Любовь, которую ты вспомнишь

Поэтому, видимо, и не заметила, как сын сначала замер, а потом бросился вперед со всех ног, выкрикивая одно слово, заставившее мои ноги врасти в землю.

– Папа!

___

Дорогие читатели! История Диего и Анны приближается к своему финалу, и я буду рада видеть ваши комментарии о ней – оставьте пару слов, если вам не сложно!

А прямо сейчас в моем телеграм-канале идет голосование о том, что именно вы хотите видеть в эпилоге – присоединяйтесь! @rina_sivaya или ищите по названию – Рина Сивая 📚 Автор романов о любви

Глава 64

Я еще не успела поднять взгляд, прекрасно понимая, кого при этом увижу, как Валерия положила руку мне на плечо. Ее пальцы обжигали через тонкую ткань моей футболки.

– Прости, Аньчик, – действительно виноватым тоном произнесла она, вынуждая меня переключить внимание на нее. – Но вам надо поговорить.

Озарение было моментальным.

– Это ты устроила, – не обвиняла, но констатировала я. Лера смущенно улыбнулась и развела руки в стороны. – Вот из-за чего вы с Пашкой поругались. Он не хотел, чтобы я встречалась с Ди. А ты – наоборот.

– Можешь считать меня предателем, – не стала отнекиваться Миронова. – Но я не могу позволить тебе разрушить все, когда до счастья остался всего один шаг.

Я не смотрела на сына и его отца, но каждой клеточкой своего тела ощущала их приближение. Воздух сгустился, наполнился знакомым электрическим зарядом, который всегда возникал, когда Диего был рядом. Этому не было никакого логического оправдания, это просто… чувства. Живые. До сих пор.

– Я же не слепая, Ань, – продолжила меж тем Лера. – Я вижу, как он смотрит на Сашку. И как смотрит на тебя. Человек с таким взглядом не собирается разводиться или отбирать у кого-то ребенка.

Я бы очень хотела ей поверить, но внутренний стопор, появившийся после той дурацкой бумажки, мешал это сделать. Поэтому я просто стояла, просто смотрела на сестру, а в голове уже звучал обратный отсчет до того момента, как знакомый, сводящий с ума запах его парфюма с нотками сандала наполнит легкие, вытесняя все остальное.

– Выслушай его, ладно? – последнее, что успела сказать Валерия, прежде чем мой мир снова обрел краски.

– Здравствуй, Ана.

Я поворачивалась медленно, словно могла этим отсрочить момент встречи. Верила, что успею собраться за это время? Что смогу нацепить маску, отключить эмоции и спокойно разговаривать?

Воздух застыл в легких колючим льдом. Сердце пропустило удар, потом забилось с такой бешеной скоростью, что звон в ушах заглушил шум улицы. Ноги стали ватными, а в груди что-то сжалось – больно и сладко одновременно. Словно нарыв прорвался, и из него хлынули сразу все чувства: гнев, тоска, надежда… и та самая проклятая любовь, которую не выжечь никакими бумагами. Мир сузился до его фигуры – широкой, напряженной, но такой родной, что предательская теплота разлилась по жилам вопреки всем обидам.

Уставший – вот на что первое обратила внимание. Его щетина, за которой Солер внимательно следил ежедневно, выглядела немного неряшливо. Круги под глазами так и кричали, что последние дни их обладатель плохо спал. Да и в целом цвет лица отдавал желтизной.

– Привет.

Вряд ли я выглядела лучше. Со сном у меня точно были проблемы – я долго не могла заснуть, рано просыпалась, а в промежутке между этим мучалась либо кошмарами, либо бессонницей. Не знаю, насколько эти проблемы были схожи с проблемами стоящего напротив мужчины, но некую солидарность я невольно отметила.

Мы молчали. Я, как могла, избегала взгляда Диего, рассматривая все, что придется: его мятую рубашку, руку, которой он прижимал к себе нашего сына, браслет, который Ди зачем-то до сих пор носил.

Солер тоже не спешил начинать разговор, а Лера неуютно переминалась с ноги на ногу, стоя за моим правым плечом – я слышала, как поскрипывали подошвы ее новых кед.

– Мамочка сказала, что если ты очень-очень попросишь прощения, она тебя простит.

Звонкий голос Александра, казалось, звучал на всю улицу, хотя на самом деле сын даже склонился ближе к отцу, чтобы сообщить это ему на ухо.

