Арзамас порубежный

Ларин обиженно нахмурился.

– Не хмурься. Шучу я. Хотя… предупреждаю: в Арзамасе никаких "приносов" и "подарков" от местных не брать! Узнаю – ты сам у меня, опосля того, три дня не проживешь. Понял? – на всякий случай уже абсолютно серьезно предупредил Григорий подьячего.

– Обижаешь, Григорий Кузьмич! Мы же сами с Разбойного приказа. Как так можно?!

– Ну, добро, что ты сие понимаешь! Надеюсь, что я в тебе не разочаруюсь! – решительно закрыл поднятую им самим важную тему Бекетов.

– Не разочаруешься, Григорий Кузьмич! – уверенно пообещал Ларин, горделиво нацепив на себя подаренные ему сэшхо и бычак.

Дневной привал на обочине проходил спокойно. Лошади тихо паслись, а Григорий с Петром, наконец-то, доев остатки взятой с собой провизии, вольготно отдыхали на придорожной траве в расслабленном сидячем положении, прислонившись спинами к растущим рядом двум стройным березкам.

– Григорий Кузьмич, а как действует твой пистоль? Расскажи! – попросил любознательный Ларин.

– Обыкновенно действует, – в своем обычном стиле ответил ему Бекетов.

Он встал с места и, подойдя к своему вороному, достал из закрепленного на передней седельной луке ольстра тяжелый пистоль.

После этого Бекетов вернулся к Ларину и, сев на свое место, начал показывать тому устройство и принцип действия данного огнестрельного оружия.

Он объяснил Петру, что данный пистоль имеет особый колесцовый замок, называемый на Руси "замком с коловоротом", который, собственно говоря, и позволяет производить выстрел из этого оружия без помощи какого-либо фитиля. Для стрельбы же из него необходимо всего лишь заранее зарядить его пороховым зарядом и пулей, завести специальным ключом пружину колесца замка, отвести курок от полки, на которую насыпать пороховую затравку, закрыть полку крышкой и подвести к ней курок.

– Вот и все! – подвел итог своему объяснению Григорий. – Понятно?

– Понятно, – уверенно ответил подьячий.

Однако внимательно посмотревший на него после его ответа Бекетов лишь иронично улыбнулся, почувствовав, что Ларин соврал, постеснявшись признаться в своем непонимании технических сложностей огнестрельного оружия.

Вскоре после этого они поднялись со своих мест и, взобравшись на коней, вновь поскакали по пыльному шляху, с каждой верстой все более и более приближаясь к назначенному им для отдыха древнему Мурому.

В город всадники прибыли еще засветло, но, поскольку сумерки были уже не за горами, Григорий с Петром постарались найти дом местного "корсаковского человека" как можно быстрее.

Сделать это, к их радости, оказалось довольно просто. Нужный им дом находился рядом с небольшим деревянным приходским храмом Вознесения Господня, удобно расположенным на пересечении Московской и Касимовской улиц, в самом начале которых находились основные городские заставы.

При проезде мимо вышеуказанной церкви Бекетов с Лариным, сняв шапки и троекратно перекрестившись на ее купольный крест, спешились и по совету местных прихожан, по очереди, зашли во внутрь храма, где, оставив небольшие пожертвования, поставив свечки и приложившись к иконе Николая Чудотворца, считающегося у всех христиан небесным покровителем моряков, странников и путешественников, искренне поблагодарили Святого Заступника за то, что он нынче, с Божьей помощью, отвел от них смерть при встрече с разбойниками.

Как им после поведали прихожане, оказывается, не только они, но и все прежние и нынешние русские купцы, веками прибывавшие в Муром, обязательно посещали этот храм и прикладывались там к иконе Николая Угодника сначала с благодарностью за то, что позволил им добраться до здешнего торга живыми и здоровыми, а затем, по окончании ярмарки – с молитвами-просьбами к Святому Заступнику – защитить и сохранить по пути домой не только их самих, но и вырученные ими за товар деньги.

После посещения храма Григорий с Петром, ведя коней на поводу, быстро дошли до жилья "корсаковского человека", который, на их счастье, был дома и принял их с большим радушием, едва узнав – кто они и кем посланы.

