Полная версия
Ирина Колин, Светлана Попова, Руна Хант, Наталия Лиске, Илья Балеевских, Мелина Д, Мария Китар, Светлана Скиба, Ксения Таргулян, Елена Сафронова, Виолетта Винокурова, Руа Рэр
Сказки (не) на ночь
Ночевка
Ирина Колин
– Черт, и почему я не послушала Машу. Не надо было проводить этот ритуал. – Аня сидела поджав ноги в погребе, возле закаток с огурцами.
Вчера она с подругой приехала в деревню к бабушке с дедом и, практически не распаковывая вещей, радостно побежала приглашать здешних девчонок на ночевку. Весенние каникулы были короткими, и Аня была рада возможности провести их за городом. К тому же, ей разрешили взять с собой Настю, с которой они дружили с третьего класса. Еще в поезде, который вез их в деревню, подруги решили, что соберут кампанию и попробуют вызвать демона. Казалось бы, безобидное развлечение, которое Аня вычитала в номере подросткового журнала. Кто же знал, чем оно обернется.
Прислушиваясь к звукам наверху, девушка медленно встала на ноги. Поднявшись на пару ступенек, Аня чуть не поскользнулась. Плавно она перевела взгляд на свои босые ноги, которые были слегка видны, благодаря тусклому свету, попадающему сквозь щели в двери. Ступни девушки были покрыты багровыми пятнами, и так как боли она не чувствовала, то осознавала, что это не ее кровь. И от этого становилось еще более тошно. Пытаясь проглотить стоящий в горле ком и унять мелкую дрожь, Аня чувствовала поглощающее чувство вины. Если бы она только не предложила…
Нина и Маша, деревенские девчонки, которые были примерно одного возраста с приезжими, очень обрадовались приглашению в гости. Их родители быстро согласились. Все таки дочкам было уже по 15-16 лет, да и внучку бабы Кати все в округе знали. Так что Аня, получив подтверждение от местных подруг, начала готовиться к вечеру.
– Бабуль, не надо выготавливать! – надеясь, что бабушка не послушает, говорила Аня.
– Ну как не надо, гости же придут. – хлопотала Екатерина Анатольевна, одновременно переворачивая блины и помешивая кашу.
Аня только улыбалась и внутренне предвкушала славный девичник.
– Ну, вроде все готово. – сказала Настя, похлопав по своему рюкзаку, в котором привезла вещи для ритуала, описанного в журнале.
– Класс. Тогда осталось дождаться вечера.
Дрожащими пальцами Аня осторожно приподняла крышку погреба. Несмотря на то, что свет в доме был включен, ощущение безопасности не приходило. Возможно этому мешали кровавые следы на полу, а может, тихие стоны в соседней комнате. Погреб был в пристройке соединенной с домом, которую сделали, чтобы и зимой можно было брать запасы, не выходя на улицу. Аня видела только один выход – бежать из дома. Возвращаться в комнату, после всего увиденного ей не представлялось возможным. Она не надеялась, что кого-то еще можно спасти.
– Баба Кать, все очень вкусно! – похвалила стряпню хозяйки дома Нина.
– Кушайте на здоровье. Может еще добавки? – суетилась Екатерина Анатольевна.
– Бабуль, мы наелись. Мы хотим сами потусоваться. – Аня с намеком посмотрела на дверь.
– Да, да, отдыхайте, не буду мешать. Спокойной ночи. – попрощалась хозяйка и вышла из комнаты.
– Ну что, девчонки, мы с Настей приготовили для вас развлечение. Давайте проведем ритуал по вызову демона. – заговорчески предложила Аня.
– В смысле демона? С рогами который? – недоверчиво спросила Нина.
– Да не знаю. Вот в журнале ритуал описывали, мы с Настей привезли все необходимое.
– А зачем его вызывать? – с сомнением спросила Маша.
