Кадота: Охота на сострадание

Внезапно позади меня раздается гулкий удар – короткий звук выводит меня из оцепенения.

Я рефлекторно отпрыгиваю в сторону, чтобы избежать угрозы, которая может скрываться за спиной.

Передо мной открывается сущий кошмар: меж стеллажей покоится серое сморщенное тело – безошибочно узнаваемый труп бездумного существа. Из его глазницы торчит клинок Вика.

Все-таки он не промахнулся.

Сердце болезненно сжимается, когда я оглядываюсь на то место, где исчез Вик. Все внутри холодеет, желудок сводит. Боже, что я натворила…

Срываясь с места, бросаюсь к затемненному углу.

Я обшариваю взглядом пространство с картонными коробками и другим хламом, но его нигде не видно. Приступ паники затягивает меня сильнее, чем когда-либо ранее.

Я приседаю на корточки, так как кое-что привлекает мое внимание на полу – небольшой кровавый отпечаток руки. Его руки.

Дыхание сбивается, и я осторожно ступаю по кровавому следу, ведущему вглубь затемнения.

След приводит к неприметной дверце, спрятанной за стендами отдела бытовой химии. Я нащупываю ручку – дверь заперта изнутри.

– Вик! Мне очень жаль! Я думала, ты целишься в меня! Прости! – мой голос содрогается, слова кажутся неадекватными под гнетом чувства вины и испуга. – Пожалуйста, открой, я помогу тебе!

И вдруг тишину магазина нарушают посторонние звуки – тревожная пробирающая до мурашек мелодия. Это что, варган?…

Далекие пружинистые переливы инструмента, словно призрачная колыбельная, доносятся до слуха. Звук до жути похож на тот, что наигрывала наша воспитательница в детском саду в Зете. Как давно это было…

Я мгновенно прячусь за ящик неподалеку от двери склада, за которой скрывается Вик. Сердце уходит в пятки, пока я вглядываюсь в небольшую расщелину в стене,что выходит на площадку возле магазина.

То, что вскоре попадается мне на глаза, леденит в жилах кровь.

Срочно стучу в дверь склада, костяшки царапаются о ржавый металл.

– Вик! Пожалуйста! Впусти меня!!! Если не впустишь, клянусь, я буду преследовать тебя в твоих кошмарах, если умру сегодня! – выплескиваются мои отчаянные слова. Мне также невыносима мысль о том, что я могу потерять и его… Не после всего, через что мы уже прошли!

Но мгновения растягиваются в минуты ожидания, а в ответ – тишина.

Прислоняюсь спиной к двери, сползая на пол. Звуки варгана снаружи приближаются. Скоро они будут здесь. Скоро бездумцы почуют наши мысли.

Как раз в тот момент, когда мне хочется все бросить и бежать, дверь склада со скрипом приоткрывается. И прежде чем успеваю осознать, что происходит, вваливаюсь внутрь.

Вик с силой затаскивает меня в кромешную тьму и сразу же защелкивает за нами дверь.

Резкая смена хаоса на мертвую тишину заставляет содрогнуться.

– Что там происходит? – ровным тоном вопрошает он где-то совсем рядом со мной. – Что тебе там удалось увидеть?

Я пытаюсь приспособить зрение к темноте вокруг, переводя дыхание, пока паника не утихает настолько, чтобы прояснить ситуацию.

– Двое мужчин… Путчисты, – запинаясь, выдавила я, силясь подобрать правильные слова. – Лица покрыты татуировками, и… у них на поводках были двое бездумцев с… с зашитыми ртами.

В памяти отчетливо вспыхивает образ – жуткое зрелище, от которого мороз пробирает до самых костей.

Вик молчит, по ощущениям, целую вечность. Наконец он все-таки нарушает молчание.

– Путчисты с питомцами. Интересно… Видимо, берут их с собой на охоту по здешним местам. Удобно… Все, кто мыслит громко обречен.

Мой разум неистово мечется в поисках выхода из этого кошмара, но все варианты кажутся безнадежными. Хотя… Если это сработало тогда с планктоном, в реке…

В черной как смоль пустоте нахожу руку Вика – теплую и твердую. Удивительно, но он не отдергивает ее.

– Вик, обними меня, – шепчу я.

– …Что?

С трудом проглотив страх, я заставляю себя сохранять спокойствие.