Он сытно накормил столичных гостей, натопил им "мыльню" (баню – прим. автора) и отвел за цветной занавеской у печи две широкие лавки для сна. Не были забыты и кони путешественников. Хозяин дома лично поставил их в стойла и обильно снабдил овсом и водой.

Поутру Бекетов и Ларин плотно позавтракали и, проверив качество содержания своих лошадей, отправились пешком смотреть город и местный торг.

Конечно, особого интереса лично у Григория Муром не вызвал, так как у него восторжествовал практичный подход к этому вопросу – раз служить ему здесь не надобно, то зачем же зря тратить свое время на тщательный осмотр местных оборонительных укреплений.

Но осмотреть его, на скорую руку, он вместе с Петром, все-таки, сподобился и пришел к закономерному выводу, что здесь – все также, как и везде, если не считать того, что город с одной из его сторон, ко всему прочему, был надежно защищен широкой и полноводной Окой.

Внутри же имеющего прямоугольную форму муромского кремля, как и в других похожих на него крепостях, ранее наблюдаемых Григорием, традиционно для деревянных защитных сооружений данного типа, располагались храм, воеводский и боярские дворы, служилые слободы, приказная изба, тюремный острог и жилища священников да купцов, а сразу за крепостными стенами и рвом с водой начиналась территория большущего городского посада.

Может быть поэтому, а может, из-за того, что ему не терпелось приобрести для себя летнюю и зимнюю одежду, в которой ему было бы не стыдно находиться в Арзамасе в высоком статусе особого обыщика Разбойного приказа, он со своим помощником в гораздо большей степени заинтересовался местным торгом, чем видом старой крепости.

Перейдя крепостной ров, Григорий с Петром оказались в настоящем море площадного торга с его криком и гвалтом.

Видно было, что за тридцать с лишним лет, прошедших после перенесенного жителями Мурома страшного пожара и эпидемии моровой язвы, оставившей в живых не более 150 человек, город оправился от беды и, практически, вернулся в свое обычное состояние.

На торге, под навесами и без них, с прилавков и с рук, торговали всеми видами продуктов, какие они только могли себе представить.

Молоко, сыр, только что выпеченный горячий хлеб, различные солености и сладости, рубленая говядина, свинина в сыром и копченом виде, курятина, утятина и гусятина, куриные и гусиные яйца, грибы, фрукты, овощи и ягоды…

От вида такого изобилия продуктов голова пошла кругом не только у Ларина, но и у бывалого Бекетова.

Конечно, они не удержались и накупили себе в походные котомки провизии в количестве, на много большем, чем им требовалось на предстоящие три дня путешествия до Арзамаса.

Наконец, Григорий и Петр вырвались из продуктовых рядов и незамедлительно оказались в рядах с оружием, одеждой, сапогами, скобяными и прочими изделиями.

Бекетов тут же принялся придирчиво примерять на себе кафтаны и шапки, предназначенные для летнего и зимнего периода времени.

Усиленно помогал ему в этом и Ларин, который добросовестно и педантично оценивал внешний вид особого обыщика независимым взглядом со стороны.

В результате такого партнерского подхода к делу процесс выбора нужного Григорию товара затянулся на несколько часов.

Но, как говорится, "все в этом мире имеет свое начало, и все имеет свой конец".

Так и Бекетов, наконец-то, определился со своим выбором, осознанно одобренным даже крайне дотошным Лариным, и приобрел: утепленный длинный кафтан из английского сукна темносинего цвета с расположенными внизу по его бокам разрезами с петлицами из однотонного шнура и длинными рукавами, который застегивался справа налево на шарообразные круглые золоченые пуговицы и имел небольшой стоячий воротник, теплые и в меру широкие темносиние порты, аналогичного цвета зимнюю шапку в виде конуса с соболиной опушкой, кушак золотого шитья и кожаные перчатки с крагами.

Помимо этого он обзавелся новым комплектом летней служилой одежды, состоящим из весенне-летнего вида кафтана, портов и шапки с положенной к ним фурнитурой, тех же цветов и материалов, что и приобретенное им "военное обмундирование" зимнего варианта, и комплектом нательного белья.

На все это Григорий потратил ровно треть своего годового жалования, а точнее – пять рублей серебром.