– Ну, для развлечения. – Настя уже доставала свечи из рюкзака. – Не всю же ночь смотреть сериал. Давайте проведем ритуал, поймаем этого демона, и когда он выполнит наши желания, тогда и посмотрим комп.
– Так демон должен выполнять желания? Тогда можно и попробовать. – усмехнулась Нина, беря в руки журнал с описанием ритуала.
– Может все таки не надо? – неуверенно сказала Маша. – Я как-то слышала историю, что в соседней деревне умерла одна семья. Так вот ходили слухи, что их демон убил.
– Ой, да ладно тебе. Это же просто развлечение. – постаралась успокоить подругу Аня.
Девушки сидели вокруг свечей и большого зеркала, на котором начертили знаки и взявшись за руки, почти нараспев, тихо повторяли:
– Daemonium voco, desideria tua impleo.
Пять минут они поглядывали на отражение, но ничего не замечали.
– Может надо выключить свет? – спросила Настя.
– Ну давайте попробуем. – ответила Нина и встала, чтобы это сделать. – Где вык…
Взметнувшаяся из зеркала черная тень резко прошла наискосок стоящей девушки. Аня не могла вдохнуть видя, как тело подруги, рассеченное надвое и обнажая внутренности, грузно падает на пол. Пронзительный визг Маши нарушил тишину уже спящей деревни. Черное существо, которое выглядело как движущийся клубок из водной субстанции – метнулся к издававшей звуки девушке и прошел насквозь, оставляя после себя дыру в ее груди. По полу растекалась насыщенная жидкость, напоминающая бордовый крем-глазурь, которым поливают торты.
Дальше Аня помнила все как в замедленной съемке. Слева от нее Настя начала падать, видимо потеряв сознание, дверь резко открылась и за ней стоял дед, который прибежал на шум. Девушка бросилась к нему, и увидела идущую за ним бабушку. Но черная тварь была быстрее. Выбежав за дверь, Аня оглянулась и увидела оседающего на пол деда, с висящим на остатке лица глазом. Далее она нашла в себе силы только для рывка в погреб, затаившись в котором, попыталась осмыслить произошедшее.
Оставляя новые кровавые следы Аня подошла ко входной двери. Она быстро дышала ртом и пыталась сосредоточиться на мысли о том, что ей надо спастись. Всего лишь выбежать, позвать на помощь. Дома соседей совсем рядом, кто-то точно спасет ее. Положив руку на ключ, торчащий в замке, девушка ощутила мурашки на руках. Под ее ногами образовалась бесформенная тень, а в голове прозвучал скрипящий тяжелый голос:
“Благодарю, что выпустила меня. Какое твое желание?”
Аня замерла, боясь сглотнуть, но тварь не шевелилась. Она посмотрела на виднеющееся за демоном тело бабушки, которое больше напоминало мясо после того, как его хорошенько отобьют молотком.
– Я хочу, чтобы всего этого не было. – дрожащим голосом произнесла девушка, ощущая, как по щекам скатываются слёзы.
“Да будет так”. – отзвучал в голове Ани голос, и существо взметнулось вверх, прекращая ее существование.
Родственные души
Наталия Лиске
Бригада труповозки только успела распахнуть двери машины, чтобы вытащить из ритуального уазика тело, упакованное в чёрный полиэтиленовый мешок, но Егор уже почувствовал: с покойником что-то не так. Тревога, зародившись внизу живота, змеёй ползла вдоль позвоночника. Добравшись до горла, ударила в кадык, стараясь выплеснуться наружу громким, полным отчаяния и страха хрипом.
Егор стоял у дверей морга и, затягиваясь сигаретой, рассеянно наблюдал, как санитары перекладывали мешок на каталку. Матовый чёрный край зацепился за металлический штырь и с гулким звуком, будто иглой с размаху проткнули воздушный шар, мешок лопнул. Прореха, растянутым в кривой усмешке ртом, обнажила ногу в пыльных джинсах и руку, безвольно вытянутую вдоль тела. Пальцы, скрюченные предсмертной судорогой, напоминали латинскую V, словно мертвец приветствовал всех из своего полиэтиленового савана. И, глядя на это немое приветствие, Егор почувствовал, как у него тоскливо засосало под ложечкой.