– Пожалуйста, обними меня сейчас, так крепко, как только сможешь. И не отпускай меня, что бы ты ни увидел или ни услышал, слышишь? – я крепко сжимаю его ладонь, словно это был спасательный круг. – Я знаю, что доверять мне сейчас просто дико, но прошу тебя. Доверься мне в этот последний раз.

Наступает минутное затишье. Слышу, как он тихо шипит – напоминание о его ранении, заставляющее меня сощуриться от угрызений совести. Мысленно сто раз прошу у него прощения за то, что поставила его в такое положение. Но сейчас нет времени предаваться переживаниям: выживание диктует свои условия.

Сдержанными телодвижениями, выдающими его дискомфорт, Вик придвигается вплотную ко мне. Тепло, исходящее от него, обволакивает меня, как защитный кокон.

Я аккуратно притягиваю его ближе к себе, обвивая руками его широкую спину. Мимолетно вдохнув полной грудью, я улавливаю его запах, смешанный с хвойными нотками. Он помогает мне более менее успокоиться.

Неподалеку слышатся монотонные звуки варгана, становящиеся все громче. Они уже близко, скоро будут рядом с магазином и увидят, что замок взломан.

Я начинаю свой ритуал.

Задерживаю дыхание, время тянется слишком медленно, мир снаружи уходит в никуда, и все, на чем я могу сфокусироваться, – это теплое дыхание Вика на моем лице.

Стук моего сердца замедляется… Замедляется.

И в один короткий миг все заканчивается.

Варган

Прихожу в себя в полутьме, воздух густой от пыли и запаха чего-то горелого. Первое, что цепляет мой слух, – необычные музыкальные отзвуки неподалеку – повторяющийся ритм варгана. Чем больше вслушиваюсь, тем сильнее завораживают меня эти раскаты.

Я переворачиваюсь на бок, но это дается мне с трудом – мое тело плотно укутано двумя старыми одеялами, их грубая материя, истлевшая за долгие годы использования, неприятно прилегает к коже.

При повороте головы замечаю Вика. Он сидит спиной ко мне, откинувшись на выцветшую подушку; рядом с ним тихонько гудит небольшой обогреватель.

Вокруг него валяются консервные банки – некоторые помятые и ржавые, – и красный с белыми точками чайник, стоящий на небольшой переносной плитке на полу. Дрожащий отблеск нескольких свечей образует тени на его спине, пока тот расслабленно наигрывает что-то на инструменте.

Я присматриваюсь к окружающей обстановке: эта небольшая квартира – пережиток другой эпохи, погруженный в тоску разрухи. Мебель здесь малочисленна, но функциональна: у одной стенки стоит облупившийся стол, к которому приставлены несколько стульев. В углу высится старый платяной шкаф, дверцы которого приоткрыты – вероятно, жильцы этого дома покидали свое жилье в спешке. Пыль покрывает все тонким слоем, скрывая любые проявления жизни, которая когда-то протекала здесь.

Вместо окна в стене гостиной зияет дыра – неровный пролом, из которого виднеется простирающийся внизу сумрачный поселок, превращенный в руины. Скорее всего, когда-то здесь произошло землетрясение. Помню, что-то подобное было и в лагере, когда я лежала в лазарете… Был какой-то подземный толчок, а после него – вспышка молнии и раскаты грома. Значит, это место было ближе к эпицентру.

Я вглядываюсь в ночной пейзаж, открывающийся перед Виком: разрушенные здания напоминают дозорных среди искореженного металла и осыпавшегося стекла; природа начала отвоевывать этот клочок земли, некогда принадлежавший ей. За поселком простирается непроглядный лес – высокие ели, возвышающиеся на фоне безлунного неба.

Как я здесь оказалась? В голове мелькают обрывки воспоминаний, похожие на угасающие угли. Неужели Вик перенес меня сюда после того хаоса в магазине? В памяти всё туманно: я помню, как меня охватила паника, когда два бездумных существа и Путчисты вот-вот должны были нас обнаружить. Помню, как тогда остановила свое сердце – специфический дефект моего тела – чтобы перекрыть доступ бездумцам к присутствию Вика и его мыслям. Похоже… Это сработало.

Внезапно звуки варгана оборвались, и Вик обернулся ко мне, уперев локти в колени.

– Жива, подруга?

Он выглядел порядком уставшим: тени под зелеными глазами делали его взгляд более интенсивным.

