Пропавшие вчера: болото

И тут произошло то, чего они боялись больше всего. Доска под ногами Сани вдруг треснула со страшным звуком, расколовшись пополам. Мальчик вскрикнул, его руки судорожно взмахнули в воздухе, пытаясь найти опору.

– Саня! – закричал Лёха, бросаясь вперёд, но было поздно.

Саня падал, его испуганное лицо на мгновение осветилось лучом фонарика, а потом исчезло в темноте под мостом.

– Нет! – вскрикнула Вика, доставая что-то из мешочка с травами. Она бросила это в воду вслед за Саней, одновременно произнося слова, которых Лёха не понимал – то ли молитву, то ли заговор.

Фонарь в её руке задрожал, свет стал зеленее, пульсируя в такт её словам, словно сам воздух отзывался на древний язык заклинания. Металл фонарика вибрировал, будто напряжённое сердце, реагирующее на волшебство.

В тот же миг вода внизу начала светиться, пульсируя зеленоватым светом, похожим на тот, что исходил от мешочков с травами. И в этом свете Лёха увидел нечто невероятное – что-то похожее на водоросли или гибкие корни деревьев поднялось из воды и обвилось вокруг падающего Сани, останавливая его падение.

Секунда – и Саня уже снова стоял на мосту, мокрый, ошеломлённый, но живой. А вода мгновенно вернулась к своему обычному состоянию, тёмная и непроницаемая, словно ничего не произошло.

– Ты как? – Лёха схватил друга за плечи, помогая удержаться на ногах.

В момент прикосновения по его рукам пробежали мурашки, словно лёгкий электрический ток прошёл между ними. Лёха едва не отпрянул от неожиданности – кожа Сани была тёплой, даже горячей, несмотря на холодную воду, а в месте контакта сквозь пальцы будто просачивалась энергия, как живой свет.

Но Саня не ответил. Он смотрел в воду под мостом невидящим взглядом, его губы беззвучно шевелились, а руки дрожали.

И вдруг Лёха почувствовал это – ощущение чужого присутствия. Кто-то или что-то наблюдало за ними, и это явно не было дружелюбным любопытством.

– Нам нужно уходить. Сейчас же! – Вика схватила обоих мальчиков за руки, потянув назад к берегу.

Они бросились бежать, не разбирая дороги. Компас в руке Лёхи стал обжигающе холодным, но он не выпустил его, инстинктивно понимая его ценность.

Когда они пробежали несколько десятков метров, Лёха не удержался и оглянулся. Там, где только что был мост, теперь клубилась непроницаемая мгла. Как будто лес сам решил закрыть проход, скрыв от них свою тайну.

Когда они были уже на краю поляны, им вслед донёсся смех – странный, трёхголосный, словно эхо между деревьями. Три разных тембра переплетались в этом звуке – высокий и звенящий, глубокий, как эхо в колодце, и холодный, словно зимний ветер.

Лёха обернулся и на мгновение увидел их – три расплывчатых силуэта у моста. Один окутан алым туманом, другой чёрный как смоль, третий бледно-белый. Они не двигались, но их присутствие ощущалось физически, как давление на грудь.

Дети бежали через лес, не разбирая пути, руководствуясь только инстинктом самосохранения. Ветки хлестали по лицам, корни пытались схватить за ноги, но они не останавливались. Позади, казалось, нарастал шёпот, превращаясь в гул, а потом снова в тот жуткий трёхголосный смех.

Как они оказались на окраине деревни, Лёха не помнил. Просто в какой-то момент деревья расступились, и перед ними открылось поле, а за ним – спасительные огни домов.

Они остановились, переводя дыхание, не веря своему спасению.

– Что… это… было? – спросил Лёха между вдохами.

Вика только покачала головой, тяжело дыша. А Саня… Саня вдруг заговорил, и его голос звучал странно – глубже, взрослее.

– Когда я падал… там был голос, – сказал он, глядя куда-то вдаль. – Он звал… не меня, а что-то во мне. Как будто говорил с кем-то другим внутри меня.

Он потёр лицо дрожащими руками и продолжил:

– И знаете… самое странное – я как будто вспомнил что-то, чего никогда не знал. Словно не моя память откликнулась на этот голос.

– Что за голос? – тихо спросила Вика.

