Королева ромкома

– Значит, он твой брат? – спросил я. – Вот уж не ожидал.

– В смысле? – ощетинилась она.

– Я думал, он типа тебя, а оказывается, хороший парень.

Джемма резко хохотнула, не успев себя одернуть.

– Его все любят. Сэма нельзя не любить. Ему достались все гены, ответственные за обаяние.

Это была неправда. Абсолютная неправда. Но возражать я не стал.

Она шагнула ближе и, глядя мне прямо в глаза, направила на меня палец. Ее ногти переливались золотистым лаком, карие глаза смотрели холодно. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее.

– Слушай, Сэм мой братишка и самый главный человек в моей жизни. Если обидишь его, я спалю твой театр ко всем чертям с тобой в придачу.

– Ого!

Она хмыкнула. В ее взгляде отразилось беспокойство, а между бровями обозначилась морщинка.

– Он слишком добрый. Совсем не умеет постоять за себя. – Джемма смотрела на меня, сжав руки в кулаки. – Ты берешь его на работу только для того, чтобы досадить мне.

Я потер глаза. Эта женщина…

– Я беру его на работу не для того, чтобы досадить тебе. Это просто смешно. Его порекомендовала Нэз, а я ей доверяю. Мне нужен сотрудник.

– Тебе нужен сотрудник, с этим не поспорить. Когда ни придешь, ты вечно тут. – Последнее слово она произнесла так, словно в нем было что-то гадкое. – Но почему Сэм?

– Он общительный, доброжелательный, обаятельный. Он гораздо обаятельнее меня, согласна?

– В миллионы раз.

– А значит, посетители гораздо охотнее будут иметь дело с ним, чем – как ты там меня обозвала? – с депрессивным скандинавским рыбаком.

Уголок ее рта дрогнул.

– Исландским.

Она была готова улыбнуться – то же ощущение, как за секунду до восхода солнца, когда гигантский шар тепла и света вот-вот появится над горизонтом. Пульс участился от очередного прилива адреналина.

– Я присмотрю за ним, а по выходным, когда идет шоу, ты будешь рядом.

– А еще у него учеба, он не может задерживаться.

– И он не может задерживаться, потому что у него учеба, – повторил я, кивая. – Уяснил.

– Он собирается стать учителем математики.

– Круто.

– Он хороший парень.

– Кто бы сомневался.

Джемма скрестила руки на груди, переступила с ноги на ногу и прислонилась к дверному проему, прикусив губу. Мне захотелось поцеловать ее. Провести рукой по вьющимся волосам, повернуть лицом к себе и прижаться к ее губам. Услышать сдавленный стон. Стиснуть в объятиях и почувствовать ее изгибы.

Что-то в моем лице ее насторожило: моргнув, она выпрямилась.

– Пока.

Джемма вылетела за дверь и понеслась по коридору, а я потер переносицу и сделал глубокий вдох. Работать с ней бок о бок было сложнее, чем предполагалось вначале.

Глава 8

Джемма

В среду вечером я ждала Сэма, прислонившись к кирпичной стене «Капитолия», и попутно делала пометки в блокноте о своем последнем сете: какие блоки выстрелили, какие провисли, где смеялись, а где нет.

Сэм работал в кинотеатре третью смену, и всю неделю я волновалась за него. Вдруг Хренобород выразит неудовольствие и сорвется на нем?

Хотя я никогда не видела, чтобы он на кого-то срывался. Следовало признать, что, попав сюда, братишка вытащил счастливый билет. Нэз явно была довольна работой в театре. Возможно, я зря волновалась.

Дверь открылась, но это оказался не Сэм, а мой антагонист собственной персоной. Я скисла.

– Ты что это тут притаилась? – Хренобород, который сегодня надел угольно-черный свитер, скрестил руки. – Ищи другое место для засадной охоты, не вреди бизнесу.

– Я Сэма жду.

Он обратил внимание на мою легкую куртку. Начало октября – пора, когда на смену курткам приходят демисезонные пальто, и тем вечером мне явно следовало выбрать что-то потеплее.

– Холодновато, – нахмурился он.

– Я не заметила.

– Само собой. Твое сердце перестало биться лет сто назад. – Он вздернул острый подбородок. – Зайди внутрь.

– Нет.

– Джемма.

Я вздрогнула. Рид никогда не называл меня так, и слышать мое имя от него было странно. И вместе с тем хотелось его позлить, чтобы он произнес его снова.

