Рейс в одну сторону 5

Федор Лопатин

Рейс в одну сторону 5

Глава 1

Джеки стояла не двигаясь. Она не сводила глаз с Малыша, медленно поворачивая то влево, то вправо кисть правой руки, с зажатым в ней охотничьим ножом, отчего в подрагивавшем желтом свете лампы тускло поблескивало его лезвие. Малыш, стараясь не обращать внимания на нож, напомнивший ему в эту минуту гипнотический маятник, следил за Джеки. Он видел, как вздрагивали ее ноздри, словно у лошади, чуявшей близкую опасность. Вот только ей ничто уже не поможет – «волк» стоит прямо перед ней, готовый в любой момент вцепиться ей в горло. Малыш сделал бы это без всяких усилий, вот только он издавна предпочитал любому ножу любой же пистолет, пусть тот и был бы хоть самой паршивой фирмы, и такого же паршивого качества. Была только одна проблема – нет теперь у него никакого пистолета, а значит, нет и выбора – придется драться с этой сумасшедшей.

Когда Джеки согнула руку в локте, выставив его вперед на уровне глаз Малыша, он вдруг заметил, как сквозь тонкую ткань ее рубашки проступили маленькие крепкие мускулы. Да, они не были, как у профессионалки-бодибилдерши, но по всему чувствовалось, что эта детка ежедневно тягает «дамскую» штангу, или хотя бы поигрывает увесистыми гантелями, постоянно держа себя в форме. А он-то, наивный, думал, что они с сестрой сидят тут, как две дурочки, в ожидании принца на белом коне, или кого они тут годами ждут в своем подводном царстве?

Ему, конечно же, было плевать на возможную силу и ловкость грозной девицы, но, тем не менее, с этой цыпой нужно быть осторожнее. Кто бы знал, как ему не хочется сейчас драться? И что же, интересно, может отвлечь эту роковую красотку от схватки хотя бы на какое-то время, а лучше уж навсегда, чтобы она убрала этот свой тесак с глаз долой?

Джеки стала к нему приближаться, и Малыш хотел уже, было, сделать выпад вперед, но тут вдруг вырубился свет.

– Черт, – тихо выругался он.

В ту же секунду Малыш почувствовал жгучую боль в руке – эта маленькая стерва полоснула его ножом по кисти.

Малыш отпрыгнул назад, одновременно пытаясь услышать в полной темноте звук ее шагов, но как ни старался, ничего слышно не было.

«Может, она тапочки какие-нибудь надела, как у тех чертовых балерин?» – подумал Малыш, и в тот же миг почувствовал, будто его в шею ужалила пчела.

– Тварь, – тихо прошипел он, сразу же пожалев о том, что этим своим коротким возмущением только что выдал свое местоположение, которое Джеки, несомненно, знала и так.

«Да у нее глаза, как у кошки», – подумал Малыш, и тут же получил удар в колено. Он вскрикнул, и, чуть было, не упал на пол, но вдруг снова включился свет.

Глаза Джеки сверкали, как два агата, вставленных неизвестным мастером. Ее бледное лицо, напоминавшее своим цветом пластик, было будто неживое: Джеки словно напялила на себя маску, чтобы скрыть все возможные эмоции. Малыш в тот момент подумал, что перед ним стоит кукла, ростом с человека, но потом «кукла» ожила и, сделав шаг вперед, спросила:

– Имя мое вспомнил, урод?

«Значит, она все-таки настоящая», – вновь мелькнула у него мысль, и он, отойдя назад, уперся спиной в стену. «Ну, всё!» – подумал Малыш, словно во сне наблюдая за тем, как Джеки медленно поднимает на него руку, с зажатым в ней ножом. Малыш чувствовал, что из-за той еды, которой его накормили сестрички, он не может контролировать свое тело, сделавшееся каким-то чужим и вялым. Доверившись своим внутренним инстинктам, он видел будто со стороны, как в ответном жесте его цепкие холодные пальцы вцепились в руку Джеки, согнув ее в локте. Другая его рука тут же подняла этот согнутый локоть выше уровня головы Джеки. В полной тишине хрустнули суставы, но Джеки молчала, будто бы не было никакой боли. Руки Малыша завели локоть ей за голову и с силой толкнули вниз. Близняшка, потеряв равновесие, стала заваливаться назад. Какую-то долю секунды она пыталась выпрямиться обратно, но нога Малыша сделала подсечку и Джеки рухнула на пол. В следующий миг Демидов увидел, как в его кулаке оказался тот самый нож с короткой пилой на лезвии. Заточенное острие с силой воткнулось в нежную шею Джеки, и алая кровь брызнула из распоротой артерии, попав Малышу в глаза. Но он их не закрыл, с наслаждением наблюдая, как кровь, перестав фонтанировать, льется из узкой глубокой раны на левое плечо Джеки, и дальше – вниз, на серый бетонный пол.