Довольный сделанными покупками, аккуратно сложенными в приобретенный там же, на торге, новый мешок с прочными завязками, Бекетов и радостный Ларин, который также обзавелся на торге запасным комплектом нательного белья, поспешно вернулись к месту постоя, где они сытно пообедали щами с большими кусками мяса внутри и залегли спать, не дожидаясь вечера, поскольку из-за предшествующего шестидневного путешествия верхом их всю первую половину текущих суток, проведенную на торговой площади, постоянно клонило в сон.

Проснулись они только ранним утром следующего дня.

Тянуть время им было нельзя, и Григорий с Петром, позавтракав и щедро расплатившись с хозяином за свой постой, быстро загрузили обоих коней котомками с провизией и бурдюками со свежей водой и, взгромоздившись на них с оружием и мешками с одеждой, продолжили путь в направлении арзамасского порубежья.

Неподалеку от города, на высоком бугре левобережья Оки, они, по предварительной подсказке хозяина их ночлега, обнаружили постоялый двор, владелец которого имел довольно большой собственный струг и занимался перевозом людей, коней и грузов через реку, и обратились к нему за помощью в переправке их с лошадьми на другой берег.

Тот, естественно, был не против, но заломил немыслимую цену за оказание этой услуги.

Представляться посланцами Разбойного приказа, без особой на то нужды и за сотню с лишним верст до места назначения, им не хотелось, и Бекетов уже было хотел согласиться на стоимость перевозки, назначенную мелким "вымогателем", но тут в разговор влез Ларин и принялся усердно торговаться с хозяином струга.

Перевозчик не ожидал такой прыти от молодого подьячего и потихоньку стал сбавлять первоначальную цифру в денежной оценке своей услуги.

В конце концов, вошедший в раж Петр уломал хозяина струга, и тот согласился переправить их на другой берег за цену вдвое меньше начальной.

Все это время Бекетов изумленно смотрел на их спор со стороны и в него не вмешивался, а при достижении обоими спорящими компромисса лишь восхищенно показал Ларину большой палец, спрятавшись за спину упрямого перевозчика.

Переправа через Оку прошла буднично и довольно быстро.

Тем не менее Григорий с Петром проследовали участок пути до дневного привала в чуть более ускоренном темпе, чем обычно, чтобы не выбиться из запланированного ими самими графика движения.

В том же ритме у них выдалось и их перемещение после обеда к месту ночной стоянки, вновь пришедшейся на муромские чащобы.

В этот раз Бекетов с Лариным остановились задолго до сумерек и, спешившись, потратили не менее полутора часов на выбор подходящего места для своего ночлега и сооружение на нем из старых истлевающих на земле деревьев и больших сухих веток некого подобия защитной, в сажень высотой, стены, целиком охватывающей по периметру всю территорию, на которой они расположили своих коней и разожгли около самодельных еловых лежаков маленький костер.

Несмотря на все опасения, ночь у путешественников прошла относительно спокойно. Однако памятуя о прошлом нападении лихих людей, выспаться по-настоящему им так и не удалось.

Весь следующий день они поддерживали взятый накануне темп передвижения и к ночи догнали следовавший из Новгорода в Астрахань крупный купеческий обоз, прошедший через Муром всего лишь за сутки до их прибытия в этот город, о чем и предупредил Григория с Петром перед самым выездом хозяин их муромского постоя.

Обоз с товарами остановился на ночь на большой и свободной от завалов поляне, расположенной по левую сторону от шляха.

Чувствовалось, что купец, являющийся его владельцем, уже не в первый раз пользуется данным маршрутом и прекрасно знает на нем все подходящие места для ночлега.

Об этом же говорило и наличие в обозе нанятой им для сопровождения его товаров немалой вооруженной охраны, которая также хорошо знала свое дело.

Все повозки, строго – одна за другой, были расставлены так, чтобы стать надежной преградой для проникновения внутрь стоянки из совершенно открытого пространства со стороны шляха. Три остальных направления, со стороны окружавшего поляну густого леса, прикрывались сделанными явно заранее, во время прежних остановок здесь множества обозов, завалами из сваленного наземь сухостоя, создающими прекрасную защитную линию по всему периметру лагеря, в котором на ночь размещались, как сами обозники, так и их лошади.