– Иначе мне придется тебя затащить.

Зрительный контакт стал бельевой веревкой, на которой повисла высказанная им угроза. Не посмеет. Или посмеет?

Он шагнул ближе – я напряглась. Он упер руки в бока, уголок губ приподнялся… Я шмыгнула мимо него в дверь и плюхнулась на стул в фойе.

Где-то вдалеке Сэм напевал фальцетом песню из репертуара Уитни Хьюстон. Это успокаивало: братишка пел, когда бывал в хорошем настроении.

В фойе Хренобород прислонился к стойке, разглядывая меня.

– Ты слишком опекаешь Сэма. Это ему вредит.

– Я не слишком его опекаю. Так проявляется привязанность. Или ты уже забыл?

Он покачал головой:

– Твой брат – хороший парень. Сообразительный, славный, отлично ладит с посетителями и нравится персоналу. У него все будет хорошо.

В груди защемило. Он добр к Сэму, симпатизирует ему, заботится о нем…

Хренобород поморщился.

– Что?

– Злая Ведьма никогда мне не улыбалась, – сказал он, прищурив глаза.

– А я не улыбаюсь, – с улыбкой запротестовала я. – Приятно, когда о Сэме хорошо отзываются. Я хочу для него добра.

– Так и будет.

Он зашел за стойку бара, послышался скрип дверцы и шипение открываемой бутылки. Мгновение спустя передо мной поставили бутылку сидра.

– У меня нет яичного белка, а то приготовил бы «Виски сауэр».

Я приподняла бровь.

– Вы же закрываетесь.

Хренобород кивнул в сторону задней комнаты.

– Сэм освободится через несколько минут.

Он вышел из-за стойки с пивом в руке и пошел по коридору, а я, повернув голову, глядела на его спину и широкие плечи. Можно было бы остаться за столиком и копаться в телефоне или…

– Так вот где ты рыдаешь по ночам, – сказала я, останавливаясь в дверях его офиса.

– Да, именно здесь я рыдаю, – согласился он, садясь за стол и складывая руки на плоском животе, – травмированный зрелищем того, как ты, орудуя ножом и вилкой, поедаешь мужские сердца.

Я постучала себя по подбородку.

– Мужские сердца богаты железом.

Рид улыбнулся. Искренняя, непритворная улыбка озарила его лицо, словно он считал меня забавной или милой, что было совсем абсурдно. В его глазах я не была ни той, ни другой, а улыбаться – это вообще не про него. Хренобород ухмылялся, называя меня Медузой, и предупреждал всех и каждого, что мне нельзя смотреть в глаза. Скалился, называя меня Злой Ведьмой Запада. Усмехался, рекомендуя парню, с которым я разговаривала в баре, срочно обратиться в токсикологический центр. Но никогда не улыбался мне искренне, открыто и с приязнью. Что происходит?

– Осторожнее, – сказала я, опускаясь на диван сливового цвета и бросая рядом блокнот с остротами. – Будешь так светиться, люди подумают, что ты действительно получаешь удовольствие от жизни.

Вот ведь… Хотела сделать глоток сидра, а в итоге выпила сразу полбутылки.

– Я получаю удовольствие от многих вещей, – пожал плечами он, откинувшись в кресле.

Сквозь треснувшую броню просвечивала толика искренности. Казалось, он весь день был закован в сарказм, а в последние тридцать секунд одна застежка разошлась.

– Мне нравится ходить в походы, я люблю кино. – Рид отпил из бутылки, не сводя с меня глаз. – Люблю наблюдать, как ты говоришь мужикам, что не встречаешься, когда они тебе просто не нравятся.

Он ждал моей реакции. Улыбка, с которой я восприняла его слова, была в лучшем случае саркастической.

– А может, лучше не болтать о том, чего не понимаешь? Держись за привычные себе темы. Скажем, охрану заброшенных маяков?

Он рассмеялся. Искренне, от души. Я словно вдруг поймала гранату и не знала, что с ней теперь делать: держать в руках или выбросить.

– Валяй, говори. – Он сделал жест, побуждая меня продолжать, но выглядел при этом так, будто не сомневался в своей правоте. – Скажи, чего я не понимаю.