Малыш вдохнул запах пьянящей крови и встал рядом с распростертым телом, которое все еще дергалось в явно затянувшихся предсмертных судорогах.

Демидов еле держался на ногах: давно ему не приходилось участвовать в ближнем бою, тем более с женщиной. Он смотрел на мертвую близняшку, даже после смерти оставшейся красавицей, и благодарил Бога за то, что это был не андроид, который точно бы его пришил.

Малыш огляделся вокруг, будто, кроме только что совершенного здесь убийства, он устроил в комнате такой бардак, что теперь придется убираться целую неделю.

Малыш отошел от трупа и сел на кровать. Мигом в его памяти пронеслось только что произошедшее, и этих коротких минут вполне хватило, чтобы понять – это не простое покушение на его жизнь, и близняшка вовсе не сумасшедшая, как ему сначала показалось, когда он увидел те странные «агаты» в ее глазах. Джеки, скорее всего, была специально нанятая кем-то особа, которая пять минут назад должна была прикончить его в этой комнате…

Ему не дали додумать эту мысль о «заказной» кровавой схватке: дверь тихонько отворилась и в проеме появилась голова Алисии. Малыш поднял на нее глаза и неожиданно для самого себя вдруг сказал ей одними губами:

– Всё.

Алисия кивнула с таким спокойствием, будто уже знала, что здесь произошло. Она вошла в комнату и присела рядом с Малышом. Женщина, как две капли воды похожая на мертвую Джеки, глядя с отвращением на тело своей сестры, вдруг прошептала:

– Она никогда мне не нравилась.

Малыш хотел тут же ответить: «Мне тоже», но передумал. Он только что обратил внимание, что, несмотря на пугающее сходство близняшек, их все-таки можно было различить: у Алисии над губой была крохотная родинка, в то время, как у Джеки на том же самом месте белел шрам такого же размера. Этот маленький дефект Демидов заметил, когда во время борьбы приблизился к Джеки на опасное расстояние…

Что вдруг заставило его сопоставить эти детали именно сейчас, Малышу и в голову не приходило, ведь, после смертельной схватки ему должно быть не до этих мелочей, но, тем не менее, это различие между сестрами зачем-то отпечаталось в его памяти.

Да, пусть это открытие и было сделано слишком поздно, но, тем не менее, Малыш удовлетворенно про себя отметил, что теперь хотя бы не придется путаться в их именах. Он с таким же удовольствием сказал бы об этом вслух Алисии, сидевшей рядом, но он понимал, что черный юмор, где только что витала смерть, будет сейчас не к месту, и неизвестно как женщина отреагирует на такую шутку, больше похожую на издевательство.

Несмотря на то, что Алисия с нескрываемым отвращением смотрела на окровавленное тело сестры, Малыш решил, что лучше пока ничего не говорить – пусть всё само собой разруливается, тем более что он вообще тут ни при чем – Джеки первая подняла на него руку, и поэтому…

«Да какого черта?» – одернул он себя, стараясь избавиться от этих дурацких мыслей.

Тут Алисия снова подала голос:

– Что здесь произошло? – спросила она таким тоном, будто обязана соблюсти какую-то формальность, и ее должно было исполнить, как, например, делают это коллеги по работе.

– Что случилось, спрашиваешь? – сказал Малыш, еле сдерживаясь. – А это ты у своей дуры-сестренки спроси: ей то ли замуж хотелось, то ли выпотрошить меня, как свинью.

– Не понимаю вас, – отозвалась Алисия.

– Ну, как же меня не понять-то, дорогуша? Не устала еще из себя дурочку корчить? Кто из вас ко мне приходил и говорил, что я должен кого-то из вас выбрать, а не то я пожалею?

– Это была не я! – удивилась Алисия, широко распахнув чуть подкрашенные глаза. Почему-то именно эти слабые розовые тени на ее веках заставили задуматься Малыша о том, что с помощью этой краски Алисия хотела намеренно отвлечь его от чего-то более важного в ее облике. И зачем она вообще накрасилась, идя к нему сюда, если заранее знала, что здесь случилось, в чем он уже нисколько не сомневался?

