Коловращения

– Здесь раньше охотничьи угодья были… Для номенклатуры… Я сюда… пришёл сторожем, а потом егерем… В 2010-м… Тогда мне сороковник стукнул. И меня… «стукнуло»…

Осмотрелись, дом большой, просторный… Семь комнат… 3 печи…

– Я бы на ручей, по воду… Ключи тут знатные! Чистая вода! Но… нога…

Лев имел ещё двух собак:

– Это Мари, колли, в доме со мной… А этот зверь – немецкая овчарка Рембо… С любым ударением, ха…, хоть на «е», хоть на «о»… Мари! – позвал он колли.

Та подошла и с умным видом слушала хозяина:

– Отнесёшь записку Кузьмичу! Пусть приедет! Это хирург… Бывший… И вообще лекарь от Бога!… Бывает у меня… Травы собирает – снадобья готовит… Одинокий… Тоже…

– Я ногу сам давайте погляжу – заявил Дэн – Зачем человека беспокоить… Разве в гости.. Так… Тут больно? А тут? Таак… И снадобья я люблю готовить… Вот пойдём может к вечеру, – и в этот миг он дёрнул ногу так, что слёзы брызнули из глаз Льва Борисовича.

– Уй!.. Ёп…! – заорал он и тут же просветлел – Прошло! Ёп..!! Ну, спасибо! Вот это да! Так я за водой… Пообедаем – и по лесу побродим… Постреляем, капканы проверим, грибы-ягоды… Травки…

– Это что, ваша? Вы что – поэт? И художник?! – Игнат, увлечённо перебиравший книги, обнаружил томик стихов с рисунками автора. Прочёл наугад строчку – «Неспособно поэту с пахарем»… Ха! А как же Маяковский: «Землю попашет, попишет стихи»…

– «Других я судьбин» – ответил скупо Лев. Тоже строчкой Маяковского… – Давнее это… Шалил по юности… Публиковался в «Юности». Вот помогли они издать… Это ведь какой год? А – 99-й … конец… века… Конец… Одну и издал… Всё! Я за водой! – чёрными тучами заволокло и голову, и плечи хозяина – потомка Великого русского поэта. И это резкое, полное горечи: «всё»! Новая боль, старый вывих… Трудно выправить…

– Ты, паря, не пытай! Не береди! Вишь – заполошный какой стал – Пахом тронул Игната за плечо – Дай-ка, книжку – ту… – «рыбачок» листал странички и приговаривал – Дааа… Не слаб Лев! Дааа… Нуу – такому не всплыть! В 2000-е…, нее – не всплыть! – резюмировал бывший филолог. – Не поможешь тут – не ногу вправить… Душу подстрелили, видать, обидели… Ну, поэт – дело обычное…

… Пообедали… На вечер из ледника мясо достали, из погреба – картошки.

– А давай-ка, Лев Борисыч, ты нас не по лесу своему, а по городу Ростову Великому поводи… Местный ведь ты? – попросил Пахом.

– С удовольствием! Местный… Мама в музее здешнем работала… И я… Я ведь историк… И краевед… Что ж, прокатимся!

Ехали не спеша, наблюдая, вглядываясь более, чем вслушиваясь… И вслушивались в себя тоже… Нам, говорящим, пишущим хочется чтоб слово наше впечаталось прям-таки в ум и сердце, чтоб достигнуть в любой лекции «беседы по душам»… Но… «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся,…»

– … «Повесть временных лет» датирует город 862… Не было ни Москвы, ни Переславля… Киев, Новгород, да, – были… Да раньше Ростов был… «Повесть…» упоминает этим годом… А племя меря (не славяне) жили тут задолго до 9-го века… Задолго… Славяне (тоже язычники), пришедшие на эти земли растворили в себе это племя… И своих Богов-идолов возвели… Многих…, ох, много… Ярило, Перун, Даждьбог, Стрибог… Вот Бог Велес тут есть на памятнике… Поверженный… А был ох-какой важный идол!.. На берегу озера стояла огромная каменная статуя! Внутри шла лестница… Жрец поднимался, в голове идола поджигал солому… Если дым выходил изо рта и ноздрей, Бог Велес доволен и скот (им Велес ведал) будет здоров. А уж ежели из ушей – дело плохо!

