Луковая ведьма

– До каких пор вы сюда шастать будете?! Вот пожалуюсь вашему директору, пусть он запрет вас в темном чулане с пауками и крысами, чтоб знали, как нарушать!

Мальчишки заверещали по-поросячьи, но выглядели не очень испуганными – похоже, подобная встряска была для них делом привычным. Остальные дети остановились на безопасном расстоянии от охранника и принялись кривляться и дразнить его.

– Злы-ыдень!

– Злючка-вонючка!

– Как дам по башке – улетишь на горшке!

– Командир полка – нос до потолка, уши до забора, сам как помидора!

Только тут Тим заметил, что все они чумазые, одинаково одеты и у всех однотипная стрижка – очень короткий ежик, сквозь который просвечивает кожа.

Внезапно на детской площадке появилась запыхавшаяся женщина лет пятидесяти, крепкая, статная и очень сердитая. Однако она не производила впечатления злой, хотя было видно, что именно такое впечатление ей и хотелось произвести: ее черные глаза гневно сверкали, а в правой руке угрожающе подрагивала длинная хворостина. Тим не видел, как подошла эта женщина, и заметил ее лишь тогда, когда она закричала, обращаясь к детям:

– Ах вы, негодники! Вот вы где! Почему опять удрали без спросу?!

Физиономии у ребят тотчас вытянулись, а сами они разом приосанились и повернулись к ней, потеряв интерес к охраннику.

– Аллапална, простите, мы больше не бу-удем! – запричитали они хором.

– Конечно, не будете, потому что всех вас теперь отправят в специнтернат с решетками и колючей проволокой, а воспитывать вас будут вот такие злые дядьки с большими дубинками! – ответила она, указывая хворостиной на охранника, и вдруг переключилась на него: – А ну отпусти детей, ирод! Убудет от тебя, что ли, если они пару раз на каруселях прокатятся?!

Охранник послушно разжал руки, и мальчишки, шмыгая носами и опасливо косясь на женщину, которую, судя по всему, звали Аллой Павловной, примкнули к стайке прижавшихся друг к другу ребят.

– Эх, Митрич, Митрич! Нету в тебе ничего человеческого! Они же сиротки, неужто не жалко?! – продолжала распекать охранника Алла Павловна, укоризненно покачивая головой.

– Да я-то что, мне без разницы! Будь моя воля, пусть хоть весь день тут скачут, так ведь хозяин не дозволяет! Еще раз, говорит, детдомовских пустишь – уволю. А где я другую работу найду, на шестом-то десятке? – Митрич виновато потупился и принялся ковырять ботинком выпиравший из земли корень.

– Скупердяй твой хозяин, так ему и передай! – Сплюнув охраннику под ноги, Алла Павловна скользнула по лицу Тима безразличным взглядом и зашагала прочь, увлекая за собой детей.

Глядя ей вслед глазами побитой собаки, Митрич вздохнул и покосился на Тима, словно ища у него поддержки:

– Видал, какая женщина? Гроза!

– Строгая, – кивнул Тим.

– Не то слово! Ее даже хозяин мой побаивается, сам он с ней никогда не связывается, меня науськивает. Вот и получается, что я злодей. А мне, может, совестно сироток прогонять! Но что я могу поделать?

– Сочувствую… – сказал Тим, размышляя, как бы сменить тему и узнать у Митрича дорогу в «Лучики».

– Алла – воспитательница в детском доме. Она и сама там выросла. Мамаша бросила ее и еще двоих своих деток. Вот ведь кукушка, представляешь?! Правда, ей не позавидуешь. Бог ее наказал: крыша у нее поехала, и ее в психушку упекли. С тех пор о ней ни слуху ни духу. Видать, сгинула. Ну и поделом ей!

– Кто сгинул? Алла Павловна? – переспросил Тим, углубившись в свои мысли и упустив суть рассказа.

– Да не-е, типун те на язык! Не Алла, а мать ее, Федора! Она, говорю, бросила трех деток своих и в психушке сгинула.

– Вон как! – Тима меньше всего интересовала судьба неизвестной ему Федоры. Его не на шутку тревожило то, что день начинал клониться к вечеру, а он все еще не добрался до «Лучиков». Тем временем Митрич никак не умолкал, а перебивать его Тиму было неловко. Он злился на себя за свою нерешительность и ждал удобного момента, чтобы вставить слово. К счастью, такой момент вскоре представился.

