизнь была праздником, и мы целыми днями искали трусы под кроватями, диванами и столами.

–А ещё под сиденьями машин.

–Особенно там! – призналась она. – И, вспоминая всё это, я понимаю, что у меня нет никакого права критиковать Жюстин Лакруа.

–Так почему же ты это делаешь?

–Из зависти. Я точно знаю, что она переспала с самыми привлекательными мужчинами из тех, кого я знаю.

–Ну, тогда договорились! – подвёл черту Гаэтано Дердерян, поднимаясь, чтобы открыть дверь официанту. – Раз уж мы признались в своих грехах и сделали необходимые откровения, оставим ностальгию по былым временам и сосредоточимся на работе.

–Что ты хочешь, чтобы я делала?

–Продолжай копать насчёт нашего хорошего друга. Зачастую решение самых сложных проблем настолько очевидно, что мы его просто не видим, потому что оно слишком близко.

–У тебя есть какие-то идеи, в каком направлении копать?

–О, ну же! – притворно возмутился собеседник. – Ты ведь знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать: я никогда не сужу преждевременно, пока точно не выясню, что именно оцениваю. И особенно в этом случае нам предстоит многое выяснить, прежде чем хотя бы приблизительно понять, «в каком направлении стреляют». – Он указал на телефон: – Так что бери трубку и начинай собирать людей. Я хочу, чтобы все были здесь завтра.

ГЛАВА 2

Главный офис корпорации «Акуарио & Орион», расположенный в самом сердце Елисейских Полей, полностью соответствовал вкусу и стилю особняка её президента.

Хороший вкус, роскошь, доброжелательность и сдержанность – вот основные черты, царящие в этом месте. Прогулка по его коридорам, кабинетам и залам заседаний напоминала путешествие по тихому храму, посвящённому мифическому золотому тельцу, ведь здесь говорили исключительно о цифрах, за которыми всегда стояло не менее девяти нулей.

И самое поразительное – людей здесь почти не видно. Лишь изредка, когда открывалась какая-нибудь дверь, можно было заметить кого-то за массивным столом из красного дерева, погружённого в телефонный разговор или уставившегося в экран компьютера.

На каждом из восьми нижних этажей располагалось руководство одного из восьми ключевых направлений деятельности этой сложной транснациональной корпорации. На девятом этаже находились офисы генеральных директоров всех восьми подразделений, а десятый был полностью отведён под частные апартаменты президента.

Строительство, энергетика, телекоммуникации, транспорт, водоснабжение и питание, СМИ, киноиндустрия и спорт – вот восемь основных столпов, на которых зиждился колоссальный имперский бизнес Ромена Лакруа. Можно было утверждать, что оборот, проходящий через этот с виду скромный серокаменный офис, значительно превышал годовой бюджет большинства стран так называемого Третьего мира.

Элегантная «исполнительная секретарша», словно сошедшая с обложки журнала для топ-менеджеров, с безупречной вежливостью приняла команду Гаэтано Дердеряна и сообщила, что получила указание оказывать им полное содействие и предоставить всю необходимую информацию для их проверки.

– Это вовсе не «аудит», – поспешила уточнить Мадлен Перро, возглавлявшая разношёрстную группу. – Нас не интересует, сколько вы зарабатываете. Мы ищем кое-что другое.

– Что именно?

– Пока не знаем.

Обычно невозмутимая и чопорная дама отреагировала так, будто её ударили в нос.

– Что вы хотели этим сказать?.. – наконец пробормотала она.

– То, что сказала: мы ищем что-то, не знаем что именно, и если найдём – сообщим вашему начальнику, а он, если сочтёт нужным, передаст это вам. Это всё, что я могу сказать.

– Раз господин Лакруа дал на это добро, а, судя по всему, дал, то мне нечего добавить. С чего вы хотите начать?

– Хороший вопрос, ей-богу! – Мадлен повернулась к ближайшим троим спутникам. – С чего ж, нам начать?

– С самого начала, разумеется, – ответил кто-то. – С первого этажа и вверх.

В течение трёх недель кропотливой работы отчёты росли на столах временного офиса в двухстах метрах от штаб-квартиры «Акуарио & Орион». Там пернамбуканец проводил долгие часы, пытаясь разобраться в сложной структуре холдинга, у которого, казалось, были интересы в каждом аспекте человеческой деятельности.

Через вечер он собирал главных советников за закрытым столом в лучших ресторанах поблизости, чтобы обсудить впечатления и попытаться прорубить путь сквозь густые дебри этой джунглей, которая становилась всё более непроходимой по мере их продвижения.

– В последнее время столько было слияний и поглощений, что я не удивлюсь, если кто-то из пострадавших решил отомстить. Мы имеем дело с настоящей войной интересов, где вместо пушек и танков используются враждебные поглощения и мошеннические скупки акций, – заметил как-то вечером Джерри Келли, «второй по рангу», обычно немногословный, но иногда дававший волю словам. – Боюсь, это самое трудное дело, которое нам когда-либо поручали.