– Что-то и у меня не… очень хорошо… С пантеоном этим… – Игнат, пряча свой сарказм по отношению ко всему оккультному («цыганщина» – насмешливо говорил он своим, материалистам вульгарным) и, не желая ни малейшего остракизма, возвёл очи отличницы-пятиклассницы на Льва – Вот Ярило и Даждьбог… То у язычников Ярило – Бог Солнца, а Даждьбог – Бог Плодородия, то вишь наоборот… – нет, коварный Игнат, математики физик, хотел ясности. Хотел даже остракизма (изгнания лишнего!)

Лев Борисович вяло повёл плечами, мол – это незначащие пустяки в его экскурсии, но дед –«рыбачок» – язычник решил дать справочку. Такую что ли справку-отпор:

– Не вижу остроты вопроса! И самого вопроса не вижу! – мягко, в своей манере дремлющего крокодила начал он – Я два слова… Даждьбог – один из верховных Богов, Бог Плодородия и Солнечного Света, без которого (света) ничего не родится, не будет жизни! Ярило – ну, … синоним, что ли… С оттенком «восходящего» Солнца, ну,… яровые культуры… – объяснение, скажем честно, так себе и Пахом задиристо добавил – Ты, Игнатушка, физик квантовый… Как так: корпускулярно-волновой дуализм? А принципы Шрёдингера и Гейзенберга… А ваши умные шуточки… э… физики шутят…

– Да, дед, да… В фундаменте всего,… и логоса тоже – принципы неопределённости и относительности – примирительно-рассеянно улыбался «Игнатушка» – и… Ну, до обратного, противоположного… Принцип Питера…

– Этто… э… о том, что… с возрастанием знания возрастают заблуждения… – дед-всезнайка искрил морщинами у глаз.

– Н..н..е совсем… Но… в… «логосе»… глумиться – так глумиться… – Игнат опять переместил жало квантовой физики и своей перечно-острой натуры на кончик языка – Принцип Питера, конечно – общий. Но… суть: попытки повторить хорошо работающую идею (тот же любой принцип, ха…) будут продолжаться до тех пор, пока… эта идея (принцип,.. хоть аксиома морали!) не станет причиной Катастрофы. – Глаза Игната сузились и плеснули ядовито-жёлтым – Или вот… Почему начальники непременно тупеют, становятся какими-то оборотнями… Карьерист доходит до точки своей возможной компетенции и потом… – пфф… ууу… Сдувается… И про обжорство, и про наживу это… И про любовь… И про… Веру… Наверно… Инициация Веры идёт тоже… мистически… Но, чёрт возьми! Разве Магия не чудесна!? Разве мистерии не красивы? О-хо-хо!

– Неустойчивость, неравновесность,… не… не… не… – пробормотал о чём-то Джеймс Дэниэл.

– Тем более Единый Бог не может иметь Промысла! Силы Завета! Единобожие – путь слабого…, желающего… э… «согласиться», уйти от проблемы, спрятаться, смириться и переложить всё на плечи… «Спасителя» – язычок Пахома не жалил, но «пасть крокодилова» была в миге от броска. – Единобожие, ха! Без Единогласия, без Единомыслия, без… Единосмыслия!

– Да пусть каждый имеет Свой Духовный Храм! – пылко заговорил Савелий Андреевич, повторяя слова отца – Дорога, путь, любая вещь… (в себе, ха!) – он улыбнулся – внутри… Света и Тени. Тут-то Едино-Двубожие есть? Свет и Тень… Даже Тьма! Обрушить статую в реку (озеро ли), убрать с площади… – пустяки. Идолы внутри каждого! А в реку и мы вот недавно чуть не свалились… Без промысла… Или?… А? – глаза визионера что-то «увидели»…

Ямы, ухабы…

– Ровней, Ратибор, ровней, Добромир! – Игнат чуть не вывалился из коляски-дилижанса.

– Да… Пытался объехать… Вон кучи мусора… А лужа глубока оказалась… Чёрт!… – оправдывался Добромир.

– Ну вот! Наши кучи мусора, наши колдобины, наши дураки и дороги – это… «капища» русского менталитета, духа! Это, ха, порталы… К упоминанию «чёрта»! Ха! И к филологии-матологии! А, поэт? – Игнат посмотрел на заскучавшего Льва.