Краем глаза я заметила, как губы Ди изогнулись в скупой улыбке.

– Я очень-очень постараюсь, – ответил он нашему сыну и опустил того на землю.

– Эй, проказник, а как насчет во-о-он тех леденцов? – тут же подключилась Лера. – Выберешь мне самый вкусный? А папа с мамой пока займутся извинениями.

Саша что-то ответил, но я не услышала за нарастающим гулом в собственных ушах и бешеным стуком сердца, подступившим к самому горлу. Только смотрела, как две фигурки удалялись, оставляя меня наедине с собственными страхами.

И собственным мужем.

– Пройдемся? – предложил Диего и отступил в сторону, указывая рукой направление.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Ноги были ватными, но я заставила себя сделать первый шаг. Мы пошли вдоль аллеи, и несколько минут царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь назойливым жужжанием шмелей в цветущих кустах жимолости и далекими, призрачными детскими голосами с площадки.

Диего заговорил первым. Его голос был тихим и усталым, без привычной уверенности.

– Те документы, которые ты получила. Я не имею к ним никакого отношения. Я не обращался в суд и не планирую это делать в будущем.

Я остановилась и резко повернула голову к нему, на миг забыв про осторожность.

– Что?

Он словно говорил на другом языке, который я совершенно не понимала. «Не обращался», «не собирался». Вроде бы русский, но в голове не укладывалось.

– Это моя мать, – Диего горько усмехнулся. В глаза мне он не смотрел, предпочитая разглядывать что-то на другой стороне улицы. – Она запудрила Елене мозги, наврала, будто я запутался, что передумал, что решил развестись и вернуться к ней. И Елена поверила, подав документы по доверенности, которую имела для рабочих моментов.

– Ты как будто ее оправдываешь, – невольно вырвалось у меня.

Участие Габриэллы Солер в подставе было чем-то естественным, оно даже не удивляло. Да и присутствие Елены не особо шокировало. Куда обиднее было слышать сожаление в словах Диего, когда он говорил о бывшей любовнице.

– Нет, – отрезал Солер и наконец-то столкнулся со мной взглядами. В его глазах горела решимость и непоколебимая уверенность. – Я никого из них не оправдываю. Обе поступили подло, но действия Елены – это настоящий подлог, за который я бы мог засадить ее за решетку.

– Но ты не станешь, – верно догадалась я и, не дожидаясь ответа, двинулась дальше по улице.

– Не стану, – подтвердил Диего и пристроился рядом. – Я не хочу портить ей жизнь уголовным делом. Но уже сообщил, что все ее действия в рамках нашей совместной работы будут пересмотрены. И, если по ним возникнут вопросы, Елене придется ответить по всей строгости закона.

Я кивнула, принимая информацию к сведению. Какого-то удовлетворения при этом я не испытывала. Я вообще ничего не испытывала, только глухую, всепоглощающую усталость и опустошенность, будто меня вывернули наизнанку и вытряхнули все до последней эмоции.

Мои светлые, искренние чувства изваляли в грязи. Мою веру в человеческую честность растоптали. Мое доверие тому, кого я любила, безжалостно разрушили. И я пока не понимала, как мне с этим жить.

Мы шли дальше, в тишине. Я не считала шаги, но, кажется, мы успели сделать больше пятнадцати, прежде чем Диего снова заговорил.

– Я… вспомнил кое-что.

Его слова вновь заставили меня замереть.

– Это не полноценное воспоминание, – сразу снизил градус моих ожиданий Диего, по инерции сделва еще один шаг вперед, прежде чем остановиться. Краем глаза я заметила, как сжались его кулаки – не в качестве угрозы, а в попытке поймать ускользающую уверенность. – Это на уровне ощущений. Неприятных, если честно.

Он глубоко вздохнул и поднял на меня взгляд, полный вины, гнева и точно такой же усталости, какую ощущала я.

– Моя мать с самого начала так к тебе относилась, – выдал Ди то, что я совсем не ожидала услышать. – С тех пор, как я вас познакомил. Ни во что тебя не ставила, подвергала сомнению каждое твое слово или действие. Унижала, может, не словами, но своим отношением. А я… я был слеп. Не предавал значения. Не видел, как она смотрела на тебя. Не слышал, что она говорила о тебе за моей спиной.

