Проклятие Велеса

– Не признал, боярин Пётр Владимирович? Как видишь, обобрали ливонцы чуть не до исподнего! Свое ливонское нацепили на нас, чтоб народ пугать.

Брови Чипкова сошлись к переносице, глянул на Марию он с некоторым изумлением. Она почувствовала, что влезла поперек батьки в пекло. Видно, ей сейчас стоило помолчать, пока не перекинутся своими приветствиями бояре и сами не заговорят с боярыней. Но дело сделано, слова вылетели – не вернешь. Мария чуть отступила за спину мужа. Боярин Пётр Владимирович качнулся вперед и наконец выпустил из горла:

– Как добрался, боярин Алексей Борисович? – Голос был басовитый, слова говорил тяжеловесно, как будто на вес каждое слово взвешивал.

Алексею в этот момент ударило в голову, что он не знал, как надо или как должен разговаривать с Чипковым. Пришлось положиться на интуицию, хотя она в данную минуту мало чем могла помочь. И тем не менее другого ничего не было. Всякое несоответствие придется списывать на долгий ливонский полон. В ответ Алексей тоже нахмурился и постарался придать своему голосу надлежащий вес. Как-никак, тут он тоже боярин, а стало быть, чувствовать себя должен на одной ноге с боярином Чипковым:

– Не спрашивай, боярин Пётр Владимирович, много нынче ватажников по лесам развелось. Не отправил бы ты Косого встречать меня, то, может, и не добрался бы.

Неожиданно для Алексея боярин Чипков улыбнулся и распахнул руки:

– Ну, коль все складно получилось, проходи, боярин Касмаев. И давай-ка посмотрим, не уменьшился ль ты в плечах, не потерял ли силушку после долгих твоих мытарств. И ты, боярыня Марья Филипповна, поднимайся на крыльцо, не стой там сирой. А ведь тут чего только не пришлось наслушаться о тебе, боярин. Слух прошел, что нет тебя больше в живых, что бежать ты намерился из полона, но настигли тебя и убили в схватке жестокой.

Ступив на крыльцо, Алексей стал неторопливо, с видимым достоинством подниматься по ступеням:

– Как видишь, боярин, живой я.

За ним медленно поднималась Мария. Боярин Пётр Владимирович развернулся боком к двери:

– Что живой – вижу. Ты нам здесь живой нужен. Проходи в палаты, там и поговорим. Много есть о чем поговорить у нас. Но сначала помоют вас да приоденут в человеческий вид, а то ливонцы не дюже расстарались для вас. Жадный народишка, падкий на чужое. Даже вашу ношеную одежонку, и ту прибрали к рукам. А ты, боярин, я смотрю, не измельчал, нет, как был крепок в плечах, так остался. Какую одежку на тебя ни примерь, силушка все та же! Хотя живот-то спал, заметно спал. Не кормили ливонцы, голодом морили, поди. Скупые людишки. Да и ты, боярыня, прежде посправней была, а ныне чуть осунулась, весом полегчала, но краса, все та же краса. – Показал на дверь. – Проходите.

Слегка пригнувшись, они прошли в двери, за которыми внутри было много места, а по углам висели образа. Тут их встретила боярыня Чипкова Анастасия Михайловна с дворовой челядью из холопов. Алексея подхватили мужчины, повели с собой. Марию взяла под руку Анастасия Михайловна и в окружении молодиц увела в другую дверь. Помыли, переодели. Выйдя после этого посвежевшими и приодетыми в боярские наряды, они были препровождены в трапезную, где обнаружили большой стол, накрытый разными яствами. Многие были в новинку, и Алексей с Марией изредка переглядывались, взорами спрашивая, что это. Впрочем, удивляться не успевали, ибо холопы, суетившиеся вокруг, мгновенно улавливали их движения и меняли перед ними блюда. После застолья боярин Чипков увел Алексея в другие покои. Уединился с ним. Мария осталась с Анастасией Михайловной в окружении молодиц. От нее полились расспросы про ливонский полон, и Марии пришлось на ходу выкручиваться, придумывая ответы. Пётр Владимирович в других покоях усадил Алексея на короткую, застланную мехом скамью у окна, сам сел напротив, слова потекли тяжеловесно и густо:

– А теперь поговорим о наших делах, боярин Алексей Борисович. Целый год тебя здесь не было, многое за это время поменялось. И я, как видишь, уже не на том месте, где был ранее. Доверие оказал Великий князь Иоанн Васильевич, приблизил ближе некуда.

– Поздравляю, – вставил Алексей, стараясь говорить так же весомо, хотя совершенно не представлял, стоит ли поздравлять с этим, ведь хорошо известно из истории, как подчас опасно находиться рядом с властителем. Зависеть от его настроения, зная, что предпочтения властителя могут вмиг поменяться. Утренний приближенный может вечером оказаться в опале. Предусмотреть все сложно, а предсказать тем более невозможно.

Боярин Чипков поморщился:

– Погоди поздравлять. Сначала послушай. Год назад, когда твои служилые холопы принесли весть, что тебя с боярыней захватили в полон ливонцы. Вдогон немедля были отправлена погоня. Но ливонцам нечистый помог – унес так, что их следов не оставил. Помотались наши конные по дорогам и вернулись ни с чем. Тогда же боярин Никита Романович отправил лазутчиков, чтобы разнюхали, куда ливонцы увезли тебя.

Новое имя Никита Романович ни о чем не сказало Алексею. Видимо, это был какой-то влиятельный боярин, но тогда и те бояре, за которых принимают его с женой, тоже не были просто шишками на ровном месте. С чего бы вдруг столько хлопот началось по их поиску? Вместе с этой мыслью в голову пришло, что оказались они сейчас с Марией словно на раскаленной сковороде. А вдруг возникнет настоящий боярин Касмаев со своей боярыней Марьей Филипповной? Что в этом случае произойдет с ним и Марией? Страшно представить. Алексея это сильно напрягло. Но он сжал зубы и продолжал слушать. Басовитый голос боярина Петра Владимировича продолжал тяжеловесно выкатывать:

– Прошло время, и от лазутчика получили весточку о том, где ты находишься. А тут еще проявил к тебе интерес Григорий Лукьянович. Государевы люди стали рыскать близ ливонских пределов. А потом принесли весть, что тебя у ливонцев отбили, но на обратном пути в схватке с ливонцами все полегли. Уцелел один раненый служилый, от которого стало известно, как и что произошло.

Прозвучало еще одно новое имя. Впрочем, не совсем новое, ибо это имя Алексей слышал уже от гонца. Но кто такой Григорий Лукьянович, и тогда, и сейчас ответа не было. Боярин Чипков тоже не раскрыл, уверенный, наверно, что Алексей понял, о ком идет речь. И опять речь, видимо, шла о влиятельной особе. Алексей не переспрашивал, надеясь, что боярин Чипков в последующем сам назовет, кто эти люди. А боярин говорил дальше:

– После этого Великий князь Иоанн Васильевич забрал твои вотчины в государеву казну, посадил везде государевых людей. Так что теперь, боярин Алексей Борисович, у тебя ничего не осталось.

– Но я жив, – заметил Алексей, успокоенный мыслью, что настоящий боярин Касмаев не возникнет со своей боярыней Марьей. С другой стороны, он сообразил, что завис здесь сейчас в воздухе. Вроде бы боярин, но уже без вотчин, холопов и смердов. Стало быть, не только нищий, но даже не боярин. Объявленный трупом не может быть боярином.

– Ты жив, боярин Касмаев, – подтвердил боярин Чипков. – Но кому об этом известно? Тебе да мне.

– И как теперь быть?

– О том и речь.