– Да… Компания… Я даже как-то в замешательстве… Ну, какую для таких… эрудированных людей следует провести… экскурсию… Ваши знания и ваше… воображение… перехлёстывает связи объектов, логики… Исторической, архитектурной… Амбивалентность, оксюморон… Дааа… Мастера Игры! – глаза Поэта быстро меняли цвет из голубого в синий, затем в индиго, а затем заплескались и утонули в ультрамарине.

Эта нечаянное «Мастера Игры», такое точное по отношению к «компании» как-то своевременно погасило пыл дискуссии. Рой дискурса следовало разумно «размыть» в ленивую глуповатость экскурса. Вежливого, с ароматцем обзора и созерцания. И не нужно умному Льву упоминать было, что в своей поэзии он Бога Солнца называет Хорс. И что князь Владимир так осмысливал этимологию этого теонима. И эта первая религиозная реформа князя. Это потом, через 5-8 лет он откажется от своего Пантеона. Крестит Русь!

– Смотрите! Рыночек! Давайте купим молока! А вот тётка пироги (о, горячие!) продаёт! С луком-яйцом?! О-о-о – затараторил Джеймс.

– А какие яблони в Ростове! Как цветут! Великий, яблонево-цветущий город! – отдавался чувственному восприятию и Савик.

– А бабы! – проглатывая пирожок почти целиком и глотая, обливаясь в уголках губ, молоко – восторгался Игнат. Он более всех соскучился по любимой жене Соне, сестре Дэна, которая к тому же очень скоро должна родить. И он думал об этом.

– Этт… точно! Хорошо тому живётся, кто с молочницей живёт! Молочко он попивает и молочницу… еб…т! – ну совсем некстати пропел «рыбачок».

Частушечка шла в разрез нежным мыслям Игната, и панораме открывшегося взору великолепия Спасо-Яковлевского монастыря.

– Грешно, язычник! Изыди! – шутил Лев Борисыч и думал про себя: «А ведь долго… Ох, долго и упорно наши предки сопротивлялись крещению, порой насаждаемому христианству».

– Чо ты? Ишь, «Тартюф»! А может, твой Николай Некрасов это сочинил? Может , выпимши был? Молочком оттягивался?.. А?.. Эх, Поэт! «Нам не дано предугадать»… И слово как, и мысли как, как всё вообще отзовется… Но! «Нам сочувствие даётся!» И благодать! И, возможно, это когда «молочница» нам… отдаётся! Когда сосцы её теребим… Откуда и молоко… И сок жизни… – дедок что-то вспомнил и пошевелил губами и пальцами… Ввиду возраста «другое» не шевельнулось, не напряглось…

Чудесный монастырь! И храмовый комплекс с зелёными куполами над белокаменными стенами, и две башни в виде неких воздушных ротонд, с «куполом» и «шатром» сверху. И более всего Димитриевский собор с его… «портиком»! Это греческий храм! Классический портик, выступающая часть здания, крытая галерея – колоннада – аркада, аттик и треугольный фронтон! И открыт с трёх сторон по типу лоджии. И колонны ионического ордера с капителям – завитками (волютами)! И ещё более… На фронтоне лучезарная дельта! Всевидящее око!

Этот «глаз, вписанный в сияющий лучами треугольник» как-то странно, даже как-то… «нехорошо», даже как-то треугольно-остроугольно отобразился в трёх Мастера Игры: Савелию почудилась… поэтесса Марина Цветаева… Она будто бы пыталась схватить какого-то фигляра-полишинеля, прячущегося между колонн с газетами, рекламирующими новый всемогущий смартфон. Вонь, исходящая от газет (и от смартфона) перкосила гневное лицо лирика с «содранной кожей»; Джеймсу – Булгаков, только мистик «отлетел» точно Воланд на крышу одной из башен, вынул свой монокль и стал пренебрежительнейшим образом обозревать «обывательскую долину»; Игнату – аж Блез Паскаль, причём Блез влез на шпиль другой башни и оттуда стал отрекаться от «Треугольника Паскаля», а за одним и от квадрата и даже ромбовидной окружности.

Всё это опять отвлекло экскурсантов. А между тем Лев говорил… Он рассказывал легенду за легендой, решив, что это то, что нужно этим «образованцам».

– Монастырь основан… Да что это с вами? Чего вы крутите головами? – Борисыч уже нервничал, так как от монастыря они уже отъехали прилично, а взоры его слушателей всё ещё были прикованы к соборам и башням.

– Там… там… эти люди… Вон – Савелий и другие двое показывали на свои «фантомы».