Я прикусила язык. Пару лет назад мне уже довелось высказаться начистоту, и ни к чему хорошему это не привело. Тот парень был моим коллегой и другом. Мы вместе обедали и перебрасывались сообщениями, обсуждая другого коллегу, который стриг ногти на ногах прямо на рабочем месте. Как-то раз, основательно выпив на рождественском корпоративе, этот друг предложил мне куда-нибудь сходить. Парень он был неплохой, но мысль об отношениях вызывала панику. Я объяснила, почему не хожу на свидания, и он обиделся. Сказал, что проблемные отношения ему нафиг не сдались. А через пару недель перевелся в другой филиал и больше не отвечал на мои имейлы.

Рид сидел молча, наблюдая за мной.

Когда я поделилась с Дэни, она сказала, что никаких проблем со мной не видит. Это было в доме ее бабушки. Дэни приготовила мне чашку чая, а затем, рассмотрев чаинки, объявила мистическим голосом, как настоящая гадалка, что со временем все разрешится. Еще чаинки посоветовали навести порядок в холодильнике.

Я поерзала на диване, почти явственно слыша голос мамы, которая рыдала в спальне.

– Я не хочу встречаться. От нее одно зло.

– От кого?

Я кашлянула и снова поерзала.

– Сам знаешь. – Пожала плечами. – От любви.

Он вскинул брови, словно не в силах поверить в то, что услышал.

– Ты хоть один фильм видела? Любовь – это то, что всех в итоге соединяет.

– Это не настоящая жизнь. – Я ковырнула шов на диванной подушке. – Двадцать лет спустя все герои будут несчастны, только этого в кино не покажут.

Если бы жизнь моей мамы была фильмом, зритель увидел бы, как она убита горем после смерти папы, но потом кого-то встречает, влюбляется, идет на прослушивание, получает роль и живет долго и счастливо. На титрах пустили бы фрагменты из фильма с ее участием, а в конце – стоп-кадр с ее ликующим лицом. В сиквеле она бы бросила того парня, снова пережила сердечную драму, но потом встретила бы нового мужчину и снялась в фильме, который станет мировой сенсацией. А в третьей части ее сердце опять было бы разбито, но впереди ее ждала бы новая встреча и премия «Тони». Киношная мама никогда бы не допустила, чтобы мужчина преградил ей путь к мечте.

Но на экране все не по-настоящему. В реальной жизни, если мама с кем-то встречалась, она оставалась с ним, и выходила замуж, и постепенно убеждалась, что ее муж – мудак. А без мужчины чувствовала себя несчастной.

В реальной жизни, пока Сэм рос, я только и делала, что меняла подгузники, готовила еду и читала ему сказки на ночь.

Рид отхлебнул пива.

– Сэм сказал, что в детстве вы часто переезжали.

– Каждые пару лет, а то и чаще, – кивнула я.

Потому что мама кого-то опять встречала и мы перебирались к нему, а год спустя обычно двигались дальше.

Где-то напевал Сэм и подметали полы, а в целом кинотеатр погрузился в тишину. У меня перехватило горло, как будто я подошла к самому краю скалы и посмотрела вниз. Впервые за десять лет знакомства мы разговаривали так долго.

Рид нахмурился и ковырнул этикетку на бутылке.

– Сэм говорит, все началось после смерти вашего отца.

Желудок отозвался спазмом. Сэм! Хватит давать оружие в руки моему заклятому врагу!

– У меня нет желания говорить об этом с тобой.

Он моргнул и выпрямился в кресле.

– Извини. Это слишком личное.

Несколько секунд мы посидели в тишине, а затем я взглянула на его лицо, но не увидела знакомого снисходительного, самодовольного выражения. Он выглядел пристыженным.

И вдруг, повинуясь невольному порыву, я, выдохнув, пустилась в откровения:

– Его не стало, когда мне исполнилось восемь. Они с мамой были очень близки, и у нее не получилось смириться с тем, что папы больше нет.

– Отчего он умер? – тихо спросил он.

– Попал под автобус. Накануне он проводил меня в школу, потом мы вместе смотрели «Субботним вечером в прямом эфире», а на следующий день – упс – его не стало. Закопали.

Я попыталась рассмеяться, потому что это было много лет назад, но вышло горько и невесело.

У него на лбу обозначилась морщинка.

– Это ужасно. Мои соболезнования, Джемма.

Я вся напряглась.

– Не надо меня жалеть. Мне не нужна жалость.

Он покачал головой и хмыкнул.

– Снежная Королева, ты хрумкаешь мужские кости на завтрак, как хлопья. Я не жалею тебя. Мне просто жаль, что жизнь сдала тебе такие карты.

Напряжение в груди немного отпустило.