– Чтоб тебя! – санитар – высокий, бритоголовый парень, со злостью пнул каталку, – опять! Вчера утопленника везли, только отъехали, а пакет по шву, всю машину провонял.
Егор сочувственно хмыкнул. Лопнувшие мешки для перевозки трупов – обычное дело. Но неприятное предчувствие уже поселилось в сердце: Егор знал, если с мертвецом сразу что-то пошло не так – жди беды.
Пока напарник бритоголового заполнял бумаги, тот, стрельнув у Егора сигарету, продолжал жаловаться:
– Прыгун, – хмуро кивал он в сторону полиэтиленового мешка, – с девятого этажа вышел.
– Сам?
Егор никак не мог оторвать взгляд от скрюченных пальцев. Санитар пожал плечами:
– Кто ж знает. Пока с асфальта соскребали, менты народ опрашивали. Бабка одна рассказывала, что «прыгун» того, с приветом был. Голоса слышал. А однажды чуть дом не поджог, забрался в подвал, свечку зажег и сидел там, хорошо его дворник заметил и выгнал. Чудик, одним словом.
Егор кивнул, выбросил окурок и, забрав каталку, повез «прыгуна» в морг.
Тело «прыгуна», наспех подготовленное к похоронам, забрали утром и только к вечеру, передавая смену и пересчитывая комплекты одежды, Егор понял, что забыл надеть покойнику тапки.
– Ерунда какая, – бормотал Егор, – тапки забыл надеть.
– Отвези, пока не закопали, – посоветовал сменщик, – нехорошо это – без тапок хоронить.
– Почему?
– Там, – сменщик ткнул пальцем в потолок, – все в обуви ходят. Они ж нам не чужие, мы тут, а они там. Считай соседи.
Егор махнул рукой:
– Куда я повезу? Родня молчит, значит, не заметили.
– Все равно отвези, – настаивал сменщик, – обидится – к тебе придет. Не к родне. К себе заберет. А там тебе не курорт, оттуда не выберешься.
Егор скептически хмыкнул, но сунул шуршащий пакет с белыми тряпочными тапками в карман. Конечно, он не верил ни в проклятья, ни в заговоры. За годы работы санитаром он ни разу не встретил в холодных коридорах муниципального морга призрака. Но спорить ему не хотелось. Верит человек во всякую ерунду и пусть себе верит.
И только когда парень со скрюченными пальцами стал приходить к нему в снах, Егору по-настоящему стало страшно.
Во сне парень с бледным лицом смотрел водянисто – синими глазами и, печально качая головой, тихо просил:
– Тапки мне принеси. Холодно. Все в обуви ходят. Один я босой.
– Отстань, – отвечал ему Егор, – ничего не холодно. Ты умер. К родственникам своим иди. Пусть они тебе тапки приносят.
Парень вздыхал:
– Ты не положил – ты и неси. Ты рядом. Я чувствую. Сосед мой, соседушка. Приходи, а?
– Некогда мне, – бурчал Егор, – отстань. Пусть родственники приходят.
– Родственники, – шептал парень, – это не то. Мне не родственники нужны, а родственная душа. Принеси тапки.
Парень протягивал руку, касался холодными сведёнными в латинскую букву V пальцами шеи Егора. Ударом тока от макушки до пяток Егора пронзала боль. И он просыпался.
Вытерев со лба пот, открывал окно, закуривал сигарету и долго смотрел в тёмные окна многоэтажки напротив, вдыхая пропитанный бензином и акациями июльский воздух мегаполиса.
Так продолжалось каждую ночь. Пытаясь избавиться от назойливого видения, Егор напивался, приводил к себе женщин, засыпал в наушниках под любимую музыку. Ничего не помогало. Под утро парень с водянисто-синими глазами приходил снова.