Малыш пристально смотрел на нее несколько секунд, но ничего подозрительного в ее облике так и не нашел. «Показалось», – подумал он.

Демидов заметно нервничал, говоря с Алисией, и она, скорее всего, это чувствовала, пытаясь притворяться ничего не понимающей наивной женщиной. Однако, несмотря на всю его нервозность, смешанную с показной жесткостью, он все же оставался человеком, которому не было чуждо сожаление, пришедшее к нему на смену ярости через несколько минут после убийства. Да, теперь он жалел, что зарезал ее сестру, по крайней мере, понимал, что в ту роковую минуту, как только та появилась на пороге его комнаты с ножом в руках, можно было как-то с ней спокойно поговорить, или хотя бы сделать то, о чем она, может быть, хотела его попросить…

Но, вновь посмотрев на труп близняшки, Малыш вспомнил, что говорить-то с ним она как раз и не хотела – Джеки шла сюда убивать, как это делает наемник, которому заплатили щедрый аванс, или как психологически настроенный убийца с промытыми мозгами, исполняющий чью-то злую волю.

Да, конечно, версия с убийцей-зомби была очень удобна для Малыша, но это никак не приближало его к истине: кому и зачем нужна его смерть?

– Надо как-то… – начала, было, Алисия.

– Что? – не понял ее Малыш.

– Надо всё это как-то убрать, наверное, – тихо повторила она.

– Ну, так и убери, рукодельница, – ответил он сухо, и, встав с кровати, подошел к журнальному столику: ему вновь захотелось вернуться к старым газетам, чтобы хоть как-то выкинуть из головы мысли об убийстве.

Алисия все еще сидела на кушетке, тупо уставившись на труп сестры – видимо, до нее стало доходить, что здесь произошло, и как это может касаться лично ее…

Малыш резко оглянулся, когда услышал, как ее вырвало прямо на пол.

– Хорошо, что не на кровать, – сказал он без всякого сожаления, – а то мне спать-то больше негде.

Алисия не ответила. Малыш вновь повернулся к стопке газет.

– Может быть, мы пойдем отсюда куда-нибудь? – спросила она, вытирая рукавом рот.

Малыш ответил, не оборачиваясь:

– Я бы с радостью, тем более что там, в коридоре, теперь не будет никакого тумана, так ведь?

– Какого еще тумана? – не поняла Алисия.

– Опять прикидываешься, дорогуша? Что вы там с сестренкой пускали, чтоб меня вырубить? Вспомни тот волшебный вентиль!

– Ничего мы с ней не пускали, и никакого вентиля я не знаю, – ответила Алисия. Ее губы вдруг задрожали, что должно было, наверное, убедить Малыша в том, что она говорит правду. – И вообще, я впервые об этом слышу, – добавила она.

– Ну, конечно, – кивнул Малыш, и улыбнулся так, словно в эту секунду что-то причиняло ему жуткую боль. – А кто же тогда, по-твоему, это делал?

– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Ну, мы идем или нет?

– Так ты еще и нетерпеливая, как я погляжу, – ответил Малыш, вновь внимательно рассматривая старые газеты: ему было жаль оставлять здесь стопку не просмотренного материала, с которым он уже успел сродниться за эти несколько часов.

– Если вы не хотите идти, тогда я пойду одна, – сказала Алисия, встав с кровати.

– Ты еще ножкой топни, – буркнул Малыш, не оборачиваясь. Потом он сгреб в одну кучу все газеты, и, повернувшись, сунул их в руки Алисии.

– Ну, теперь я готов.

– А без этого никак нельзя? – кивнула она на разваливающуюся стопку: ее руки, еле-еле державшие весь этот пыльный хлам, были явно слабее, чем у покойной Джеки.

– Нет, – отрезал он и вышел из комнаты первым. – Куда нам нужно идти?

– К северным воротам, – ответила Алисия и выронила всю стопку.

– Так и знал, что ты растяпа, – вздохнул Малыш. – Ладно, сам понесу.

Он собрал все газеты и пошел вслед за Алисией.

– А далеко эти ваши северные ворота?

– Не очень, – ответила она, – в часе ходьбы отсюда.

– Ладно, час я выдержу, – ответил Малыш, поудобнее перехватывая стопку.

– Может, вы их бросите? – спросила Алисия, оборачиваясь к нему.

