Необычайные путешествия Сатюрнена Фарандуля в 5 или 6 частей света и во все страны, известные и даже неизвестные господину Жюлю Верну

Только представьте себе, в колеблющемся сиянии рассеянного света, в подрагивании зеленых вод, этих юношу и девушку, таких красивых и таких молодых, неподвижно сидящих на обломке скалы! Никогда еще – если художникам вообще доводилось посещать эти глубины, – никогда еще взору художника не открывался более пленительный сюжет!.. То были подводные Ромео и Джульетта!..

В водной стихии могучий стан Фарандуля становился еще импозантнее, и никогда еще скафандр не являл очертаний более восхитительных, линий более волнистых и грациозных, чем скафандр Мизоры!

Стайки рыб останавливались в изумлении перед этой группой, огромные тунцы и бестактные скаты кружили вокруг молодых людей, не выводя влюбленных из их экстаза даже в те моменты, когда эти ошеломленные рыбы задевали трубки, по которым сжатый воздух поступал в шлемы скафандров.

Иногда рыб вокруг собиралось великое множество. Фарандуль не обращал на них никакого внимания; зная по собственному опыту, что подводные монстры обитают лишь на очень больших глубинах, он не опасался появления оных в восьми метрах от уровня моря.

Увы! Увы! В один из дней Мизора пожелала совершить, рука об руку с Сатюрненом, небольшую экскурсию в те подводные долины, которые тот ежедневно исхаживал взад и вперед, чтобы увидеться с нею, и Фарандуль не осмелился отказать любимой в этом удовольствии, хотя и не стал от нее скрывать все его риски.

Молодые люди благополучно отошли на некоторое расстояние от берега – Фарандуль с помощью небольшого карманного устройства, сообщающего цифровые показатели давления, установил, что они находятся на глубине в сто пятьдесят метров, – когда внезапно их взорам предстало неожиданное зрелище!

В десятке шагов от них происходила ужасная битва между небольших размеров китом и морским змеем метров тридцати с лишним в длину. Жуткий боа напал на несчастного кита сзади; схватив его, проплывавшего мимо, своим огромным зевом, теперь он пытался проглотить беднягу, в то время как кит отчаянно отбивался.

Голова кита и часть тела, задержанная плавниками, все еще высовывались из этой пасти; боа, дабы затолкнуть внутрь себя всю жертву целиком, неистово извивался, постепенно раскручивая свои кольца.

Было очевидно, что кит долго не продержится.

– Возьми топор, мой отважный Фарандуль, – взмолилась охваченная жалостью Мизора, – и убей монстра!

И, так как Сатюрнен колебался, добавила:

– За меня не бойся, спасай кита!

Фарандуль бросился вперед. С топором в руке, он оседлал змея и, несмотря на липкость рептилии, добрался до головы и принялся наносить по ней яростные удары. Змей, сначала не обративший внимания на этого нового противника, беспокойно задергался, но, не позволяя сбросить себя, Фарандуль удвоил частоту ударов и в конце концов достиг своей цели – череп морского чудища со звонким хрустом раскололся надвое.

Челюсти змея широко раскрылись, тело конвульсивно задергалось, и кит вырвался на простор.

В тот же миг – к величайшему ужасу Фарандуля и прежде, чем тот осознал, что происходит, – кит в два взмаха плавников подлетел к бедной Мизоре, с волнением наблюдавшей за перипетиями сражения.

В следующую секунду несчастная девушка исчезла в его огромной пасти.

До чего ж мерзкая душонка! Гнусный кит, вместо того чтобы засвидетельствовать признательность нежному дитяти, которое, в общем-то, его и спасло, не нашел ничего лучше, чем проглотить свою благодетельницу!

Чудовище, вдвойне довольное тем, что удалось ускользнуть от змея, да еще и с нежданным уловом, устремилось к дневному свету, чтобы насладиться своим счастьем в мире и покое.

Обезумевший Фарандуль едва успел ухватиться за какой-то шнур, торчавший из пасти кита, и потому оказался на поверхности воды одновременно с последним.

Тот шнур, который Фарандулю удалось схватить, оказался трубкой, по которой в шлем Мизоры поступал сжатый воздух; лелея пусть и слабую, но все же надежду на благополучный исход, юноша не желал выпускать из рук ту последнюю нить, которая, возможно, еще связывала Мизору с жизнью.

