Бойся теней. 27 историй авторов мастер-курса Антона Мамона

– Зайчик, помоги лучше Глицере в шатре. Скоро выступление закончится, все побегут гадать. А потом вернешься к тренировкам с Вороном.

– Но я ведь… – тихо начал юноша, – я ведь хотел стать фокусником…

– Зайчик, тебя едва было слышно даже на арене с микрофоном.

Пажик чувствовал, как дрожит губа. Даже оскорбления Ворона и Оррака не звучали так обидно, как ее слова сейчас.

Он опустил голову, снял шляпу и медленно направился к шатру гадалки. Возможно, быть вечным помощником – это и есть его главный вклад в цирк. Ведь в семье, даже неродной по крови, никто не желает друг другу зла, и их советы всегда идут от чистого сердца.

Пажик робко отодвинул шторку, заходя внутрь шатра. Глицеры не было, но оставленная зажженной свеча, плавающая в чаше с водой, намекала на то, что хозяйка скоро вернется.

Пажик выглянул из шатра, убедился, что никого нет, после чего сел на место Глицеры и взял ее карты. Таро не было его коньком, юноша лучше гадал на обычных картах, но «нетронутые» найти было крайне сложно – Ворон с Орраком вечно брали его карты и играли на деньги. Гадать на таких было уже нельзя.

Пажик перетасовал карты, делая любимый каскад, возвращая их на место. Ему было приятно думать, что после его прикосновений к картам предсказания были добрыми. Грустно было лишь от того, что все считали, что это заслуга Глицеры. Пажик ведь знал, что ее расклады никогда не были хорошими. Но кто бы поверил ничтожному лакею?

Свеча дрогнула. Пажик приблизился, замечая, как медленно начал подниматься черный дымок.

– Я говорила, что провалишься.

Юноша вздрогнул, случайно задувая свечу. Глицера, несмотря на свои браслеты и огромные серьги, передвигалась до странного тихо. Она жестом приказала Пажику встать, усаживаясь на свое место.

– Сколько раз я говорила не делать каскад картами? Ты же сгибаешь их. Держи обычные.

Она кинула ему свежую пачку игральных карт, но юноша неловко перехватил их, отчего несколько штук упали на пол под цоканье гадалки. Пажик собрал их с пола, сунул пачку в карман и пересел на место посетителя, наблюдая за тем, как гадалка вновь зажигает свечу.

– Ну и? – она вновь начала мешать карты. – Сколько ни тасуй, а на тебя твое же счастливое прикосновение не распространяется.

– Я знаю…

– Хватит киснуть, я тебя предупреждала. Приди в себя уже. Впереди много работы. Ты уже сделал амулеты на удачу? И в этот раз надо побольше на любовь, они быстрее расходятся.

Пажик опустил голову. Услышав треск свечи, он перевел на нее взгляд. Пламя весело танцевало, словно показывая ему свою готовность предсказывать.

– Глицера… – начал он, однако заметил, что женщина его не услышала, и повторил громче. – Глицера, у меня вопрос…

– Так задавай, чего мнешься?

– Моя жизнь… Когда-нибудь изменится?

«Смогу ли я стать фокусником? Смогу ли однажды носить красную рубашку и бабочку, громко объявлять каждый номер и быть в центре внимания?» – пронеслось в его голове.

Глицера нехотя вытянула несколько карт, раскладывая перед Пажиком. Свеча снова затрещала.

– Рыцарь мечей. Он явно изменит твою жизнь. Вы одной масти, должны быть на одной волне. Дьявол и Солнце. Бойся своих желаний. Изменения будут, но вряд ли ты будешь к ним готов. Все? За работу.

Вероятно, в любой другой ситуации Пажик мог бы порадоваться. Однако сегодня все казалось ему жалкой насмешкой. Даже изменения, которых он жаждет, не принесут ему счастья.

Глицера хмуро смотрела на пламя. Вода в чаше со свечой зашлась рябью.