– Мне тоже. – Подумав, я продолжила рассказ. – Мама всегда мечтала стать театральной актрисой. В детстве я слушала, как она репетирует с отцом, который подавал реплики. Она показывала мне видео постановок, в которых участвовала, когда училась в колледже. Это было до встречи с папой. Он поощрял ее ходить на прослушивания, никогда не смеялся над ней и не говорил, что это глупости. – Я кашлянула. – Когда его не стало, она продолжила ходить на прослушивания по вечерам, но совмещать работу, прослушивания и уход за ребенком было невозможно. Хотя она все равно старалась. Изо всех сил.

Рид молча ждал.

– Потом мама встретила Карла, снова вышла замуж, и появился Сэм. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Карл был против ее увлечения театром. Он считал это глупым и бессмысленным. Стеснялся ее.

Рид нахмурился.

– Поэтому она перестала ходить на прослушивания.

Он наклонился вперед, хмуря брови и внимательно глядя мне в лицо.

– Мама больше не пела дома и во время ужина не произносила монологи для нас с Сэмом. Карл сломал в ней это.

После расставания с ним она неделю не вставала с постели, потому что отчаянно старалась, чтобы все получилось, и считала его второй любовью всей своей жизни. В конце концов она нашла работу, встретила другого мужчину, они поженились, но он жил в другом городе и мы переехали туда. Городок, где имелся небольшой театр, был в трех часах езды.

В офисе повисла тишина.

Я столько всего наговорила. Позабыла, где нахожусь и с кем. И зачем только я ему все это рассказала? Потом поднимет меня на смех.

Я искала в его лице следы привычного сарказма, но Рид посмотрел на меня с прищуром.

– У меня один вопрос.

Я жестом показала: валяй.

– Ты такая целеустремленная. – Он покачал головой. – У меня от тебя, Снежная Королева, просто крыша едет. Таких целеустремленных, как ты, я больше не встречал. Нет такого парня, который бы преградил тебе путь к микрофону. Так о чем ты беспокоишься?

– Однажды это уже случилось, помнишь? Вы с Кэди там были.

Он покачал головой, нахмурившись. Мне стало тошно от воспоминания.

– Я про конкурс стендапа среди студентов колледжа. Парень, с которым я типа встречалась, тоже принимал в нем участие.

Его звали Шейн. Он был ни на кого не похож: забавный, острый на язык, громогласный, популярный и дерзкий. Он беспощадно шутил и резал правду-матку, чем пугал и в то же время восхищал меня. И, в отличие от других парней нашего возраста, которые еще не окончательно повзрослели, был уверен в себе. Я никак не могла им насытиться и хотела большего. Мы встречались без обязательств, но я впервые в жизни чувствовала, что теряю самоконтроль: ждала от него сообщений; надеялась, что он придет на занятия и мы сядем вместе; читала все, о чем он говорил. Я влюбилась в него, но без взаимности.

– Как-то вечером мы вернулись ко мне, и я положила блокнот на прикроватную тумбочку. Мой блокнот с шутками.

Рид пошевелился, челюсть напряглась.

– Когда я вышла из душа, он листал его, но я не придала этому значения. А следующим вечером на шоу он выступал передо мной. – Я сглотнула, руки тряслись при воспоминании о том случае. – Он рассказал все мои шутки.

Увидев, как брови собеседника взлетели, я кивнула и попыталась успокоиться.

– Я вышла на сцену и, блин, застыла. Он выдал весь мой материал. Стою, а в голове пустота.

В моем голосе звучала едкость, которой прежде не было.

Судя по выражению лица, до Хреноборода дошло. Он медленно кивнул.

– Я забыл об этом.

На мгновение я закрыла глаза, вспоминая, как отчаянно колотилось сердце, когда я стояла на сцене, а все выжидающе смотрели на меня. Было ужасно тихо. Казалось, это дурной сон и я вот-вот проснусь. В итоге удалось лишь пробормотать какой-то необкатанный, полусырой материал – это была такая лажа. После я чувствовала себя полным ничтожеством.

– А этот вирус с человеческим лицом победил благодаря придуманным мной шуткам. – Я стиснула кулаки. – Поэтому да, с мужиками лучше держать ухо востро. Мой жизненный опыт показывает, что они обдерут тебя как липку и бросят разгребать оставленное после себя дерьмо.

Хренобород сжал губы, и мы посмотрели друг на друга.