– Да ни за что, – ответил Малыш, – это мои самые надежные свидетели… – он прикусил язык, чувствуя, что сболтнул лишнее.

Алисия сделала вид, что не расслышала последней фразы, но, тем не менее, как-то странно на него покосилась.

«И с этой надо будет тоже потом разобраться», – тут же подумал он, чувствуя, что ему снова не будет покоя. Конечно, прибить ее будет намного проще, чем Джеки, но, может, она ему еще пригодится, кто знает?

А вообще, не ожидал он такого поворота, вернее, он об этом догадывался, но не думал, что это произойдет так скоро. Интересно, сколько же времени он тут находится, ведь, часы его накрылись как раз незадолго до того злосчастного тумана?

Потом его мысли потекли в несколько другом направлении, и он представил себе, как будет выглядеть, когда припрётся с этими газетами обратно на «Цитрон», и станет их изучать, словно это и впрямь ценный архивный материал, или что-то в этом духе. С другой стороны, вряд ли у кого-то еще есть подобная подборка таких интересных сведений о далеком прошлом секретного объекта. Так что, эти газетки и впрямь могут быть на вес золота, вот только как быть, если они не очередная фальшивка?

– О чем вы думаете? – спросила Алисия, прерывая хаотичный поток его мыслей.

– А? – удивился Малыш, будто его неожиданно толкнули в плечо при встречном движении.

Алисия не ответила. Через минуту до него, очевидно, дошел смысл ее вопроса и он, кивнув, спросил:

– Мне вот что интересно: когда мы пройдем весь этот туннель, кого мы там встретим?

– Где это, там? – не поняла она.

– У тех самых северных ворот, про которые ты мне говорила.

– А этот туннель не ведет к северным воротам…

– Чего, чего? – начал, было, он возмущаться.

– Я не то имела в виду, – мягко остановила она его ненужный агрессивный напор, – этот проход ведет не прямо к воротам, а к узловому пункту, из которого идут три дороги. И вот, пойдя по одной из них, мы как раз и доберемся до места.

– Понятно, – ответил Малыш. Тут он впервые за всю дорогу почувствовал, как от тяжести газетной кипы устали его руки, и он уже пожалел, что взял с собой это подобие архива. Но признаваться в своей немощи этой красотке у него не было никакого желания, тем более что несколько фотографий, помимо Морозовской, привлекших его внимание, так и не были им изучены: когда в его комнате Алисию рвало на пол, он как раз от них и отвлекся.

Он встал на месте, и, переводя дыхание, решил, что лучше восстановить силы сейчас, чем бросить ценный материал посреди туннеля, а потом жалеть об упущенной возможности узнать побольше об объекте. Странное состояние своего организма Малыш объяснил обычной нехваткой кислорода: уж очень быстро он здесь уставал, и вообще заметно ослаб на этом «Луче – 300». Хотя, может, дело было всё в той же еде, которой его почивали близняшки? «А ведь, она так и не сказала, за что хотела меня убить Джеки», – подумал он, но эта мысль была такой не цепкой, что, неожиданно возникнув, через пару же секунд она без следа и исчезла. В голове снова закружились отрывочные воспоминания о «Цитроне». Сначала в мозгу вихрем пронеслись картинки с большими мониторами отдела видеонаблюдения, на которых виднелись вспышки от взрывов ракет диверсантов. Потом их сменила Кондрашкина, молча прошедшая мимо него в туннеле, ведущему к столовке. За Кондрашкиной «всплыл» образ толстяка Трясогузова в своем инвалидном кресле… Всё закончилось газетными фотографиями, воспоминания о которых снова вернулись. Затем мысли вновь понеслись по замкнутому кругу, не давая голове отдохнуть, и Малыш, чувствуя, что идет психическое перенапряжение, прервал эти мысли новым вопросом к Алисии:

– Слушай, дорогуша, а если тот выход охраняется вашими головорезами?

– Кем? – спросила она, оглядываясь на него.

– Ну, гориллами вашими с оружием, или без?

– Вы меня извините, конечно, но я опять ничего не поняла, – ответила Алисия.

«Ну, точно – дура», – подумал Малыш, чуть не высказав вслух эту обидную для красотки догадку.

– Проехали, милая – разберусь я с твоими макаками, если надо будет.

Алисия нахмурилась, очевидно, приняв это обещание Малыша за очередную загадку.