По внутренним углам этой временной "крепости", как, впрочем, и в ее центре, были разведены яркие костры, причем таким образом, чтобы свет от них освещал не только рукотворные "крепостные стены", но и все подходы к ним с внешней стороны в пределах двух саженей.

Наемные охранники, меняясь по очереди, несли сторожевую службу в лагере, исходя из расчета постоянного присутствия двух человек на каждой из его сторон.

Обоз должен был в течение следующих суток прибыть на временный ночлег в Арзамас, что весьма устраивало Бекетова с Петром. Можно было спокойно переночевать сейчас вместе с ним здесь, а на будущий день, не торопясь, проследовать в его сопровождении вплоть до арзамасской крепости.

Никто из обозников, естественно, ничего не знал о смене царской власти в Москве.

"А, следовательно, и к нам, прибывшим с обозом московским посланцам, потом будет меньше вопросов, когда, на днях, в Арзамас прибудет столичный гонец с новостями о новом царе", – сразу же смекнул спешившийся неподалеку от купеческой стоянки Григорий, подведя вместе с Петром своих коней на водопой к протекавшему по правую сторону шляха маленькому ручейку.

Напоив лошадей и ведя их на поводу за собой, он вместе с Лариным неспешно подошел к хорошо вооруженному охраннику, стоявшему перед небольшим проходом между повозками, ведущим внутрь охраняемого лагеря, и вежливо произнес:

– Здорово, служилый! Нам бы переночевать тут нынче, да завтрашним днем с вами вместе до Арзамаса добраться. Будь добр, спроси у старшого насчет нас!

– А ты, кто таков будешь, чтобы старшого беспокоить? – решил показать свою значимость купеческий охранник.

– Я – тот, кто тебя завтра может в арзамасский тюремный острог отправить, – леденящим голосом произнес Григорий. – Давай, кличь старшого! Не доводи до греха!

Охранник сообразил, что сейчас он, как говорится, "на ровном месте" может нажить себе большие неприятности, и громко позвал купца.

Тот оказался совсем рядом и тут же подошел к проходу.

Вид у него был весьма грозный, да и вооружен он был лучше любого своего охранника.

"Человек, видать, опытный и многое повидавший", – с ходу оценил его Бекетов.

"Служилый и, видать, не из простых", – подумал, глядя на него, купец, даже не видя новой одежды Григория, лежащей в мешке.

Бекетов повторил ему свою просьбу насчет совместного ночлега и проезда до Арзамаса.

– Милости просим! У костра места всем хватит, да и завтра на шляху, думаю, друг дружке не помешаем. Токмо дозволь, служилый, извини – не ведаю твоего имени-отчества, узнать, заботы о нашей жизни ради, кого мы, торговые люди, будучи при товаре, нынче возле себя привечать хотим! – вежливо поинтересовался новгородский купец.

– Государевы люди мы! На то – и грамота имеется, – сунув ему под нос царский указ в развернутом виде, также вежливо, но с очень важным видом произнес Григорий.

Купец абсолютно спокойно прочитал, про себя, содержание показанной ему грамоты и дал знак охраннику пропустить в лагерь обоих путешественников с их лошадьми.

Бекетов с Лариным неспешно прошли к тому костру, около которого сидело всего лишь два простых обозника в сермяжных кафтанах, и, бросив возле себя поводья принявшихся пастись рядом с ними коней, привычно расположились на ужин и отдых.

Достав из котомок яства и приступив к их немедленному поглощению, погруженные в собственные мысли Григорий и Петр не сразу заметили голодные взгляды своих соседей по костру.

Однако заметив их первым, Бекетов, без лишних расспросов, молча передал им хлеб и два внушительных размеров куска сала с парой крупных луковиц.

– Спаси Христос вас, добрые люди! – чуть не прослезился от избытка чувств пожилой обозник, тут же отдав половину подаренной провизии своему семнадцатилетнему напарнику. – Ешь, Тишаня! Ешь! Слава Богу, есть еще добрые люди на свете…

– Благодарствую! – только и произнес в адрес Григория с Петром паренек, названный "Тишаней", и тут же впился зубами в свой кусок сала.

– С Мурома ничего не ели, – негромко пояснил, жуя хлеб, пожилой.

– Сам, батя, виноват! Рот там, на торге, раззявил – вот, тать какой-то и покрал твой мешочек с деньгами… – с полным ртом возбужденно проговорил Тишаня.