По аллее мимо детской площадки плавно дефилировали две вальяжные дамочки предпенсионного возраста в ярких обтягивающих спортивных костюмах. Их восторженные возгласы и восхищенные взгляды, блуждавшие по территории, выдавали в них туристок, приехавших на эту турбазу либо впервые, либо после долгого перерыва. Дамы то и дело чем-то умилялись: то беседками, то цветочными клумбами или альпинариями, то белками, грызущими орехи в красивых резных кормушках, а то, вот, заметив сказочные фигурки на детской площадке, остановились и принялись охать так, словно перед ними были – ни больше ни меньше – лучшие экспонаты из Эрмитажа. Вдруг одна из дам, с высокой, похожей на тюрбан прической, брезгливо сморщилась и, царственно вскинув массивную руку, указала длинным наманикюренным ногтем в сторону неприглядного «тотема»:

– Галя, ты только глянь, какая уродливая штуковина!

– И правда! – согласилась с ней ее спутница, потряхивая короткими огненно-рыжими кудрями. – Не понимаю, зачем сюда воткнули это убожество?!

Митрич, тараторивший без умолку, оборвал свой рассказ на полуслове и, оставив Тима одного, решительно направился к туристкам.

– Затем, чтоб вы спросили! – не очень вежливо сообщил он им на ходу.

Дамы укололи его быстрыми неприязненными взглядами из-под возмущенно задрожавших ресниц и демонстративно отвернулись – и от Митрича, и от «тотема».

– Еще и охрана хамоватая! – нарочито громко произнесла женщина с высокой прической, обращаясь к своей рыжеволосой приятельнице.

– Ну почему никогда не бывает так, чтобы все было идеально?! Непременно найдется какой-нибудь изъян, а то и не один, – прогнусавила та, но без особого недовольства, а скорее, из солидарности, и кокетливо взбила свои пламенеющие под солнцем кудри.

– С чего это я хамоватый? – Митрич дружелюбно улыбнулся дамам, словно осознал вдруг, что произвел на них неприятное впечатление, и спешил это исправить. – Я ж пошутил… – Он кивнул в сторону «тотема». – Многие замечают эту фигуру и гадают, зачем она здесь стоит, такая страшная, а я всем о ней рассказываю, кому интересно. Если хотите, могу и вам рассказать.

Дама с «тюрбаном» на голове закатила глаза, презрительно фыркнула и, взяв под руку свою рыжеволосую спутницу, протрубила на всю турбазу:

– Пойдем, Галя!

Однако та не позволила себя увести и, одарив Митрича игривым взглядом, попросила:

– Расскажите, будьте так любезны!

Митрич подошел к «тотему» и деловито похлопал ладонью по его деревянной макушке.

– Это, стало быть, фигура Луковой ведьмы, и нашли ее на Луковом острове. Дело было давно, когда турбаза наша еще только строилась, а сколько лет самой фигуре, никому не ведомо, как неведомо и то, кто и зачем ее изготовил и на Луковом острове установил.

– Может, там была секта? – предположила рыжеволосая, а дама с «тюрбаном» прижала ладонь к своей груди и тихо ахнула.

– Там был лагерь, – пояснил Митрич и добавил, спохватившись: – Пионерский! А пионеры, как известно, ни в каких ведьм никогда не верили и всяких идолов себе не изготавливали.

– А кто же тогда? – спросила обладательница огненных кудрей.

– Теперь уже и не важно. Тех, кто это сделал, давно нет на Луковом острове. Зато там осталась ведьма, которой они поклонялись через этого идола, и с тех пор она убивает всех, кто тревожит ее покой. История, надо признаться, жуткая, даже не знаю, рассказывать ли вам ее во всех подробностях… – Митрич замолчал, собираясь с мыслями.

– Конечно, во всех подробностях! Обожаю жуткие истории! – с придыханием произнесла дама с прической-«тюрбаном».

– Что ж, потом на меня не пеняйте! Если что, я предупредил! – кивнул Митрич и, прочистив горло, вновь заговорил: – Стало быть, все началось с того, что дети в пионерлагере стали жаловаться, будто в окна их спален по ночам заглядывает какая-то старуха, страшная, как сама Смерть. Никто из взрослых, понятное дело, им не верил, ведь дети вечно что-то выдумывают, особенно в лагерях: озорничают, подшучивают друг над дружкой. Это же нормально, на то они и дети. Но однажды случилось страшное…

Дальше Митрич стал рассказывать о том, что Тим уже слышал от своего отца: о «луковых» следах, которые оставляла ведьма, о гибели детей на реке и о расследовании, которое не дало результатов. Собираясь незаметно уйти, Тим начал понемногу отдаляться, но остановился, услышав, что речь зашла о событиях, произошедших после закрытия пионерлагеря.