Туннель тянулся необычайно долго, и это был совсем не тот путь, по которому Малыш шел полдня назад, спустившись сюда с трехкилометровой высоты.

«Какова же здесь площадь, интересно?» – думал он, мысленно прикидывая размеры объекта. И сколько нужно было затратить труда и средств, чтобы отгрохать такую махину? То, что здесь не могли работать обычные экскаваторы, и ежу было понятно. Тогда, как это все соорудили за довольно непродолжительное время – пусть где-то лет за тридцать, если использовали обычные механизмы? Да, тайна, покрытая мраком, как раз и могла быть разгадана с помощью информации, находившейся в газетной стопке, так и норовившей вывалиться из рук Малыша.

Глава 2

Рыльский проводил взглядом уходивших Панкратова и Ястребова, а потом, махнув рукой, пошел в подсобку.

– Товарищ Рыльский, а я? – шепнул ему вслед Аркадий.

– Идите за мной, если не боитесь.

– А чего мне бояться-то: в туннелях, небось, пострашнее было.

– Ну, тогда поторопитесь, – глухо ответил Рыльский, заходя с обратной стороны раздаточного стола.

Перед тем, как пойти за Рыльским, Аркадий обратил внимание на одну деталь: около двери, в которую пару минут назад вышли Ястребов и Панкратов, появилось слабое голубое свечение. Он решил, что этот нюанс ни что иное, как следствие его усталости, и поэтому не заслуживает того, чтобы думать о нем дольше трех секунд. К тому же он где-то потерял свои очки, а это хуже всякой усталости: даже надписи на стене нельзя будет прочесть, если хоть одна попадется на глаза.

Как только Аркадий вошел в подсобку, Рыльский его позвал:

– Проходите сюда!

Аркадий, бросив взгляд на открытую комнату справа, прошел дальше вперед, до второй комнаты слева, где и находился Рыльский.

– Ну и что у нас здесь?

– Как видите.

– В том-то и дело, товарищ Рыльский, что без очков мне…

– Ясно, – оборвал его Рыльский. – Короче, тело женщины неопределенного возраста, без головы, лежит на столе…

– Да, стол я вижу, – нервно перебил его Аркадий. – И тело какое-то на нем белеет.

– Это белеет халат, – тут же уточнил Рыльский. – А рядом со столом…

– Мужик – вижу, – тут же ответил Аркадий.

Рыльскому не понравилось, что молодой человек второй раз его перебивает, и, подождав немного, пока Аркадий успокоится и замолкнет, через несколько секунд уточнил:

– Так вот – это помощник нашей раздатчицы, вроде Геннадием звать, и он, похоже, в глубоком обмороке.

– А раздатчица, значит, мертва?

– Нет, – ответил Рыльский, – на столе лежит совсем другая женщина, а раздатчицы я тут не вижу.

– Кажется, ее звали Надеждой, – сказал Аркадий.

– Не знаю, может быть, – буркнул в ответ Рыльский, – я не интересовался ее именем.

– Значит, Надежда куда-то пропала?

– Похоже на то.

– И что же нам делать дальше?

– Откачивать вот этого, – кивнул Рыльский на помощника раздатчицы.

– А сам он в себя не придет?

– Придет, вот только для этого потребуется долгое время, а у нас его нет.

– Понятно.

Рыльский подошел к помощнику Надежды и стал хлопать его по щекам, но тот не подавал признаков жизни.

– То, что сердце еще бьется – это я чувствую, – тихо сказал Рыльский, щупая пульс на его запястье, – но вот дыхание мне категорически не нравится.

– А что с дыханием?

– Оно очень слабое: можно сказать – его нет совсем.

С этими словами он вынул из кармана маленькое зеркальце и поднес его к носу Геннадия. Потом, посмотрев его на свет, покачал головой:

– Зеркальце дыхания не показывает.

– Что же делать?

– Есть одно средство, – вздохнул Рыльский и достал из другого кармана серебристый кубик.

– Что это? – спросил Аркадий, глядя на кубик так, как ребенок заворожено смотрит на елочную игрушку, которою видит впервые в жизни.

– Инструмент, – ответил Рыльский, и поднес кубик ко лбу Геннадия. Через несколько секунд веки его дернулись, и он открыл глаза. Аркадий увидел, что вместо зрачков в них были какие-то огромные черные запятые с длинными хвостиками, а сами роговицы имели ненормальный фиолетовый цвет. Он отошел, на всякий случай, подальше от работника столовой.

– Так и должно быть, да? – спросил он.