– Отлично. Теперь ты можешь рассказать мне все, что, черт возьми, с тобой произошло и с какой стати бездумное отродье в метре от нас, стоящее буквально за дверью, не уловило наших мыслей. – его голос был ровным, лишенным каких-либо эмоциональных оттенков.

Я напряженно моргнула, пытаясь свести мысли воедино. Нужно было не просто пересказать события, а заново прожить их – хаос, страх и неуверенность, которые стали моими постоянными спутниками. И самое сложное – мне придется объяснить ему свою аномалию? А надо ли?…

– Ты умеешь играть на варгане? – пролепетала я, пытаясь хоть немного отойти от темы.

Парень лишь с досадой прищелкнул языком, после чего засунул маленький инструмент в нагрудный карман.

– Научился, когда мелким был, – неожиданно для меня ответил он. – Давненько это было, – прикусив щеку, он погрузился в воспоминания. – …Двадцать лет назад.

– Тебе двадцать лет? – машинально переспросила я, пытаясь приподняться, но оказалась в плену одеял, плотно обернутых вокруг меня. От этого усилия у меня заболели мышцы – лишнее напоминание о том, насколько я была истощена, а в голове вообще какая-то муть была.

Вик нахмурил лоб, наблюдая за тем, как я беспомощно извиваюсь, словно уж на сковородке.

– А что у нас с математикой? Я что-то не припомню, чтобы ты в последнее время где-то головой билась. – проворчал он, с явным недовольством отталкиваясь от своего места.

Подойдя ближе, парень присел на корточки. Потянувшись ко мне, его мозолистые руки с легкостью начали разматывать одеяла, державшие меня в плену.

– Думаешь, я выполз из мамки и сразу потребовал, не кормить меня грудью, а засунуть мне в рот инструмент? Не огорчай меня, тупица. Я вообще-то рассчитывал на интеллектуальную беседу. Или ты делаешь это специально? Притворяешься глупенькой? Сознавайся.

– Ага… Зачем ты замотал меня в эти тряпки? – прохрипела я, старательно избегая попадания облака пыли в нос.

– Хватит ерзать! – угрюмо буркнул он, рывком сдергивая с меня одеяло.

Наконец-то освободившись из одеяльной тюрьмы, я глубоко вздохнула и столкнулась с укоряющим взглядом Вика.

– Ну? Начинай говорить.

Озноб скользнул сквозь одежду, пробирая до костей. Мой желудок громко заурчал, и этот звук, казалось, гулко отозвался в безмолвии комнаты.

Я крепко обхватила живот руками, искренне желая, чтобы он этого не расслышал. Вик же уставился на меня исподлобья, ничуть не удивившись моему смущению.

Опустившись на колени перед портативной плитой – нехитрой конструкции, – он подогрел какую-то банку с супом и поставил ее напротив меня. Пар, поднимающийся от баночки, нес с собой аромат, одновременно манящий и незнакомый – пахло вкусно и выглядело тепло.

– Ешь, – распорядился Вик. – Потом все расскажешь.

Я на мгновение замялась, глядя на банку. Никогда еще не была так голодна и так рада получить пищу.

– Как тебе удалось прихватить еду и перенести меня сюда? Путчисты ушли, и ты выбрался?

Вик коротко ухмыльнулся, усевшись на подушки, скрестив ноги.

– О, это целая история! И весьма любопытная, я бы сказал. Я полдня просидел в кладовке с твоим бездыханным телом. Думал похоронить тебя там, знаешь, в отделе с крупами и орехами, как хомячка. – его тон сделался почти шутливым, – Но потом ты снова начала дышать. Нежданно-негаданно! Обычная ситуация, правда? Особенно спустя несколько часов после остановки сердца.

Порывшись в своих немногочисленных вещах рюкзака, он что-то нащупал. Вик извлек на свет картонную коробочку, набитую цикорием.

– И тогда я отыскал это уютное местечко в ближайшем доме. Уложил тебя здесь отсыпаться, а сам еще раз сходил прихватить чего поесть.

Он подхватил красный чайник и наполнил его водой из керамического кувшина, который когда-то явно был частью сервиза.

Поставив чайник на плитку, он щелкнул каким-то переключателем, поднеся спичку к прибору: тут же вспыхнуло синее пламя. В его действиях прослеживалось знание технологии – каждое действие было выверенным. Он наверняка когда-то жил в большом городе.