– Стало быть, закрылся лагерь «Лучики» в восемьдесят седьмом, по осени, Луковый остров опустел, и восемь лет о ведьме никто не слыхивал, а в девяносто пятом «Лучики» перешли к другому владельцу, и снова началось, да так, что мы тут всем поселком вздрогнули! Такое творилось – жуть! Люди на острове дохли как мухи. Там ведь строительство новой турбазы затеяли, да только не заладилась стройка. Все время что-то случалось: то стройматериалы сгорят, то техника сломается, то кто-нибудь из работников покалечится, а то и вовсе в ящик сыграет. Строители стали разбегаться, как тараканы, хозяин участка не успевал им замену находить. И снова поползли слухи о Луковой ведьме, но на этот раз о ней болтали уже не детишки, а взрослые мужики, умевшие управляться и с молотком, и с топором, – не хлюпики какие-нибудь, стало быть. Строительство новой турбазы затянулось, а потом и вовсе заглохло, да только не заглохли слухи о Луковой ведьме. Злодейка продолжала там лютовать, а все потому, что любопытные туристы вечно туда лезли. Я тогда как раз в «Лукоречье» устроился и помню, как компания наших постояльцев вся полегла на Луковом острове, человек восемь, наверное. И какая нелегкая их туда занесла?! У нас, конечно, тесновато, территория маленькая, но уж если хочется простора, то лучше его в другом месте поискать.

– И что же с ними произошло? – голосом умирающего поинтересовалась дама с кудрями.

– Да кто ж знает! – отмахнулся Митрич. – Известно только, что всех их нашли мертвыми в разных концах острова, и у каждого во рту торчала луковица, а вокруг тел валялся рассыпанный лук – единственный след Луковой ведьмы. Саму ее, стало быть, так и не поймали.

Туристки ахнули и округлили глаза.

– Такие вот дела… – Митрич удовлетворенно крякнул, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

– И что же следствие? Обнаружили хоть какие-то улики? – с надеждой заглядывая Митричу в лицо, спросила рыжеволосая.

– Еще бы! Рассыпанный лук каждый раз находят рядом с трупами, так было и в тот раз, а саму ведьму, стало быть, найти не могут. Зато однажды во время поисков наткнулись на вот это изделие. – Митрич по-хозяйски постучал своей твердой мозолистой ладонью по деревянной фигуре ведьмы.

– И зачем же этот страшный столб здесь поставили? – Дама с «тюрбаном» удивленно вскинула густо накрашенные брови. – Вдруг он распространяет негативную энергетику? Мне кажется, я это сразу почувствовала! Хозяин, что, хочет всех туристов распугать?

– Почему же распугать? У нас в «Лукоречье» отродясь ничего плохого не случалось – тишь да гладь, божья благодать, как говорится. Случается лишь с теми, кто на Луковый остров суется, во владения ведьмы. Потому-то мой хозяин и распорядился поставить эту фигуру, она тут вроде стоп-сигнала, чтоб предостеречь. Тропинка-то от нее как раз на Луковый остров ведет.

– Разве на острова ходят по тропинкам? Они ведь на то и острова, что от большой суши водой отделены! – заметила рыжеволосая.

– Там насыпь на реке, а тропинка как раз к насыпи выходит, – пояснил Митрич.

– И что, работает этот ваш «стоп-сигнал»? Останавливает кого-нибудь? – Дама с «тюрбаном» скептически покосилась в сторону столба с изображением ведьмы.

– Да не особо-то останавливает! – усмехнулся Митрич. – Народ у нас больно любопытный, до приключений охоч. Лезут на остров и никаких предостережений не слушают, хоть кол им на голове теши! Гибнут ведь, дурачье! Вы-то, надеюсь, не из таких? По Луковому острову шастать не собираетесь?

Ответа туристок Тим не дождался. Узнав из слов Митрича о тропинке, ведущей на остров, он уже спускался с крутого берега, держа курс к насыпи – узкой полоске суши, заросшей лесом, рассеченным точно посередине небрежным пробором бетонной дороги.

Глава 6. "Лучики"

Река обнаружилась совсем рядом, скрытая под обрывистым берегом. Добравшись до нее, Тим понял, почему ее не было видно сверху, с территории «Лукоречья», хотя навигатор показывал, что она находится прямо у него под носом.

