Рейс в одну сторону 3

Ильич вздохнул, а потом сказал то, что Трясогузов совсем не хотел слышать:

– Для этого нужен настоящий врач. Но прежде всего, тебе необходим человек, разбирающийся во всех этих делах.

– И вы знаете такого человека? – вновь нетерпеливо перебил его толстяк.

Ильич вздохнул:

– К сожалению, те, кто мог быть в курсе всех этих вещей, погибли на первом объекте еще тогда – пятнадцать лет назад.

– И как же теперь быть? – в голосе Трясогузова послышалось разочарование, и Ильич, заметив это, сделал упреждающий жест:

– Пока рано расстраиваться, ведь остается еще мой папаша – уж он-то, надеюсь, обо всем осведомлен. Вот только, добраться до него не так просто, как кажется.

Трясогузов вновь вспомнил вчерашнюю ночь и злорадно улыбнулся:

– Кажется, я знаю, где его искать, но для этого мне понадобится телефон.

– Ты же знаешь, что вся связь… – начал, было, Ильич.

– Знаю! – нервно перебил его толстяк, – я не об этом телефоне говорю, а о другом.

– Каком другом?

– Потом скажу, если всё получится.

– А если ничего у тебя не выйдет?

– Ну, тогда тайна сия не покинет этих пределов, – с этими словами Трясогузов показал на свою голову.

– Да, да – пока она на плечах, можно ни о чем не беспокоиться, – сказал Ильич грустным голосом.

– На что это вы намекаете? – спросил толстяк, и в его голосе Ильич различил легкий испуг.

– Ни на что не намекаю – я прямо говорю: скоро мы все здесь поджаримся, и тогда никакие тайны никого уже не спасут.

– Может, вы объясните, что означают ваши слова?

– Потом как-нибудь, а пока рановато тебя пугать, – ответил Ильич. – Ладно, пора мне уже на работу, а то я, того и гляди, снова лягу на часок-другой.

– А что – хорошее дело, ежели мы так и так взлетим на воздух, – сказал толстяк, и начал потихоньку разворачивать свою коляску.

Ильич кивнул, соглашаясь:

– Вечером поговорим, – сказал он, тяжело встав с кровати.

– Ага, поговорим, – ответил Трясогузов, не оборачиваясь – он уже ехал к своему месту.

Тут толстяк бросил взгляд на Штукка – тот вообще не хотел просыпаться, хотя будильник сработал уже четыре раза.

Трясогузов подъехал к его кровати и толкнул друга в плечо:

– Пора вставать, Ральф – петушок пропел давно!

– М-м, – промычал тот в ответ.

– Ну ты еще повыеживайся тут: время – восемь!

– Да хоть десять, – ответил Штукк, – погано мне что-то.

Трясогузов кивнул, зная, что так оно и должно быть в таком-то состоянии, когда человек выглядит, как бледная поганка, да еще и потная. А уж про дыхание и речи нет: сплошной сип и вроде даже бульканье. Тут, конечно, Трясогузов нарисовал в своем воображении таких страшных картинок, что и впрямь иногда слышал, будто в легких Ральфа кипит настоящий чайник.

Да, откладывать больше нельзя. Оставался единственный выход – ехать к Кондрашкиной и упрашивать ее взять все в свои руки, или хотя бы «вырвать» у нее полезный совет.

Трясогузов еще раз посмотрел на больного Штукка и выехал из комнаты.

Он помчался прямиком к Маргарите, благо, что рабочий день у нее вот-вот начнется. По дороге в ее кабинет он вдруг подумал, что надобность в спутниковом телефоне, как, собственно, и в самом Илье Семеновиче Бесфамильном, может легко отпасть – Маргарита сама умела управляться с этими кубиками, и поэтому проблема с поиском «нужного» человека может решиться сама собой. Вот только теперь надо было ее уговорить подняться в мужскую комнату отдыха, а это не так-то просто, учитывая загруженность Маргариты на смене.

Трясогузов не терял оптимизма – более того, он настолько уверился в необходимых знаниях Кондрашкиной, что считал проблему со здоровьем Штукка уже решенной. Он аж подпрыгнул в своем кресле, вернее, попытался это сделать, правда, ничего не вышло.

За пятнадцать минут он доехал до ее кабинета. Маргарита была на месте, вот только выглядела она так, словно ее всю ночь били палками и таскали за волосы по асфальту: синие круги под глазами, сгорбленная спина, дрожащие руки, когда она опиралась на стол, выслушивая просьбу Трясогузова.