– Цыц, сопля! – резко одернул его отец.

– Откель и куды путь держите, обозники? – спросил у них с интересом прослушавший их небольшую словесную размолвку Бекетов.

– Я с сыном из Мурома в Арзамас вертаюсь, а обоз сей, новгородский, в Астрахань следует, – ответил ему пожилой обозник. – Мы с нашей повозкой к ним на переправе напросились. Хлебное вино в Арзамас везем – потому-то и страшно одним до дома добираться.

– Так вы что – купцы али кабатчики какие? – удивился Григорий.

– Что вы, добрые люди! Возница – я, а Тишаня мой – помощником в арзамасском кабаке у Якова Копылова служит. Вот сей Яков – кабатчик – и послал нас в Муром за вином для своего заведения, – разоткровенничался обозник.

– Ну, и как? Не боялись с деньгами заплутать по дороге в Муром? Али на лихих людей нарваться? – не отставал от него Бекетов.

– А чего бояться? На царской сакме нельзя заблудиться. А лихих людей – и у нас под Арзамасом хватает, – влез в разговор, наконец-то, насытившийся Тишаня.

– А что за царская сакма такая? – неожиданно напомнил вопросом о себе Ларин.

– Так, шлях, по которому вы нынче ехали, да и завтра еще поедете, и есть та самая "сакма царская" – то бишь, старинный посольский и торговый шлях, исстари ведший пеших и конных людей из Руси в Орду и обратно. Когда же Орде пришел конец, по нему стали ездить в Астраханское ханство. Ну, а ныне, как сами видите по нонешнему новгородскому обозу – купцы свои товары в уже русскую Астрахань возят. А старики молвят, что с полвека тому назад по сему шляху, что "царской сакмой" зовется, даже огромное войско Иоанна Васильевича, направлявшееся покорять Казанское ханство, прошло. И, как все мы сие ведаем – покорили! Тогда же, толкуют, и был издан царский указ о постройке нашей арзамасской крепости, – дал Петру обширный ответ Тишаня.

"Нашли друг друга", – с доброй улыбкой, про себя, подумал Бекетов о молодых парнях, принявшихся приглушенно обсуждать муромские леса и все походы русского царя Ивана Грозного на Казань.

Под эту тихую монотонную беседу Петра с Тишаней он и заснул, впервые за все время их путешествия, кроме суток, проведенных в Муроме, не будучи настороже даже во сне…

Глава 3. Арзамасская крепость

В два часа пополудни третьих суток с момента своего выезда из Мурома Бекетов с Лариным, наконец-то, прибыли к месту назначения.

Свернув с царской сакмы налево и перейдя по мосту довольно полноводную местную реку, называемую Тешей, они, верхом на своих конях, и следующие рядом с ними с самого утра Тишаня с отцом, на их груженной повозке, в составе длинной обозной колонны новгородского купца, подъехали к основанию высоко приподнятого над окружающей местностью большого плато, на котором величественно возвышалась приличных размеров деревянная крепость.

С западной стороны от нее шел крутой обрыв к служившей естественной защитой кремлю реке, через которую они только что перешли. С юго-восточной – глубокий овраг, по которому протекала небольшая речка Сорока, впадающая в Тешу в самой южной точке основания плато на пару с еще одной мелководной речкой Шамкой, текущей с востока.

Из-за такого чрезмерного обилия воды вся расположенная к югу от крепости низменная местность была сильно заболочена, и, следовательно, труднопроходима.

"Да… знатная природная защищенность у сего кремля сразу с трех сторон: запада, юга и востока. Надо думать, и с северного направления местные жильцы тоже неплохо укрепились. Любопытно будет посмотреть на то чуть позже", – с восхищением оценил, про себя, выбор градостроителей Бекетов.

– Вот он – наш Арзамас! – гордо произнес Тишаня. – А вон – на самом верху крутого подъема, что перед нами – Настасьинская башня с городскими воротами.

– А что за острожек – на пятачке перед крепостью, справа от входа в сию башню? – поинтересовался Ларин.