Край берега природным козырьком нависал над рекой, и спуститься к воде, не рискуя свернуть себе шею, можно было только по тропинке, оснащенной на крутых участках поперечными дощечками-ступенями. Спускаясь, Тим вынужден был внимательно смотреть под ноги и время от времени останавливался, чтобы полюбоваться открывавшимся сверху видом: извилистое русло реки просматривалось до самого горизонта, и казалось, что река утекает прямо в небо.

Луковый остров издали напоминал боярскую шапку с лохматой опушкой из ивовых кущей и с высокой тульей из сосновых крон. Яркими рубинами вспыхивали окна скрытых в глубине острова строений, до которых дотянулись лучи заходящего солнца, окунувшего свой нижний край в густые заросли ив на другом берегу. Тим, не избалованный природными красотами, залюбовался пейзажем и неизвестно сколько еще простоял бы на прибрежном склоне, если бы не комариная туча, налетевшая откуда ни возьмись. Множество острых жал впились в его тело в разных местах, заставив сдвинуться с места и вынуждая пошевеливаться.

Преодолев последние ступеньки, Тим пересек песчаный пляж и продолжил свой путь по дороге из бетонных плит. Дорога пролегала вдоль берега, поворачивала к насыпи и тянулась до самого острова. Плиты местами растрескались и выглядели старыми – возможно, их уложили еще в годы строительства пионерлагеря; стыки между ними густо заросли травой, среди которой кое-где пестрели яркие мелкие цветочки. Тим зашагал по насыпи, и речные просторы скрылись за зеленой изгородью из молодого ивняка, тянувшегося по обе стороны от дороги. Под ногами похрустывали речные ракушки и мелкие камешки, над головой метались, возмущенно щебеча, потревоженные пташки, и, как ни странно, совсем пропали комары, хотя Тим опасался, что в таких зарослях их будет еще больше.

По мере приближения к острову ивняк, окаймлявший насыпь, становился все выше, его ветви плотнее сплетались над дорогой, образовывая темный тоннель, наполненный шорохами и странными звуками. Иногда в этих звуках Тиму чудились чьи-то шаги, шаркавшие по плитам за его спиной, и он резко оборачивался, но каждый раз его настороженный взгляд пронзал пустоту и устремлялся к светлому пятнышку вдали, где виднелся кусочек песчаного берега, сиявший червонным золотом в лучах заката. В такие моменты Тиму отчаянно хотелось повернуться и пойти обратно, да не просто пойти, а помчаться со всех ног, как бывало в детстве, когда он просыпался ночью от собственного крика и в ужасе бросался в спальню матери, уверенный, что монстры из его кошмаров притаились у него под кроватью.

Воспоминания о матери помогали ему справляться с этими приступами малодушия, придавали ему решимости и наполняли смыслом каждый дальнейший шаг. «Нельзя забывать, зачем я здесь! – мысленно урезонивал себя Тим. – Нечего и мечтать о возвращении, пока Луковая ведьма не будет обнаружена и обезврежена, кем бы она ни была».

Кованые ворота, преградившие Тиму путь, выглядели в точности так же, как их описывал отец, разве что краска на прутьях потрескалась и облупилась. Вывеска над ними гласила:

Добро пожаловать в пионерский лагерь

ЛУЧИКИ

Дорога из бетонных плит тянулась дальше, за ворота, и через несколько метров упиралась в квадратную площадь из таких же плит с травяными вихрами в стыках. По углам площади, установленные на бетонные тумбы, возвышались скульптуры пионеров с горнами и барабанами, выполненные в натуральную величину: два мальчика и две девочки в пилотках и пионерских галстуках, изуродованные шрамами трещин и увечьями в виде отсутствия одного или нескольких фрагментов тела, полученными в неравной схватке со временем.

За площадью, придавленные разросшимися сосновыми кронами, виднелись длинные одноэтажные здания корпусов. Ряды выбитых окон пугающе темнели на фоне облезлых дощатых стен, производя впечатление рваных ран на теле давно поверженных догнивающих колоссов. Продолжая стоять у ворот, Тим скользил взглядом по территории пионерлагеря, находившейся в поле его зрения, и напряженно всматривался в те места, где сгущался сумрак: прежде чем войти, ему хотелось убедиться, что там нет ничего подозрительного. Вдруг что-то мелькнуло в одном из окон – слишком крупное, чтобы быть птицей, и слишком четкое, чтобы быть тенью. Тим вздрогнул и, не отдавая себе отчета, вцепился в прутья на воротах, отчего те заскрипели и открылись, впуская его внутрь.

