Больше Трёх

Дальше я не могу описывать этот эпизод, по причинам указанным выше.

Мы же пойдём дальше.

В раннем детстве, когда я был еще совсем маленьким, я часто пытался выяснить, почему ко мне сложилось такое отношение. Разумеется, формулировал я это с позиции Ребенка, которым в то время был, и разъяснял все его словами. Есть одно воспоминание, которое не выходит у меня из головы, когда мать сказала нечто, совершенно непонятное и чуждое мне. Тогда я посчитал ее слова ошибочными и больше подобных вопросов не задавал никому.

Это произошло в зимний день, когда мы с мамой и тетей пошли на лыжах на небольшую дистанцию. Мать шла рядом по дороге пешком, а мы с тетей бежали по лыжне. Дойдя до точки, в которой нужно было поворачивать назад, я не смог идти обратно на лыжах, так как с непривычки сильно устал и, сказав об этом, решил снять лыжи и идти по дороге с мамой.

Разумеется, в ответ я получил оскорбления и оценку моей физической формы, такую как «слабак» и так далее. Однако своей вины в этом я в тот момент не почувствовал и спросил маму, по какой причине тетя так сильно ругается? Я помню ее ответ так подробно, что, кажется, она до сих пор стоит перед моими глазами на неширокой зимней дороге, колеи которой раскатаны в неровный, слегка потемневший от реагентов бугристый снег. Мать склонилась и очень тихо и вкрадчиво сказала, что они с тетей договорились, что она останется матерью, а на тетю перейдут отцовские функции, которые как раз заключались в строгом мужском воспитании.

Возможно, ответ был хорош и мог пояснить все воспитание в целом. Но мать не объяснила мне причины немотивированной агрессии, выходящей за рамки и воспитания, и общепринятых приличий, пусть даже по их мнению она была и обоснована. Если абстрагироваться и рассмотреть мой характер, то сразу станет ясно, что меня никогда не тянуло в плохие компании, мне нравилось учиться, заниматься спортом и в целом я не демонстрировал проблем с воспитанием. Это подтверждалось и грамотами, и участием в олимпиадах, и отсутствием жалоб на меня со стороны учителей (с начальной школы и до шестого класса). К вещам я всегда относился бережно и старался никогда их не марать. То, что покупалось мне, а потом никому не передаривалось, работает до сих пор и вполне может выполнять свои функции, не утратив ни потребительских свойств, ни эстетических. Даже спустя двадцать лет. Со взрослыми я разговаривал уважительно и никогда не мешал им заниматься своими делами. И по сей день я не нахожу причин для такого агрессивного и неуместного поведения родителей, направленного в мою сторону.

Опишу еще одно воспоминание, которое относится к более позднему периоду и связано с попытками тети обучить меня английскому языку. Этот предмет давался мне непросто, поэтому тетя решила контролировать выполнение домашних заданий. Не успевал я прийти из школы и увидеть ее на диване, как уже через несколько минут она принималась кричать гортанным голосом, чтобы я быстро шел к ней учить английский. Она брала учебник и громко читала вслух параграф, предшествующий заданию. После чего, ведя по строчке толстым сморщенным пальцем, буквально по буквам читала задание и спрашивала, понял ли я его. Получив утвердительный ответ, хотя на деле я ничего не понимал, она полукриком спрашивала, что конкретно мне понятно, а затем, не слушая ответ, требовала, чтобы я брал черновик и писал.

Минут через пять ее объяснения начинали путаться, она срывалась на крик и, отвлекаясь от собственных мыслей, проверяла то, что было написано в тетради. Тут важно было помимо правильного ответа вычленить из ее ругани и крика нечто, что подсказало бы правильный ответ, который необходимо было записать аккуратным убористым почерком. Когда она замолкала, а я приступал к заполнению тетради, тетя пристально следила за мной несколько секунд, а затем орала: «Не так!» и резко рвала тетрадь на себя. Завладев тетрадью, она трясла ей перед моим лицом, отчитывая за неторопливость, непонимание и нежелание учиться.

Разумеется, она тут же оценивала мои умственные способности, например, называя меня неучем. После этого она всегда обращалась ко мне только так, заставляя вырывать листы и начинать по новой. В этот раз она уже диктовала, что надо писать, и на выполнение одного задания для пятого или шестого класса у нее уходило более двух часов. После того как мы позанимались, а именно так называла это действо моя мама, тетя, красная и потная, очень довольная собой шла в душ, а я, во время выполнения заданий после параграфа, не имевший возможности даже пойти попить, брел на кухню.

На следующий день учитель вызывал меня к доске, и я поднимался, полностью уверенный, что задание, которое сделано с таким трудом, выполнено на отлично, и сейчас мне поставят пятерку. Но не тут-то было. Учитель говорил, что задание сделано неверно, не ругался, но и оценку ставил плохую, а в тетрадь вносил многочисленные исправления.