«Холодно мне, соседушка, – шептал он, – принеси тапки».
И Егор видел, как на бледных щеках «прыгуна» проступают фиолетовые пятна, а ресницы словно инеем затягивает паутиной. Через неделю измученному Егору стало казаться, будто он слышит настойчивое «принеси тапки» в метро, из телевизора во время рекламы и даже в кино. Помучавшись ещё неделю, Егор пришел за советом к сменщику.
– Тут такое дело, – Егор мялся, не зная, как начать разговор, – помнишь, я тапки забыл положить?
– Ну.
– Ты ещё говорил, что покойник потом являться будет.
– Ну.
– Ну, ну, что ну, – разозлился Егор, – вот он и является. Тапки просит. А мне, что делать? Его зарыли давно. Как я тапки отдам?
– Прикопать.
– Что?
– Прикопать, говорю, – сменщик бросил в ведро тряпку, которой протирал железный стол и, похлопав себя по карману рабочего халата, достал пачку сигарет, – пойдём на улицу, расскажу. Первым делом…
***
В десять вечера Егор стоял на остановке, сжимая в руках пакет с тапками, парой свечек, садовой металлической лопаткой и спичечным коробком. Зажечь свечу ему посоветовал сменщик: «Со светом лучше. Покойнику легче тапки найти». Егор не спорил. Свечу так свечу, хоть две. Лишь бы отстал. Автобус довез его до городского кладбища и Егор, подойдя к воротам, огляделся. Он знал, что кладбище уже закрыто, но прикапывать днём Егору не хотелось. Мало ли кто из родственников решит прийти. Им ведь не объяснишь про тапки, подумают, что совсем умом тронулся, или чего похуже. Нет уж, лучше через забор.
Перелезть оказалось несложно. Железные колья скрепляли кованые перемычки, на которые удобно было ставить ноги. И хоть Егор лазил по заборам лет двадцать назад, он легко справился. Бредя по узкой дорожке между блестящих металлических оградок, гранитных плит и усеянных цветами холмиков, Егор то и дело останавливался, сверяясь с планом. Его покойник лежал в глубине кладбища. Прислушиваясь к шороху гравия под ногами, Егор ловил себя на мысли, что хочет услышать знакомое: «принеси тапки», чтобы убедиться: он всё делает правильно. Но в этот раз всё было тихо. Наконец, Егор дошел до нужной могилы и нерешительно остановился.
«Как придешь – поздоровайся, – так наставлял его сменщик, – покажи тапки, потом раскопай в ногах ямку, туда положи. И свечку зажги».
– Здравствуй, сосед, я вот тебе тапки принёс, как ты просил. – Хриплым голосом сказал Егор.
Ему вдруг стало стыдно за то, что, поддавшись порыву, он пришёл ночью на кладбище и теперь разговаривает с мертвецом.
Он оглянулся, желая убедиться, что его никто не видит. Но лишь тёмные стволы деревьев, обрамлённые копной листвы, чугунные ограды, украшенные причудливо выкованными узорами, памятники, укутанные тополиным пухом, были единственными свидетелями странного ритуала. Егор опустился на корточки у края могилы, достал лопатку и начал копать. Земля поддавалась легко, Егор без усилий вырыл нужного размера ямку и положил в неё пакет с тапками. Оставалось поставить свечи. Егор подошел к изголовью памятника и снова опустился на корточки. Прислонив свечи к холодному боку плиты, чиркнул спичкой. Один раз, второй, третий. Пламя гасло, не успевая добраться до фитиля. Егор злился.«Просто оставлю их тут, – думал он, разглядывая перепачканные землей пальцы, – всё равно это полная чушь. Тапки я зарыл, а свечи он вообще не просил. Нужны тебе свечи?»