* * *

Ранним утром Пажик стоял за кулисами, пока Дядюшка на манеже спорил с Орраком о выручке. Дрессировщик вечно был недоволен своей долей, и Пажик не понимал отчего же – ему как помощнику никогда не платили, в то время как Оррак вгрызался в каждую копейку.

Юноша влажными ладонями сжимал красный занавес, пытаясь найти в себе силы подойти к Дядюшке и извиниться за свой провал. Пажик закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, но что-то остановило его от выхода на манеж. Он вновь отодвинул занавес и замер.

Позади Дядюшки стоял молодой человек, до ужаса похожий на Пажика: такие же светлые волосы, курносый нос и светлые глаза. Вот только улыбка была не дорисованной к уголкам губ, а настоящей, широкой. На шее у него красовалась красная бабочка, и Пажик не мог не скрипнуть зубами от зависти.

– День добрый, господа! – он излишне манерно поклонился, снимая шляпу. – Сегодняшнее выступление было фееричным! И я окончательно принял решение идти к вам в помощники!

Дядюшка обернулся, скрестив руки на груди, и усмехнулся. Он окинул молодого человека взглядом, не скрывая насмешки.

– Ну, допустим. И что же ты умеешь?

– Все то, что не умеют ваши нынешние помощники!

– И как же обращаться к тебе? – Дядюшка засмеялся, поправляя шляпу.

– Валет.

– Выдержишь работы в два раза больше, Валет?

– Да хоть в пять!

Пажик вздрогнул, когда их взгляды пересеклись. Валет смотрел на него с той же широкой улыбкой. Но Пажик чувствовал, как внутри все похолодело.

Валет действительно справлялся с любой работой. И делал он все это настолько шустро и элегантно, что постепенно все циркачи начали проникаться к нему явной симпатией. Пажик не сводил с него глаз. Он не мог есть и спать, целыми днями лишь наблюдал за ним, словно призрак. И каждый раз, когда они сталкивались взглядами, Валет лишь улыбался ему, и в этой улыбке Пажик видел что-то опасное, пугающее.

Юноша подождал, пока все разойдутся по комнатам, и расположился недалеко от манежа, зажег лампу и достал чистую колоду карт, намереваясь погадать. Он перетасовал карты и достал первую.

– Пиковый валет… – прошептал Пажик, с отвращением убирая руку от карты. – Валет мечей… Предатель…

– Рыцарь.

Пажик вздрогнул от шепота на ухо, едва не роняя лампу. Он неловко подхватил ее, освещая человека перед собой.

Валет улыбался. На щеках у него были нарисованы пики.

– Рыцарь мечей. Тот самый.

Он приблизился к Пажику, усаживаясь перед ним на корточки.

– Давай, доставай еще карты.

Пажик смотрел на Валета и понимал, почему его пугал этот человек – глаза его не улыбались. Они кричали о затаенном безумии.

– Кто ты такой… – выдавил он из себя.

– Что-что? – Валет наклонился к нему ближе, подставляя ладонь к уху. – Ничего не слышу.

Пажик почувствовал, что внутри него начинает расти дрожь. От страха ли, от злости – сейчас это не имело значения. Они никак не могут быть одной масти.

– Такой неудачник, – продолжал Валет, качая головой. – Мать померла в родах, отца никто не знает. Тебя даже на бумаге не существует. Невидимка! Но вместо этого ты спрашиваешь, кто я?

Смех Валета, казалось, прокатился по всему манежу.

– Сумасшедший… – Пажик попытался отползти, но Валет схватил его ледяной рукой за ногу.

– Я? – он приблизился еще сильнее, и юноша едва не чувствовал на себе его дыхание. – Разве это я подставлял новеньких? Разве это я портил их реквизит? Разве я жаловался на них понапрасну? Я похож на эгоистичного неудачника?