В ожидании, когда вода закипит, Вик переключил свое внимание на меня.

– Ты мог взять в этом магазине все, что угодно… Почему взял только это? – спросила я, указывая на выложенные несколько скудных баночек на полу – набор самых простых видов, которые казались скудными по сравнению с тем, что я запомнила из магазина, наполненного красочными упаковками и огромным ассортиментом.

– Это не еда – это топливо, – буднично пояснил Вик, кивнув на банку с бульоном в моей руке. – Для ежедневного пропитания нам тот цветастый хлам не нужен. Незачем тогда и пробовать эту муть. От нее только отупеешь, а вкус обычной еды будет казаться пресным.

Я молча принялась за еду, а в голове пронеслись картинки из магазина – перед глазами возник образ Вика, пятящегося назад с ножом в плече. Я виновато глянула на него – он тем временем неотрывно наблюдал за мной, проникая взглядом сквозь толщу моих мыслей.

– Знаешь, – начал он после минутного раздумья, – теперь-то я знаю, почему у тебя больше нет кода на запястье.

При этих словах у меня по спине прокатилась мелкая дрожь.

– …Почему?

Он слегка наклонил голову, словно раздумывая, как лучше объяснить.

– Ты ведь кошка, – бесхитростно сообщил он, передернув плечами. – Я же уже говорил тебе об этом, да? Как у любой кошки, у тебя в запасе девять жизней. Ты потратила одну из них вчера. – его глаза слегка сузились, и он продолжил: – Когда-то ты, вероятно, уже проворачивала такое. Именно поэтому бездумцы не почуяли нас, а кодовый имплант не обнаружил в тебе жизни тогда, и отключился. Одно слово – кошка. Пологаю, сейчас, после твоего чудо воскрешения, чип опять стерся?

Я недоверчиво отодвинула рукав куртки – кода и правда почти не было видно. Чайник тихонько засвистел, и я рассеянно перевела взгляд на профиль Вика. Пар поднимался вверх в приглушенном свете, пока он переливал воду в кружки, заваривая цикорий. Аромат медленно, но верно распространялся по комнате – землистый и насыщенный.

С двумя кружками в руках Вик вернулся на место.

– Держи. Выпьем за твою новую жизнь, кошечка!

Пока я потягивала цикорий, ощущая его терпкий вкус на языке, мой взгляд то и дело падал на Вика. Его точеный профиль был подчеркнут высокими скулами, а харийские глаза, в которых всегда искрилась смесь безразличия и насмешки – сейчас были сонными. Темно-рыжие волосы волнами обрамляли от природы красивое лицо, скрывая румянец от жара плтики. Я сказала ему тогда, что с этими отросшими волосами он выглядит как девчонка… Я была не права.

– Прости, что запустила в тебя ножом тогда. Я не знала… – нерешительно начала я, чувствуя, как груз моего прошлого поступка тяжко давит на мои плечи. Впрочем, закончить свое извинение я не успела – Вик резко поднял руку.

– Я не хочу слушать твои сожаления, – огрызнулся он, прервав меня. – От них никакой отдачи. Как и от тебя.

Я судорожно вздохнула, отгоняя поднимающуюся во мне волну негодования.

– Мне хочется верить, что я доверяю тебе. Правда… Поэтому я все тебе расскажу. Я хранила эту информацию в тайне ото всех в лагере.

Мое сердце неровно забилось, пока я готовилась обнародовать то, что было похоронено глубоко внутри меня все время моего пребывания на острове.

Выражение лица Вика переменилось: он искривил губы, явно собираясь выдать какую-нибудь язвительную реплику. Однако он не успел и слова вымолвить – я поступила импульсивно и, не задумываясь, спешно сунула ему в рот горбушку черного хлеба.

Пока он отвлекся на мою дерзкую выходку, я ухватилась за возможность высказаться.

– Я узнала тех бездумцев, что были с Путчистами, – быстро проговорила я. – Я прибыла на остров на последнем пароме, перевозившем преступников с материка. Тот, что был взорван и затонул.

Тяжесть произнесенных слов прочно осела между нами: на нахмуренном лице Вика промелькнуло недоброе осознание.