Неожиданно для себя Алексей обнаружил, что он заволновался, будто это коснулось его судьбы лично. Впрочем, видимо, так оно и было. Ведь здесь его роль определилась изначально, никакой другой роли нет. Хорошо, хоть такая роль появилась, а то вообще непонятно, как бы он с Марией материализовался. Но говорить о материализации в сложившихся обстоятельствах так же бессмысленно, как было бы бессмысленно, появись они никем и ниоткуда.

– Никак не думал, что так случится, – озадачился он.

– А вот зря, боярин, думать теперь в Русском царстве надо обо всем, – помрачнел боярин Чипков. – Все теперь в Великой Московии ненадежно. Под каждым из нас ненадежно. – Он сделал длинную паузу. – После того, как тебя, боярин, объявили убитым, все поверили в это. Кроме меня и боярина Юрьева Никиты Романовича. Ну не мог я поверить, потому что давно знаю тебя. Ты живуч и настырен, тебя легко не сломаешь.

«Так вот, оказывается, каким я должен быть!» – отложил в голове Алексей. Однако хоть и прозвучала фамилия боярина Юрьева, пока это не принесло новых открытий. Он продолжал молчком слушать. Боярин Пётр Владимирович выкатывал слова, точно толкал в гору тяжелую бочку:

– Не в твоих правилах сломя голову кинуться в побег, чтобы потом попасть под стрелу врага. Ты сначала все обдумаешь и после будешь весьма осторожен. Боярин Юрьев решил, что недостаточно полагаться на слова одного раненого служилого воина, тот соврет – не почешется, следует другую сторону услышать. Он упросил князя Старицкого Владимира Андреевича, чтобы отправил грамоту королю польскому Сигизмунду о содействии в твоем освобождении из ливонского полона. С королем Сигизмундом у князя Старицкого давнишние прочные связи. А у короля Сигизмунда есть влияние на ливонцев.

Алексей слушал и не верил ушам своим. Что же это за боярин Алексей Борисович Касмаев, к роли которого вынужден теперь пристраиваться он, коль за его спасение поднимают на ноги королей? Не только про боярина Юрьева Никиту Романовича, Григория Лукьяновича и князя Старицкого Владимира Андреевича он понятия не имеет, но совсем ничего не знает о боярине, за которого принимают его самого. Да уж действительно, в Русском царстве ухо надо держать востро. Но зачем ради боярина Касмаева столько стараний нагромоздили? Боярин Чипков этого не сказал, он упорно вкладывал в голову Алексею всю историю с освобождением боярина Касмаева, словно тыкал носом: дескать, видишь, сколько сил было положено на твое вызволение, цени это, цени!

– Надежда была, что король Сигизмунд непременно пришлет грамоту с положительным ответом о твоем здравии, боярин. Но по прошествии времени князь Старицкий получил вести безрадостные. Ливонцы сообщили, что ты и боярыня твоя убиты при бегстве из полона. Боярин Никита Романович был расстроен вестью и остыл к твоим поискам. Однако вскоре после этого служилые холопы в вотчине твоего тестя словили ливонского лазутчика, который говорил, что ты, боярин, и твоя боярыня живы, и затребовал за вас выкуп. Ему не поверили и заперли в чулане, послав весть о нем Григорию Лукьяновичу. Однако лазутчик изловчился и бежал. Его пустились искать. Несколько дней и ночей он путал следы. Ушел далеко. Потом был ранен в ногу, но сумел схорониться в лесу. А там на него наткнулся Косой. Из его бреда понял, что речь идет о тебе. Другой бы вышиб ему мозги и бросил. Но Косой не стал добивать, притащил к этому двору, ближе всех оказался. Тут мои холопы нашли его. Когда я услышал от ливонского лазутчика, зачем он здесь, я сообразил, что ливонцы обманули короля Сигизмунда, потому что захотели получить богатый выкуп за тебя, какого от короля никак не получили бы. Я утаил от всех, что держу лазутчика у себя под запором, хотя государевы люди искали его повсюду и являлись сюда с вопросами. Но я держал его как заклад за твое житие. За вранье – смерть животу его.