– Ааа… Вам, наверное, почудились…Эти… Собор украшен статуями и барельефами святых… Да, большая редкость в православных церквях… И небо… какое! Тучи… Гроза, что ль будет…

Ну да… Ну да… «Каменные гости»… Как обычно… И обычные «Булгаковские» грозы!

– Так вот… – продолжал поэт-краевед – По легенде монастырь основан в 1389 г. Некая женщина совершила преступление, и князь собрался было её казнить. Народец на радостях и камней набрал… Ну, такая привычка забивать… Но вмешался епископ Иаков и защитил тётку… Толпа, не вкусив радостей, потребовала и женщине, и епископу убираться из города. Ну, Иаков пошёл на озеро Неро, расстелил на воде свой плащ… и поплыл! Народ-то тут и взвыл! «Ах, вернись, святой отец… Ну чё ты так уж…» Но осерчал епископ – не вернулся!

– А женщина? – воскликнул Игнат…

– Не знаю…

– Слабоватая фабулка! Роль тётки, их отношения с епископом не проработаны… Что этот Иаков за каждую… Чуть-что – и по воде, вон из города… Неее – бестселлера, аль сериала при таком раскладе не выйдет! Надо эротики, аль другого туману подпустить! Но терпкого! Чтоб зацепил! – Игнат всё стебался. – Биномиальные коэффициенты перед членами разложения Бинома Ньютона у Паскаля – это не по воде топтаться ради каждой… юбки…

– Прекрати, Игнат! – одёрнул его шурин Джеймс Дэниэл – Что за… «юбки»… И вообще – и тут же удивление – А что за коэффициенты?.. Паскаль? Ты что? Нет, ты – математик, но…

– Аааа, ладно… – отмахнулся Игнат. Зятёк и сам понял, что пересаливает… – Так… конформное отображение… членов биномиального ряда в … образ невинности и … святости… Ну, как у «Кащея», нашего бернского нумеролога, Арецкого. О, это великий математик! А его «Матрица»!

– Ааа… Ну, если члены… Тогда ясно… – это потомок Якова Брюса уже и сам подшучивал (и не очень элегантно!). Он отлично знал математику и понимал шуточную некорректность задачи.

– Кремль! Узнаю! Именно здесь снимали «Иван Васильевич меняет профессию»! Ха! «Где живёшь?» «В палатах». Ха… Стоп! – Савик перевёл «пустой» глаз со зданий Кремля на Льва Борисовича. – Стоп! Я вспомнил обложку вашей книжки… Томика стихов! Как – Глинский?! Это что, настоящая…

– Нет, псевдоним – широко улыбался поэт, в голову которого тоже мгновенно залетела связь псевдонима и фильма, которую «считал» Мастер Савелий.

– Глинские – предки Ивана 4-го по материнской линии. Э-э-э… Да! Лев Борисович Глинский – литовско-русский князь, прадед Ивана Грозного 4-го. Хо-хо! А он-то, в свою очередь, Лев этот – сын… э… полного имени не припомню… Бориса… Из рода татарского мурзы… возжелавшего служить литовцам и русичам… Ну, вы – остроумец! Конгениально! Имя, фамилия, отчество… И эта связка (ха, конформное отображение!) в Бориса… Годунова… Он тоже зачем-то выдавал себя потомком некоего знатнейшего мурзы-татарина.

– Да… – грустно махнул рукой «Глинский – не царь». – Думал, тоже думал, что остроумно… Мне казалось, имя поведёт за собой… Ну… ясно… Мне кажется, никто и не расчухал моего остроумия. Это вы такие! А я – …хм, наглость и позёрство никуда не поведут… Мелочность и Поэт несовместимы!

Они ехали, любовались городом! Собор Успения Пресвятой Богородицы, церковь Спаса на Торгу, церковь Исидора на Валах, Богоявленский Собор! А каков Гостиный двор – пустой, проторговавшийся и покорившийся «храм торговлишки»… Ему не уйти «по воде, яко посуху». Несколько торговок… Тишина… Сумеречная тишина…

– Давно…, то ли в 5-м, то ли в 6-м веке сюда (по преданиям) наведывался… Кий, основатель (тоже по преданиям)… города Киева… Он ведь был… э (по леген…) – Лев «припадал» в слоге на «задние лапы» сомнений.