– В нём был страх, но ещё… тоска, – Саня пытался подобрать слова. – И какое-то странное чувство, будто я его уже где-то слышал. Как песню из сна, которую не пел – но помнишь…

Лёха заметил что-то странное на запястье Сани – след от водорослей или корней, которые спасли его. Но это был не просто след, а словно отпечаток – узор, слабо пульсирующий в темноте, напоминающий один из символов на компасе, тот, что похож на руну "М".

– Саня, твоя рука… – начал было Лёха, но осёкся.

Вокруг Сани происходило что-то невероятное. Трава, на которой он стоял, словно тянулась к нему, поворачиваясь в его сторону, как подсолнухи к солнцу. Его руки едва заметно светились в темноте, а след на запястье пульсировал всё ярче.

Лёха застыл, не в силах оторвать взгляд от этого невозможного зрелища. Он хотел сказать, что этого не может быть, что всему должно найтись разумное объяснение… но язык не слушался. Сердце в груди вдруг забилось в такт пульсирующему свету на руках друга. Рациональные мысли рассыпались, как карточный домик под порывом ветра.

Сам Саня, казалось, не замечал этого. Он всё ещё был погружён в свои мысли, пытаясь осознать произошедшее.

Лёха встретился взглядом с Викой, и по её глазам понял – она тоже это видит. Что-то изменилось в их друге. Что-то пробудилось.

– Давайте завтра обсудим всё это, – предложила Вика. – Сейчас нам всем нужно отдохнуть.

Они тихо разошлись, каждый направился к своему дому, унося с собой кусочек пережитого кошмара и чуда.

Когда Лёха подошёл к дому, он увидел бабушку. Она сидела у окна, словно ждала его, не зажигая света. В тусклом свете луны её лицо казалось вырезанным из старой кости – древним и мудрым.

– Ты вернулся, – сказала она, и это не был вопрос.

Лёха молча кивнул, пытаясь понять, сердится ли она. Но в её глазах не было гнева – только тревога и что-то ещё, похожее на грусть.

Она вздрогнула, заметив компас в его руке.

– Иванушка… – начала она, но тут же осеклась. – Ой… прости, оговорилась.

Лёха замер. Почему она назвала его именем предка? В тусклом свете взгляд бабушки на мгновение стал отсутствующим, словно она видела кого-то другого сквозь время.

– Ты видел что-то, чего не понимаешь, – тихо сказала она, возвращаясь в настоящее. – Мост показал себя?

– Да, – просто ответил Лёха. – И… Саня едва не погиб. Но что-то спасло его. Что-то из воды.

Бабушка кивнула, будто ожидала этого.

– Лес выбирает своих защитников, – произнесла она загадочно. – Это только начало, Лёша. Будь готов.

Она поднялась и ушла в свою комнату, оставив его наедине с вопросами, на которые не было ответов.

Позже, сидя на кровати в своей комнате, Лёха рассматривал компас. Стрелка теперь указывала не на мост, а куда-то в другую сторону – к болоту, если он правильно помнил карту местности.

Он задумался о странной оговорке бабушки. Почему она назвала его Иваном? Случайность это или знак? И что она имела в виду, говоря о защитниках леса? Неужели Саня…

Компас в его руке пульсировал как сердце. Только вот билось оно теперь не в такт миру, а в такт лесу.

Лёха мягко закрыл компас и положил его на тумбочку. Закрыв глаза, он всё ещё видел три силуэта у моста и слышал их странный смех.

Он ещё не знал, что услышал не голос. А зов.

Лес не забыл. Теперь и они не смогут забыть.

Глава 4. Странные насекомые

Лёха проснулся резко, словно кто-то дёрнул невидимую верёвку, привязанную к его сознанию. Он судорожно втянул воздух и подскочил на кровати. По спине струился холодный пот, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот проломит рёбра.

Сон. Это был всего лишь сон.

Но какой яркий, какой настоящий… Три тени на мосту. Они стояли там, где дети побывали два дня назад, но выглядели иначе, чем в реальности. Каждая отражалась по-своему: одна – в тёмной воде под мостом, другая – в старом зеркале, висящем прямо на дереве, третья – на оконном стекле, возникшем прямо посреди воздуха. Тройное отражение одних и тех же существ, но разных.

Бледно-белая тень смотрела прямо на него – не глазами, их не было, но Лёха чувствовал пронизывающий взгляд, от которого холодело что-то глубоко внутри. Две другие – алая и чёрная как смоль – шептали его имя странными голосами, звенящими, как металл, и глубокими, как эхо в колодце. Но они шептали не ему, а словно кому-то, кто прятался внутри него самого.