Рыльский ничего не ответил: он только закрыл веки Геннадия пальцами и вновь приложил кубик к его лбу, на этот раз, прижав его как можно сильнее к бледной жирной коже.

Через несколько мгновений человек снова открыл глаза – на этот раз они были нормальные: зрачки были положенной формы, а роговицы белого цвета.

– Где это я? – тихо просипел Геннадий, обводя глазами окружающее его пространство.

– В подсобке! – ответил Рыльский громким голосом, словно перед ним сидел глухой.

– Что я здесь делаю? – снова спросил тот.

– Все вопросы потом! – так же громко сказал Рыльский. – Нам надо уходить отсюда!

– А как же… – начал, было, Геннадий, но Рыльский не дал ему договорить: он снова прижал кубик к его лбу и глаза работника опять закрылись.

– Вы вернули его в обморочное состояние, что ли? – спросил Аркадий таким тоном, будто они вместе долго бились над какой-то труднейшей задачей, а этот чудаковатый доктор всё в один миг испортил.

– Нет, он не в обмороке, и может даже ходить, только не так быстро, как мне бы этого хотелось.

– Ничего не понимаю! – развел руками Аркадий.

– А вам и не нужно ничего понимать. Помогите мне поднять его и пойдем уже отсюда – скоро здесь будет жарко.

– Что вы имеете ввиду?

– Только то, что я сказал: засиживаться здесь опасно – мы все еще – цель тех монстров, что шныряют по всему объекту.

– Это я как раз понимаю, – сказал Аркадий, – но почему вы думаете, что они придут именно сюда?

Рыльский помолчал секунду, а потом, тяжело вздохнув, ответил:

– Потому что тот инструмент, который я только что использовал, эти твари чуют за несколько километров.

– А зачем вы тогда… – возмутился, было, молодой человек.

– Некогда, Аркадий – все вопросы вы зададите потом, а сейчас нам пора уходить. Ну, взяли бревнышко!

С этими словами он положил руку Геннадия себе на шею. Аркадий последовал его примеру, занявшись другой рукой помощника раздатчицы.

– Чем скорее мы отсюда уберемся – тем лучше, – тихо сказал Рыльский. – Ну, пошли.

Они одновременно сделали шаг вперед, волоча с собой удивительно легкое тело Геннадия.

– Странно, – сказал Аркадий, – я-то думал, что это будет тяжеленный мужик, а в нем не больше сорока килограммов.

– Ничего странного, – спокойно ответил Рыльский, – мой инструмент способен на короткое время сбавлять вес пациента, если это необходимо, так что, это как раз нормально. Вот если бы он весил, как слон, значит, мой кубик забарахлил.

– И что тогда?

– Тогда… Тогда пришлось бы его перезаряжать. А это очень трудоемкая операция.

– Понятно, – ответил Аркадий, и тут же сказал то, о чем, вероятно, думал последние пятнадцать минут.

– И Трясогузов куда-то пропал.

– Да, и это тоже неоспоримый факт, – ответил Рыльский равнодушным тоном.

– Но куда он мог подеваться?

– Вы меня об этом спрашиваете? – нервно ответил Рыльский. – Мы с вами все это время были друг от друга на расстоянии вытянутой руки, так что, попрошу вас…

– И нечего на меня обижаться, – сказал Аркадий, – я просто задал вопрос.

– Причем, невероятно глупый, – добавил Рыльский: раздражение по-прежнему его не оставляло. – Идите ровнее, а то я, того и гляди, начну забирать вправо и врежусь в эту проклятую стену… Клянусь Богом, как только все это закончится, переведусь на другой объект, где есть солнечный свет, а не такой вот мрак.

– А что за объект?

– Он на Терсейре, – ответил Рыльский, – на северной стороне острова. Был я там разок: райское место, доложу я вам…

– Давайте передохнем, а? У меня уже спина разваливается, – жалобным тоном сказал Аркадий.

– Мы прошли с вами лишь пятьсот метров – не больше, – сухо ответил Рыльский.

– А мне кажется, что километра два! – сказал молодой человек. – Хотя мне и полкилометра хватило.

– Это от нервов, Аркадий – успокойтесь.

– Ага, как только выберемся отсюда, так я сразу же и успокоюсь!

– Это вы мне претензии предъявляете, что ли?

Аркадий не стал отвечать.

– То-то же. Идите ровнее, – повторил Рыльский чуть мягче, и они двинулись вперед.