– Вот что, товарищ Трясогузов, – ответила она, – я вам, конечно же, помогу, но именно сейчас у меня нет свободного времени.

– Да ладно вам, Маргарита Павловна: Штукк не может больше обходиться без медицинской помощи, а идти к Могильному я ему запретил… Точнее, запрещу, когда он еще раз о нем обмолвится.

– К Могильному? – вскинула брови Кондрашкина, и на ее лице отразилась брезгливость, будто она дотронулась до чего-то мерзкого.

– Именно что! – ответил толстяк. – Я тогда сразу понял, что Малыш, то есть Демидов, дал Ральфу такой совет специально, и вы знаете…

– Какой еще совет? – спросила Маргарита, перебив толстяка.

– Ну, чтобы Ральф сходил к Могильному по поводу своих легких.

– А тот сразу и согласился, так?

– Ну, да, – кивнул Трясогузов, – а куда ему деваться: вы бы видели, в каком состоянии он сейчас находится – вы бы ахнули.

– Предположим, я ко всему привыкла, – сразу ответила она, дав понять, что ее не так легко напугать, – но ваш случай, особенно если учесть такого рода рекомендации Демидова… Вот же козлище какой: не ожидала я от него такой пакости! – прошипела она.

– Вы о чем?

– Да, так – не обращайте внимания. Скажите, а вот этот ваш друг, не мог когда-нибудь перейти дорогу Демидову?

Трясогузов пожал плечами:

– Понятия не имею, – ответил он, – если только однажды, когда Ральф в столовке так на него посмотрел после того, как я сказал, кто такой Демидов, и тот, наверное, это запомнил. А вообще, эта гнида… – Трясогузов оборвал себя на полуслове.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала Кондрашкина.

– Не стоит, Маргарита Павловна – это давняя история, которая не имеет к нашей проблеме никакого отношения. Когда-нибудь я вам всё расскажу, но сейчас, сами понимаете…

– Понимаю, – ответила Маргарита, – давайте тогда, уже пойдем к вашему Штукку и решим эту проблему.

– Да, да, пойдемте, – заторопился толстяк и первым выехал из кабинета.

Глава 4

Елена шла за этим странным человеком без имени, лицо которого видела всего лишь одну минуту, когда он говорил с нею там, в госпитале. Что он ей сказал, она не могла вспомнить, но что-то внутри нее приказывало идти за ним. И она пошла. Пошла послушно, не думая ни о чем другом, как только вырваться из этого страшного места, где ей было и плохо, и одиноко, и, самое главное, она была там, как подопытная, которой вкалывали разную дрянь, заставляя потом делать кучу бесполезных упражнений, как велел хирург и его «дружок» Могильный. Может там был еще кто-то из врачей, вспомнить она этого не могла, но чутье ей подсказывало, что в госпитале находился целый «коллектив» этих садистов.

Елена с содроганием вспоминала то место, из которого сегодня ушла, и она хотела, чтобы пешая прогулка по незнакомому коридору никогда не заканчивалась, только бы не возвращаться назад.

Потом Коржикова стала задаваться разного рода бесполезными вопросами, типа, почему ее освободитель не представился, или как долго еще идти, и куда? Эти вопросы она повторяла снова и снова, будто не желая покидать этого замкнутого круга, который должен был держать ее на месте, словно якорь…

Эти вопросы, рождаемые ее сознанием как бы в полусне, не нуждались в ответах. Елена, какой-то частью мозга понимая, что, в конечном счете, придется прекратить это странное «хождение», вдруг ясно для себя отметила, что иногда ее «знакомый-незнакомец» то исчезнет, то вновь появится, словно, плохо работала видеокамера, на которую вся «прогулка» Коржиковой снималась неизвестным оператором, а она лишь смотрела на всё это со стороны, изредка наблюдая помехи на экране. Елена только сейчас обратила на это внимание и снова почему-то не удивилась, будто сталкивалась с этим тысячу раз, а сегодня вот – тысяча первый: в общем – ничего нового.