Егор покосился на памятник. В темноте буквы фамилии и цифры сливались с гранитной плитой и казались размытым тёмным пятном. Наконец ему удалось обмануть ветер и голубой дрожащий огонёк обнял фитиль.
“Теперь доволен, сосед?”
Словно отвечая на его мысли, порыв ветра уронил поставленную на землю свечу. Огонек дрогнул, но не погас. Егор потянулся, чтобы поднять. От долгого сиденья на корточках ноги затекли и, не удержавшись, он, нелепо взмахнув руками, грохнулся на землю. Падая, ухватился рукой за памятник.
«Аккуратней, – слова сменщика стучали в висках, – плиту не трогай. Если не укрепили – упадет, башку проломит».
Гранитная плита, казавшаяся вросшей в землю, покачнулась, и памятник рухнул Егору на голову.
***
Егор лежал, зажмурившись, а кто-то рядом дул на него горячим воздухом и тёр щёку мокрой шершавой губкой. Егор с трудом открыл глаза: около него, скорчившись, сидел кто-то маленький и тяжело дышал, обдавая лицо жаром несвежего дыхания. Заметив, что Егор шевелится, человек отпрянул. И Егор понял, что ошибался.
Собака! Небольшая, рыжая, с вытянутой мордой и острыми ушками. Она радостно виляла хвостом и от возбуждения тихонько повизгивала. Что-то было в ней знакомое, будто он уже видел эту худую, похожую на лисицу псину. Глаза быстро привыкли к темноте, и Егор догадался, что все ещё на кладбище. Голова кружилась, стараясь не делать резких движений, он медленно поднялся с земли и огляделся. Первые лучи июльского солнца робко окрасили небо в грязно-розовый цвет, тополиный пух, вечером белевший сугробами на могилах, теперь потемнел от росы, съёжился и напоминал островки клякс.
«Надо уходить, – думал Егор, отряхивая приставшие к брюкам землю и пух, – родственники на кладбище придут, а я тут».
Егор сунул руку в карман, вытащил мобильный. Стекло телефона покрылось сетью трещин, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть. Егор выругался и побрёл по дорожке к выходу. Собака шла за ним. Он хорошо помнил, где остались ворота, но сколько бы ни шёл, выход не становился ближе. Егор ускорил шаг. Дорожка кладбища не заканчивалась, и вместо того, чтобы прийти к воротам он уходил вглубь. Егор развернулся, но скоро понял, что опять идёт не туда. Он свернул с дорожки, петляя между могилами, но куда бы ни шагал, видел только кресты, оградки и каменные изваяния памятников. Выхода не было.
Липкими каплями пота покрылась спина. Егор остановился. Собака, всё время безмолвно следовавшая за ним, села рядом.
– Куда идти? – спросил он, обращаясь к собаке.
Та в ответ вскочила, завиляла хвостом и ткнулась холодным носом в ладонь. Он машинально погладил её рыжую голову. Рука погрузилась в мягкую шерсть, собака подняла морду и внимательно уставилась на него.
– Куда идти? – повторил Егор. Он надеялся, что собака сейчас укажет дорогу, но она упала на спину и, задрав лапы, подставила ему песочное брюхо. Он наконец рассмотрел своего спутника: рыжая блестящая шерсть, вытянутая лисья морда, Егор не разбирался в породах, но глядя на длинный лохматый хвост, с застрявшем цветком репейника он подумал, что это дворняга. На её тонкой шее болтался старый коричневый ошейник. И снова собака показалась ему знакомой.
Егор потрогал ошейник. На потрескавшейся от времени кожаной полоске он увидел нарисованные синей ручкой неровные буквы. Наклонился, чтобы прочитать, почувствовал кислый запах собачьей шерсти, заметил, что кончики ушей у собаки тёмные, почти чёрные. Егора бросило в жар, ладони вспотели. Теперь он знал, что написано на старом ошейнике, вернее, думал, что знал. И был лишь один способ это проверить.
