Волея

И пока Меандру лечил, царь травой, васильками, да полынью и себя излечил.

Такая вот она сурочья медицина, рядом лёг, полежал, погладился и всё прошло, всю хворь как рукой сняло.

–Чу. Ястреб! – гугукнув и стопорщив шерсть вскочил разомлевший было хороший помогающий мальчик Сур.

–Не бойся, Сурочек мой дорогой, это сокол мой. Вернулся. Змеи эти его чуть не погубили, как он за меня сражался, но противников было слишком много – ласково, но твёрдо произнесла Меандра.

Подайте мне мое желтоё платье, с марсаловым кантом и лиловыми венериными цветами, шаль и перчатку соколиную. Меандра вернулась.

Сокол тут же сел на перчатку и потёрся головой о щёку хозяйки. Скучал. Меандра же протянула ему ягоду винограда, начавшего тут же, как её исцелили, буквально чуть ли не повсюду, где она ступала расти.

Пока все занимались Меандрой, Лисилу оставили одну, среди деревьев. Рядом с тридеревом росло ещё одно, Гореуслад его называли, подошла она к нему, да и рухнула без сил, погрузилась в полудрёму, и шелест листьев поведал ей свой древесный сказ:

Был такой Жак Бросс, французский этнограф, так он писал следующее – в разных уголках земли, живёт легенда о праотце всех деревьев, дереве-великане, которое поднимается к небесам из центра земли и является осью Вселенной. Оно объединяет три стихии, его корни уходят глубоко в почву, а крона упирается в небесную твердь. Оно дарит планете воздух, всем земным тварям плоды, налитые солнцем и влагой, которую берёт из почвы. Дерево притягивает молнии, дающие людям огонь, и движением ветвей приказывает облакам, резвившимся у его верхушки, поить землю живительным дождем. Дерево это источник жизни и обновления.

В выжженном солнцем Египте царил священный сикомор, в скованной льдами Скандинавии – родине тевтонов – ясень Иггдрасиль. В Индии – священный баньян…» (Бросс, 1989).

И действительно, во всех странах жизнь людей и деревьев издавна связывали тесные узы. Есть мнение, что когда человек разрушил их, его будущее и стало таким неопределенным. У подножия величественных деревьев предки людей вершили суд. Иногда священное дерево являлось хранителем города. В священном городе Эриду шумеры, жившие в третьем тысячелетии до нашей эры, поклонялись мировому дереву кискану. В афинском городе Акрополе росла олива, которую посадила сама Афина. На территории римского Форума охранялась смоковница, под которой волчица вскормила Ромула и Рема. По описаниям Тацита, гибель дерева в 58 году была воспринята римлянами как дурной знак. И действительно, год спустя император Нерон убил свою мать, предался жестокостям и разврату, чуть было не приведшим к развалу Рима.

Старые деревья помогали лечить детей от грыжи и рахита. Обычно ритуал совершался на рассвете, когда у дерева много сил.

Чтобы вылечить ребенка, его три раза проносили голым сквозь разрез, сделанный в живом дереве. Больной ребенок черпал энергию дерева, и оно принимало на себя болезнь. После этой церемонии разрез стягивали и замазывали глиной. Когда выздоровевший ребенок вырастал, он начинал заботиться о своем спасителе. И никому другому не разрешалось дотрагиваться до дерева-спасителя. Германцы говорили, что люди берут младенцев из-под деревьев. Так же было распространено поверье, что деревья принимают души умерших.

– Лисила проснись! Нет ну что за место, никого тут одну оставить нельзя!

– Мой дом мои правила. – сказал Сур, и начал рубить, выползающие из могильной норы и тянущиеся к Лисиле извивающиеся ветво-корни.

– Довольно! Что за пожирание добрых дев?! Не они вас должны были питать и исцелять, а вы их!

Сила рода передается от предков к потомкам.

И наоборот она не идёт.

И тем кто препятствует законам рода.

Ваятель родов шансов не даёт.

Вот ведь, неправильные линии родОв.

В вас сломано правильное течение энергии, ваши лей-линии перебиты, то ли заскорузлостью мышления, анализа и восприятия действительности бабок и дедок, то ли что-то изначально в их головах пошло не так, то ли их жизнь поломала, но они начинают тянуть одеяло благодати рода на себя, вместо того, чтобы передать его потомкам своим.

Они ваши предки и их энергии-линии, поворачивают жизнь вспять.

Они не дают силу своим детям, внукам и правнукам.

Не отдают жизнь за них, а хотят себе забрать жизнь их.

Не дают им все самое лучшее, чтобы они продолжили их род. Как будто весь их род, это они, и никто более, только лишь сами они.