«Почему он не представился?» – вновь задалась Коржикова бесполезным вопросом, как только прошла первые триста метров по незнакомому коридору: здесь она еще ни разу не была. Её освободитель шел молча, иногда оглядываясь, чтобы посмотреть, не потерялась ли Елена, но она и не думала «теряться». Она все еще не могла говорить, поскольку язык ее онемел, и Коржикова, на лице которой блуждала глуповатая улыбка, все шла и шла за незнакомым «убийцей-освободителем». Как странно сложились сейчас у нее в голове эти два слова, так не похожие друг на друга, но такие точные, что именно они и врезались ей в голову на долгое время, и Коржикова, пока они шли, называла его именно так. И пусть это было лишь её придумкой, которой она ни с кем не собиралась делиться в будущем, (а это будущее, несомненно, у нее будет – в этом она теперь уверена), Елена, тем не менее, была права во всем.

Она еще о чем-то себя спрашивала, но, по-прежнему, не находя хоть каких-нибудь простых ответов, Елена стала прислушиваться к себе. И вдруг она поняла, что ей очень легко идти, будто ей совсем ничего не мешает. Она с тревогой, вдруг возникшей почти одновременно с этой легкостью, опустила глаза и посмотрела на свой живот – он никуда не делся – значит, ребенок всё еще там. Странно, что она думает, будто незнакомец хотел украсть ребенка. «Но, ведь, не украл же» – успокаивала себя Елена, делая шаг за шагом, уходя все дальше от ненавистного госпиталя.

Елена шла за незнакомцем, не обращая внимания на людей, иногда попадавшихся в этом чужом коридоре. Почему она здесь никогда не была? Как она могла не заметить его, когда дорога с южной части острова на северную была одна? Если только они не свернули в какой-нибудь едва приметный «проулок», чтобы потом оказаться здесь. Елена лишь один раз хотела спросить незнакомца, куда он ее ведет, но как только открыла рот, поняла, что с онемевшим языком это не получится. Потом она подумала, что уж лучше идти из госпиталя, чем в госпиталь, и пусть этот путь будет ей неизвестен, зато она свободна, и никто не будет больше колоть ей болезненных уколов.

Вдруг ее окликнул мужской голос:

– Елена! – крикнул этот кто-то. – Коржикова, привет!

Она остановилась, и посмотрела на того, кто только что поздоровался: перед ней стоял совершенно незнакомый тип, который улыбался во все тридцать два зуба, словно Коржикова была его старой знакомой.

– Извините, я вас не знаю, – тихо произнесла Елена и хотела пойти дальше. Но человек, преградивший ей путь, не дал и шагу ступить.

– Что вы делаете? – спросила Елена, удивленно вскинув на него голубые глаза.

– Неужели ты меня не узнаешь? – спросил тот, не переставая улыбаться.

– Нет.

– Странно, – усмехнулся он. – Куда ты идешь?

– Не ваше дело! – сухо ответила Елена и вновь попыталась пройти мимо него.

– А почему ты называешь меня на «вы»?

– Потому что я вас не знаю.

– Ну, не знаешь, так не знаешь, – ответил незнакомец, и тихо добавил, – потом поговорим, обещаю тебе.

Это прозвучало, как угроза, но Елене сейчас было все равно: самое страшное осталось там, позади, и она уходит от этого страшного всё дальше и дальше.

Человек ушел, оставив Елену одну в коридоре. То, что она осталась в полном одиночестве, Коржикова поняла через несколько секунд: тот, кто ее вел по этому пути, куда-то пропал.

– Ау, где вы? – робко спросила она, не зная, как еще позвать своего спасителя.

Ей никто не ответил.

Елена оглянулась: коридор был пуст.

«Куда же он пропал?» – подумала она, и, сделав шаг вперед, наткнулась на невидимое препятствие.

– Ой! – вскрикнула она.

– Ничего не бойтесь, – тут же раздался голос, ставший ей уже знакомым за последний час.

– Вы где? – спросила Елена, широко открыв глаза, изо всех сил стараясь его увидеть, но у нее ничего не получалось: пустота, в которую она вглядывалась, даже не дрогнула, как всегда бывает в фантастических фильмах, когда появлялся какой-нибудь невидимка. Елена даже чхнула от напряжения.

– Будьте здоровы, – сказал ей «освободитель». – Я прямо перед вами.

Елена кивнула, но в следующую секунду, наморщив лоб, спросила:

– Почему я вас не вижу?

– Вы и не должны видеть, – ответил голос, и тут же ее «освободитель» возник у нее перед глазами.

Елена снова вскрикнула.

– Что это было? – спросила она, только сейчас поняв, что уже несколько минут говорит вслух: язык, наконец, «ожил», и она могла спросить у своего «освободителя» о чем угодно.