Приходя домой после этого и сообщая, какую оценку мне поставили, я молча показывал тетрадь с двойкой. Тогда все повторялось сначала, и мы сидели уже не два, а три часа, в течение которых у меня полностью пересыхало в горле, а ладони и спина потели от страха и безысходности.

Продиктовав задание, тетя говорила, чтобы я подошел к учителю и показал, что дома была проведена работа над ошибками и теперь все правильно. Замечу, что все задания мы решали в классе у доски, и после пометок учителя, ниже то же упражнение было выполнено абсолютно верно, так как учитель сам разбирал его и писал на доске правильный вариант. То, что рождало тетино воображение, отличалось от написанного учителем и, разумеется, я никогда не походил к нему с ее вариантом решения. После двух-трех дней тетя забывала про этот эпизод, а через некоторое время обучение английскому повторялось вновь.

Прошу обратить внимание, как постепенно накалялась обстановка и дома, и в школе. Именно с этого момента ледяные иглы, пронзающие весь мой организм и превращающие голову в ледяной шар (фигурально, конечно же), стали моими неизменными спутниками и лишь временно теряли силу или, точнее сказать, толщину, но пронзали и охлаждали меня на протяжении всего времени, даже если никто ни на кого не кричал.

Приблизительно с этого момента я стал сильно мерзнуть, даже засыпая под двумя или тремя одеялами. Бывало, меня знобило так сильно, что я трясся будто в диковинном танце. Любой порыв, даже весеннего и теплого ветра пробирал меня до костей. Также у меня заметно ухудшилось зрение. Поначалу свет придорожных фонарей расплывался чуть-чуть, затем – сильно, а вскоре стал выглядеть так, словно я смотрю на мир через целлофановый пакет. Кроме того, меня стали мучить сильные боли в животе, которые резко возникали и так же резко заканчивались. Если боль была недостаточно сильной, чтобы не идти в школу, и меня туда все же отправляли, у меня могли начаться рвота и понос, при этом от боли в животе я порой даже не мог усидеть на унитазе.

В старших классах бывали случаи, когда боль, словно автомобиль, разгонялась за час-полтора и набирала такую силу, что меня попросту привозили из школы и поднимали домой на руках, так как я не мог идти самостоятельно. В это время перед глазами стояла серая пелена, окутывающая все видимые предметы и странным образом баюкающая находящееся в ней Сознание.

К тринадцати годам я стал замечать, что Сознание уже не так восприимчиво ко всему происходящему, будто время от времени оно отходит в сторону, как бы пропуская несущийся на него поезд. В тот момент я был абсолютно беззащитен, я смотрел в одну точку и не реагировал на внешние раздражители. Плюсы от отсутствия реакции на оскорбления и обидные слова быстро сменились минусами, выраженными в отсутствии же реакции на физические раздражители, которые, к сожалению, зачастую были довольно болезненны и сильны. Проходя по границе яви, перед глазами мерцала затуманенная пустота, уходящая вдаль. Одновременно с этим, образно отбрасывая все плохое в пустоту, словно этого не существовало, и цепляясь за предметы перед носом, например, за шкафы или школьную доску, я едва чувствовал свое тело и порой даже не понимал, в какой позе оно находится. В такие моменты я не мог ни открывать рот, ни говорить, ни совершать какие-либо действия. Сознание старательно балансировало на краю, отделяя хорошее от плохого. Полное принятие реальности и отказ от балансирования произошел только после двадцати девяти лет.

Советы к главе

Что ж, предлагаю перейти к советам и инструментам, которые, вероятно, помогут тебе избежать того, что подробно было описано мной в этой главе.

Если ты еще ребенок и читаешь эти строки, то предыдущие советы имеют для тебя первостепенное значение. Возьми их на вооружение и примени так, как считаешь нужным, исходя из своих обстоятельств. Умение блокировать и отражать физические удары, если наносить их тебе не по нраву, необходимо. Так ты защитишь не только тело от физического ущерба, но и внутренние органы, и одежду.

Цель, которую ты должен преследовать вплоть до совершеннолетия, заключается в формировании сердцевины. Внутренней, плотной и упорядоченной структуры, которая со временем согреет тебя (как в моем случае), а в осознанном возрасте, возможно, приведет к спортивным достижениям, социальному признанию и другим регалиям.

В любом городе России без труда можно найти талантливых и профессиональных тренеров практически по любому виду спорта, при этом за разумную цену или вовсе бесплатно. Это огромное преимущество, воспользуйся им как только появится возможность. Не упускай ни одного слова, ни одного движения тренера. В первые месяцы удели внимание технике и механике движений, повторяй их дома, на перемене, на улице… Доведи исполнение до автоматизма, при этом соблюдая технику. В случае реального конфликта, ты автоматически применишь полученные навыки (в идеале).