Пажик смотрел на Валета широко раскрытыми глазами. Никто не мог этого знать. Пажик так тщательно скрывал это, даже Глицера не могла догадаться.

– Боишься? Тебе страшно? – не успокаивался Валет, и на лице его уже не было и следа улыбки. – Страх придает сил. Но только не такому ничтожеству, как ты. Поэтому пришло мое время. Не пытайся мешать мне.

Вторая холодная рука коснулась его глаз, и Пажик попытался убрать их с лица, но что-то будто начало душить его, словно красная бабочка Валета перебралась на его шею и обвила, как змея.

– Нет!

Он вскинул руки и принял сидячее положение, судорожно втягивая ртом воздух. Юноша все так же находился недалеко от манежа. Лампа потухла, из-под занавеса пробивались первые лучи солнца. Карты вокруг были разбросаны, и лишь одна лежала на самом Пажике…

«Чертовы мерзкие карты…»

* * *

– Ты чего? – щелчки Глицеры перед глазами заставили юношу прийти в себя. – Я с кем вообще разговариваю сейчас?

Пажик опустил взгляд на руки, плетущие амулет на удачу.

Все чаще он начинал замечать, как рутинные дела заставляют его просто отключаться. Тело уже настолько привыкает, что само знает, что нужно делать: уворачиваться от кинжалов, собирать реквизит, убираться, кормить тигров. Раньше это его совсем не пугало, но теперь он чувствовал, как жизнь утекает из-под пальцев. Он будто превращается в механическую куклу.

И этот раз не стал исключением. Пажик рассеянно моргнул, понимая, что ноги принесли его к вольеру. Возле клетки стоял Валет и как завороженный смотрел на лакомящихся тигров. Заметив Пажика, молодой человек приветливо помахал ему, засмеялся и юрко ускакал в другую от него сторону, дабы не сталкиваться.

Юноша обвел взглядом помещение в поисках Оррака. Но скупого дрессировщика, сидящего, как обычно, на своем сундуке с сокровищами, не было.

Только тигры смачно хрустели, уплетая долгожданное щедрое кушанье.

Дядюшка кричал и обвинял всех в побеге Оррака. Однако искать его было уже поздно. Выступление с тиграми пришлось отложить.

Лишь Пажик знал, что последним Оррака, должно быть, видел Валет. Ему хотелось поговорить об этом с кем-нибудь. Но кому он мог верить?

«Никому…» – шептал в голове мерзкий голос, и Пажик начинал его бояться.

– Харизматичный все-таки ублюдок, – услышал он Ворона из комнаты инспектора манежа. – Не зря оставили его. Но эта его красная бабочка…

– Всегда нужна верная псина рядом, – засмеялся Дядюшка, зажигая лампу.

– Лишь бы не кусалась.

– С наглыми мальчишками у меня разговор короткий, – Дядюшка захрустел пальцами, и Пажик почувствовал, как его начинает тошнить.

Из клетки с тиграми тоже раздавался хруст. Но их ведь никогда не кормили мясом с костями…

– Разве это похоже на семью? – раздался шепот Валета над ухом, и Пажик почувствовал, как чужая ладонь вновь закрывает его глаза. – Мерзкий Оррак, отбирающий у тебя каждую копейку, мерзкий Ворон, метающий в тебя ножи так, словно действительно мечтающий попасть, мерзкий Дядюшка, который не видит в тебе человека.

– Н-но… Треф и Глицера…

– Мерзкие лицемерки. Они никогда не любили тебя. И ты хочешь довольствоваться их жалостью? Хочешь до конца своих дней жить как псина?

Пажик почувствовал странный запах и резко выдохнул, отстраняя его руку, моргнул пару раз, пугаясь темноты в глазах. Он чувствовал, как бешено бьется его сердце, как дрожат его руки.

Холодное дыхание коснулось его уха, и он испуганно отстранился.