– И где же этот лазутчик, боярин Пётр Владимирович? – не утерпел Алексей, вопрос вырвался из его рта сам собой.

– Неужто ты, боярин, думаешь, что я отпустил его? – вскинул удивленно голову боярин Чипков. – Он еще едва подниматься начал. Держу под запором до той поры, пока не увижу тебя. Теперь вот можно и взашей прогнать. Беды от него вряд ли какой можно ждать, а пользу уже всю возымел.

У Алексея снова защемило сердце от мысли, что настоящий боярин Касмаев жив и в любой момент может появиться. Если не здесь, то в своей вотчине. Ведь ему еще неизвестно, что все его имущество отписано в государеву казну. И как только настоящий боярин объявится, так у него с Марией все рухнет. Надо увидеть ливонца и попытаться узнать у того подробности о полоне боярина Касмаева. Алексей взволновался:

– Я хотел бы, боярин, взглянуть на лазутчика. Может, в полоне видел его. И, может, не такой уж он безобидный, и тебе есть еще о чем потолковать с ним.

Визави на минуту замер, направляя свои мысли в это русло, сделал отмашку:

– Дело говоришь, Алексей Борисович. Посмотри. Вдруг и правда новый толк будет. Но это потом, а сейчас дослушай, что говорю. Лазутчик сообщил мне, что за выкуп привезут тебя на обмен, куда он укажет в своей грамоте, доставленной в Ливонию. Я принудил его писать такую грамоту, если жаль живота своего. И отправил с нею моего холопа, куда указал лазутчик. В ней было указано место обмена выкупа на тебя и боярыню. Тайно отправил туда много своих служилых холопов. Никакого выкупа отдавать ливонцам я не собирался, мыслил отбить тебя и привезти сюда. Но на месте обмена никого не дождались. Хотя ливонцы прислали весть, что они выехали, как уговорились. Скоро выяснилось, что название места ливонцы поняли по-своему и отправили тебя с боярыней по другой дороге в другом направлении. Пришлось выслать служилых в новое место. И там обнаружили много трупов ливонцев, но тебя с боярыней не было. Тогда я и решил, что тебе удалось спастись и ты окольными путями добираешься домой. Вот тут и пришла мне мысль отправить навстречу на твои поиски Косого. Подумал, что он не стал губить ливонского лазутчика, потому что хотел, чтобы узнали, что ты жив. Все-таки был твоим холопом – стало быть, не имел зла на тебя, хоть и сбежал, и стал ватажником. Да и слух был, что за полную мошну выполняет поручения тех, кто хорошо платит. Я поручил отыскать его и сговориться с ним. Дал коней. После чего стал ждать результата. Ждал недолго. Косой оказался расторопным. Быстро отыскал тебя. Точно нюхом чуял, где найдет. Все, слава богу, уладилось. Ты живой, как я и думал. Дальше тебе все известно лучше меня.

– Я благодарен тебе, боярин, что ты не остановил мои поиски, которые заставили тебя приложить столько сил. – Алексей чуть привстал со скамьи и наклонил голову в знак благодарности. – Я обязан тебе. И даже не знаю теперь, чем могу отблагодарить, ведь лишен всего Великим князем. – Он сел, пытаясь угадать, как бы в этих обстоятельствах повел себя настоящий боярин Касмаев. Интуиция подсказывала логику поведения, но ведь не каждый человек поступает в соответствии с логикой и не всякий прислушивается к своей интуиции. Как сейчас интуиция настоящего Алексея Борисовича направляла бы того и какой логикой руководствовался бы он, неизвестно. Остается помнить характеристику, данную боярином Петром Владимировичем боярину Касмаеву: осторожен, не действует сломя голову, сперва думает. А на душе у Алексея становилось все мрачнее. Кажется, его самые плохие опасения начинали оправдываться. Трупа боярина Касмаева не нашли – получается, он все-таки жив. И возможно, весть о его появлении где-нибудь разнесется в любой момент.