– Бездумцы на поводках были теми преступниками – они были в форме, выданной нам на пароме, – негромко объяснила я, испытывая уязвимость и в то же время облегчение от того, что наконец поделилась этой частью своего прошлого с кем-то. – Я не знаю, кто организовал тот взрыв, но знаю человека, исполнившего их замысел. Это он приезжал в наш лагерь вместе с людьми из Края и сообщил нам о втором пришествии бездумцев. – я сжала кружку во вспотевших руках, покусывая губу. – Это он пырнул меня ножом во время Турнира секций, когда мы с тобой выступали, а потом подстерег, когда я вышла из лазарета, чтобы избавиться от меня, как от единственной свидетельницы.

Я опускаю взгляд и с трудом заставляю себя не вдаваться в воспоминания, ведь я рассказала ему о себе больше, чем кому-либо в лагере. Даже Рэд этого не знает. У нас не было достаточно времени, чтобы узнать друг друга лучше.

После затянувшейся паузы я так ничего и не услышала от Вика. Подняв взгляд, проследила, как его губы сложились в подобие загадочной ухмылки, пока он размышлял о чем-то своем.

Поднеся чашку к губам, он вдруг судорожно взмахнул рукой – керамика гулко разбилась об пол. У меня тоже начались кодовые конвульсии руки, и я поморщилась, виня себя за то, что сама стала инициатором их возвращения. Мое запястье жутко зудело, но, видимо, не так сильно, как у Вика.

– Почему это гадство происходит каждый раз, когда я ем?! – в бешенстве выкрикнул Вик, пнув пустую консервную банку из-под фасоли, которая тут же шмякнулась об стенку.

– …Потому что ты ешь только по ночам?

– Не думаю, что они так пекутся за мое стройное тело! – фыркнул он, рывком поднимаясь со своего места. – Рад был узнать, что твой чип тоже воскрес! Второго чуда не будет?

Когда он бросился прочь, его нога зацепилась за какое-то невидимое препятствие: парень споткнулся и грузно оперся о дверной косяк.

– …Как твоя рана на плече? Я сильно тебя задела?

– Метаешь ножи – хреновей некуда. Думаю, тебе стоит пересмотреть свой боевой инвентарь.

С этими словами Вик исчез в коридоре, после чего послышался звук захлопнувшейся двери, эхом разнесшийся по затихшей квартирке.

Я допила свою чашку и подошла к краю того, что раньше было оконной рамой. Присев так, что ноги свободно свесились в пустоту внизу, я почувствовала одновременно страх и легкий трепет.

От открывшегося передо мной вида захватило дух: ночное небо, усыпанное звездными россыпями, и одинокие здания, походившие на горные склоны на горизонте. Вокруг царила абсолютная тишина, за исключением шума протекающей где-то неподалеку крупной реки, негромкое журчание которой умиротворяло.

Я прикрыла глаза и позволила дуновению прохладного ветерка омыть свое лицо, стараясь отгородиться от мыслей о травме Вика и его непонятной реакции на мое откровение. О чем он тогда подумал?… Удивило ли это его? Или это была еще одна возможность для него подшутить надо мной в будущем?

Я в последний раз взглянула на звезды, прежде чем тихонько подняться.

Мне удалось разыскать свободную комнатку с двухместной кроватью вблизи кухни по коридору, и дверь неприятно заскрипела, когда я толкнула ее. В воздухе порхали пылинки, освещенные блеклым звездным сиянием, проникающим сквозь выбитые землетрясением оконные створки.

Прежде чем шагнуть внутрь, я на мгновение задерживаюсь на пороге, оглядываясь через плечо на темный коридор. Принимаю решение запереть дверь на щеколду, и тут же чувствую мгновенное спокойствие.

Кровать не убрана, простыни отсыревшие, но после стольких дней странствия мне становится радостно, когда я устраиваюсь на настоящем матрасе. Сейчас это маленькая роскошь.

Но сон ускользает от меня. Трудно отключиться после всего случившегося.

Я откидываюсь на спинку кровати, скрестив ноги, и пытаюсь провести своеобразную медитацию в надежде хоть немного утихомирить свой разум.

Порывшись в сумке, я нащупываю пальцами маленькую баночку, лежащую среди немногочисленных пожитков.

Я достаю голубую баночку и, прищурившись, осматриваю ее. Льющийся звездный свет немного подсвечивает ее поверхность. Сердце сжимается от понимания, что я могу разобрать некоторые буквы, выгравированные на жестянке: «Сгущенка».