И тут Сатюрнену несказанно повезло: вынырнув на поверхность, он увидел свой корабль, стоявший на якоре всего в паре кабельтовых. На борту уже наблюдалась определенная суматоха: должно быть, экипаж заметил кита и теперь – исключительно от нечего делать – намеревался атаковать его. Фарандуль отчаянно замахал руками, в ответ послышался крик пятнадцати луженых глоток, и спасательная шлюпка была спущена на воду быстрее, чем мы написали эту фразу.

Проглоченная Мизора

Старший помощник Мандибюль, с гарпуном в руке, громкими возгласами побуждал матросов усерднее налегать на весла. Две минуты спустя Фарандуль, подобранный в лодку, схватил гарпун и уверенной рукой поразил им монстра в правый бок.

Мандибюль, некогда бывший китобоем, заметил, что, вопреки привычкам китов, которые уходят под воду и со стремительной скоростью уносятся прочь, как только их атакуют, этот лишь едва трепыхнулся.

Судя по всему, кит уже осознал, в сколь незавидном положении оказался. Преступление никогда не остается безнаказанным: в один прекрасный день карающее Провидение обязательно находит злодея и наносит удар! Для кита уже наступил час раскаяния, и пусть его преступление не могло давить на отсутствующую совесть, оно ему давило на желудок!

Кит с первых же мгновений заметил жесткость той, кого он проглотил без предварительного осмотра, но, понадеявшись на кротость ее нрава, решил, что ему все-таки удастся справиться с этой крайне тяжелой пищей.

Теперь же в глубине души он начинал сожалеть о своем чревоугодии: мало того что к ощущению тяжести в желудке добавились постоянная возня и толчки со стороны проглоченной им жертвы, так в довершение всех бед внезапно он, и без того уже вынужденный бороться с врагом внутренним, был атакован еще и новыми – внешними – врагами!

По поданному Фарандулем знаку Мандибюль метнул еще один гарпун, и, прежде чем кит успел удалиться, матросы сумели надежно закрепить на носу «Прекрасной Леокадии» два троса.

Фарандуль спрыгнул на монстра и принялся колотить топором по его панцирю, в надежде пробить проход, через который он мог бы проникнуть внутрь и спасти Мизору.

Одновременно с этим на судовой палубе заканчивались последние приготовления к поднятию кита на борт.

Внезапно кит, словно подзарядившись энергией, с такой силой ударил хвостом по шлюпке, что та едва не перевернулась, и стрелой унесся в южном направлении.

«Прекрасная Леокадия», взятая монстром на буксир, также перестроилась на этот курс. Фарандуля, чье лицо выражало бессильное отчаяние, и членов спасательного отряда подняли из шлюпки на борт.

Да и как тут было не горевать! Сатюрнену казалось, что Мизора потеряна для него навсегда; хотя воздуховодная трубка все еще болталась рядом с головой монстра, шансов на то, что девушка будет жива к тому моменту, когда «Прекрасная Леокадия» настигнет умирающего кита, с каждой минутой становилось все меньше.

Тем не менее он желал хотя бы собственноручно прикончить чудовище! А для этого нужно было следовать за китом до тех пор, пока тот не выбьется из сил. Тросы гарпунов были прочными и порваться не могли, и «Прекрасная Леокадия», убрав все паруса, устремилась в погоню.

Глава V

Каким образом бедняжка Мизора очутилась в аквариуме господина Валентина Крокнова, пожилого, но пылкого ученого. – Сатюрнен Фарандуль объявляет войну Англии

Прибытие кита в Австралию

Со свистом разрезая волны, «Прекрасная Леокадия» стремительно летела вперед; тянувший ее за собой кит задал такой темп, что точно определить скорость судна не представлялось возможным – по грубым прикидкам Фарандуля она составляла около сорока лье в час!

Матросы практически не могли двигаться; те, что стояли, резко падали на свои мягкие места, как только лишались точки опоры. У многих затруднилось дыхание.

Чем окончится эта безумная гонка?

Встречавшиеся корабли на всех парах разбегались по сторонам во избежание столкновения с этим дьявольским судном, которое они принимали за корабль-призрак! Большой пароход линии Ливерпуль—Мельбурн с перепуганными пассажирами на борту едва не был разрублен надвое в результате неверного маневра…

На шестнадцатом часу гонки Фарандуль заметил по левому борту клочок суши, который, по его представлению, должен был быть побережьем западноавстралийского Перта.