– Можешь, можешь, боярин! – увесисто выкатил слова боярин Чипков и посмотрел на окно и на дверь, точно хотел убедиться, что никто больше не слышит их беседу. – О том и будет важный разговор.

Алексей выпрямил спину, подумав, что даже ограбленный боярин все равно будет стараться не терять достоинство:

– Тогда скажи: чем?

Подавшись немного вперед, приблизив лицо к Алексею, боярин Пётр Владимирович приглушил голос:

– Пока тебя не было, боярин, тут много чего произошло. Земские бояре хотят вернуть свои прошлые привилегии, хотят жить, как им нравится, а не как укажет Великий князь. В земской Боярской думе случился тайный сговор. Многие знатные бояре вместе с митрополитом Филиппом и епископами не хотят больше Великим князем Иоанна Васильевича, на его место прочат князя Старицкого Владимира Андреевича. Скрепили своими именами такую грамоту. Заручились поддержкой польского короля Сигизмунда. Вскоре Великий князь собирается идти в поход на Ливонию – вот тогда решено удалить его от престола Русского царства. Пока он будет в походе, мы здесь возгласим новым Великим князем Владимира Андреевича, соберем свое войско из служилых холопов и дождемся войска короля Сигизмунда. Иоанна Васильевича к тому времени лишат живота, а нет – так схватим его и отдадим в руки польскому королю. Казенные земли поделим меж собой. Такой уговор имеется с королем Сигизмундом. После того, как Великий князь твои вотчины забрал в государеву казну, у тебя другой дороги нет, как присоединиться к великому боярскому сговору. Тебе вернутся вотчины, да еще с прибавкой. Бояре на тебя полагаются, что ты сумеешь управлять войском служилых холопов. Тебе не давал продвинуться Великий князь Иоанн Васильевич, все время держал на третьих местах, хотя всегда принимал твои советы. Что скажешь на это, боярин Касмаев? – Чипков смотрел внимательно и требовательно.

Алексей почувствовал себя в тупике. Он не знал, что ответить. Опять мысль вернулась к настоящему боярину Алексею Борисовичу. Как бы ответил тот? Но тут же он разозлился на себя, что старается делать все с оглядкой на Касмаева, которого в глаза не видел. В конце концов, вопрос задан ему, и отвечать должен он. Заботиться сейчас надо о себе и о Марии. Это главное. Неизвестно, придется ли им с женой вернуться в свою прошлую жизнь и когда. Если возвращение затянется, а может, совсем не состоится, тогда сейчас надо смотреть далеко вперед и не предпринимать опрометчивых шагов, чтобы не очутиться в числе неудачников. Ибо что касается расклада, тот совсем непонятен. Если верх одержат заговорщики, тогда расправляться станут над сподвижниками Великого князя, если Великий князь одержит верх, тогда расправа ждет заговорщиков. Задача – не очутиться в числе проигравших. Печально, что раньше легковесно относился к истории. Не учил толком, не запоминал. Сейчас бы это пригодилось – не метался б в выборе стороны. Меж тем время царствования Иоанна Васильевича было для него темным пятном. Быть может, Мария что-то помнила, но в данную минуту у нее не спросишь, а отвечать надо сейчас. Он озабоченно посмотрел в маленькое окно, за ним – синее ясное небо. Вспомнилось, что в парке перед спуском в овраг тоже смотрел в небо и оно также было чистым, без единого облачка. Вздохнул, услышав вопрос боярина Чипкова:

– Что тут думать, ей-богу, Алексей Борисович? Какой у тебя еще выход? Заявиться к Григорию Лукьяновичу и объявиться живым? Так он с тебя последнюю шкуру снимет и даже не донесет о тебе Великому князю. – Пётр Владимирович завозился на скамье, сминая под собой звериный мех. – Григория Лукьяновича щадить не станем. Отсечем голову в тот же миг, как окажется в наших руках.