Темно. Никого не видно. Ничего не слышно. Но что-то есть рядом. Что-то злое, пугающее.

Вспышка света ослепила Пажика, и он увидел Валета, держащего лампу. На его лице была все та же улыбка, однако вместо нарисованных пиков щеки его были испачканы чем-то темным. В другой руке показалось блестящее лезвие, также испачканное чем-то темным.

Пажик замер, судорожно осматриваясь. Это без сомнения была комната Дядюшки.

– Я все думал, что же мне с ним сделать… – Валет задумчиво почесал висок острием ножа. – Хотел выбрать что-то оригинальное… Но не получилось…

Взгляд Пажика остановился на ноже Ворона. Кровь застыла в его жилах, но странный прилив смелости заставил его подойти к Валету, выхватывая нож.

– Ты что натворил?…

– Ах, точно… – Валет отвел лампу в сторону. – Я же не показал.

Пажик почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Сердце его застучало где-то в желудке.

Ворон, пригвожденный кинжалами, висел на деревянной афише, где Дядюшка с широкой улыбкой приглашал всех на представление. По три меча на руках и ногах, два в животе. Разбитая голова с широкой раной на лбу зияла пустотой.

– Этот грим идет ему лучше всего.

Пажик перевел взгляд на дрожащую руку, в которой держал нож.

– Что ты наделал… – шепотом сказал он, но Валет прыснул от смеха.

– Я показал ему лучшее представление. Не только он умеет метать ножи.

Он развернул Пажика в противоположную сторону, где виднелась сидящая на стуле фигура Дядюшки. Пажик не видел его лица, но готов был поклясться, что такого ужаса тот никогда не испытывал.

– Д-дядюшка…

Глотая слезы, он приблизился к нему, замечая, что руки мужчины привязаны к ручкам стула.

– Д-дядюшка, почему вы молчите?…

Он протянул руку, но не успел коснуться его.

Глицера, распахнувшая занавес, тяжело дышала, освещая все перед собой большой лампой. Вбежавшая за ней Треф, увидев Пажика, заверещала и потеряла сознание.

– Ты что натворил?! – закричала Глицера.

Пажик поднял голову.

Голова Дядюшки была неестественно низко. Все его тело было залито кровью. Шея, которую не успели дорезать, едва держала голову мужчины. Глаза его были открыты, а губы искривлены в жуткой гримасе.

– Это… Это не я… – отшатнулся Пажик, падая на пол и отползая. – Это Валет… Это все он…

– Какой еще Валет?! – Глицера схватила его за воротник и встряхнула. – Приди в себя! Сколько можно верить в эти игры?!

– Это Валет! – закричал Пажик.

– Ты держал нож! Ты! Спектакль окончен!

Пажик перевел взгляд назад, на то место, где стоял Валет. Но там никого не оказалось.

Он пустыми глазами уставился на Глицеру. Она что-то кричала ему, плакала, трясла. Но Пажик ничего не мог ей ответить. Он нелепо хихикал, растирая испачканными руками запекшуюся на щеках кровь.

Ему впервые стало настолько легко дышать, несмотря на красную бабочку, впившуюся в шею.

Алексей Бурштейн. МИРНЫЙ АТОМ

Рассказ основан на реальных фактах

Молодой офицер пригладил волосы и постучал:

– Вызывали?

– Проходи, Родион, – майор отложил бумаги и поднял взгляд на вошедшего. – Разговор нам предстоит непростой.

– Семен Васильевич, опять?!..

Майор негромко хлопнул ладонью по документам, обрывая старлея:

– Послушай, Род. Ты, фээсбэшник, закрутил шашни с дочкой армейского генерала. А ведь для тебя не секрет, как военные к нам относятся! В общем, папочка твоей Алины напряг старые связи, и сейчас на моем столе лежит приказ о твоем переводе, – Семен скользнул взглядом по документам, – в гарнизон, обеспечивающий безопасность плавучей АЭС в Певеке. Если я удовлетворю его, ты оттуда никогда не выберешься и дальше капитана не вырастешь. Расклад ясен?