Они считают, что их продолжение должно быть ими и только ими, и следовать их указки и по их правилам, не учитывая главного – мир постоянно меняется, и любой даже самый большой и сильный род, не сильнее чем весь мир. Заскорузлость и ригидность. Остановка в мире перемен подобна смерти. А они не слушают, не слышат и не хотят слышать. Как и знать. И видеть. Они хотят только воевать и на своём настаивать.

Они тем самым губят свой род не давая ему изменяться и перестраиваться следуя законом нового мира, оставляя и заставляя гибнуть в старом. Хотя, казалось бы, ведь яснее ясного, что – не надо требовать чтобы из ромашки выросла корабельная сосна. Это для личности – абсолютное зло.

Альфред Хичкок в своём фильме «Заворожённый» (да, я тоже люблю земное кино, меня Волея подсадила!), вложил это в уста профессора психиатрии: «кто причиняет больше всего хлопот – старики. Они вечно тревожатся, что будет с этим миром завтра, когда они умрут. Вот почему мы воюем. Потому, что стариков, кроме войн уже ничто не возбуждает». А ведь в нас заложена возможность, стать какими угодно: добрыми, злыми, или всем понемногу. У всех есть мечты и то, что мешает им исполниться и чем сложнее цель, к которой ты хочешь прийти, чем сложнее выбор, который надо сделать, и тяжелее последствия, – тем лучше ты сможешь понять, кто ты на самом деле.

Так, Лисила, а ну-ка встань, добрая девица-воин, встань, пробудись!

Тис, дерево смерти. Ель – дерево мёртвых.

Лёли молча достал и протянул припрятанную в отеле подаренную ему Ели ёлочку. Сур тут же её прикопал. Лисила воткнула в неё по одному лепестку от каждого цветка ветрового венка: белый от хризантемы, красный от мака и чёрный от каллы. И ель Ели посадили в то место, где ликорисы цвели, так яды смешались, и смерть нейтрализовала саму себя.

–Хитро. Умно. – Негромко хлопая, из могильной тени, проявившейся холодной пещеры, лезшие из которой корни обрубил Сур, ступила на эту землю, сделав шаг сюда оттуда, сама Королева Хель. Прорицательница и колдунья, имеющая власть над девятью мирами, владеющая тайнами и секретами, та кто путешествует в преисподнюю. Левая половина лица её была красной, правая иссиня-чёрной, выше пояса её тело было женским, а ниже словно превращалось и уходило в землю, вечное разложение, и распад, переходящий после трансформации в новое перерождение.

– Приветствуем тебя, хранительница могил – Слабая Меандра, выпрямилась и твёрдо сделала навстречу ей свой шаг.

– На севере матери издревле царствуют, – проявила ответную учтивость Хель.

– Потаённица из потаённого места явилась, сама Хель пришла – прошептал Сур.

– Ты же знаешь, заключившая обратный договор с богиней смерти, что и он свой предел имеет. Души и тела умирающих – мои. Мой мир укрытый, защищаемый, скрытый в нём царит распад, угасание и смерть. Я – Хель, моё царство, Нифльхейм, я наделена властью над девятью мирами, чтобы обеспечивать пропитанием и кровом тех, кто послан ко мне, то есть тех, кто умирает от болезней или старости. В моём царстве есть всё: великие особняки с чрезвычайно высокими стенами и огромными воротами, зал Эльюднир, блюдо и нож под названием "Голод", ленивые ходки, слуга Ганглати и служанка Ганглет, входной порог Камень преткновения, кровать Ложе больного и занавески Сверкающий тюк – так говорила мрачная и удручённая Хель, довольно подавленная и суровая на вид.

Вот – девочка в белом

на фоне берёз… –

незримое тело

сквозь волны волос

и рыжий виднеется хвост…

Она неся тайны, неслышно прошла,

Весны дуновение с собой принесла…

И прикорнув под зелёной сосной,

ужель не отправится вечно со мной?

Никто ее имя не знает… Сольвейг?

Зовут Лорелей иль лесной соловей?

– вкрадчиво шелестел Гореуслад. Тем временем одна из змеек, незаметно промелькнула в траве, и Лисила укушенная ею, тотчас упала и под землю пропала…

– Ты одну душу почти мою забрала у меня. Я взамен заберу одну из твоих. Хель забирает её. Закон гласит – пусть Хель владеет тем, что у неё есть.

– Нет! Стой! Не отдам! Я корни рубил. Я её, себя и Меандру от яда освободил. Забирай меня! – Сур неистовствовал. Они и так настрадались! Потому что нелюбящей матерью девочке больше урона наносится. Поэтому и змея в ней угнездилась, а Меандру они столько травили, их матер их им просадили, впрыскивая свой яд. Я нашёл Царь-траву, кресты выкопал, я забрал их из твоего царства.