"Мы знаем, что ты здесь… Мы чувствуем тебя… Мы ждали так долго…"

Лёха потряс головой, стараясь вытряхнуть остатки кошмара. Тусклый лунный свет проникал через занавески, рисуя на полу неясные узоры. Он перевёл взгляд на тумбочку, где лежал компас. И замер.

Старинный прибор едва заметно вибрировал, словно живой. Стрелка то дрожала, то замирала – точно в такт дыханию Лёхи. Вдох – движение, выдох – пауза. Вдох – движение, выдох – пауза. Как будто компас и мальчик связались невидимой нитью, делились одним дыханием, одним пульсом.

Лёха осторожно взял компас в руки, и тот сразу же замер, словно удовлетворённый этим контактом. Что-то холодное коснулось его ног – ночной воздух, скользнувший по полу. Окно. Он обернулся и вздрогнул – на запотевшем от его дыхания стекле проступил странный символ, похожий на руну "М". Лёха медленно подошёл к окну и провёл пальцем по стеклу. Ощущение было странным – будто под подушечкой пальца проступает тонкий ледяной узор, щекочущий кожу невесомым холодком, хотя стекло оставалось тёплым от летней ночи.

Символ исчез, стоило его коснуться, но чувство тревоги не проходило. Казалось, тени из сна всё ещё наблюдают за ним. Спать больше не хотелось. Лёха накинул футболку и, стараясь не скрипеть половицами, спустился вниз. Может, прогулка поможет выветрить остатки кошмара?

Деревня спала. Только несколько окон светились тусклым светом керосиновых ламп – некоторые старики здесь не доверяли электричеству, предпочитая "живой огонь". Лёха медленно брёл по главной улице, вдыхая прохладный воздух, пахнущий пылью и ночными цветами. Где-то вдалеке ухала сова, словно вопрошая кого-то о чём-то важном.

Они не заметили, как ночь вползла в деревню – не сверху, а снизу, как тень от невидимого костра. И в этой тени скользили жуки, неслышные и терпеливо внимательные.

Лёха остановился. Откуда взялась эта странная мысль? Он огляделся, вдруг почувствовав, что не один на улице. И в этот момент услышал громкие голоса, доносящиеся из-за ближайшего забора.

– Ты совсем совесть потерял, Михалыч? Третий раз за лето межу передвигаешь! Думаешь, я слепой?

– Ты чего раскричался, Петрович? Какую ещё межу? Как была твоя картошка на твоём участке, так и осталась!

– А кол этот кто переставил? Я, что ли? Я же не пьяный был, когда его вбивал!

Лёха осторожно приблизился к забору и посмотрел в щель между досками. Двое мужчин стояли посреди огорода, размахивая руками. Один, в выцветшей тельняшке, тыкал пальцем в деревянный кол, торчащий из земли, второй, в клетчатой рубахе, что-то возражал, кривя губы в злой усмешке.

Странное дело – воздух вокруг спорщиков казался темнее обычного. Словно сама ночь сгущалась вокруг них, напитываясь их злостью. В тусклом свете луны Лёха заметил какое-то движение у подножия забора. Он наклонился и застыл.

Из-под доски выполз огромный жук, почти с его кулак размером. Чёрный, блестящий, с толстым хитиновым панцирем, отливающим маслянистым блеском. Но не размеры поразили Лёху, а поведение насекомого – жук медленно полз по направлению к спорящим мужчинам, время от времени останавливаясь и поводя длинными усами, будто принюхиваясь.

Лёха внезапно ощутил пронизывающий холод, хотя ночь была тёплой. Кончики пальцев начало покалывать, словно от слабого электрического тока, а во рту появился неприятный металлический привкус. Он инстинктивно отступил на шаг, но любопытство пересилило.

Жук остановился в паре метров от мужчин, которые его даже не замечали, увлечённые перепалкой. И тут Лёха увидел нечто невероятное – от спорящих к жуку тянулись тонкие нити тёмного дыма. Они словно сами собой стекались к насекомому, которое их впитывало, как губка впитывает воду. С каждой секундой жук становился темнее, а его панцирь – словно более плотным.

Повинуясь внезапному порыву, Лёха осторожно приблизился к жуку и, затаив дыхание, коснулся его пальцем. Насекомое не убежало – оно замерло, словно впало в транс. На кончике пальца осталась тёмная пепельная субстанция, похожая на сажу, но какая-то… маслянистая. Лёха попытался стереть её о штаны, но пепел словно впитался в кожу.