– Ясен, – кивнул Род. – Вот только у нас с Алиной все серьезно. Она поедет за мной.

– Золотая молодежь – в военный гарнизон?! Поедет, конечно. Но вы разбежитесь через год, когда она соскучится по культурной жизни и устанет от твоего пьянства, в котором ты попробуешь топить безысходность. А если вы заведете ребенка?! Чему он научится в школе закрытого военного городка? Алина повезет его обратно в цивилизацию, теряя тапки!

Семен глубоко вздохнул, успокаиваясь, а затем добавил:

– Род, а ты сам выбрал бы для Алины судьбу жены офицеришки в заштатном гарнизоне?

На это Роду было нечего ответить. Он и сам подозревал, что его попробуют запихнуть в какую-нибудь дыру.

Майор помолчал. Затем поднял со стола еще один документ:

– Значит, так. К моему огромному сожалению, этот приказ я получил, когда ты уже убыл на задание. Командировку тебе оформим задним числом.

– Семен Васильевич…

– Благодарить потом будешь, когда вернешься. Что ты знаешь о программе «Ядерные взрывы для народного хозяйства»?

– Проект использования энергии взрывов для гражданских нужд, – мгновенно ответил Род. – Начат по инициативе замминистра среднего машиностроения СССР Трубникова в 1965 году, официально свернут в 1989-м. Было проведено сто двадцать четыре взрыва, цели – от прокладки каналов до добычи полезных ископаемых.

– Отлично, вундеркинд, – кивнул майор. – Вопрос со звездочкой: сколько в рамках программы было заложено ядерных зарядов?

– Сто шестьдесят два.

– Сто восемьдесят семь. Те, что не взорвали, потом вернули на склады. Однако наши архивариусы, чтоб они жили долго и ходили строго под себя, разгребали документы в подвале и нашли вот эту папку, – майор швырнул старлею потертый бумажный скоросшиватель. – В детали вникнешь сам, а пока даю вводную: в 1976 году в дебрях Бурятии кому-то понадобился очень большой котлован. Ребята из 12-го управления минобороны со своей петардой и с геологом отправились на точку, определенную предыдущей экспедицией, но дело было весной, погода исключала использование авиации, половодье, непроходимая глушь, – в общем, у них даже на связь выходить не всегда получалось. В апреле умер министр обороны Гречко, назначенный вместо него Устинов привел свою команду, и всем стало не до ребят с бомбой, тут бы свою должность сохранить. Все ясно?

– Они не вернулись?! – похолодел Род.

– Неизвестно, – скривился Семен. – Взрыва точно не было, Штаты бы нам сообщили. Вернулись и сдали заряд на склад. Вернулись, а заряд утопили в болоте. Сожраны пещерным медведем во время охоты. Поэтому слушай боевую задачу: отправиться в дебри, пройти по следам отряда до точки подрыва и вернуться, в случае обнаружения ядерного заряда отметить его местоположение на карте крестиком. Вернешься, составишь отчет, и уж я распишу в красках, какой ты молодец. Представим тебя к награде, а перспективный офицер с боевой наградой – это тебе не вертухай-безопасник; глядишь, твой потенциальный тесть подобреет и даст отцовское благословение.

– Спасибо, Семен Василич, – от души поблагодарил Род и козырнул. – Разрешите выполнять?

– Бегом! Слушай, Род, – майор снова перешел на отеческий тон, – не геройствуй. Все, что от тебя требуется, – крестик на карте или сообщение, что бомбы нет. Собирай вещи, вылетаешь в Таксимо через два часа, с тамошней полицией я уже связался, они выделят тебе лучшее оборудование, которое им самим не нужно: счетчик Гейгера, компас и ГАЗ-69, почти новый, модернизирован в пятьдесят восьмом году. И я очень советую тебе взять навигатор, спутниковый телефон и репеллент.