Еще она вдруг подумала, что от ее вопросов этот человек может разозлиться, а потом он снова исчезнет и уйдет, бросив ее одну в этом незнакомом месте, или вообще прирежет, как сделал это с той медсестрой, так и оставшейся лежать в кровавой луже.

Да, пусть он и спас ее, выведя из того страшного унылого места, но все-таки, надо пока попридержать язык – пусть всё идет так, как идет. И она стала ждать, пока он сам с ней заговорит.

Прошло еще часа три, пока они, наконец, не оказались перед дверями какой-то комнаты. Человек достал пластиковый пропуск и, проведя им по считывателю, оглянулся на Елену:

– Ну что, подруга, пошли вперед – к светлому будущему?

Она пожала плечами и улыбнулась, ничего не понимая. Какая она ему подруга? Какое светлое будущее?

Он открыл дверь и вошел первым. Елена увидела большое помещение, где не было ни одного человека. Набитая какими-то машинами, комната была похожа то ли на мастерскую, где были собраны эти диковинные аппараты, то ли на лабораторию, чем-то отдалено напоминавшую Елене ее собственную, где она проработала больше года.

Она подошла к одной из машин, из которой торчали цветные провода, и дотронулась до черного лакированного корпуса, где, казалось, не было ни одной пылинки.

– Не трогай здесь ничего! – вскрикнул вдруг «освободитель».

– Почему? – спросила она, неспеша отводя руку от машины. Ее все еще не покидало любопытство, и она, сделав шаг назад, продолжала внимательно смотреть на то место, откуда торчал пучок проводов, чем-то напоминавший ей детскую погремушку, собранную из мелких пластмассовых колечек. Елена вновь подумала о своем, еще не родившемся, ребенке и вдруг заплакала. Незнакомец молчал.

Он отвернулся от Елены и стал расстегивать свой «костюм», по крайней мере, Коржиковой так показалось, когда он сделал знакомое ей движение, когда, например, человек расстегивает молнию на комбинезоне.

Наконец, он снял с себя свое одеяние, и Елена увидела перед собой человека лет пятидесяти или чуть больше. Это было странно, тем более что минуту назад у незнакомца было лицо тридцатилетнего, а тут такие изменения. «Значит, он и лицо свое прятал под какой-то маскировкой», – подумала она, и Елене вновь стало так грустно, будто за последние три часа ее обманули десять раз подряд.

– Ну, давай знакомиться, что ли, – сказал он. – Я – Кульков Сергей Леонидович. Тебя я уже знаю, так что, представляться не нужно.

– Зачем вы меня сюда привели? – спросила Елена, прослушав его имя: ее явно заинтересовала эта странная машина, до которой нельзя было дотрагиваться. Ее рука вновь потянулась к аппарату, но Кульков ударил ее по пальцам, как только они коснулись металлической поверхности.

– Я же сказал – руками не трогать, или тебя наказать? – злобно прошипел Кульков.

Елена отдернула руку и снова его спросила:

– Зачем мы здесь?

– Чтобы тебя никто не нашел.

Елена слабо улыбнулась:

– Кому я нужна?

– Нужна, нужна – не переживай: теперь за тобой начнется настоящая охота. Да и опыты надо на ком-то ставить, тем более, что ты не одна, – с этими словами он многозначительно посмотрел на ее выпирающий живот.

Ее плечи вдруг вздрогнули.

– Какие еще опыты?

– Самые обыкновенные, как в ваших лабораториях.

– Что вы имеете в виду? – не поняла она его даже отдаленно.

– Потом все сама увидишь и поймешь, – ответил Кульков. – А сейчас мне нужно найти кое-что, зачем я сюда, собственно, и пришел.

– И что же вы будете искать?

– Пока не знаю, – ответил он.

– То есть, как это, не знаете? – Елене все меньше нравился этот разговор, да и сам Кульков, похоже, был не тем, за кого себя выдавал, когда впервые заговорил с ней в том проклятом госпитале. Да, пусть он ее и освободил, вырвав из лап докторов, но зачем привел сюда? Может, это место еще хуже того, из которого она только что сбежала?

– Не знаю, и все, – резко ответил Кульков. – И вообще, много вопросов ты задаешь – пора бы и помолчать.

Тут Елена не выдержала:

– Я и так молчала всю дорогу, пока вы, не знаю, мерцали.

– Как ты сказала?

– Я говорю, мерцали вы: то исчезали, то появлялись – что это вообще значит?