И тут в памяти всплыл образ – страница из дневника Ивана, которую он видел мельком и не придал значения. Там был рисунок такого же жука, изображённого с тревожной точностью, и подпись: "Собиратели тьмы множатся. Нехорошее время настаёт".

– Ладно, чёрт с тобой! – прогрохотал вдруг голос Петровича, вырвав Лёху из задумчивости. – Я завтра всю деревню соберу, пусть посмотрят на твои делишки!

– Собирай хоть президента! – огрызнулся Михалыч. – Всё равно ничего не докажешь!

Мужчины разошлись, продолжая бормотать проклятия. Лёха заметил, как жук словно сдулся – стал меньше и тусклее. Он медленно пополз обратно к забору. Мальчик хотел было проследить за ним, но жук юркнул в щель между досками и пропал в темноте.

Лёха долго стоял на месте, разглядывая тёмный след на пальце и пытаясь осознать увиденное. Сердце колотилось, а в голове роились вопросы. Что это было? Как жук мог питаться… чем? Злостью? Гневом? И что означает рисунок в дневнике Ивана?

С этими мыслями он вернулся домой и долго ворочался, не в силах заснуть до самого рассвета.

– Вика! – Лёха практически ворвался в сад, где девочка помогала бабушке собирать травы для сушки. – Мне нужно с тобой поговорить!

Вика удивлённо подняла голову, отряхивая землю с рук. Её каштановые косички растрепались, а на щеке остался зелёный след от травяного сока.

– Что случилось? – спросила она, заметив взволнованное лицо друга.

Лёха огляделся по сторонам. Бабушка Вики была занята в другом конце сада, не обращая на них внимания.

– Я видел странного жука, – выпалил он, понизив голос. – Огромного, чёрного. Он… он словно питался ссорой двух мужчин.

Вика молча смотрела на него, и Лёха с удивлением понял, что она совсем не удивлена. Словно ожидала этого.

– Покажи свои руки, – попросила она.

Лёха протянул ладони. На указательном пальце правой руки всё ещё виднелось тёмное пятно – пепельный след, оставшийся после прикосновения к жуку.

– Я знала, что они скоро появятся, – тихо сказала Вика. – Бабушка предупреждала.

Она осторожно провела пальцем по тёмному следу, её прикосновение было лёгким, как пёрышко.

– Это называется "прикосновение к тьме". Оно пройдёт через день-два, – она подняла взгляд на Лёху. – Ты его трогал? Жука?

Лёха кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что Вика знает об этих существах.

– Пойдём, – она встала и направилась к дальнему забору. – Я покажу тебе кое-что.

Они подошли к старому деревянному забору, отделяющему сад от соседского участка. Вика присела на корточки и указала на щель между нижними досками.

– Смотри, но не трогай их больше, – предупредила она.

Лёха наклонился и увидел в тени забора несколько чёрных жуков, почти таких же, как тот, ночной. Они неподвижно сидели, словно ожидая чего-то.

– Бабушка называет их "собирателями зла", – прошептала Вика. – Они питаются негативными эмоциями – злостью, страхом, ненавистью. Чем больше ссор и конфликтов, тем больше их становится.

Лёха почувствовал холодок по коже – при приближении к жукам снова появилось то странное ощущение: холод, покалывание в пальцах, металлический привкус на языке.

– Ты это чувствуешь? – спросил он, глядя на Вику.

Она кивнула.

– Это след их… пищи. Они оставляют после себя остатки злой энергии, которую не смогли полностью поглотить.

Вика достала из кармана своего сарафана знакомую тетрадь – ту самую "Книгу Леса", которую она начала вести после находки дневника Ивана. Она села прямо на траву, аккуратно открыла тетрадь на чистой странице и достала карандаш.

Когда грифель коснулся бумаги, вокруг начало происходить что-то странное. Лёха моргнул, не веря своим глазам. Звуки сада словно отдалились – щебет птиц, шорох листьев, далёкий голос бабушки Вики – всё стало приглушённым, словно кто-то накрыл мир невидимым одеялом. Воздух загустел, стал почти осязаемым, а время замедлило свой бег.