Если в ближайшие четверть часа кит не изменит направления, через какое-то время они окажутся на Южном полюсе, где разобьются о полярные айсберги или голые скалы антарктических земель.

А Мизора? Увы! Оставалась ли для нее хотя бы малейшая надежда?

Внезапно кит повернул и устремился на восток, обогнув мыс Лювин и берег Короля Георга и, похоже, лишь увеличив скорость.

Вскоре животное отчаянно затрепыхалось, пытаясь избавиться от тросов, – Фарандуль в какой-то миг даже решил было, что они вот-вот оборвутся. Затем вдруг налетел ужасный шторм, и ситуация стала еще более опасной; казалось, уже и Небеса приняли сторону монстра, ополчившись на защитников прекрасной Мизоры!

Посреди разбушевавшейся стихии дергания и толчки кита сделались еще более неистовыми. Монстр пыхтел и страдал! Временами по левому борту отчетливо виднелось австралийское побережье, но потом все терялось во мраке бури.

Гонка продолжалась уже двадцать три часа, когда вдруг, в самый разгар шторма, оба троса одновременно лопнули; сотрясаемый судорогами кит, внезапно вырвавшись на свободу, удвоил скорость, тогда как «Прекрасная Леокадия», закружившись среди бушующих волн, осталась далеко позади.

Еще примерно с час содрогающийся монстр несся вперед. Водовороты пены прочерчивали позади него длинный кильватер, а его ноздри при каждом толчке выбрасывали вверх огромные водяные столбы. Всякий раз, как голова кита выглядывала из-под воды, слышалось своего рода мычание… Монстр стонал!

Рыбак по имени Джон Бёрд, проживавший в небольшой прибрежной деревушке в нескольких лье от Мельбурна, неподалеку от порта Филипп, в тот день по причине бури не сумел выйти в море и потому прогуливался по берегу, попыхивая в качестве утешения трубкой, когда, к своему величайшему смятению, увидел, как прямо на него летит гигантская рыбина! Он едва успел отскочить в сторону, и находящегося уже на последнем издыхании кита выбросило на скалы, метрах в пятнадцати от воды. Лежа на боку, обессиленное и неподвижное, животное, казалось, готово было испустить дух прямо у ног изумленного Джона Бёрда.

Но тут на сцене суждено было появиться третьему персонажу. Высокий, сухенький, угловатый и плешивый мужчина в очках уже спешил к берегу, размахивая длинными руками и непомерным зонтом. Позади него развевался просторный желтый плащ; этот мужчина, ничуть не беспокоясь о своих открытых туфлях, скакал по лужам, забрызгивая себя грязью с ног до головы.

Да позволят наши читатели представить им знаменитого ученого господина Валентина Крокнова, директора-основателя Большого мельбурнского аквариума, учреждения почти несравненного, где в постоянно обновляемой морской воде барахтались все виды известных рыб.

В аквариуме господина Крокнова, в данный момент озабоченного пополнением коллекции, не хватало лишь одного кита, так что можете вообразить, как он обрадовался, когда издали заметил трепыхающегося на песке монстра.

Джон Бёрд уже собирался прикончить кита выдернутым из плоти животного гарпуном, когда вдруг получил болезненный удар зонтиком по голове.

Трубка выпала у него изо рта и разбилась; Джон Бёрд в ярости обернулся, чтобы ответить.

– Я покупаю у тебя этого кита! Не прикасайся к нему, невежда! – вскричал господин Крокнов, человек с зонтом.

Джон Бёрд опустил уже сжавшуюся в кулак руку.

– Сколько дадите?

– Пятьдесят фунтов!

– Платите!

Человек с зонтом выплатил ему вышеозначенную сумму.

– Что ж, можете его забирать, вашего кита, если утащите! – промолвил Джон Бёрд и был таков.

Транспортировка животного действительно представляла проблему. Тем не менее в конечном счете господин Крокнов успешно ее разрешил, и к вечеру, благодаря расклеенным по всему городу огромным афишам, уже весь Мельбурн знал, что Большой аквариум ученого господина Крокнова наконец-то обзавелся китом его мечты.