– Ты всегда меня защищал, – я не смогла промолчать, понимая, что Диего зазря посыпает свою голову пеплом. – Отстаивал, если твоя мать нападала. Предупреждал ее, что…

Я не закончила фразу. Потому что в такие моменты Ди предупреждал свою мать, что любит меня, и если та продолжит давить, он просто вычеркнет ее из своей жизни.

Но Солер будто прочитал мои мысли.

– Я порвал с ней все отношения, Ана. Полностью. Навсегда. – Он сказал это тихо, но с такой неотвратимой окончательностью, что стало понятно – назад дороги нет. – Ты и Саша – моя единственная семья. И я буду бороться за вас. До конца. Если… если ты дашь мне этот шанс.

Он смотрел на меня, и в его глазах не было прежней решимости. Был только страх. Страх меня потерять. И надежда. Слабая, едва теплящаяся, как солнечный зайчик на горячем асфальте.

Где-то вдалеке смеялся наш сын. Этот звук висел в знойном воздухе между нами, словно ожидая ответа.

Но я не знала, что говорить. Мне хотелось дать Диего то, что он просит, и не просто шанс, а полноценное право заботиться о нас – как муж и как отец. Но настойчивый внутренний голос шептал, что нас уже дважды лишили друг друга. И что вероятность третьего раза слишком велика, чтобы рисковать остатками своего сердца.

Поэтому я спрашивала совсем не о том, о чем следовало бы.

– Почему? – выдохнула я. – Почему она так нас ненавидит?

Я сама не до конца понимала, о ком я спрашивала. О матери Ди? О Судьбе?

– Не вас, Ана, – Диего решил, что речь все-таки о сеньоре Солер, и я не стала его одергивать. – Она ненавидит потерю контроля. Ты – нечто, что она не может контролировать. Что я выбрал сам, без ее одобрения. И буду выбирать снова и снова.

Он не давил на меня, но ненавязчиво подталкивал к решению, которое я не могла сейчас принять. И чтобы не мучить нас обоих, я решила честно в этом признаться:

– Я не могу тебе ничего пообещать, Ди. Даже ответить что – не знаю. Слишком много боли. Слишком много предательств. И тот ужас, который я испытала, держа в руках эти бумаги… – Голос сорвался, и я с ненавистью к собственной слабости сглотнула ком в горле. – Он еще здесь, со мной, понимаешь? Поэтому я боюсь. Боюсь доверять. Боюсь верить. Боюсь, что завтра появится новая бумага, новый удар, и я не переживу этого.

Я посмотрела на него прямо, позволяя ему увидеть всю эту неприкрытую боль в своих глазах.

– Ты говоришь, что порвал с матерью. Я верю. Вижу, что это правда. Но это не стирает того, что уже случилось. Не вылечивает рану мгновенно. Мне нужно время. Не чтобы решить, – быстро поправилась я, видя, как тень пробежала по лицу мужа. – Чтобы зализать раны. Чтобы перестать вздрагивать от каждого шороха. Чтобы снова научиться дышать полной грудью, не оглядываясь.

Я сделала шаг назад, создавая между нами небольшую, но ощутимую дистанцию. Пространство, наполненное тяжелым, горячим воздухом, казалось, вибрировало.

– И мне нужно сделать это одной. Без давления. Без ожиданий. Без этого взгляда, – я кивнула в его сторону, – в котором ты уже сейчас ждешь от меня прощения и возврата к старому. По-старому не будет, Диего. Не может быть. Слишком много сломалось. Не потому, что ты – не помнишь. Потому что я – помню то, что хотела бы забыть.

Он молчал, и в его молчании была такая титаническая работа над собой, такое усилие не сорваться, не начать убеждать, что мне стало почти физически больно.

– Я понимаю, – наконец выдавил он, и эти два слова стоили ему, казалось, невероятных усилий. – Я не буду давить. Не буду звонить каждые пять минут. Но я не исчезну. Я буду рядом. Столько, сколько потребуется. Месяц. Год. Десять лет. – Он посмотрел на играющего вдалеке Сашу. – У меня есть веская причина ждать.

В его словах не было пафоса, только простая, железная решимость.

– Ладно, – прошептала я, ощущая, как слезы снова подступают, но на этот раз не от отчаяния, а от странного, щемящего чувства облегчения. – Ладно.

– Ма-ам! Па-ап! – крикнул Саша, подбегая к нам с липкими от леденца руками и сияющим лицом. – Я Лере красный выбрал, а себе вот этот, полосатый! Вам принести?