Рука Вики двигалась по бумаге уверенно, словно кто-то невидимый направлял её. Девочка полностью погрузилась в процесс рисования, её лицо приобрело отрешённое выражение. Лёха заметил, как её глаза на мгновение изменились – в них мелькнул зелёный отблеск, как у лесного духа, яркий и живой, словно сам лес смотрел через них.

Рисунок жука на странице становился всё детальнее – каждая линия его панциря, каждый сустав лапок, странные выросты на усиках, которых Лёха даже не замечал… Под рисунком Вика вывела аккуратным почерком: "Чёрный собиратель зла – питается ссорами и злостью, оставляет после себя привкус металла и пепельный след".

Как только последняя буква была написана, мир словно "вернулся". Птицы снова запели громче, ветер зашелестел листвой, и Лёха вновь услышал голос бабушки Вики, зовущей кого-то со стороны дома.

– Что… что это было? – выдохнул он, глядя то на Вику, то на её тетрадь.

Вика моргнула, словно выходя из транса, и посмотрела на свой рисунок с лёгким удивлением, как будто сама не ожидала такой детализации.

– Я не просто записываю, – тихо сказала она. – Я… сохраняю. Бабушка говорит, что когда лес хочет, чтобы что-то не забыли, он находит того, кто запишет это правильно.

Лёха понял, что Вика была не просто девочкой, ведущей странный дневник. Она хранила знания, важные для самого леса, выполняя древний, непонятный ему ритуал.

Он вспомнил, как в дневнике Ивана тоже были похожие зарисовки и записи. Неужели его предок тоже был таким… хранителем?

К дому Сани они пришли уже после обеда. Родители Сани работали в поле, и дом пустовал. Во дворе стоял старый деревянный сарай, который когда-то принадлежал Саниному деду. Оттуда доносились звуки – словно кто-то переставлял ящики и шуршал бумагами.

– Саня? – позвал Лёха, заглядывая в полутёмное помещение.

Саня сидел на полу среди разбросанных коробок и рассматривал пожелтевшие от времени бумаги.

– Привет, – рассеянно отозвался он, не поднимая головы.

Лёха заметил, что Саня всё ещё выглядел потрясённым после происшествия на мосту. Его обычная уверенность словно потускнела, движения стали медленнее, а в глазах появилась задумчивость, почти не свойственная этому всегда активному мальчишке.

Когда они вошли в сарай, Лёха заметил ещё кое-что странное – вокруг Сани трава, пробивавшаяся сквозь щели в половицах, росла заметно гуще и зеленее, словно тянулась к нему. Лёха переглянулся с Викой, но она лишь едва заметно покачала головой – не время обсуждать это.

– Мы видели жуков, – сказал Лёха, присаживаясь рядом с другом. – Странных, чёрных. Они питаются… плохими эмоциями.

Саня наконец поднял взгляд. В его глазах мелькнуло понимание.

– Я тоже о них узнал, – он указал на разложенные перед ним бумаги. – После… ну, после того, что случилось на мосту, я решил поискать в вещах деда. Он много знал о лесе и записывал всякое.

Он протянул им потрёпанную тетрадь в кожаном переплёте.

– Вот, смотрите.

Лёха осторожно открыл тетрадь. Страницы были исписаны мелким, но разборчивым почерком, с множеством зарисовок на полях. Он пролистал несколько страниц и остановился, увидев знакомый силуэт – чёрный жук, изображённый с пугающей точностью.

"Жуки колдуна множатся, это плохой знак", – гласила запись рядом с рисунком. – "Эти твари – не настоящие насекомые, а сгустки тьмы, собирающие людскую злобу. Их хозяин использует эту энергию для своих тёмных дел. Чем больше ссор и раздоров, тем больше жуков появляется. Они как разведчики – смотрят, слушают, собирают."

Лёха перевернул страницу и замер. На развороте была изображена знакомая карта местности – лес, деревня, река, мост и болото. А возле болота стояли три силуэта, очень похожие на те, что они видели во сне и на мосту. Под рисунком была надпись, выведенная дрожащей рукой: "Они ждут за болотом".

– Вы понимаете, что это значит? – тихо спросил Саня, глядя на их лица. – Всё, что с нами происходит, как-то связано. Мост, жуки, эти… тени.

– И мой сон, – добавил Лёха. – Я видел их сегодня ночью. И что-то ещё… Они словно искали кого-то внутри меня.

– Дневник Ивана, записи твоего деда, – Вика задумчиво перелистывала страницы тетради. – Похоже, они знали о чём-то большем, чем просто странности леса. Они знали об опасности.