Прошагав по инерции немного вперед, Тим остановился и огляделся. На глаза ему попалась сторожевая вышка, примыкавшая к одноэтажному кирпичному строению, утопавшему в зарослях кустарника. В кабинке вышки, расположенной на уровне крыши здания, сидел какой-то человек – вероятно, смотритель, который должен был послезавтра передать Тиму пост, но почему-то он никак не реагировал на его появление. Не заметил? Но сверху наверняка отлично можно было разглядеть и дорогу, и ворота, и площадь, на которой стоит сейчас Тим. Человек на вышке заметил бы его издалека, если бы…

«Если бы был жив!» – подсказал Тиму внутренний голос, вызывая у него кратковременный приступ паники. В ужасе всмотревшись в фигуру человека на вышке, Тим обратил внимание на то, что тот сидит в странной позе, неестественной для живого человека: плечи перекошены, голова низко опущена и склонена набок, а на лице с приоткрытым ртом и закрытыми глазами застыло выражение, похожее на посмертную гримасу.

Услышав позади себя приближающийся шорох, Тим молниеносно обернулся.

Внезапно налетевший ветер подхватил с земли слой лесного сора и закружил его по площади в стремительном хороводе, а потом подбросил повыше и швырнул в Тима все, что сумел собрать: кусочки коры, сухую хвою, прошлогодние листья. Тим начал отряхиваться и похолодел, увидев то, что слетело с его волос.

Это была луковая шелуха.

– Ч-черт, ч-черт, откуда взялась здесь эта гадость?! – невольно вырвалось у него, и в тот же миг сверху донесся грубый окрик:

– Эй, ты, а ну-ка притихни! И не вздумай тут чертыхаться и сквернословить, она этого не потерпит! Придет и сама тебе рот заткнет! Луковицей!

В проеме смотровой вышки маячила лохматая голова того самого человека, которого минуту назад Тим посчитал мертвым. Обрадовавшись его чудесному воскресению, Тим не обратил внимания на неприветливый тон незнакомца и, просияв улыбкой, ответил:

– Хорошая шутка! Я наслышан о Луковой ведьме и не прочь с ней познакомиться. Пусть приходит!

Лицо мужчины исказилось до такой степени, что Тиму стало не по себе: ему показалось, что суровый собеседник вознамерился его убить – всерьез, без всяких шуток. А потом лохматая голова скрылась за ограждением будки, послышался топот ног по железной лестнице, и в следующий миг сердитый незнакомец, спустившийся с вышки, налетел на Тима с негромким, но очень злобным криком:

– Слышь, ты че, совсем тупой?! Жить надоело?! Много тут было таких насмешников, да только никого не осталось! Отсмеялись уже, дурачье! Вначале зубоскалили, а потом чечетку зубами выбивали от страха. «Не буди лихо, пока оно тихо», – знаешь такую пословицу?

Мужчина подступал все ближе, извергая гнев и алкогольные пары, и Тиму оставалось лишь молча пятиться, ожидая, когда тот угомонится. Наконец поток брани начал иссякать, в нем появились паузы, и Тим улучил момент, чтобы вставить слово:

– Послушайте, не волнуйтесь так, я все понял!

– Ты уверен? – Незнакомец поскреб заросшую щетиной щеку, и рука его при этом ходила ходуном. – Точно не будешь зря свой рот разевать и нести ахинею?

Тим поспешно кивнул.

– Ладно. – Мужчина с облегчением выдохнул, опустил руку и, помедлив секунду, протянул Тиму свою широкую заскорузлую ладонь. – Геннадий!

– Тимофей, – сказал Тим, отвечая ему неуверенным рукопожатием, и добавил: – Я ваш сменщик, послезавтра заступаю на дежурство. Вот, пришел, чтобы дорогу разведать, познакомиться и на объект посмотреть.

– Завтра посмотришь, стемнеет скоро. Пошли в дом, пока еще солнце не село, а то потом можно и не дойти.

Тим хотел съязвить что-нибудь вроде того, что не настолько глуп, чтобы заблудиться в трех соснах, даже в полной темноте, но передумал и произнес совсем другое:

– Я надолго не задержусь, мне еще обратно идти.

Геннадий издал странный звук, похожий на хрюканье, – вероятно, это было нечто среднее между смехом и скептическим фырканьем.