– Иной мир – сильный мир. Из него все начала идут. Там все корни растут. Не надо слушать тех, кто шепчет снизу. Их раны сделаны поцелуем змееуста Махакали, в разные тела он проникал, и разные обличья принимал, и потомков своих он оставил на земле много. Обряд изгнания яда его давно для живых был утерян. Но раз ты сам до него как-то дошёл. Дарю тебе десять заклинаний – так сказала Хель.

– Не забирай девочку, мы все за неё просим – сказала поклонившись Хели Волея, и все склонились перед Богиней смерти вместе с ней.

– Хорошо, душу заберу, тело верну. С ним будете делать обряд.

Чтоб потом перерождённая душа, вернулась в излеченное тело.

Я выбью её в другой мир.

Но она сама должна доказать, что достойна, сейчас она идёт по поломанным преисподням, где её ослепляют бабочки из ушей, пальцев, языков, носов и глаз.

– Тут к тебе пришли – и из тени сделал шаг, стоящий за Суром Проклятый Король.

– Оо, какого долгожданного гостя вы ко мне привели – Чёрная половина Хель, стала телесной.– Хорошо, раз так, то расклад у нас будет другой.

Держи, пухнатый, нравишься ты мне, дам я тебе излечивающий от синдрома Рапунцель особый безуар, чтоб ты смог окончательно излечить меандру от урона присасывающихся к ней змей. Девушки глотают волосы, вот змеи Меандру и задурили, чтоб свой яд через неё пропускать и безуары из неё доставать. Они исцеляют от ядов. А для неё специальный нужен, только у меня такой есть. Потеплела я к ней, давно ждала прихода к себе её, присматривалась к ней, она не умирала, но и свою судьбу не жила. Время шло, его надо было чем-то занимать, и мы в разговорах его проводить стали, так и до договора обратного однажды договорились. С ней и ещё с одной.

Держи вот тебе безуар, все дары, что дарю я – апотропеические. Вы же знаете, что это? Волея – расскажи.

– Апотропеическая или апотропическая(греч. ἀποτρόπαιος – «отводящее порчу»), также отгонная магия – магический ритуал, предназначенный для оберегания от зла (порчи, сглаза). Может создаваться с использованием обрядовых церемоний, заклинаний и заговоров(например, постукиванием трижды по дереву), либо просто путём ношения на теле, а также подвешивания внутри жилища оберега(апотропе́й) и талисмана – предмета, приносящего удачу. Апотропеический – от греческого слова apotropaios, «отвращающий зло», и его корней apo – «прочь» и trepein – «отвращать». Имеющий силу предотвращать зло или неудачу.

А теперь дай-ка мне ваш посох – у Хели был свой, но она взяла в одну руку его, а в другую посох Лели, и наделила его частью своей силы, которая будет защать владельца посоха от неназначенной смерти, и тут в лапах Сура появился амулет изображающий Хель брактеат.

–Ой, и это тоже мне?! – Сур с благодарностью и восторгом сжал в руке брактет, поднёс его на свет, чтобы получше рассмотреть, и тот вдруг дал отблеск, куда то в небо, но ничего вроде бы как и не случилось.

Сур подошел к Меандре и протянул ей безуар. – Вот, держи, и больше так не делай. Жизнь не наказание, которое нужно терпеть. – и пользуясь случаем, потихоньку прошептал ей на ушко – фикусы мне тут подсказали, я дал Лисиле с собой Фикус лерата, инжир, чтобы она смогла там поесть.

– а я, прошептала ему Меандра, пока Хель была занята Проклятым Королём, дала ей с собой еды мёртвых, чтобыуста её в царстве мёртвых отворились и она могла там говорить. Когда она попадёт туда, то должна отведать пищи, настоять, это покажет, что она герой и имеет право. Тогда еда мёртвых даст ей волшебную силу и легкость летать. И она сможет вернуться обратно. А королю Волея, я видела, омелу в карман спрятала, чтобы если захотел, то мог вернуться.

Проклятый Король тем временем беседовал с Хель – чем ярче блеск и свет золота, тем чернее  за ним стоит отбрасываемая им тень. Жар-птицу ловит Иван, но беды огребает невиданные. За перо ему угрожает злоба братьев. А за всю птицу смерти чужие и свои. И при всём при этом, светить она будет не ему, а его отцу! Где справедливость и логика в этих сказках?! Я потому и не приходил, что порядок в них наводил. У меня там знаешь сколько поломанных героев было, целый Зал.