Господин Валентин Крокнов всю ночь оказывал дорогому киту первую помощь – бедняга находился в плачевном состоянии и жалобно бил плавником!

Большой аквариум господина Крокнова располагался в одном из красивейших кварталов Мельбурна, на широкой улице, называвшейся Аквариум-роуд. Перед строениями простирался чудесный сад, в тени деревьев которого прохожие могли часто видеть славного господина Крокнова, целыми часами прогуливающегося с маленьким больным тюленем или каким-нибудь подверженным ностальгии морским львом на руках.

Спальня господина Крокнова

Восьмиугольной формы аквариум состоял из восьми же огромных резервуаров, окружавших центральную комнату, которую господин Крокнов, чтобы всегда находиться среди своих подопечных, превратил в рабочий кабинет и одновременно спальню. Таким образом он жил буквально в подводном мире и мог как днем, так и ночью следить за здоровьем обитателей аквариума. Так он был в курсе их малейших привычек, изучал их характеры – наконец, царствовал среди них на правах доброго отца семейства, перемещая их в другой бассейн, когда они скучали, и длинными зимними вечерами поднимая им настроение фортепианными партиями, которые исполнял с безграничным воодушевлением.

Нужно сказать, что игре на фортепиано господин Крокнов обучился специально для того, чтобы радовать своих подопечных. Как и все здравомыслящие люди, господин Крокнов ненавидел музыку и особенно фортепианную, но он сказал себе, что, будучи доисторическим изобретением, последним пережитком варварства, который цивилизация когда-нибудь обязательно отвергнет, это дикое искусство, возможно, вполне подойдет не слишком возвышенным натурам его воспитанников.

Музыкальный вечер в аквариуме

В ту ночь господин Крокнов занимался исключительно китом; напрасно другие рыбы, приклеившись к стеклам, ждали концерта, столь приятно навевавшего сон вечерами.

Кит юлой вертелся в своем аквариуме, а господин Крокнов в отчаянии ломал руки, не зная, как смягчить его страдания! Тщетно он с битый час чесал бедняжке голый затылок – даже это не помогало.

Внезапно кит резко дернулся; челюсти его широко распахнулись, а глаза, напротив, закрылись. Решив, что животное вот-вот испустит дух, господин Крокнов бросился к фортепиано, на котором, орошая клавиатуру слезами, взял отчаянные аккорды «Реквиема» Моцарта, чтобы хоть как-то облегчить несчастному киту уход из жизни.

Когда он снова поднял голову, кит был отнюдь не мертв и уже не один: рядом с ним стояло странное существо! Протерев глаза, господин Крокнов констатировал, что этот самозванец есть не кто иной, как облаченный в скафандр водолаз!

Живо вскочив на платформу аквариума, господин Крокнов спустил в резервуар лестницу и, не говоря ни слова, жестом предложил подняться водолазу, в котором наши читатели, безусловно, узнали Мизору, выжившую в животе проглотившего ее обжоры-кита благодаря суперпрочному костюму.

Господин Крокнов и Мизора спустились в спальню ученого. С сердитым видом скрестив на груди руки, господин Крокнов разразился проклятьями в адрес стоявшего перед ним водолаза:

– Ага, негодник!.. Стало быть, это вы издевались над моим китом! Знайте же, гнусный мучитель, что я могу предать вас суду, – вы не имели права портить мою собственность!

Мизора, не знавшая ни единого английского слова, ничего не поняла из этой речи. К тому же бедняжка едва держалась на ногах; не соизволив ответить, она упала в кресло и потеряла сознание.

– Только этого еще не хватало! – проворчал Крокнов. – А он не церемонится, этот парень!.. Однако же у меня нет времени за ним ухаживать, когда несчастный кит, которого он так измучил, страдает еще больше!.. Полноте, полноте, друг мой, придите в себя! Вот, выпейте-ка, это бутылочка подслащенной воды, приготовленной для малютки-тюленя, у которого сейчас корь… выпейте, выпейте скорее, чтобы я мог вернуться к моему киту!

И господин Крокнов, не сводя глаз с кита, ткнул бутылочкой с подслащенной водой в железный шлем Мизоры.

– Ну же, пейте!.. А! Ему ведь скафандр мешает!

Поставив бутылку на стол, господин Крокнов счел своим долгом расстегнуть пряжку скафандра Мизоры.