– Не выдумывай, заночуешь здесь! У меня целый месяц выходных не было, с тех пор как предыдущий сменщик сбежал отсюда. Он так спешил, что даже зарплату не стал забирать. Я не хочу и нового сменщика лишиться, даже не отдохнув.

– Но я не планировал оставаться здесь на ночь… – забормотал Тим, стараясь говорить как можно мягче, чтобы не разозлить Геннадия своим категорическим отказом. – Меня хозяйка ждет, я предупредил ее, что сегодня буду заселяться.

– Ничего, позвонишь и скажешь, что заселишься завтра! – отрезал тот, помотав лохматой головой, которой давно не касались не то что парикмахерские ножницы, но даже самая простая расческа. – А вообще, хорошо, что ты пришел: хоть разбудил меня, а то ведь я случайно задремал на посту. Разморило меня на солнышке, вот я и потерял бдительность. Здесь, чтоб ты знал, расслабляться нельзя, особенно после заката. Она ведь, как и положено любой нечисти, в основном по ночам шастает, дневного света не выносит, но если ее сильно потревожить, то и средь бела дня явиться может. Пока я тут один, много шума не произвожу, она меня почти не беспокоит, а вот как только хозяин стройку затевает, так и начинается… Ну и быстро заканчивается. Несколько трупов – и снова тишина, до следующего раза.

– А почему вы так уверены, что это ведьма всех убивает? – осторожно полюбопытствовал Тим, следуя за своим суровым спутником.

– Так ведь она всюду свои «амулеты» разбрасывает! Луковицы, то есть. Недаром ведь ее Луковой ведьмой прозвали. Правда, неизвестно, зачем она так делает и почему это именно лук, но, видимо, на то у нее есть свои причины.

Они подошли к кирпичному зданию рядом с вышкой, имевшему жутковатый вид из-за оконных проемов, лишенных стекол и затянутых плотной полиэтиленовой пленкой. С внутренней стороны их прикрывали доски, уложенные либо крест-накрест, либо горизонтально, с небольшими промежутками, так, чтобы некоторое количество дневного света проникало внутрь здания.

Заметив, что Тим разглядывает окна, Геннадий пояснил:

– Я заменил стекла пленкой и укрепил досками на всякий случай, а то, бывало, как начнет она в окна скрестись, аж оторопь берет… Пока рассвета дождешься, с ума можно сойти!

Тим мысленно усмехнулся, подумав, что едва ли Геннадию стоит опасаться сойти с ума, ведь, судя по всему, этот этап у него уже в прошлом. Однако для поддержания беседы он спросил, стараясь придать своему лицу заинтересованное выражение:

– А вы хоть раз ее своими глазами видели?

– Хоть раз?! – Геннадий коротко хохотнул и, осекшись, опасливо огляделся, а затем повернулся к Тиму и злобно прорычал: – Ты, я вижу, мне не веришь!

Тим отвел глаза. Пора бы уже понять, что задавать вопросы этому типу слишком рискованно: он совершенно неадекватный. Нужно подумать о том, как поскорее от него отделаться и двинуться в обратный путь, пока солнце еще не село. Вот только как это сделать, если они уже вошли в дом и Геннадий запер дверь на огромный железный засов?

– Мало кому удалось увидеть ведьму несколько раз: большинство после первого раза не выживают. Но я один из счастливчиков! – Геннадий, судя по всему, почувствовал себя внутри дома в относительной безопасности и потому, осмелев, хвастливо подмигнул Тиму. – На моей памяти немало встреч с Луковой ведьмой! Ну она и красавица, скажу я тебе!

– Красавица? – удивился Тим, отмечая про себя, что Геннадий впервые упомянул прозвище ведьмы, а до этого говорил о ней не иначе как «она».

– О, поверь, увидев ее, ты пожалеешь, что не родился слепым! – Геннадий захохотал – громко, раскатисто и бесстрашно. – Эта старая кошелка точно мертвая! Поверь, я хорошо ее рассмотрел. Она – трупак, без сомнений, в лице нет ни малейшей искры жизни, разве что глаза… Кажется, что они запросто могут прожечь дырку в твоей душе. И голос гипнотический. Если услышишь, затыкай уши, иначе она заставит тебя жрать лук. Бывали здесь такие случаи со смертельным исходом…

Потом Геннадий проводил Тима в помещение с длинным столом, рассчитанным как минимум на два десятка человек, с кирпичной печью в углу и массивным угловым диваном, занимавшим две противоположные от печи стены. Вскоре на столе появились две железные кружки, исходящий паром чайник и сковородка, прикрытая забрызганной жиром крышкой.