– Я никогда бы не поступил так с Кэди, – сказал он тихо, тщательно подбирая слова.

– Ты поступил еще хуже, – почти шепотом произнесла я. – Потому что ты действовал так медленно, что она не заметила, как это происходит. Годик-другой проволочки тут и там – и все, время было упущено.

Я не получала удовольствия от того, что говорю ему это. Он не считал себя подлецом. Никто не считал себя подлецом. Ни Шейн, ни Карл.

Рид помотал головой. У него на лице читалось отчаяние.

– Я всегда был честен с ней. Она знала, что мы хотим от жизни разного.

Вздохнув, он отхлебнул пива и внутренне сдулся, что ли.

– Я тоже это знал, но ничего не предпринимал в этой связи. – Он посмотрел на меня искательным взглядом. – Мне нравилось жить здесь, понимаешь? Нравилась моя квартира, продуктовый магазин по соседству и горы. Мне нравится это место. – Он потер глаза. – А Кэди хотелось жить на чемоданах в городах, кишащих людьми. Тебе известно, что в нью-йоркских квартирах тараканов пруд пруди? А какой сильный смог в Лос-Анджелесе?

Рид снова принялся ковырять этикетку на бутылке.

– Я не говорю, что ради нее ты должен быть отказаться от собственной жизни. – В моем голосе слышалось раздражение. – Но ты мог бы не удерживать ее.

Он моргнул.

– Я ее не удерживал.

– Нет, удерживал. Ты просил ее остаться.

– Нет, – повторил он. – Я убеждал ее уехать. Я хотел, чтобы она поехала в Нью-Йорк. Я все время уговаривал ее, но она тянула с отъездом.

Повисла пауза. Мысли отчаянно метались. Я всегда считала, что Хренобород был якорем – приковывал Кэди к месту, удерживал в Ванкувере, в то время как она хотела большего. Почему мне так казалось?

Я мысленно прокручивала смутные воспоминания о Кэди и не могла понять, почему во всем стала винить его. Может, она на это намекала или я сама так решила?.. И как теперь быть?

– Что ты имел в виду, когда сказал, что «ничего не предпринимал в этой связи»?

Рид поднял глаза от бутылки.

– Мне следовало все закончить. Кэди тянула с отъездом из-за меня. – Он с трудом сглотнул. – Я сожалею об этом.

Мы уставились друг на друга. В воздухе витало напряжение и что-то еще, трудно определимое.

Мне хотелось его поцеловать. Провести пальцами по щетине, кожей ощутить колючие волоски. Прикусить его нижнюю губу и почувствовать, как он вздрогнет.

Рид подался вперед, вглядываясь в меня.

– Иди сюда.

Сердце забилось в тревоге. Он что, предлагает… типа, сесть к нему на колени? Или рядом? Блин, что происходит?

– Рид… – В дверях возник Сэм, и я резко выдохнула. – Будут еще какие-нибудь поручения или я могу идти?

Братишка попеременно смотрел то на него, то на меня, явно недоумевая.

– Нет.

Мы с Хренобородом одновременно взглянули в глаза друг другу.

– Ладно… – Сэм прошел в офис и легонько дотронулся до моего плеча. – Ну что, пойдем?

Я допила остатки и рванула прямиком в фойе. Сзади слышались шаги Хреноборода. У дверей я кивнула ему, сохраняя нейтральное выражение лица. Кровь стучала в ушах.

– Спасибо за сидр. – Мой голос звучал ровно.

Он тоже кивнул, крепко сжав губы. Что мы за идиоты!

– На здоровье.

– Пока, Рид! – уже из-за двери крикнул Сэм.

– Все равно я тебя ненавижу, – добавила я.

Он снова кивнул – выражение лица смягчилось, и от этого чувство досады только усилилось.

– Ага.

– О чем это вы там разговаривали? – спросил Сэм, когда мы оказались на улице.

– Ни о чем, – соврала я.

Глава 9

Рид

Я сидел в своем кабинете и уже целый час смотрел на небольшой черный блокнот. Утром я разбирал счета и квитанции. Они копились несколько месяцев, и теперь их набралась целая гора – весь стол был завален ими. По ходу дела я подумал о поставщиках, которые могли бы спонсировать комеди-шоу, и начал составлять список. Тут-то мне на глаза попался блокнот.

Она постоянно, каждую свободную секунду, писала в нем – перед выступлениями, глядя в пространство, улыбаясь своим мыслям, и после выступлений, стараясь зафиксировать как можно больше.