Внезапно он вскрикнул и выронил шлем: взору пожилого ученого предстало очаровательное личико девушки, бледное от волнений этих ужасных тридцати часов; длинные, черные как смоль волосы распустились и теперь служили чудесным обрамлением для матовой белизны ее кожи. Жизнь, похоже, уже возвращалась к Мизоре; ее большие глаза с усилием открылись, и теперь она пыталась сориентироваться.

Ее взгляд упал на стеклянную перегородку большого резервуара, где кит, чувствовавший себя уже гораздо лучше, довольно спокойно плавал взад и вперед. При виде монстра, который, тычась носом в стенки своей тюрьмы, пристально смотрел на нее маленькими круглыми глазками, Мизора издала слабый вопль и снова потеряла сознание.

Никогда еще ни один ученый не пребывал в большем волнении, чем господин Крокнов: сердце его стучало, очки то и дело подскакивали на носу, взгляд поочередно обращался то к киту, то к девушке.

А как он бил себя ладонью по лбу! В конце концов, сбросив на пол несколько атласов и чучело тунца, стоявшее на низеньком табурете, он присел рядом с девушкой и принялся легонько постукивать ей по руке, приводя в чувство.

Три или четыре едва слышных вздоха были ему ответом. Подпрыгнув от радости, господин Крокнов сбегал за бутылочкой с подслащенной водой и попытался влить в рот девушки хотя бы несколько капель.

– Как она прекрасна! Как же она прекрасна! – бормотал господин Крокнов, хлопоча над девушкой. – Какие роскошные волосы! Какие изящные ручки!.. А нос! Какой прелестный изгиб! Какие глаза! Какие брови! Какие зубы!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна! Выпейте-ка это, дитя мое! Уф! Какая женщина!.. Вот так приключение! Прогуливаться в скафандре по дну моря и оказаться проглоченной китом! Она любит рыб! Как она прекрасна, как же она прекрасна! Я тоже их люблю, к тому же я всегда мечтал о миссис Крокнов, которая любила бы рыб… но так и не нашел подобной женщины… потому и остался холостяком. Да, дитя мое, как видите, я – холостяк!.. Выпейте, выпейте, дитя мое!.. Это было для малютки-тюленя! Прекрасно тонизирует!.. Как она прекрасна! Как же она прекрасна!

Господин Крокнов уже не владел собой; ни один из его друзей не узнал бы знаменитого ученого, автора восьми добросовестных томов о повадках омара, длинных, требующих огромного терпения исследований о привычках коралловых полипов и множества прочих мудреных работ в этом суетливом и что-то сбивчиво лопочущем человеке, который, опустившись на колени перед Мизорой, испускал исступленные вздохи и орошал слезами умиления плетьми свисавшие с кресла руки несчастного дитяти.

Тут следует признать, что господин Крокнов давно уже лишился волос и зубов, но все еще обладал сердцем, и только что это сердце впервые в жизни забилось в бешеном ритме!

До сих пор господин Крокнов полагал, что оно, это сердце, всецело предано рыбоводству, но вот оно вдруг взбунтовалось, опрокидывая все на своем пути и диктуя условия своему бывшему хозяину – мозгу господина Крокнова!

Господин Крокнов, ученый с мировым именем, даже не пытался сдержать свои чувства.

– О ангел! – говорил он Мизоре, так как теперь он уже начал называть ее ангелом и перешел на «ты». – О ангел! Я люблю тебя и предлагаю тебе мою руку и мой аквариум! Соглашайся! Ты любишь рыб – я тоже их люблю!.. Я люблю тебя – полюбишь меня и ты; мы все здесь полюбим друг друга! Ангел, ответь!

– О ангел! – говорил он Мизоре…

Мизора, уже пришедшая в себя, открыла глаза. Сначала она совсем ничего не поняла из слов господина Крокнова, которого приняла за пожилого врача, потом, по пылкой пантомиме ученого, начала осознавать, что, чудом избежав смертельной опасности, попала в ситуацию не менее ужасную.

Оттолкнув от себя господина Крокнова, бедняжка Мизора – бледная, с растрепанными волосами и затуманенным взглядом – гордо распрямилась.

– Что вам от меня нужно? – вскричала она по-малайски. – Да будет вам известно, я дочь раджи Тимора и невеста Сатюрнена Фарандуля, капитана «Прекрасной Леокадии»! Бойтесь мести моего отца или же – еще более ужасной! – моего возлюбленного Фарандуля!