– Дай лапу, – дрожащим голосом попросил Егор, – Лизка, дай лапу, ты же умеешь.
***
– Дай лапу, ну же. Ты же умеешь, – Егор сидел на корточках возле собаки, пытаясь говорить строгим голосом, как мама или учительница.
Сонька сидела рядом.
– Нужно дать ей что-то вкусное, – сказала Сонька, – тогда она запомнит и в следующий раз даст лапу сразу.
Соньке – его соседке, тоже было одиннадцать лет, как и Егору. Она жила в одном из ближайших домов, в каком именно Егор не знал, потому что Сонька, когда бы Егор не вышел, гуляла на улице. Утром, Егор только садился завтракать, но Сонька в неизменно грязной белой футболке и таких же грязных спортивных штанах уже одиноко бродила во дворе, а вечером, когда Егора уходил – ещё оставалась. Даже в дождь, выглянув в окно, Егор видел, как Сонька ходит по двору и, задрав голову, смотрит на его окна. Егор прятался за шторой, радуясь, что Сонька не знает номер квартиры, где он живёт и точно не придёт в гости.
Из-за её грязной одежды и сколоченных волос Егор стеснялся их дружбы. Кажется, она это понимала и не обижалась, когда проходя мимо с одноклассниками, он сухо кивал ей и отводил взгляд.
Егор злился на Соньку, за то, что она не могла быть такой, как все. Иногда ему становилось её жалко и хотелось пригласить в гости, но он не решался. Если ребята во дворе узнают, что она приходила к нему, то поднимут на смех. Потом ему становилось стыдно за свои мысли, и он шёл играть в компьютер, успокаивая себя тем, что мама все равно не разрешила бы пустить в квартиру Соньку. Маме Егора Сонька не нравилась. Когда мама видела Соньку, то смотрела на неё так же, как на маленького грязного котёнка, которого Егор притащил домой с помойки: с жалостью и отвращением. Котенка потом отмыли, и он остался жить у них, превратившись из тощего с гноящимися глазами Мурзика в пушистого и толстого Кара Мурзу. И Егору всегда хотелось отмыть Соньку чтобы мама увидела её настоящую: добрую, весёлую. Соньку, которая никогда не ныла, не пыталась командовать или хвастать, и всегда поддерживала Егора.
Собаку – маленькую, рыжую, с тёмными, почти чёрными кончиками ушей, они нашли у мусорного бака. Устроили лежанку в заброшенной беседке и каждый день носили еду. Егор выпросил у мамы деньги и купил коричневый ошейник в зоомагазине. Пускать собаку домой мама запретила.
– Нет, – сказала она, – у собаки могут быть блохи. Или лишай. Сейчас тепло, пусть живет на улице.
– А зимой? – с надеждой спросил Егор.
Мама нахмурилась и промолчала.
– Я придумал, как уговорить маму, – рассказывал Егор Соньке,– надо до зимы нашу собаку дрессировать, научить искать вещи, как это делают овчарки. Маме понравится, она вечно что-то теряет.
– А людей, – вдруг спросила Сонька, – людей она тоже сможет находить?
Конечно, Егор сомневался, сможет ли лохматая дворняга искать людей, но Сонька смотрела на него с такой надеждой, что Егор улыбнулся и уверенно сказал:
– Запросто!
Сонька схватила собаку на руки и звонко чмокнула в холодный чёрный нос. А затем, порывшись в кармане, вытащила половинку старой, обсыпанной крошками карамельки. Собака принюхалась, радостно взвизгнула.
– Ей надо придумать имя, – сказала Сонька, – давай назовем её Лизкой? Хочешь быть Лизкой?
Не дожидаясь ответа, Сонька сняла с собаки коричневый ошейник, снова порывшись в кармане достала синюю шариковую ручку и вывела надпись: «Лизка». Затем быстро надела ошейник обратно:
– Всё! Теперь ты наша собака, и у тебя есть имя. А значит, ты должна слушаться. Ну, Лизка, дай лапу!