Блокнот таил в себе уйму возможностей. Весьма вероятно, там были записаны и шуточки в мой адрес. Ее арсенал оскорблений казался неисчерпаемым. Нарисованная воображением картинка, как она сидит на кровати, уставившись в окно, и придумывает мне обидные прозвища, заставила усмехнуться.

Вздохнув, я поднял с пола Салли, усадил к себе на колени и почесал ей шею. Она это обожала.

По крайней мере, в моих фантазиях Джемма сидела на своей кровати и думала обо мне. После этого ее взгляда вчера вечером я ничего не имел против. Черт побери, взгляд у нее затуманился, когда она посмотрела на мой рот, и я догадался – да, блин, догадался, – что она хочет меня поцеловать. И позже, дроча в душе, представлял, как она прикусывает себе губу, глядя на мой рот.

Телефон, лежавший в заднем кармане, загудел. На экране высветилось «Рори» – так звали мою сестру.

– Привет, Рор.

– Привет. Как дела?

Из динамика доносились звуки детской телепередачи.

– Хорошо. Как поживает Принцесса Пердулька?

Сестра рассмеялась.

– Перестань ее так называть, прошу тебя.

– Ей нравится.

– Она ненавидит это прозвище. И да, она хочет поговорить с тобой по видеосвязи.

– Я спросил ее, какое прозвище ей хочется, и она выбрала «Принцессу Пердульку».

Я вспомнил, как радостно хохотала моя племяшка Грейс всякий раз, когда я называл ее так, и губы сами собой растянулись в широченную улыбку. Она хохотала до упаду, так что крошки изо рта летели во все стороны. Я сильно скучал по этой малышке. Мне ужасно хотелось снова выбраться в Калгари, но после той ссоры в машине по пути в аэропорт отношения у нас с сестрой были несколько напряженными.

– Я предупредил ее, что потом она может пожалеть! Но обратно уже не повернуть, правила есть правила.

– Ей четыре года.

– Она смышленая не по годам. Гены Эллиотов, сама знаешь.

Племяшка точно пошла не в своего папашу.

Рори вздохнула и замялась.

– В чем дело? С Грейс все в порядке? – нахмурился я.

– Да, она в порядке. Все в порядке, – выдохнула сестра. – Мы с Дерриком снова вместе.

Повисла долгая-предолгая пауза. Желудок сжался, и я закатил глаза. Только не это.

– И? – с вызовом в голосе осведомилась она.

– Понятно. – Я вздохнул.

– На этот раз все по-другому. Он понимает, что опять уйти не получится. Грейс уже повзрослела.

Я закрыл глаза и выдохнул. Он не повзрослел. И никогда не повзрослеет, так уж Деррик устроен. Ему надоело холостяковать, или женщины, которых он имел на примете, на этот раз не проявили к нему интереса, или платить алименты стало накладно, – как бы там ни было, он приполз назад к Рори. Сказка продлится минут десять, а затем будни супружеской жизни и отцовства ему наскучат. Забирать Грейс из детского сада и, устроившись с женой на диване, смотреть Netflix не так увлекательно, как драться в баре, сидеть в вытрезвителе и тусоваться с двадцатипятилетними девицами.

Но Рори ничего не желает знать. Ей хочется верить, что Деррик – тот самый парень, в которого она когда-то влюбилась и которого продолжала любить. Преданный, любящий, веселый и идеальный отец. Упоминание о том, что Деррик постоянно смотрит на сторону и не в состоянии удержаться на работе, спровоцирует очередной скандал. Деррик всегда гонялся за острыми ощущениями, а Рори лелеет несбыточные мечты о совместной жизни с ним. Спорить бессмысленно. Ни он, ни она никогда не изменятся. Это шоу я видел уже не раз. Оставалось только одно – ждать.

В дверь театра постучали.

– Кто-то стучит, нужно открыть, – сказал я.

– Не злись.

– Я не злюсь. Поступай как знаешь, а когда все рухнет к чертям собачьим, я соберу обломки. Пока.

Стоило сказать это и нажать отбой, как я сразу почувствовал себя мудаком. Подобные разговоры у нас случались уже не раз, в частности, когда он сбежал от нее сразу после того, как узнал о беременности. И потом, когда она застукала его с соседкой на первом дне рождения племяшки. К Рори и Грейс я бросился бы на помощь по первому зову, но присутствие в их жизни этого засранца меня категорически не устраивало.