* * *

Антикварный газик натужно скрипел всеми сочленениями, переваливаясь с боку на бок, как ленивый тюлень. Род цеплялся левой рукой за крышу и ощущал себя сплошным комком боли: ремней безопасности на ГАЗ-69 не было, и каждый ухаб знакомил старлея с новыми способами набить синяки. Движок подтравливал, в салоне воняло бензином и выхлопными газами. Вдобавок приходилось часто останавливаться и кормить мошкару, очищая колею, выламывая кусты, проверяя глубину луж и отпихивая в сторону крупные камни. Скорость езды не превышала десяти километров в час.

Хорошо хоть, что солдаты, побывавшие здесь полвека назад, ехали на вездеходах. Гусеницы глубоко продавили мягкую почву и повредили вездесущий мох. За десятилетия почва выровнялась, мох вырос снова, но на сжатой почве он слегка отличался по цвету. Вдобавок солдаты свалили мешавшие проехать деревья и расчистили путь от валунов. За пятьдесят лет колея не успела зарасти, на ней лишь кое-где выросли низкие кустики. Тайгу легко повредить, а восстанавливается она медленно.

Спутниковый телефон Рода, болтавшийся по соседнему сиденью, зашипел. Старлей бросил на него осуждающий взгляд. Газик, с убийственной точностью выбрав момент, взбрыкнул и резко накренился; мотор взревел, колеса вхолостую прокрутились в грязи, и механического скакуна понесло по склону, разворачивая левым боком вперед.

Род ругнулся, вывернул руль, выжал сцепление и начал играть тормозом, пытаясь поймать момент, когда колеса зацепятся за грунт, но скольжение только ускорялось. Миг спустя машина с хрустом проломилась сквозь кусты и застыла. Мотор заглох. Старлея швырнуло вперед, на стекле возникла карта московского метро с красным мазком в районе Боровицкой, и парень упал на сиденье как подкошенный.

Он отключился всего на несколько минут. Голова болела, на лбу вспухла шишка, кровь подсыхала и стягивала кожу. Налицо все симптомы сотрясения мозга, но за больничным обращаться было не к кому, поэтому Род взял себя в руки и дернул за ручку двери.

Дверь открываться отказалась. Род навалился на нее плечом, отбитым об нее же до синевы, затем от души пнул, хмыкнул и полез на сиденье пассажира, на что салон отреагировал целой какофонией скрипов и хрустов. Правая дверь с отчаянным скрежетом поддалась – похоже, удар перекосил кузов; Род полувышел-полувывалился из накренившейся машины и на подгибающихся ногах отправился выяснять, во что он так неудачно втрескался.

К открывшейся истине старлей оказался не готов. Оказывается, газик уткнулся носом не в валун и не в пень, а в танковую гусеницу, вросшую в землю по самую середину опорных катков. Над гусеницей возвышалась кабина грузовика, и Род сразу узнал характерные обводы вездехода «АТ-Т». Между вспучившимися хлопьями коррозии виднелись проплешины советского «защитного» цвета, пережившего свой век. Эти пятна краски и ржавчины идеально маскировали машину среди невысокой буро-зеленой таежной растительности.

Теперь, зная, что искать, старлей легко нашел и другие вездеходы, замершие вдоль края полянки. Их здесь было минимум семь, с проржавевшими насквозь кунгами. Дуги жесткости торчали над танковыми тушами, как ребра гниющей падали. От вида этих рассыпающихся машин посреди мертвой тайги, в которой чирикали вездесущие свиристели и пухляки, пробирал мороз. В центре поляны на открытой платформе еще одного вездехода стояла антенна метеорологического радара в обтекателе из серого пластика, за полвека изрядно измятого непогодой.

Род достал с заднего сиденья бутылку воды, напился, перекусил размякшим шоколадным батончиком и только потом отправился исследовать остовы машин.