И в этот миг, глядя на его счастливое, доверчивое лицо, я поняла, что какой-то ответ все-таки есть. Пусть не сейчас. Пусть не сегодня. Но он будет.

Я встретилась взглядом с Диего, и впервые за этот разговор в уголке его губ дрогнула не скупая, а настоящая, живая улыбка.

– Конечно, принеси, – сказала я сыну. Мой голос наконец обрел твердость. – Мы подождем.

Трель телефонного звонка раздалась внезапно, вырывая нас из атмосферы достигнутого компромисса. Я заметила, как Диего нахмурился, глядя на дисплей телефона, но вызов сбросил. Мне бы хотелось знать, кто именно ему звонил, но спросить я не рискнула.

Я сама попросила его не давить, и он согласился. Было бы глупо не ответить взаимностью.

– Я понимаю, Ана, – повторил Диего то, что уже говорил. Я не знала, зачем именно он это сделал, ведь, казалось, тема подошла к логическому завершению. Поэтому перевела вопросительный взгляд на мужа, но он продолжал следить за нашим сыном, а на меня не обращал никакого внимания. – Но я должен тебя предупредить, что не собираюсь играть честно.

Обе моих брови взлетели вверх в совершенно искреннем удивлении. О чем говорил Ди?

– Я уже попробовал поступить правильно, и вот куда нас это привело, – Солер даже улыбнулся, что с его словами, звучавшими почти угрожающе, совершенно не вязалось. Но, к собственному удивлению, я не чувствовала опасности. Словно доверие, которого не было еще пару минут назад, уже дало маленькие ростки в моей душе. – Поэтому я заранее обзавелся союзниками. И уговора о том, что они не будут на тебя давить, у нас не было.

Если бы я не смотрела в упор на Диего, никогда бы не поверила, что он после этих слов подмигнул. Озорно, по-мальчишески. Так, как совершенно не вязалось с его натурой.

Но я не успела ничего спросить, когда Солер кивнул в сторону дороги, где сейчас парковался один хорошо знакомый мне джип.

– Дядя Хави! – первым вышедшего из машины родственника заметил Александр и тут же бросился в раскрытые объятия.

– У меня для тебя сюрприз, – по-испански произнес Хавьер, подкидывая племянника в воздух и тут же опуская обратно на ноги. Но на месте наш сын пробыл не долго, тут же устремляясь к паре, вылезающей с задних сидений джипа.

– Бабуля и дедуля!

Я не верила своим глазам, когда родители, мама и папа, по очереди наклонялись к внуку и крепко его обнимали, пытаясь разобрать его сумбурные рассказы одновременно и о леденцах, и о море, и о папиной лодке.

– Ты привез моих родителей? – задала я самый глупый вопрос с учетом обстоятельств. Диего в ответ лишь улыбнулся. – Но как?!

– Самолеты, Ана, – тоном умудренного жизнью взрослого ответил мне все еще муж. – Они летают быстро и достаточно часто.

Вот почему он выглядел таким усталым, дошло до меня. Потому что провел времени в воздухе больше, чем на земле. Потому что переживал смену часовых поясов и климатических зон.

Потому что не просто обещал бороться за нас с сыном. Потому что уже это делал.

Диего давал мне не обещания и не заверения, он дарил мне то единственное, что действительно могло помочь – мою семью.

– Может, поздороваешься? – весело поинтересовалась подошедшая Лера.

– Это ты устроила, да? – предположила я.

– Мне бы очень хотелось забрать все лавры себе, – хитро усмехнулась сестрица, а после кивнула в сторону Ди. – Но это целиком и полностью его идея.

Я снова поворачивалась к мужу. Еще недавно я жаловалось на пустоту в душе и моральную усталость, а сейчас столько эмоций бурлило внутри, столько сил появилось, что я не представляла, за что хвататься и что говорить.

– Спасибо, – в итоге опускалась до банальностей, но постаралась, чтобы моя искренняя благодарность звучала в каждой произнесенной букве.

– Всегда пожалуйста, – краешком губ улыбнулся Ди и неожиданно шагнул вперед. Я думала, он обнимет меня, и его правая рука действительно легла на мою талию. Легко, почти невесомо, но от этого прикосновения по коже побежали мурашки. Это нельзя было назвать объятиями в полном смысле этого слова. Скорее, всего лишь намек на них. – Просто знай кое-что.