Собака радостно гавкнула и протянула Соньке рыжую пыльную лапу с чёрными, чуть загнутыми когтями.
***
– Лизка, – сказал Егор, – дай лапу!
Холодным нос ткнулся ему в руку, а затем рыжая лапа с чёрными чуть загнутыми когтями мягко опустилась в протянутую ладонь. Егор сел на землю.
«Этого не может быть, – в оцепенении думал он,– сколько прошло лет? Двадцать?»
Лизка виляла хвостом, лизала ему лицо, он чувствовал запах падали из пасти, но не пытался отодвинуться или отвернуться.
«Собаки столько не живут, – думал он, – или живут?»
Туман, сотканный из отчаяния и беспомощности, обнимал его, пробирался сквозь ткань рубашки, гладил холодной ладонью по спине, проникал под кожу. Егор обхватил голову руками и завыл. Лизка села рядом и тоже завыла. Он обнял собаку, приник к ней, вдыхая запах шерсти, чувствуя себя как в детстве, когда он прижимался к Лизке и ему казалось, что пока она рядом ничего не потеряно и всё можно исправить.
Так, обнимая собаку, он сидел долго, пока та не вырвалась. Егор поднялся, Лизка, выбежав на дорожку, потрусила вперёд, изредка оглядываясь, идёт ли Егор. Скоро она привела его к забору. Длинные железные прутья, стоявшие так близко друг к другу, что сквозь них не пролез бы и пятилетний ребенок уходили в небо и терялись в облаках. Егор медленно брёл вдоль забора, пока не уткнулся в большие кованые ворота, обмотанные толстой цепью. Концы цепи скреплял здоровенный амбарный замок.
За воротами Егор видел дорогу, автобусную остановку и большой рекламный баннер, освещённый одиноким уличным фонарём.
«Свет, – подумал Егор, – мне туда».
Он подёргал замок, присев на корточки, пошарил в траве в надежде найти ключ, собака снова подбежала к нему и ткнулась носом в щёку.
– Лизка, ищи ключ, ищи, – говорил Егор, с надеждой глядя собаке в глаза.
Собака, понюхав землю, начала рыть. Запах прелых листьев ударил в нос.
– Нюхай, – сказал Егор, – ну же, нюхай.
***
– Нюхай! – ну же, нюхай.
Егор держал вырывающуюся Лизку за ошейник, а Сонька совала собаке под нос блестящий металлический ключ, лежавший внутри жёлтой Сонькиной кепки. Наконец, смирившись, Лизка застыла на месте с натянутой на нос кепкой. Фыркнув от смеха, Сонька резко вскочила, нахлобучила Егору кепку и бросилась бежать. Егор остался держать Лизку. Та вырывалась, желая догнать скрывшуюся в зарослях дворовых кустов Соню, которая собиралась спрятать ключ.
– Один, два, три, – считал Егор.
Он должен был досчитать до двадцати и только тогда отпустить Лизку.
– Двенадцать, пятнадцать.
Он нервничал и все время оглядывался. Егор торопился, нарочно пропуская цифры. Больше всего он боялся, что его увидят рядом с Соней. Выдохнув заветное “двадцать” он отпустил ошейник и собака с лаем кинулась вслед за скрывшейся в кустах Сонькой. Через минуту они появились вдвоем: Сонька с исцарапанными ветками руками и прыгающая вокруг нее Лизка.
– Так не интересно, – сказал Егор, – она тебя видит, надо идти в парк. Там места больше. Пойдем?
Егор не сомневался, что Сонька поддержит любую его идею. Но впервые она не согласилась.
– Лучше не ходить, – сказала она, не глядя Егору в глаза, – там нечистые.
Егор засмеялся. «Нечистые», какое глупое слово. Сонька говорила, как старуха, что бродит у магазина, собирает пивные банки и бутылки и вечно бормочет: «нечистые, нечистые».