В первом вездеходе под слоем листьев и иголок обнаружился пустой ящик для инструментов, а рядом с ним – какие-то тканевые свертки, истлевшие и заплесневевшие. Род брезгливо поворошил их палкой. Кунг следующего вездехода был заставлен сгнившими деревянными ящиками; некоторые буквы на их боках еще были различимы, складываясь в сокращения, ничего старлею не говорившие. Пожав плечами, он двинулся дальше.

В четвертом по счету вездеходе обнаружился длинный, в рост человека, тускло-серебристый металлический ящик, в чешуйках уже почти полностью облетевшей защитной краски. Ящик все еще был опломбирован, а дозиметр рядом с ним показал лишь двукратное превышение радиации над фоном, поэтому старлей издал вздох облегчения: атомная бомба была на месте и сохраняла герметичность.

Безопасник вернулся к газику, по-прежнему подпирающему ржавую гусеницу, поднял свалившийся на пол салона телефон и скривился: тот был раздавлен в хлам. Род задумчиво почесал заросший щетиной подбородок и припомнил хруст, сопровождавший его попытку перелезть с водительского на пассажирское сиденье. Что ж, приказ требовал только отметить место на карте и возвращаться, а связаться с майором можно будет и из райцентра. Бомба пролежала в дебрях тайги пятьдесят лет, так что потерпит еще пару недель.

GPS-навигатор моргнул желтым, не находя спутники. Фээсбэшник посмотрел на экранирующий сигнал вездеход и с навигатором в руке зашагал к центру поляны.

Громкий треск под ногой заставил его остановиться. Род сделал шаг назад, раздвинул невысокие папоротники и наклонился поднять совершенно неуместную в дикой тайге буро-желтую чашу. Чаша с чавканьем вырвалась из влажной почвы и уставилась на старлея провалами пустых глазниц. Род пошарил глазами и заметил между папоротниками еще несколько куполов размером с гандбольный мяч. С легким содроганием он понял, что ветки, временами хрустевшие под его ботинками, – это кости и оружие, покрытые мхом и плесенью. Лейтенант шаркнул ногой – на земле тускло блеснули черно-коричневые от патины гильзы.

На душе лейтенанта заскребли кошки. Он-то думал, что ребята неизвестно почему бросили технику и вернулись пешком, оставив бомбу в запертом, сломанном и, возможно, заваренном «АТ-Т», решив, что полутонный контейнер со спецбоеприпасом никуда не денется, ведь люди в этих местах не появляются десятилетиями. А оказалось, что на этой поляне лежит не только техника, но и сами солдаты. Кто-то перебил элитных бойцов 12-го управления, бросил тела гнить, а затем ушел, не тронув единственную ценность, ради которой этот бой стоило затевать. Очевидно, то, что тут произошло, выходило за рамки его компетенции. Пора было ставить крестик на карте, согласно приказу, и брать ноги в руки в направлении цивилизации. Вдобавок Рода грызло ощущение неправильности: ладно два, один может сломаться, но зачем группе для установки атомной бомбы тащить с собой пять метеорологических радаров? Да еще сгружать их с вездеходов, затеняя деревьями…

И, черт возьми, почему с самого момента аварии не подала голос ни одна птица?

Старлей забрался на платформу вездехода в центре поляны и вытянул руку с навигатором вверх, ожидая, когда тот поймает спутники. Второй рукой лейтенант оперся об антенну. Пластиковый обтекатель антенны на ощупь оказался теплым и мягко подался под ладонью.

Погодите-ка, разве поначалу радар не был один?! Парень медленно повернулся.

Обтекатель пялился на него тремя глазами с фиолетовой радужкой и узкими вертикальными щелями зрачков. Из-под сферы обтекателя – да какое там, тела! – неспешно разворачивались длинные многосуставчатые ноги с длинными кривыми когтями, одна потянулась к его лицу.