Из всей этой речи господин Крокнов понял лишь одно: Мизора сердится. Молодое сердце господина Крокнова разорвалось от этой грустной мысли, и его обладатель в отчаянии завертелся у ног строптивой девушки.

– Прости меня, нежная голубка! Я готов отдать кита и весь мой аквариум, лишь бы ты на меня не сердилась! Ты не поняла – я люблю тебя… и предлагаю тебе мое сердце, мою руку, мой аквариум!.. Позволь мне рассказать тебе о моей любви, только выслушай: твое появление перевернуло всю мою жизнь, при виде тебя я испытал то, что люди сведущие в этих материях называют l’amour coup de foudre – любовью с первого взгляда! Я не изучал психологию чувств; безумец, я отрицал любовь, и один-единственный миг открыл мне это! О ангел, я люблю тебя!..

– Дрожи! Мой Фарандуль придет и спасет меня!

И господин Крокнов, как и был – стоя на коленях, протянул руки к Мизоре.

Та вдруг отскочила назад, поспешно надела на себя шлем, застегнула пряжку скафандра и, быстрая как молния, взлетела на платформу аквариума.

– Старик! – вскричала она. – Ты только что доказал мне, что есть чудовища и более опасные для молодых девушек, чем те, которые встречаются на дне моря! Раз уж ты меня к этому принуждаешь, я возвращаюсь к киту… Дрожи! Мой Фарандуль придет и спасет меня!

Произнеся эти слова, героическая девушка спустилась в аквариум. Кит, такого явно не ожидавший, содрогнулся от испуга и отплыл в дальний конец бассейна. Мизора прекрасно осознавала, каким опасностям она подвергается в обществе этого животного, но была готова пренебречь ими, лишь бы сохранить себя непорочной для своего возлюбленного; ей было приятно увидеть, что это она вызывает страх у кита, а не наоборот.

Прожорливое китообразное также – и в полной мере! – осознавало ту ошибку, которую совершило, пожелав перекусить столь неудобоваримым созданием, и теперь старалось держаться от Мизоры подальше.

Тем временем господин Крокнов, стоя на платформе, в отчаянии ломал руки и даже рискнул выдернуть свой последний волос. Он то готов был броситься в аквариум, дабы покончить с жизнью, то пытался смягчить Мизору. Твердая и непреклонная девушка категорически отказывалась покинуть спасительное убежище.

На рассвете господин Крокнов удалился, и вскоре двери заведения распахнулись перед толпой, сбежавшейся со всего Мельбурна посмотреть на кита – новый экземпляр в коллекции знаменитого ихтиолога.

Изумлению собравшихся не было предела, когда, помимо кита, они увидели в центральном бассейне некое облаченное в скафандр существо, судя по всему жившее с этим огромным китообразным в полном согласии. Тут же был и господин Крокнов, принимавший поздравления самых разных мельбурнских ученых обществ; засыпанный вопросами, он попытался дать несколько расплывчатых объяснений, чем возбудил лишь еще большее любопытство.

Служащие, должным образом расспрошенные, оказались не столь скрытными, слухи распространились в толпе, и вскоре уже весь Мельбурн знал, что аквариум господина Крокнова пополнился живой сиреной, столь ладно скроенной, столь восхитительно красивой, что директор вынужден был распорядиться надеть на нее скафандр, прежде чем явить взорам любопытствующей публики.

Бедняжка Мизора, вдруг ставшая объектом всеобщего внимания, как могла, пыталась спрятаться за покрытыми водорослями и морскими растениями скальными глыбами, но там, на противоположной стороне аквариума, которая, как мы уже говорили, выходила на кабинет господина Крокнова, она снова обнаруживала прилипшим к стеклу своего ужасного преследователя, посылавшего ей самые нежные поцелуи.

Вскоре несчастное дитя удалилось на другую сторону резервуара, где ее возвращение приветствовали многочисленные «ура».

Так и прошел этот день. Ближе к вечеру Мизоре удалось соорудить себе из обломков скальной породы своеобразное убежище, некое подобие пещеры, в которой она, раздавленная усталостью, и уснула спокойно, не преминув, однако же, отведать ужина, любезно оставленного господином Крокновым на платформе аквариума.