Внезапно затылок пронзает невыносимая боль, словно электрический разряд, – резкая и дезориентирующая, заставляющая меня немедленно прекратить попытки концентрации.

Дыхание учащается, я хватаюсь за виски, пытаясь разогнать приступ головокружения, грозящий накрыть меня с головой. Я только что сама прочитала целое слово!!!

С трясущимися руками, подскакиваю на кровати и невольно улыбаюсь. Теперь я смогу больше практиковаться в чтении. Связано ли это с тем, что я останавливаю свое сердце? Просто всякий раз, когда я это делаю, давление на голову как будто ослабевает. А вчера был уже четвертый раз моей временной смерти. Первый был еще в детстве, когда заблудилась в пустыне, потом, когда затонул паром, третий раз – в реке, спасая Рэда и… Вчера.

Я окидываю взглядом комнату и замечаю старый деревянный сервант, расположенный у окна. Движимая любопытством, поднимаюсь с постели и подхожу к нему.

Дерево жалобно стонет под моим прикосновением, когда я раскрываю дверцы. Внутри, среди слоев пыли и остатков заброшенных вещиц, я обнаруживаю несколько упаковок с канцелярскими принадлежностями и несколькими выцветшими фотокарточками. Одна из них особенно привлекает мое внимание – блеклый снимок, запечатлевший мужчину в старомодной одежде рабочего класса, заключающего в объятия женскую фигуру с металлическими руками и шеей. Женщина-гуманоид холодно взирает со снимка своими серыми глазницами.

Перевернув фотографию, замечаю выведенные на ней слова. С огромным трудом удается прочитать их, и становится сразу как-то не по себе: «Мы в корне вывернем наш Остров и сделаем его первым раем на земле для всех!», – затылок начинает ныть, но я все-таки дочитываю фразу: «Если Бог отвернется, мы сами станем Богами!».

В этом высказывании чувствуется нездоровая амбициозность и глубокий оптимизм. Я едва не выпустила фотокарточку из рук, когда нервная пульсация в висках дала о себе знать, напомнив, что с новой способностью чтения нужно разбираться постепенно.

Я бесшумно прошествовала по коридору в затемненную кухню с выцветшими обоями с подсолнухами, ободранными в некоторых местах. Здесь пахло чем-то сгнившем и проржавевшим металлом. У меня была миссия найти что-то – что угодно – что могло бы помочь мне вскрыть неподатливую банку со сгущенным молоком. Сон мне точно не светил, поэтому, развлечь себя чем-то сладким – было привлекательной идеей.

Обследовав захламленные пыльные столешницы, я наткнулась взглядом на завалявшийся среди прочей утвари нож.

Я подобрала его, ощущая в руке его вес, и в голову закралась назойливая дурная мысль.

Неуверенным движением я поднесла кончик указательного пальца к острому концу и слегка надавила на него. Почти мгновенно на пальце проступила красная капля, блеснувшая, как маячок, на фоне окружающей меня серости.

Мои опасения подтвердились. Со мной творилось что-то странное. Обычно вид крови приводил меня в настоящий паралич, но в этот раз дело было иначе. И было совсем не больно. Лишь легкое покалывание разлилось по телу, будто я отключилась все нервные окончания от болевых ощущений. Что со мной происходит? Неужели это последствия применения моей аномалии…

– Чем-то интересным тут занимаешься? – голос Вика резанул по моим беспокойным мыслям, заставив меня испуганно вздрогнуть и поспешно спрятать руку за спину.

Он невозмутимо взирал на меня, прислонившись к дверному косяку, и негромко стучал пальцем по варгану, зажатому между губами. Звук мягким эхом отозвался в опустевшей кухне, создавая необычный резонанс между моим состоянием, его беззаботным поведением и мрачной реальностью.

– У Путчистов тоже был варган. Где ты нашел этот? У них забрал? – угрюмо пошутила я, стараясь держать голос ровным.

– Сам сделал.

Вик беспечно пожимает плечами, продолжая наигрывать ритм.

– Это как?

Мои брови сошлись в замешательстве: Господин Сионов, наш школьный учитель, месяцами оттачивал свои варганы, чтобы они звучали так чисто и мелодично.

– Ты действительно хочешь знать, как? – Вик оттолкнулся от дверного проема, подбросив инструмент в руке.