Диего склонился ниже, почти задевая своим виском мой, и произнес на ухо, тихо-тихо, чтобы слышала только я:

– Я люблю тебя, Ана, – выдохнул он, заставляя меня забыть, какого это вообще – дышать. – И люблю не потому, что я это помню или не помню. А потому что я это знаю. И чувствую. И никому больше не позволю лишить меня этого.

Его губы едва заметно мазанули по моей скуле, оставив после себя обжигающий след, после чего Диего отстранился, кивая кому-то за моей спиной. Обернулась на инстинктах, чтобы сразу же попасть в теплые объятия матери. Она что-то говорила, но я не слышала. Тихое «Я люблю тебя, Ана» эхом разлеталось в моей голове, сметая оттуда все иные мысли.

– Папа, это бабуля и дедуля! – прыгал рядом Александр, притягивая к себе всеобщее внимание.

– Конечно, папа знает, – мама тут же отлепилась от меня, чтобы просветить внука: – Это ведь он нас к тебе привез.

– Правда? – растягивая гласные, Саша смотрел поочередно на бабушку, дедушку и отца. Дождался согласного кивка от всех троих и улыбнулся еще шире. – Это потому что папа у меня самый лучший! Да, мам?

Я старалась не обманывать сына, поэтому чуть смущенно улыбнулась и ответила честно:

– Да. Правда.

Ведь какими бы сложными не были отношения с Диего у меня, не признать, что отец из него вышел изумительный, я не могла.

– Надеюсь, это достаточно веский повод, чтобы убрать мой номер из черного списка? – без обвинений поинтересовался Солер, вызывая на лицах присутствующих лукавые улыбки.

Пришлось доставать телефон и при свидетелях возвращать заученные наизусть цифры обратно в избранные номера.

– Я позвоню завтра, – пообещал Диего и опустился на корточки, чтобы попрощаться с сыном. – Сходим вечером куда-нибудь? С меня – картошка-фри.

Александр кивнул и обнял отца за шею – так же крепко, как обычно обнимал меня. Ни разу за эти дни сын не упрекнул меня в том, что папы не было рядом, но только сейчас, видя их объятия, я понимала, насколько сильно он скучал. И отворачивалась, чтобы никто не успел заметить мои блестящие от слез глаза.

Диего вежливо попрощался с мамой, пожал руку отцу, а с Лерой обменялся заговорщицкими улыбками, прежде чем развернуться и двинуться в сторону машины Хавьера. Тот, заметив, что все взгляды обращены к нему, помахал нам рукой.

– Знаешь, дочь, – неожиданно обратился ко мне папа. – У нас с твоим мужем был уговор, который я, если честно, не собирался соблюдать.

Я вопросительно приподняла бровь, но ответила мне мама:

– Он просил, чтобы мы уговорили тебя дать ему шанс.

Именно об этом и предупредил меня Диего совсем недавно. Только Солер не учел того факта, что Литовцев-старший тоже собирался играть не по правилам.

– С этим он, по-моему, и без нас справился, – хохотнул отец, но уже через миг вновь стал серьезным и собранным. – И, как мне кажется, заслужил чего-то более весомого, чем скупое прощание.

– Что? – искренне удивилась я.

– Лёня! – так же искренне возмутилась мама, у которой, в отличие от меня, с пониманием проблем не было. – На что ты толкаешь девочку! Они же только помирились!

– Ты где здесь девочку увидела, мать? – не поддался папа. – У них ребенок! И пять лет, которые они просрали! Да я бы на их месте ни минуты не терял! Тем более, когда есть, кому присмотреть за Сашкой!

Взгляд серых глаз, доставшихся по наследству нам с сестрой, вновь вернулся ко мне. Но в них не было никакой холодности, упрека или даже неодобрения. Только вселенское понимание и отеческая теплота.

– Давай, – папа кивнул головой туда, куда совсем недавно удалился Ди. – Иди. Я же знаю, ты этого хочешь.

Он еще не закончил фразу, а я уже шагала в нужном направлении. Сначала неуверенно и робко, но с каждым шагом все быстрее и быстрее.

Потому что папа был прав, как и всегда: я безумно этого хотела.

Глава 65

Диего Солер

Раньше я думал, что ад на земле – это открыть глаза и не вспомнить, кто ты такой.

Теперь я знал, что помнить – гораздо больнее, чем не знать ничего.

Я помнил каждую минуту, проведенную с Анной и моим сыном. Каждый их взгляд, улыбку, прикосновение. И сходил с ума от того, что всего это больше нет в моей жизни.