Алексей посмотрел в его крупные зрачки, над которыми нависали тяжелые веки, и осторожно озвучил свое беспокойство:

– Не опасаешься, боярин, что холопы донесут на тебя Великому князю? Все же здесь государев двор. Государь может явиться в любой момент.

Боярин Чипков подался назад:

– Не опасаюсь, боярин Алексей Борисович! – Перекрестился. – Потому что кроме тебя, здесь ни единые уши таких разговоров не слышали. А еще потому, что Великий князь сейчас располагается в Александровой слободе, делает последние приготовления к походу на Ливонию и рассылает приказные грамоты во все концы. Одну такую отправил из слободы в вотчину Григорию Лукьяновичу. Распорядился, за кем вести догляд в Москве, пока он будет в походе. У Косого было второе поручение: пресечь путь гонцу и доставить сюда грамоту. Но Косому не повезло: не успел. Видать, гонец оказался расторопней. Как видишь, Великому князю теперь не до нас. У него ныне забот полон рот, столько, что не приведи господи. А мы здесь тихонько за его спиной тайком готовим свое боярское дело. – Снова перекрестился.

С сомнением Алексей покачал головой:

– Знаешь, боярин, тайну можно сохранить, когда ею владеет кто-то один, а когда о ней знают двое, тогда тайны уже нет. А тут тем более знают многие.

– Осторожен ты, боярин Касмаев! – усмешливо заметил визави.

– Так ведь будешь осторожен, боярин Чипков, – Алексей развел руками, – когда кроме головы, уже терять нечего. Всего лишился, только голова на плечах и осталась.

Поднявшись со скамьи, Пётр Владимирович прошелся по покоям:

– Если б я не знал тебя, Алексей Борисович, то подумал бы, что ты проявляешь слабость. Но мне известно, что ты не из робких, что сначала все кладешь на весы. Могу уверить, что станешь с нами заодно. Тем не менее дам подумать тебе до вечера, потому что время не терпит и дел уже накопилось много. Великий князь готовится к походу, а мы должны готовиться к его кончине. А пока мой холоп отведет тебя, боярин, к ливонскому лазутчику. Ты просил увидеть его. Вот и посмотри.

Холоп – щуплый, остроносый с клиновидной бородой, в несвежем зипуне – отодвинул запор на широкой низкой двери, распахнул ее и отошел на шаг. Изнутри пахнуло затхлой сыростью. Алексей наклонился, заглянул в темное земляное с насыпным верхом тесное помещение, вернее сказать яму, только с боковой дощатой дверью. Лазутчик там сидел на земле, прислонившись боком к сырой земляной стенке. Кутался в зипун, его рукавом прикрывал глаза от яркого света, упавшего сквозь дверной проем. Алексей подал голос:

– Выходи!

Тот не шевельнулся. Алексей повернулся к холопу:

– Не понимает по-нашему?

Встрепенувшись, холоп торопливо поклонился, пригнулся, глянул внутрь:

– Понимает, боярин. Он и есть из наших. Здесь был боярином, а к ливонцам в услужение подался. Креста на нем нет, боярин. Как туда убегут, так веру нашу меняют! – крикнул лазутчику: – Кому сказано, выходи, червь ливонский! А то огрею вдоль спины!

Лишь после этого лазутчик качнулся из стороны в сторону, оторвал рукав от лица, поднял голову, исподлобья посмотрел вверх. От него в разные норы побежали крысы. Холоп снова прикрикнул:

– Выходи! Боярин с тобой говорить будет! Быстро раскачивайся, пока я не озлился и не взял дубину в руки!