– Да что вас смущает? – воскликнул Игнат – Предания… Мифы… Легенды… Анекдоты истории! Пушкин: «Но дней минувших анекдоты, от Ромула до наших дней…, Хранил он в памяти своей». Ха! Все хранили и привирали! Ради «красного словца»! И «наше всё»: и про Сальери, и про Годунова, и про Павла 1-го и Александра 1-го…, да мало ли… Не обижайтесь! История… Вы историк… Тоже… Но история – это, ммм… такой что ли ряд… Да – ряд! Его… Её, функцию, разлагают в ряд… Препарируют, препарируют (историю!), добавляют членов разложения… Ещё, ещё… Ещё легенда, ещё нестыковочка… Имя, дата… Противоречия! Ещё добавим членов разложения! Точности! (якобы!)… – Пауза – А всё просто: ряд может вовсе не сходиться! Или ряд может сходиться, но совсем не к функции, его породившей! Ха, а совсем к другой! Или сходится…, к родимой, но… на некотором промежутке – Игнат был доволен образом.

Ну и ладно! Раз такой прагматик (в общем) и нигилист, как Игнат опирается на Образ, значит не всё пропало! Может, в каком-то «члене разложения» этого Игната, появится такой, что поймёт, наконец, что образ, даже простая метафора, аллегория… могут пролить такой луч Света Истины, что не прольют тонны чернил, на тонны листов исторических, философских и богословских книг!

Историк Савелий Андреич, понимающий, разумеется, и принимающий (само собой!) как и любой Мастер Игры справедливость слов физика-математика, всё же не хотел огрублять мысль. Да и сами образы обидятся! И метафора, и… Да все эти тропы… И он выбрал для возражения обычную тропу-тропинку: троп, имеющий даже название этакое ироничное – «оксюморон»:

– Не вижу парадокса! Вернее – остроумное противоречие, незавершённость… – твой любимый конёк… Ну, эти кванты, чёрные дыры, кротовинушки, Бозон Хиггса, все частицы… Бога… «Быть может, эти электроны – Миры, где пять материков! Искусства, знанья, война, троны… И память (ха, ряд твой, Игнат) сорока веков!». Это поэт Валерий Брюсов, начало 20-го века… Нет ещё квантовой физики! Тю-тю! А поэт видит! Видит всегда и всё!

– Абсолютно! Непременно! – горячо поддержал Саву Дэн.

Он оккультист и эзотерик, хоть и лютеранин по духу (как Яков Брюс, как его, Джеймса, любимые покойные дочери Брюса, Мона и Дана) воспринимал мир бесконечным, вообще состоящим из топологических и всяких разных ловушек-червоточин. Возможно, что ехидные и нагловатые Фагот и Бегемот, жившие в его голове, как, впрочем, и Азазелло, весьма недурно уживались во всей этой «черво-чертовщинке», но сердце! Сердце этого 39-летнего неженатого (Ого!), ни разу не «подженившегося» юного романтика и рыцаря-мужчины, чаще засматривающегося на картины Чюрлёниса, или Рериха, чем на девичьи ножки; чаще видящий во сне взгдяд-дыру Блаватской, чем … э… иную дырочку; чаще готовый отдать своё время Чехову, Булгакову, Агриппе или Бёме, чем переброситься тремя фривольными шутками с какой-нибудь чаровницей, невинными, так… ничего особенно не значащими словцами, было влюблёно (!) (по-настоящему!) в Маргариту! Ту, возлюбленную Мастера. И он было влюблено в те, живые в его памяти, образы Моны и Даны, образы блоковских прекрасных дам в шляпах с перьями и вуалью, незнакомок из других времён… Других! Но Ждущих… его, Джеймса Дэниэла. Да, он сам давно уже Мастер… Но иной Игры! А пора! Неплохо парнише под сорок познакомиться с правилами Игры в соблазнение! Ну хоть ход сделать… Белыми…