Кульков наморщил лоб и чертыхнулся. Потом, видя, как напряглась Коржикова, он, чуть смягчившись, добавил:

– Это значит, что батарейки садятся, будь они неладны. Придется искать новые, и в этом ты мне поможешь.

– Ничего не понимаю, – ответила Коржикова, – с чем я должна вам помочь?

– Да с батарейками же, дура!

– А почему вы так со мной разговариваете?

– А как с тобой еще разговаривать?

Елена побледнела: не ожидала она такого откровенного хамства. Она открыла, было, рот, чтобы ответить Кулькову в его же манере, но он, сделав рукой предупредительный жест, оглянулся на закрытую дверь. Через секунду он тихо ответил:

– Слушай, вот только не начинай – без тебя тошно. У тебя есть доступ в лаборатории, или где вы там храните разные химикаты. Вот среди них, скорее всего, и найдутся мои новые батарейки, которые ты и принесешь.

Елена обидчиво засопела:

– Никуда я не пойду – вам надо, вы и ищите, что вам нужно. А я больше не хочу попадать в лапы этих извергов!

– Это кого ты имеешь в ввиду?

– Врачей с их медсестрами, – ответила Коржикова со слезами на глазах и отвернулась.

– Понятно, – сказал Кульков, – напугали тебя эти черти в белых халатах.

– Посмотрела бы я на вас, если б оказались на моем месте!

– Нет уже, спасибо: мне и на своем неплохо. А батарейки мне все-таки нужны – без них я, как без рук.

Елена посмотрела на него внимательно:

– А зачем вам вообще этот «костюм»?

– Чтобы быть незаметным, – ответил спокойно Кульков.

– А для чего вам быть незаметным?

– Опять ты за свое, дорогуша. Я же тебе сказал: чем меньше вопросов, тем спокойнее будешь спать.

– Первый раз такое слышу, – ответила Елена. – Может мне поговорить со своим мужем, то есть, женихом? – спросила она, чувствуя, что этим вопросом поставила Кулькова в тупик. Он как-то странно на нее посмотрел, будто чего-то испугался, а потом, как ни в чем ни бывало, пожал плечами и сказал:

– Я бы не хотел привлекать в наше дело посторонних…

– И вовсе он не посторонний, – тут же перебила его Коржикова, – он мой жених!

– И что с того: раз жених, значит, он уже родной тебе человек? – усмехнулся Кульков, что неприятно подействовало на Елену: что он, собственно, имеет против отца ее будущего ребенка? Кто он такой, чтобы не доверять ей?

Кульков не сводил с Елены глаз, наблюдая за ее реакцией, которая, судя по всему, дала ему кое-какие ответы. Еще через минуту он едва заметно вздохнул и ответил:

– Хотя, давай, попробуй. Вот только, как ты будешь с ним связываться, если тебе отсюда выходить нельзя?

– Пока не знаю, – ответила Елена, – что-нибудь придумаю.

Кульков кивнул:

– Ну, ты пока придумывай, а я тут поищу что-нибудь для себя полезное. И только не надо больше никаких вопросов, договорились?

Елена не ответила: этих самых вопросов у нее в голове родилась уже целая куча, которую надо было как-то разгребать. И первое, что она тут же спросила, было по делу – в этом Кульков не мог ее упрекнуть:

– Скажите, а здесь есть телефон?

В это время он был занят каким-то аппаратом, в который заглянул, как в глубокую бочку, перекинув в огромную дыру половину своего тела. Он приподнялся из дыры и повернулся к Елене перекошенным от злости красным лицом: эта девчонка вновь отвлекла его от важного дела.

– Ну, есть, и что с того: все равно на всем объекте связи нет!

– А, понятно, – ответила Елена. – А почему нет связи?

Кульков снова на нее оглянулся, оторвавшись от аппарата:

– Ты, кажись, не поняла: не спрашивай меня ни о чем – я и сам ни хрена не знаю, понятно тебе?

Елена пожала плечами:

– И нечего так орать – я вас и так хорошо слышу.

– Что-то не заметно! – снова огрызнулся Кульков, и в третий раз попытался залезть в люк странной машины.

– Что вы там всё ищете? – громко спросила Елена, понимая, что там, в люке, ему плохо слышно. Кульков что-то пробубнил из темных недр машины, и Елена, видимо что-то для себя уяснив, увидела, как его ноги исчезли вслед за верхней частью тела. Он залез в машину, откуда потом донесся звук упавшего предмета, и этим предметом было тяжелое тело Кулькова. Из глубины машины послышался мат, правда, Елена не разобрала половину слов. Но зато то, что она поняла, заставило ее покраснеть от смущения: даже ее Сергей при ней так не матерился.