Они ещё долго сидели в сарае, обсуждая всё, что узнали и увидели за последние дни. С каждым новым открытием мир вокруг них становился всё более загадочным и тревожным.

К вечеру жара спала, и Лёха предложил сходить на рыбалку – не на то озеро, где видели лягушку с короной, а на небольшой пруд недалеко от деревни. Вика отказалась, сказав, что бабушка просила помочь с заготовкой трав, и мальчики отправились вдвоём.

Пруд встретил их тишиной и спокойствием. Вода была зеркально гладкой, отражая розовеющее небо и пушистые облака. Они устроились на маленьком деревянном помосте, закинули удочки и погрузились в то особое состояние покоя, которое дарит только рыбалка.

После всех тревог и странностей последних дней это было как глоток свежего воздуха. Некоторое время они молчали, просто наслаждаясь моментом.

– Знаешь, – наконец заговорил Саня, не отрывая взгляда от поплавка, – я всегда думал, что буду жить в этой деревне всю жизнь. Как мой отец, как дед. Работать в поле, держать хозяйство…

Лёха молча кивнул, чувствуя, что друг хочет сказать что-то важное.

– А теперь я не уверен, – продолжил Саня. – После того, что случилось на мосту… что-то изменилось. Во мне.

Он поднял руки и задумчиво посмотрел на свои ладони.

– Знаешь… иногда мне кажется, что мои руки для чего-то другого… Большего. Как будто внутри что-то ждёт, чтобы проснуться. Звучит глупо, да?

Когда Саня произнёс эти слова, поверхность воды в пруду странно задрожала. Лёха моргнул, думая, что ему показалось, но нет – от берега расходились круги, хотя ничего не упало в воду. Это было похоже на то, как если бы сама вода отзывалась на голос Сани.

Лёха перевёл взгляд на камыш, растущий у берега, и заметил, как стебли слегка наклонились в сторону их помоста, словно тянулись к Сане. А когда тот опустил руку в воду, чтобы смочить запястье, Лёхе показалось, что вода ластится к его пальцам, как прирученный зверь.

Краем глаза Лёха заметил, что на противоположном берегу пруда стояла Вика – она, видимо, передумала и всё-таки решила присоединиться к ним. Девочка замерла, наблюдая за происходящим, и её лицо выражало странную смесь тревоги и понимания. Когда их взгляды встретились, Вика едва заметно покачала головой и поднесла палец к губам – безмолвная просьба не говорить Сане о том, что они видят. В её глазах читалось: "Не сейчас. Он не готов."

Саня, поглощённый своими мыслями, не замечал ни реакции природы, ни присутствия Вики. Или делал вид, что не замечает, боясь признать происходящее?

– Не глупо, – ответил наконец Лёха. – После всего, что мы видели… Я думаю, мы все меняемся. И, может быть, это часть чего-то большего.

Они снова замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая воду в золотистые оттенки.

Саня наклонился над водой, смывая прилипший к пальцам крючок, и в этот момент из глубины на мгновение вспыхнуло яркое золотистое свечение. Лёха успел заметить два огромных глаза, смотрящих прямо на них, и что-то блестящее – то ли чешуя, то ли… корона? А потом видение исчезло, оставив лишь лёгкую рябь на воде.

Они оба застыли, глядя в пруд. Но никто не произнёс ни слова – словно негласный договор не обсуждать необъяснимое уже действовал между ними. Некоторые вещи лучше оставлять невысказанными, пока не придёт их время.

Возвращались в деревню уже в сумерках. Сонная тишина опускалась на дома, кое-где в окнах уже зажигались огни. По дороге они несколько раз замечали чёрных жуков, скользивших по заборам и стенам домов. Казалось, их стало больше за один день.

– Они как будто что-то ищут, – пробормотал Лёха, наблюдая, как один из жуков деловито ползёт вдоль фундамента дома.

Вдалеке послышались раздражённые голоса – снова чья-то ссора. И жуки, словно по команде, начали двигаться в ту сторону, точно стягиваясь к месту, где нарастал конфликт.

Лёха заметил, как Саня инстинктивно спрятал руки в карманы, будто боялся, что они выдадут его. В сумерках его глаза казались темнее обычного, и что-то древнее, не принадлежащее мальчишке, мелькало в их глубине.

"Мы все меняемся", – подумал Лёха. – "Вопрос в том, во что мы превращаемся?"