Ах, да… Читатель! Может быть тебе не по вкусу упоминание «не прорисованных», «теневых», «образов-эхо» героев, таких как Командор, «Кащей – Арецкий», Моника, Даниэла… Вообще… какие-то рыцари, какая-то Игра, её Мастера и аж Магистры… Виноват! Виноват-с… Но, читатель, в предисловии автор уведомил (и решительно!), что будет в этом романе, как и раньше (привычка такая, если угодно – профессион де фуа!) употреблять в литературную «пищу» (или готовить таковое блюдо по-саврасовски) прежний пантеон своих героев, и, ничтоже сумняшеся, расширять контент этого самого «де фуа». Посему не смущайся, дорогой читатель! Вдумчивый, внимательный! Тот, что заметил, что если Джеймс знал (!) живых (!) дочерей Якова Брюса, то… это так (!)… Ну, любит автор мистику… Ну, любит… А если ты, иной читатель, «румяный критик мой, насмешник толстопузый» не изволишь, не привык трудиться над «энтими» контентами,… ну…, Ну… плюнь! Не читай дальше! Вот тебе кисельные берега в молочных реках, детективчик потупее. Всё, что любишь… А то газетку-смартфончик полистай… Ах, и славный румянец у тебя!

–… Чёрные дыры! Прекрасно! – продолжал Дэниэл – Цитирую: «Тут по ночам беседуют со мной историки, поэты, богословы». За-ме-ча-тельно это! Дыру надобно заполнять! Хоть иллюзиями, хоть рядами Тейлора, хоть… примусами… Извините, Лев Борисыч, мы опять… Всё, что вы рассказываете, – очень интересно!

– Да? Ну… Ну… Ну вот. Этот Кий был…э… «перевозчиком»… Такое слово употребляют… То ли купец, товары перевозил, то ли калик перехожий, информацию перевозил, может и «разведчик-шпион» самого Атиллы… Говорят в селе Киев (было такое село!) была одна из ставок-лёжбищ гуннов…

– Крутяк! Супер! – всё не унимался Игнат, специально бедностью слова гася патетику. – Ростов Великий! Великий он один! Он один – родина русско-гуннских слонов!

– У-у-у, братцы! Гроза! Назад… – Пахом обвёл носом душный воздух… Через полчаса настигнет!

И настигла! Если бы кто-то, имеющий воображение, наблюдал, как сквозь чернеющий от сумрака и ливня лес, только озаряемый молниями и оживляемый громом, что, впрочем, лишь делало мистерию ещё более суровой, двигался конный обоз, тот в полной мере осознал бы смысл образа «Булгаковская гроза». И если бы он открыл сердце и взор свой бесконечности, то понял бы, что сравнения и иносказания не выдумки досужие, а отображения… хм, конформные! Пусть! Да, в мнимой, ирреальной, параллельной бытийности. Он, визионер, увидел бы в небе… (нет, не Бога Саваофа, его как обычно, сложно узреть), а тех всадников мессира Воланда, что непременно-часто проезжают в небе по этим краям. «Натурально» – Коровьев. «Зуб даю» – Азазелло. И Джеймс Дэниэл вглядывался в своё небо, и видел… Своих…

Эх ты, русская печь! Подруга верная! Эх, пироги, да водочка!

– Вы, молодёжь, там, во дворе пока, по-быстрому… распрягайтесь, коней попоите-покормите-оботрите… И упряжь… В сухое место. Лёва! Ты чтой-ли помоги, что к чему… А я с «академиками» тут печечку подрастоплю, жаркое слажу… Дай-ка, Денис, (так «рыбачок» называл Джеймса, хотя русское соответствие – Яков) вот те горшочки-казаночки-чугуночки… Эх… да вон же! В себя-то приди! Всё в небе витаешь… «А он, мятежный, просит бури…» Ха! «Как будто в буре есть покой…»

– Да… Там – Дэниэл не уточнил где: в небесах или в буре – всё есть… – и как-то кисловато-рассеянно улыбнулся.

– Игнат – печь! Вон дрова! Савелий – чистить картошку, лук, а ты, «англичанин», квашню замеси… Вон кадка деревянная, в ней опара… Эх, ты… Тесто размешай! – командовал разошедшийся в ефрейторовском запаре дед Пахом. Приговаривал добродушно, озорно – «Мясо хорошо в пирогах, река – в берегах, хозяин – во дворе». – и ещё – «Хозяйство вести – не мудями трясти»! Так-то, Дениска…

… Через два часа, друзья, уже подразомлевшие от сытного ужина, сидели во дворе, на крытой террасе вокруг металлического костровища, изготовленного из обрезка толстенной трубы с дном и на приваренных ко дну ножках в виде частей клотоиды (ну, типа архимедовой спирали, или может гиперболической спирали, или логарифмической… Ну, понимаете… вообщем улитка, бл… , Паскаля… Блеза Паскаля). Блики огня плескали по лапам елей, ещё слезящихся после дождя, искры и дым пирамидой уходили кверху в застывшем безветрии, не слезя глаза людей. Люди, склонные к сентиментам в таких случаях говорят: «Вечер обещал быть томным». Нуу… Как сказать.