Первым делом после пробуждения я хватал телефон и набирал заветные цифры, но снова и снова натыкался на короткие гудки. В течение дня я только и делал, что думал о них – о своей семье. Вечерами возвращался в пустой дом , где тишина давила на уши свинцовой тяжестью, и хотел выть от тоски.

Я не представлял, что мог привязаться к кому-то так сильно, чтобы испытывать столько ломающих мой самоконтроль эмоций за раз, лишившись тех, кто дороже жизни.

Валерия игнорировала меня целые сутки. Не отвечала на сообщения. Сбрасывала звонки. Я ненавидел ее всем сердцем, ведь она дала мне глупую надежду – на помощь и на исправление. А потом так жестоко ее отобрала.

К моменту, когда сестра моей жены все-таки вышла на связь, Маркос уже отозвал все мои заявления в суд. Я больше не разводился с Анной, но она все еще разводилась со мной, и от этой мысли мне буквально выкручивало кости.

Лера назначила встречу в отеле. Не в ресторане, к которому я уже привык, а в баре в стороне от основного холла. Я наивно подумал, что она собиралась устроить мне встречу с женой, но, увы, за барной стойкой меня ждала на Анна.

– Скажу сразу: мне плевать, кто тебя подставил, я все равно считаю, что ты виноват, – задала тон нашей беседе Валерия после того, как нам принесли напитки: мне – кофе, горький и обжигающий, ей – чайник травяного чая.

Ее слова ударили под дых. Я сжал свою чашку так, что шероховатая керамика ручки чуть не отвалилась.

– Моя мать, – выдохнул я, чувствуя, как горечь поднимается к горлу. – Но это не оправдание. Только объяснение.

– Не удивлена, – пожала плечами Лера, наливая напиток в свою чашку. – Но, если бы ты сразу поставил ее на место, ничего этого не случилось бы. И под «этого» я подразумеваю вообще все, в том числе ребенка, воспитанного без отца.

Я понимал, что правда в словах девушки была, я даже готов был признать свою вину. Но быть терпилой я не собирался.

– Ты и дальше планируешь меня обвинять во всем или все-таки поможешь?

С полминуты Валерия сверлила меня хмурым, тяжелым взглядом, прожигающим насквозь, а потом спросила:

– А почему я должна тебе помогать, Диего? Может, и Ане, и Саше будет лучше без тебя, твоей чокнутой мамаши и проблем, которые вы постоянно с собой приносите?

Ее слова острым кинжалом вошли прямо в незащищенную грудь. Но я не позволил себе упиваться болью.

– Может, и будет, – признал я честно. – Но я люблю твою сестру и своего сына. И знаю, что это взаимно. Поэтому я больше всех заинтересован в том, чтобы они были счастливы. Рядом со мной.

Знакомые серые глаза, так похожие на глаза моей жены, недовольно сощурились, но лишь на миг. А после Лера кивнула и изобразила слабую улыбку.

– Убедил, красавчик, – усмехнулась она, давая понять, что именно этих слов от меня и ждала. – Поэтому я тебе помогу. Но сначала ты должен кое-что узнать.

Я вопросительно приподнял бровь, требуя пояснений. Но Лера сначала отпила чая, смешно подув на него перед этим, после – отставила чашку, чуть покрутила, добиваясь идеального на ее взгляд положения, и лишь потом заговорила.

– Когда твоя мать сообщила, что ты якобы погиб, у Аньки начались панические атаки. Знаешь, что это такое?

Я кивнул.

– Лично не испытывал. Но я долго ходил к психологу, чтобы нивелировать воздействие амнезии, поэтому да, в общих чертах я знаю.

Лера зеркально кивнула в ответ.

– Это все наложилось на новость о беременности и создало прецедент в ее психике, когда Аня решила сохранить ребенка. И свой страх потери с тебя она перенесла на него. Это стало неким спусковым крючком, и каждый раз, когда она думала, что может потерять Сашу, ее накрывало.

У меня не было большого опыта в решении психологических проблем, но, благодаря собственным сессиям, я имел представление, насколько бывает сложно справиться с собственным разумом, начинающим играть против тебя. И если в моем случае это была непробиваемая бетонная стена, молчаливая и непоколебимая, но и безобидная, то в случае с Анной на первое место выходил парализующий страх… это правда было страшно.

– И часто она так думала? – осторожно спросил я, чувствуя поднимающийся по позвоночнику холодок.