– Знаю, многие из них уже свой путь героя завершили и ко мне пришли. Многие потом в Вальгаллу, конечно, на то они и герои.

Волея перед всем этим наставляла Проклятого короля: – что бы ни случилось. Держи в кармане тот цветок омелы, который мы тебе дали. Как и если решишь из царства мёртвых выбраться, тебе надо будет чудовище свое встретить и найти. Помни, ты выберешься оттуда, если сможешь взобраться на спину исполина Гериона.

– А как я его узнаю среди других чудищ?

– Голова у него человечья, тело драконье, а хвост – скорпиона. Стукнешь ему омелой посреди глаз, это и будет так называемый «смертельный поцелуй омелы», и пока он будет приходить в себя, взберешься к нему на спину и в левое ухо прошепчешь – вывози на свет человеческий меня.

И вот Проклятый Король и Хель отправились в пещеру ведущую в тот мир.

– Жаль короля, славный был король, и вот теперь он умер.

– Не умер, пошёл покумекать под землю.

– А где же Лисила? Как нам её вернуть?

А она уже здесь – донесся снова шёпот, посмотрите вон туда – и шелест древа Гореуслад словно повёл всех за собой. Они пришли на берег. На том одиноком берегу стоял огромная ива в обнимку с ясенем. Ствол и ветви её обвивал огромный змей, известный как брат Хели Ёрмунганд, также звали его Мидгардсор. Это он вынес Лисилу из загробного мира, спустился с плакучей переплетённой Ивы, Лисила вылезла из его пасти, вывалилась, ударилась об землю, встала шатаясь, и кивнула в сторону всех.

– О, я вижу, вы здесь всей делегацией собрались.

– А это у нас что за арктическая медведо-лиса?

–Полный песец.

–Не-а, не полный. Скорее – худой.

– Ванну Лисе!

После купален с травами, и рассказов, о загробных мирах и переходах, о дубовом столе и двух сёстрах-старухах с глазами по девичьи синими, и с весами равноденствия ключевых тел, о высоких домах, о вольных лугах, было понято, что пришло время последнего исцеляющего ритуала. Всё необходимое было собрано и найдено для него.

– Я, Меандра, призываю сокола своего, прилети к Лисиле во сне и приведи к ней её личного сокола и научи, как ей установить с ним связь. Сокол прилетел, да не просто сокол, а Сокол Гора, древняя птица с жемчужной слезой. Лисила сможет теперь призвать его, она вернулась из под земли, и знает древний язык, песни и пляски птиц. Ибо истинным узником является тот кто живёт не познав самого себя.

И как только очнулась Лилиса от замогильного коконного плена, перо жар птицы вылетело из-за пазухи Лёли, и как сыр прямо в зубы к лисе упало. Сжала зубы наша лисица, и появилась в тот миг пред нею Жар-птица. Ведь только мертвец может дать призыв, который достанет волшебного помощника из загробного мира, умеющего переносить между мирами жизни и смерти.

Жар птица Еланела, становится обязанной поймавшему её – помощью.

Её слеза скатилась, на землю упала и шкатулка из под земли на зов огня и воды поднялась. Янтарная с самоцветными ключами.

Жар птица молвила голосом человеческим: ключ от неё на том лимонном дереве среди ананасов героя ждёт. Его серая птица сторожит.

Надо у нее фиолетовое яйцо украсть и на ключ обменять.

Посылай за ним своего Сокола.

Да только Сокол Гора, всё по-своему сделал. Он прилетел и с размаху начал биться в окно, и птица серая испугалась, снесла фиолетовое яйцо, оно упало, разбилось и оттуда выпал об пол звякнув золотой ключ. Сокол его забрал и лисе во сне принёс. А она егопеснями, заговорами птичьими и плясками из сна в реальность вытащила. Согласно тайне янтарной шкатулки родовой, когда её откроют, в ней появляется то, что нужно открывшему её. И когда янтарную шкатулку открыла Лисила, та оказалась полна самоцветных ключей, и среди них всех, был один, малахитовый переливной. Он и оказался ключом от Башни Родовой.

– А теперь поройся на дне – сказала Волея, после того, как ей на ушко нашептала руноводная Такания.

Из шкатулки раздался жуткий крик, и Лисила вытащила кричащий и извивающийся кинжал.

– Он для обряда – сказала Волея.

Лисила взяла его в лапы и он замер и замолчал. Хозяйку и берегиню рода признал.

И пришла Идэн Бонсё.

Глава 7

– Гляньте-ка, это кто тут у нас явился, не запылился?! – протянула с любовную издёвкой в голосе Волея, и радушно