Глинский, размякший более всех, уже сопел носом и клевал подбородком свою грудь.

–Ты, робя, не простыл, чай? – беспокоился Пахом – Давай держи форс! Ты – поэт! А Поэт – это «неспящий»! И болячки – мимо у Поэта! Только боль Человека! И боль Космоса! А её мы лечить умеем! – «рыбачок» достал вторую бутыль самогона, купленного им втихаря (о, он умел «тихарить», делать дело «крадучись»!) в Гостинке.

– Я так… Просто…. Извините… – мутные глаза его выдавали ещё и некоторую борьбу с собой. – Мне… не нужно… Не наливайте больше… Я же в «завязке»… Попил своё!

– Эка беда… Ну, развяжем тебя… Я потом тебе словцо шепну – и отпустит… Знаю, заветное… Тоже свойство Поэзии… Хорошее… Вообще, – Художника…Слабенькие вы! Странно, что мы чтим, вообще ещё чтим творцов. Даже читаем, фильмы смотрим, картины… Ну, до недавнего… Они же вопиюще отличаются от нормальных. Неее, нормальные обыватели каляк-маляк и писак не любят… Чё выпячиваются? Чё ноют? И пьют поболе других по какому праву? А? Я вас спрашиваю? – дедок явно хотел «толкнуть речь». – Выпьем, братья!

– Вот огурец…, – Пахом хрустнул солёным огурчиком – Им можно рот Поэту заткнуть! Но дыру, ту, о которой и Сартр говорил, ту, что в сердце человека огурцом не заткнёшь… Дааа…

– «У человека в душе дыра размером в Бога…» – процитировал Сартра Лев Борисыч.

–… «И каждый заполняет её, как может» – закончил цитату «рыбачок». – Свобода выбора! Ха! Но… НЕ ИЗБЫТЬ! Посвистывает дырочка! У Поэта орёт! Голосом Сущей Экзистенции… Криком Кьеркегора… Это когда… Ну, невеста что ль, бросила его, философа нежного… А он – думать! Орать и думать! И книжки умные писать! А другой – за стакан! А третий – в молитву! Дааа… Но переживать-пережёвывать и держать в желудке это долго нельзя! Нет! Гниёть! И психика, главное, гниёть! Вот хоть… из моих любимых алкашей… Ну кто? Ну вот – Олег Даль! Болен «манией совершенства». Ко всему, и ко всем! Чё-то требовал от всех… И от себя более всего. А Марина Цветаева? Ненавидела обывателя! Дааа… И этого чувства оказалось больше, чем любви… Ненависти больше… Это плохо… Вот её «Читатели газет»… Хоть смартфонов! «Через всё вам лицо – автограф!» А у Булгакова? – хитрые, колючие глаза Корнеича вылавливали из голов приятелей их темы-занозы. Ну, одно слово – «рыбачок». – Чё это Сам Сатана, мессир Воланд за жопки мелочь всякую хватает? Ни главу государства, ни грешника великого? А то, что всё Зло от «мелочи»! От обывателя, от алчности, глупости, зависти и трусости его! Большие проблемы, ха, он оставляет Божьему Сыну! Ха! Ну, Пилата усовестить, то-сё… Мелким бесом соблазнён человечек. И гибнет потому. Ну, как не взять взятку, коли никто не видит! А? Ну как… – Пауза. Стакан. Огурчик. – Да нет… Разные Игры играют с человеком. Хоть гением… И ломать можно не на слабости, а на Силе! Вот гениальный Паскаль! Чуть сам теоремой не стал! Вывернулся! Убежал от математики в иррациональное… Болен… Психике в трансреальности… непросто… Кого как протащит: одного боднёт неврастенией… Ну, неврозы преходящи, люди-невротики, могут и не стать больными, психотиками… Ему, невротику, от себя, да от мира тошновато бывает… Но он – не клещ, да и не болен, собственно… Все мы, отчасти… Другой – он «пограничник», на грани, он может «всплыть»… Ясно… А третий – психотик! Он не всплывёт, затоплен своим бессознательным! Не разумеет реальности! Болен! Ох, заболтал вас, паря!