Также старайся отслеживать эмоции и отмечай те, что возникают во время занятий спортом. Полностью абстрагируйся от себя нынешнего и представь, что ты робот или машина, исполняющая команды. Почувствовав усталость, боль, чье-то прикосновение и так далее, сконцентрируйся на телесных ощущениях. Отметь их про себя и в дальнейшем уделяй им несколько секунд, стараясь продлить ощущение, полученное на тренировке, и подмечая трансформации, произошедшие в теле во время занятий.

Например, усталость после тренировки может вызвать боль в мышцах или, наоборот, прилив жизненных сил. Растянув эмоцию с тренировки на несколько дней, словно эластичную жвачку, держи в голове, что именно это Тело тренировалось, отдыхало, питалось и ложилось спать. Ощущения – лишь следствие нагрузок в одном большом резервуаре под названием организм.

Кроме того, ты постепенно запомнишь и тактильные ощущения, которые будешь испытывать на тренировке, и вскоре сможешь обучить им других. Например, занимаясь боксом, ты будешь спарринговаться с другим учеником, а попадания по нему будут соотноситься с ощущениями в твоем собственном теле. Ты будешь понимать, насколько ему больно, как сильно он устал и так далее. Это позволит умерить развившуюся силу настолько, чтобы человек, с которым тебе случится подраться, смог потом подняться и жить дальше, а ты не приобрел славы хулигана, на которого нет управы.

Тренируясь должным образом, уже через год ты, вероятно, получишь приглашение на свои первые соревнования, которые к тому же станут уважительной причиной для отсутствия в школе. Если мотивация к спорту не ослабнет, учеба вполне естественно может отойти на второй план. Но все же постарайся не просто отсиживать положенное время, а взять от учебы максимум, все-таки освоив школьную программу как можно лучше. Сейчас мне объективно не хватает самых базовых школьных знаний, которые я, к стыду своему, восполняю по мере необходимости уже во взрослом возрасте.

Теперь расскажу, что делать, если ситуация схожа с моей и ты живешь с агрессивно настроенным человеком.

В первую очередь обозначь ладонями границы, за которые этот человек никогда не заходил. Раздвинь руки, и пусть одна ладонь олицетворяет самое худшее, что он когда-либо делал с тобой, а другая – самое лучшее. Сделай это прямо сейчас, во время чтения. После этого обрати внимание, как сильно раздвинуты руки. Если во всю ширь, то определенная буферная зона, позволяющая тебе действовать по собственному разумению, все же присутствует. Однако если ладони сильно сведены, вероятно, ситуация слишком запущена, и выбор твоих действий является весьма ограниченным. Именно на этот крайний случай, когда другого выхода как будто бы нет, я и привожу описанную ниже модель поведения.

Сейчас, когда автору этих строк практически исполнилось тридцать, этичность этого метода вызывает у него обоснованные сомнения и выглядит так, будто не взрослый осуществляет насилие над ребенком, а ребенок над взрослым, постепенно вводя его в эмоциональный диссонанс. Однако в начале книги я обещал, что буду писать правдиво, и правда эта будет исходить из моего эмпирического опыта, поэтому я считаю необходимым не только познакомить читателей с рабочим способом противостояния взрослому человеку, но и гипертрофировать его, чтобы наглядно показать и принцип действия, и моменты, которые необходимо учесть при его применении. Помнится, этот способ я позаимствовал еще ребенком в каком-то фильме, названия которого уже и не вспомню, однако на деле способ оказался куда эффективнее, чем на первый взгляд, когда все начиналось как безобидная игра.

Я назвал этот способ «продавливание пиков» и, пожалуйста, если ты все-таки решишь воспользоваться им, дорогой читатель, не выходи за рамки приведенного примера, поскольку в нем описана максимально допустимая степень воздействия на психику взрослого (!) человека. Думаю, не нужно объяснять, что данный метод нельзя применять к детям и подросткам, какие бы взаимоотношения у вас ни были. Надеюсь на твое, читатель, благоразумие.

Представь, что есть пик – и это худшее, что может сделать взрослый человек, противостоять которому в этот момент у тебя нет практически никакой возможности. А есть минимум, когда этот же человек делает тебе добро, либо не замечает тебя и не проявляет агрессию. Теперь представим иглу, где острие – это пик, а ушко – минимум. Следовательно, чтобы воздействовать на человека эффективно и без последствий, мы будем применять метод на минимуме. Разумеется, все это мы представляем гипотетически у себя в голове.

Хочу отметить, что человек, пусть даже и агрессор, очень хрупок и неустойчив, и если приложить немного усилий, то можно переломить его или, по крайней мере, побудить действовать в нужном нам направлении. Сейчас я приведу несколько примеров, но ты, читатель, конечно, подумай, насколько они уместны и применимы в твоей ситуации. Наша задача отступить от навязываемого сценария и не уколоться об острие насилия, максимально истончив иглу. Если человека постоянно подвергают эмоциональному или физическому насилию, то ему просто необходимо хоть как-то минимизировать причиняемый вред.