– Хам, – сказала она тихо и пошла вглубь комнаты: ей захотелось вдруг осмотреться, чтобы приблизительно понять, где она будет жить в ближайшие несколько дней, или, может быть даже, недель. Ей грустно было об этом думать, и она, махнув рукой, хотела пройти мимо того аппарата, где сейчас сидел Кульков. Но любопытство было сильнее нее, и Коржикова, подойдя вплотную к машине, осторожно заглянула в люк, но кроме черноты, ничего там не увидела.

– Может, вам фонарик дать? – крикнула она в эту дыру, похожую на колодец.

Ей никто не ответил. Странный аппарат, казалось, не имел дна. В этом Елена убедилась, когда внимательнее присмотрелась к черневшему входу: внутри него едва виднелись толстые стальные поручни, за которые, видимо, Кульков не очень удачно ухватился, иначе тот глухой стук не возвестил бы о приземлении его тучного тела на дно этой машины. Как далеко падал Кульков, сказать было трудно, но Елена, памятуя о скверном его характере, не стала ни о чем спрашивать.

– Ну и пусть, – сказала она неизвестно кому и пошла к следующему аппарату, стоявшему в пяти метрах от первого.

Как только она к нему приблизилась, сзади нее кто-то чихнул. Она в страхе оглянулась, боясь увидеть своих преследователей, но в комнате никого не было.

– Я их все-таки нашел! – раздался торжествующий голос Кулькова, и тут же его тело появилось из пустоты.

Елена тяжело выдохнула:

– Как вы меня напугали, Божечки мой!

– Ничего, ничего – зато у меня теперь есть все, что нужно! Да и тебе забот меньше.

– Да? Обещаете? – спросила Елена, все еще переводя дыхание, и стараясь успокоить трепыхавшееся сердце.

– Обещаю, – ответил Кульков и улыбнулся.

Елена поверила этой улыбке и тут же спросила:

– А где вы еду брать будете?

– Еду? – удивился Кульков.

– Ну да! – в свою очередь удивилась она, – ребенку, как и мне, нужна еда – вы разве этого не знаете?

Кульков нахмурился.

– Подумаю насчет этого, – буркнул он. – А ты пока найди себе подходящее место для ночевки, а то, скоро спать захочешь.

– А я уже нашла, – ответила Елена, – вон в том аппарате, – с этими словами она показала вглубь комнаты.

Кульков присмотрелся, напрягая зрение, начавшее с годами подсаживаться.

– Это же барокамера!

– Ну и что: зато там есть матрасик, а одеяло я в другом месте поищу, – весело ответила Елена.

– Ну, ищи, ищи, – сказал Кульков. – И как ты все успела разглядеть в такой темнотище?

Елена ничего ему не ответила: теперь он задавал слишком много вопросов. Эта ее маленькая месть осталась практически незамеченной Кульковым: он лишь недовольно дернул плечом, и стал с ворчанием распихивать по карманам найденные им батарейки для своего костюма-невидимки.

– Я пойду по делам, – сказал он, когда, наконец, уложил всё по своим местам, – а ты ищи себе одеяло, или что там тебе еще нужно для сна.

– Мне нужно еды, – вновь напомнила она Кулькову о самом главном.

– Вот же черт! – выдохнул он. – Где я тебе в три ночи еду достану?

– А мне какое дело? – пожала плечами Елена. – Ребенок хочет есть, да и я тоже – не помирать же нам с голоду, правда? Вон и «костюм» у вас имеется подходящий: с таким можно не только еды раздобыть.

Кульков смотрел на нее, видимо соображая, как он провернет очередную операцию по добыче самого ценного для двух человеческих организмов. Потом, махнув рукой, сказал:

– Ждите тут.

– Ждем! – ответила Елена, и пошла вглубь комнаты искать одеяло.

Глава 5

Малыш сидел за столом, ни к чему не притрагиваясь. Перед ним стоял огромный поднос с жареной уткой, и глядя на неё, Малыш в конце концов, спросил Бесфамильного, зачем, мол, такие затраты, когда можно обойтись обычной едой.

– А это и есть обычная еда, – усмехнулся Илья Семенович. – Просто ты к ней пока не привык.

– Думаю, не стоит и начинать, – мотнул головой Малыш, а Бесфамильный, пожав плечами, продолжил «добивать» свой ужин.