– То – отходящий краем частокола от крепостной стены до двадцати саженей и тянущийся вдоль нее от Настасьинских до Кузнечных ворот меньший острог, в котором расположен девичий Николаевский монастырь (Арзамасский Николаевский женский монастырь – прим. автора) с храмом во славу Николая Чудотворца и прочими, включая жилые, деревянными постройками, – с удовольствием объяснил ему Тишаня.

– И много нынче там монахинь?

– Около тридцати.

– А пошто сии проездные башни носят такие названия: "Настасьинская" и "Кузнечная"? – не отставал от него Петр.

– Имя "Настасьинская", молвят старики, дал сей башне, с которой и началась постройка нашей крепости, сам Иоанн Васильевич в честь своей любимой жены Анастасии, готовившейся в Москве стать матерью во время его последнего похода на Казань. Ну, а "Кузнечная" – угловая – башня получила свое название от расположенных вдоль ближней к ней речки Сороки сразу нескольких кузнечных мастерских.

– А что за острог, похожий на монастырь, виднеется на взгорке по ту сторону Сороки, в правой стороне от крепости? – включился в расспрос Григорий. – И ежели сие, и вправду, монастырь, то сколько там нынче монахов?

– Верно. То – Спасский монастырь (Арзамасский Спасо-Преображенский мужской монастырь – прим. автора). Старики молвят, что он даже чуток раньше крепости был построен, и его вместе со всем нашим городом Иоанн Васильевич с четверть века назад отписал в удел своему сыну Федору. А ныне там имеются храм во имя Преображения Господня, теплая церква во славу Рождества Пресвятой Богородицы, шестнадцать келий да двадцать человек монашеской братии…

– А та река, через которую мы нынче по мосту переехали на сей берег, как называется? И как у нее с глубиной? Позволяет ли она плавать тут речным ладьям? – продолжал любопытствовать особый обыщик.

– Да, не слухайте вы его особо, добрые люди! Он и соврет – недорого возьмет, – махнув рукой на сына, невозмутимо вымолвил неожиданно вклинившийся в разговор отец их молодого собеседника. – Тешей сия река зовется. И с глубиной у нее все нормально, и ладьи купеческие по ней, порой, плавают. Токмо, вот, Тишаня мой, не считая нынешний раз, уже с год, как к ней не подходит…

– А что так, Тишаня? Вроде на хороняку ты не похож. Что тебя от вашей Теши так отворотило? – вновь обратился к пареньку Григорий.

– Да так… "чуха" (чепуха – прим. автора)… – замялся смутившийся Тишаня. – То я прошлым летом, на тутошнем берегу, токмо чуть подальше отсюда, за купающимися в Теше голыми девками подсматривал, а они, злыдни, меня поймали и за сие дело крапивой по заднему месту высекли, пригрозив, что ежели еще раз увидят меня возле реки, то повторят сие наказание да еще к воеводе сведут за добавкой…

Москвичи рассмеялись.

– Ну, что! Благодарствую, Тишаня, за твои подробные ответы. Чую, мы еще не раз придем к тебе с расспросами, – улыбаясь, сказал Бекетов. – А так как мы нынче, как въедем в крепость – с тобой и батей твоим расстанемся, то подскажи, пока еще ты возле нас, где нам в вашем кремле двор твой искать?

– Так чего его искать?! Он в Пушкарской слободе, по левой стороне, седьмым от Среднего острога будет, а огород наш, своим задом, с задним двором Копыловского кабака рубежничает, что на срединной улице Большого острога находится. Найдете, коли сильно понадоблюсь! Ну, в крайнем случае, спросите там про меня или батю моего – Афанасия Петровича, что в молодости здешним пушкарем был. И вам любой жилец наш двор укажет.

– Так ты, может, в Пушкарской слободе, и двор Анастасии Пановой – вдовы пушкарского пятидесятника знаешь? – решил спросить наудачу Григорий.

– А… то! Он на противоположной нашему с батей двору стороне улицы находится. Пятый – ежели от Среднего острога считать.

– Ну, добро! Прощевай, пока, с батяней твоим! – сказал напоследок Тишане Бекетов и, опередив с Лариным обозников на подъеме, направил легким аллюром своего коня к стражникам, несшим "воротную" службу в крепости у Настасьинских ворот (ныне – исходное место начала крутого Никольского спуска с территории Соборной площади Арзамаса – прим. автора).