Восточные нити

Он пил воду – не чай, не виски, а просто холодную, чистую воду, и она казалась ему лучше любого алкоголя, обжигая горло и смывая усталость. Перед ним, на грубом деревянном столе, лежал кусок ткани, найденный в том злополучном ящике на складе: обрывок тюрбана, с крошечной, почти незаметной меткой от ателье из Силиври. Нить вела сюда, прямо в это сердце степной тишины.

След был очевиден: Инженер X или кто-то, тесно с ним связанный, проходил здесь. Возможно, здесь была встреча, тщательно замаскированная под случайную беседу торговцев. Или под беззаботный танец странствующей артистки. Или…Мысли Ватсона оборвались, когда его взгляд зацепился за нечто едва приметное за окном.

К ветке сухого кустарника, что рос у самой дороги, была привязана шёлковая лента. Синяя, с едва заметным золотым орнаментом. Ветер ласково покачивал её, заставляя танцевать в знойном воздухе, словно бабочка. Взгляд Ватсона задержался на ней, и необъяснимое чувство пронзило его. Что-то в этой ленте, в её простоте и одиночестве, казалось знакомым, но разум не мог ухватить ускользающий образ. Он ощущал близость, но не мог понять, чья именно.

В то же самое время, когда Ватсон пытался разгадать загадку синей ленты, Лизи, уже сидя в седле, а может, и в тряской повозке, обнаружила пропажу.

– Где моя лента? – спросила она, когда, открыв дорожную сумку, не обнаружила её на привычном месте.

Мата Хари, бросив на неё спокойный, оценивающий взгляд, покачала головой.

– Ты оставила её на ветке, – в её голосе не было ни упрёка, ни сожаления, лишь невозмутимая уверенность.

– Я не стала снимать. Пусть думают, что здесь была женщина.

Лизи нахмурилась.

– Но это… это моя любимая. В её словах проскользнула детская обида, но тут же уступила место любопытству.

Мата коснулась её плеча, и на этот раз её прикосновение было неожиданно мягким, словно успокаивающий порыв ветра.

– Значит, пусть останется здесь. Ты ведь оставляешь часть себя не просто в вещах, а в следах, дитя. Пусть кто-то подумает, что видел тебя. Это иногда важнее, чем видеть на самом деле.

В этих словах Лизи почувствовала глубокий, пока ещё непонятный ей смысл, но не стала задавать вопросов. Она уже начинала понимать, что некоторые истины лучше усваивать через опыт, чем через прямые объяснения.

Ватсон всё ещё стоял у окна, не отрывая взгляда от синей ленточки. Он не знал, что она принадлежала его дочери. Он просто чувствовал: кто-то, кого он отчаянно искал – или, что ещё важнее, должен был защитить – был здесь. Совсем недавно. Буквально только что. Эта мысль пронзила его с такой ясностью, что он едва не пошатнулся.

Он шагнул к окну, осторожно протянул палец и провёл им по мягкой ткани. Лента была тёплая – от солнца, что щедро разливало свой жар над этой землёй. И это ощущение тепла, это призрачное прикосновение к невидимой связи, укололо его так же остро, как слова анонимного письма без подписи. Это был момент, когда две нити повествования, казалось, едва не пересеклись, оставив за собой лишь еле уловимое эхо, обещающее будущее, в котором эти нити сплетутся окончательно.

Позже, в пути, когда пыльная дорога стелилась под колёсами, а горизонт расплывался в мареве, Лизи, вспоминая прошедший день, погрузилась в свои мысли.

Я не знаю, почему она оставила ленту, – пронеслось в её голове, – Но мне казалось, что это было прощание с чем-то. Или приглашение. Я не спросила.