Медленно лазутчик поднялся на ноги и, держась за стену, тяжело передвигаясь, потащился к дверному проему. Холоп пояснил Алексею:

– Раненый он. Еле ногу таскает. Травами его отхаживает бабка Евдоха. Говорит, что скоро он целиком станет на обе ноги и поскачет.

Опустив глаза книзу, лазутчик медленно выбирался наружу. Невысокий, широкий в плечах, русоволосый, с такой же русой жидковатой бородой и усами. Алексей отступил от двери, и раненый не видел его. Впрочем, он и не смотрел, кто его дожидается. Он испытывал боль в ноге, морщился, мучился, клял в душе всех, кто заставил его подняться на ноги. Хотя сидеть в сырой яме с крысами было еще ужаснее. Одно было хорошо: что к ране каждый день прикладывали примочки и он уже не впадал в беспамятство и наполнялся надеждой, что недолго осталось до того момента, когда забудет о ранении. Сейчас уже не злился на ватажника, который приволок его к этому двору. Скорее благодарил бога, что так случилось. Если бы этого не произошло, неизвестно, что было б с ним. Может, уже и не жил бы. Выйдя из ямы на свет, зажмурился. Обдало теплом. Сырость ямы пронизала насквозь, потому тепло солнца показалось райским теплом. Холоп отошел в сторонку, оставив лазутчика наедине с Алексеем. Тот нетерпеливо повысил голос:

– Ну, оклемался? Готов говорить?

Не поднимая головы, лазутчик приоткрыл глаза, увидел боярские расшитые сапоги. Вяло повел глазами. Перед взглядом поплыл боярский кафтан от низа до верха. Потом взор перешел на лицо Алексея и вдруг резко остановился. Лазутчик вздрогнул. Его лик вытянулся, и на нем появился ужас. Он, забыв о боли в ноге, попятился, вялость мгновенно исчезла. Яростно стал креститься, с трепетом повторяя:

– Свят, свят, свят! – Шарахнулся от Алексея дальше, продолжая испуганно накладывать крест на себя. – Изыди, изыди! – Страх не проходил, руки тряслись, губы дрожали. – Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Алексей попытался остановить его:

– Ну хватит молиться! Говори, в чем дело!

Тем не менее лазутчик беспрестанно бубнил, крестясь:

– Нечистый, нечистый. Господи, помилуй!

И тут только в голову Алексею пришло, что лазутчик не валяет дурака. Ведь все это происходит в другом времени. И надо не злиться, а понять причину такого страха у лазутчика. Тот испугался, увидев его. Называет нечистым. Стало быть, увидел в нем ожившего мертвеца. Значит, видел боярина Касмаева мертвым. Иначе расшифровать такое поведение лазутчика невозможно. На душе у Алексея отлегло. Получается, что боярина Касмаева нет в живых, а посему опасаться его появления не стоит. Но это только его догадка, а истину услышать можно лишь от лазутчика. И Алексей задумал обыграть возникшие обстоятельства так, чтобы лазутчик ничего не заподозрил и выложил начистоту всю правду, которую знает. Риск, конечно, был. Вдруг его догадка ошибочна, и тогда лазутчик плотно закроет рот. Но другие варианты не приходили в голову. И Алексей решился:

– Ты испугался, потому что был уверен, что я мертв? Не правда ли? Успокойся. Я живой. Ты ошибаешься. Можешь прикоснуться ко мне.

Губы лазутчика продолжали вздрагивать, но голос начал терять нотки ужаса:

– Как же, боярин, я видел тебя и боярыню в крови порубанными саблями!

«Неожиданный поворот», – мелькнуло в мозгах у Алексея, надо было как-то выкручиваться. И, чтобы успеть вытащить из извилин мозга подходящий ответ, спросил:

– Когда?

Голос лазутчика прозвучал увереннее: